Воспоминания Быстровой Людмилы Модестовны о Марии Ильиничне Ульяновой.
Владимир Ленин с сестрой Марией Ульяновой в Горках. 1922 год. © РИА «Новости». отсуда
Вся прекрасная жизнь Марии Ильиничны была отдана делу освобождения рабочего класса - делу Ленина и Сталина. С самых ранних лет она стала одним из ближайших помощников своего великого брата. До последнего момента она не покидала своего поста. Она сгорела на работе и умерла так, как умирают бойцы в бою на своем посту.
Величайшая преданность партии, безграничная любовь к трудящимся, чуткое отношение к каждому самому маленькому человеку, скромность, строгость к себе и нежная заботливость по отношению к товарищам - всё это были качества, которые Марии Ильиничне не нужно было воспитывать в себе, так они были ей свойственны с первых шагов её сознательной жизни.
Трудно примириться с мыслью, что Марии Ильиничны больше нет. Что никогда больше не посмотрит она своими милыми, ласковыми, так похожими на Владимира Ильича глазами, не засмеется своим задушевным смехом. Она умерла так внезапно, что мысль о её смерти как-то не укладывается в сознании. Ещё и ещё раз с горечью приходится сказать, что мы не научились ещё беречь лучших борцов - один за другим они сгорают у нас на работе, когда по возрасту могли бы жить и работать ещё долго.
Я встретила Марию Ильиничну в первый раз в Вологодской ссылке, не помню точно в каком году /1911 или 1912/. Это были года, когда до Вологды ещё не докатилась волна нового подъема.
В местной городской парт. организации преобладали ликвидаторы, давно похоронившие подполье, но претендовавшие на основе исторических преданий 1905-1906 гг, когда парт. комитет был в их руках, на руководящую роль в организации. В сущности, городской организации уже давно не было. Партийная жизнь сосредоточилась в группе большевиков рабочих железнодорожных мастерских. К ним потянулось всё живое - 2-3 приказчика большевика, кое-кто из типографских рабочих и несколько человек ссыльных. Через эту группу я и познакомилась в первый раз с Марией Ильиничной.
Однажды Василий Иванович Мохов, рабочий мастерских, хороший крепкий большевик /трагически погиб в 1921 г. /, сказал мне, что Мария Ильинична Ульянова, приехавшая в Вологду, хочет со мной познакомиться. Конечно, я очень обрадовалась - связь с центром у нас была слабая, и отсутствие постоянной информации и директив очень сильно чувствовалось в повседневной работе.
О том, что Мария Ильинична, о которой я знала, как о работнике центра, сестра великого вождя партии Ленина, я узнала много спустя.
Итак, я и В.И. Мохов отправились к Марии Ильиничне. Встретились в какой-то очень скромно обставленной комнате. Мария Ильинична поила нас чаем. С первой же встречи она произвела на меня обаятельное впечатление. Я была тогда несколько застенчива, не сразу сближалась с новыми людьми. С ней я сразу почувствовала себя так просто, как будто мы были уже давнишними друзьями. Поражала ее простота и скромность, милый задушевный смех, лучистые ласковые глаза. Говорили, конечно, о том, что всех нас интересовала тогда больше всего - о настроении рабочих, о задачах партийной работы, о наших перспективах, планах, успехах и неудачах. Неудач было больше, чем успехов. Времена были исключительно трудные, провал следовал за провалом. Мария Ильинична не давала нам никаких советов, ни в чем нас не поучала, а выслушивала все с величайшим интересом, а в ответ и сама рассказывала случаи из жизни других организаций - у нее был громаднейший опыт. Была дружеская беседа, а в итоге многое, что мне было еще не совсем ясно в практике применения в Вологодских условиях ленинской тактики использования легальных возможностей, после этой беседы стало совершенно ясно, и желание борьбы увеличилось вдвое.
Эти встречи с Марией Ильиничной были праздником в наших тогдашних суровых буднях подпольной работы. Мария Ильинична много сделала, чтобы наладить партийную работу среди железнодорожных рабочих Вологды, для использования легальных возможностей в Вологде, для организации Общества «Просвещения», установления тесной связи с «Правдой» и т.д.
Вскоре я уехала в Петербург. К сожалению, в кратких биографических данных, помещенных в газетах в день смерти Марии Ильиничны, период с 1912 по 1914 гг. не освещен совершенно. Где мы с ней встречались в этот период - в Вологде ли /в мае 1912 г., когда я уезжала в Петербург, ее там, помнится, не было/ во время моих приездов в Вологду для партийной работы, так как связь с вологодскими железнодорожниками у меня не прерывалась до 1917 г., или в Петербурге я не помню. Но встречи, хотя и редкие, были.
Помнится, именно она познакомила меня с Конкордией Николаевной Самойловой. Уже в 1917-18 гг. во время совместной работы с ней в редакции «Правда» она неоднократно вспоминала напряженную и радостную работу в «Правде» эпохи подъема, особенно тот момент, когда из машины выходил первый, еще пахнувший краской, и липкий новый № газеты, которого вся редакция ждала с радостным волнением. Она вспоминала и деловую толчею в редакции в эти годы, толпы рабкоров, осаждавших редакцию, ожидавших с нетерпением выхода номера из машины, рабочих-посыльных от заводов, от группы правдистов. И в 1917-18 гг. момент выхода номера был для редакции торжественным моментом. Этот момент нередко и вызывал у нас воспоминания о 1912-14 гг. Она любила работу в газете и отдавалась ей целиком.
Поработать с ней в редакции «Правда» уже в конце 1917 г. и начале 1918 г. /до отъезда редакции в Москву/. Тяжелая болезнь заставила меня выбрать не требовавшую передвижения работу. Когда Мария Ильинична узнала, что я не прочь уйти из Петросовета, она пригласила меня к себе в редакцию. На мои доводы, что ведь я же никогда до этого не занималась газетной работой и весь мой литературный опыт 2-3 прокламации, написанные в подполье, она убедила меня, что при желании я могу научиться.
Она поручила мне сначала правку рабочих корреспонденций, а потом отдел рабочей жизни. В каждом нашем тогдашнем «отделе» было не больше одного человека, на котором лежало по несколько «отделов», так как во всем секретариате редакции было всего 3 или 4 человека в маленькой узенькой комнате.
Мария Ильинична на первых шагах очень деликатно учила меня как подготавливать материал для газеты. На работу она приходила с раннего утра, а уходила не раньше выпуска первых оттисков из машины. С утра до вечера в нашей маленькой комнатке - секретариате, заставленной столами, было полно народа. Шли рабочие корреспонденты, солдаты с резолюциями полков или с просьбой поместить в газете корреспонденцию, рабочие поэты, партийные работники.
Мария Ильинична была душой работы, она любовно относилась к каждой рабочей или солдатской корреспонденции. Но газета не могла растягиваться как резиновая. Большинство материала поместить было невозможно за недостатком места. Помню, мы не однажды обсуждали с ней вопрос, как сделать так, чтобы дать место как можно большему числу заводов. В конце концов придумали делать сводки - обзоры.
Мария Ильинична очень внимательно относилась к рабочим поэтам. Они шли прямо к ней. Сначала она сама причесывала зачастую совершенно неподходящие для печати вследствие полного незнакомства авторов со стихосложением, но полные искреннего революционного пафоса стихотворения. Потом это дело перешло ко мне, так как она была загружена всяческой другой работой по номеру - можно смело сказать, что каждый номер «Правды» этого периода был делом рук Марии Ильиничны, а редакция только санкционировала уже проделанную работу и только изредка вносила изменения.
Помню, как однажды Мария Ильинична принесла мне для обработки стихотворение одного рабочего автора о вождях. Каждая строка кончалась как бы припевом: «Товарищи, братья! Великих своих берегите вождей!». Мария Ильинична, когда передавала мне это стихотворение, была немного взволнована, глаза ее сияли больше обыкновенного. Это стихотворение нужно поместить в газете, - говорила она.
Стихотворение рабочего поэта о Ленине взволновало Марию Ильиничну. По форме оно было совершенно безнадежным. Автор не имел никакого понятия о самых элементарных правилах стихосложения. Оно было безграмотно, но написано очень тепло, с искренним чувством. Помню, что сначала я билась над этим стихотворением, чтобы переставив слова сделать его приемлемым для печати, потом мы возились над ним вместе с Марией Ильиничной. Не помню - удалось ли нам его пустить в печать.
Часто приходивший в секретариат редакции и наполнявший ее остротами и смехом Демьян Бедный нередко советовался с Марией Ильиничной о своих стихотворениях. Помню, как в момент, когда Петрограду, благодаря безумной предательской тактике Троцкого и левых коммунистов, угрожала непосредственная опасность от германского нашествия, и мрачно ревели, призывая к борьбе, гудки заводов, Демьян Бедный произнес свое стихотворение, кончавшееся припевом «насильник стоит у ворот». Марии Ильиничне стихотворение очень понравилось, но она посоветовала внести какие-то изменения, Демьян Бедный согласился, что действительно так будет лучше и внес поправку.
Помню другой случай, когда я видела Марию Ильиничну торжествующей. В этот день она против обыкновения немного запоздала в редакцию. Это были дни ожесточенной борьбы «левых коммунистов» с Лениным. Дни борьбы за Брестский мир. Мария Ильинична принесла в редакцию рукопись статьи Вл. Ил. «О чесотке» и дала мне прочитать. Она торжествовала и сейчас же понесла ее в набор. Она потом несколько раз возвращалась к этой статье. Она была очень довольна.
Время совместной работы с Марией Ильиничной я всегда вспоминала как один из лучших эпизодов своей жизни. Во всей работе секретариата чувствовалась какая-то слаженная товарищеская атмосфера. К каждому работнику Мария Ильинична относилась исключительно внимательно и чутко. С ней советовались о работе, рабочие поэты несли ей для отзыва свои стихотворения, уборщица делилась с ней своими горестями после работы, она сама так горела на работе, так любовно к ней относилась, что заражала всех таким отношением.
При эвакуации редакции в Москву, мне не захотелось покинуть Петроград, и наши встречи с Марией Ильиничной стали редки, только во время моих случайных поездок в Москву, или когда Мария Ильинична приезжала в Ленинград, всегда на очень короткий срок.
Мария Ильинична безгранично любила Владимира Ильича. После покушения на него в 1919 году она следовала за ним всюду, оберегая его. Так было и во время выступления Владимира на 1-м Всероссийском совещании по работе в деревне в 1919 г. Тогда долго ждали Владимира Ильича - он был очень занят. Наконец он приехал и вместе с ним Мария Ильинична. Известно всем, как самоотверженно ухаживала она за больным Ильичем во время его болезни.
Когда я ее увидела вскоре после его смерти, я была поражены - она поседела совершенно за несколько месяцев, хотя до этого у нее не было ни одного седого волоса. Она не могла без волнения говорить о Владимире Ильиче, я старалась свести разговор на другие темы, но она снова возвращалась к болезни Владимира Ильича.
Ей, так самоотверженно ухаживающей за великим вождем мирового пролетариата и нежно любимым братом, все казалось, что ею не всё было для него сделано. Она говорила, что к нему по совету врачей /чтобы не волновать больного/ не допускала многочисленные рабочие делегации, а как бы это порадовало больного ... и т.д.
Мария Ильинична говорила как-то, что хочет написать свои воспоминания о Владимире Ильиче. Не знаю, выполнила ли она это, будучи занята постоянной работой.
Еще одна черта была характерна для Марии Ильиничны - это ее непреклонность, ее большевистская твердость. Помню, как мы с ней встретились после почти 2-х летнего перерыва в разгар борьбы с троцкистами и зиновьевцами. Я сразу почувствовала настороженность в ее обращении со мной. Ее глаза спрашивали, и скоро я поняла в чем дело. Мы с ней давно не встречались, и она еще не знала моей позиции во внутри-партийной борьбе, не знала - товарищ ли я по-прежнему или забыла все прошлое и переметнулась к врагам Ленина.
Когда я ей изложила свое отношение к внутри-партийной борьбе, она сразу потеплела, чувствовалось, что она была довольна моей позицией и начала расспрашивать об эпизодах борьбы с зиновьевцами и троцкистами в Ленинграде. Я тогда приехала из самого, можно сказать, огня, где зиновьевцы и троцкисты пытались снова и снова атаковать партию. Ленинградская организация под руководством тов. Кирова добивала зиновьевцев. Рассказать было о чем.
Борьба шла под знаменем Сталина. Мария Ильинична отзывалась о Сталине с величайшим уважением, как и всегда во время всех встреч и разговоров.
Это твердокаменная большевичка, верная соратница Ленина и Сталина, которая могла бы в один момент порвать даже самые долголетние связи из-за принципиальных расхождений, суровая к врагам партии и пролетариата, вместе с тем была исключительно чутким, деликатным товарищем. Эту чуткость, особо свойственную семье Ленина, деликатность, заботливость, простоту и ласковость трудно описать словами.
Мне хочется рассказать один случай, характеризующий эту черту Марии Ильиничны. Для этого придется сказать несколько слов о себе. Дело было не то в конце 1915 г., не то в начале 1916 г. Я жила и работала в Петрограде. Как бывшей ссыльной, неблагонадежной, не имеющей диплома, ни достаточно образования, ни влиятельных знакомств, мне было очень трудно найти сколько-нибудь сносную работу. Если же что-нибудь удавалось, то из-за слежки приходилось быстро бросать. В конце 1916 г. /или начале 1917 г./ у меня был заработок в частной гимназии Томиловской. За 15 рублей в месяц приходилось преподавать русский язык в трех младших классах.
Дети были до последней степени недисциплинированы и распущены, из исключенных из других гимназий, а у меня старинная болезнь горла. Во время встречи со мной Мария Ильинична поразилась полным отсутствием у меня голоса, пришлось рассказать в шутливой форме, где и как работаю. В положении педагога без голоса было много смешного. Она ничего не сказала, но через несколько дней зашла ко мне и предложила ее «выручить». Оказывается ей надо уйти с работы в статистике Комитета Водного транспорта /на Итальянской ул./ Союза городов, а у нее нет заместителя, которого от нее требуют. В Союзе городов в годы войны устраивалось на работу для зарботка немало бывших политических ссыльных, так как свидетельство благонадежности там не требовалось. Это предложение было сделано в такой деликатной форме, она так уверяла, что я ее «выручу», что я с восторгом согласилась и вместо 15 руб. у Томиловской сразу стала загребать такое жалованье, какого еще никогда до этого, в жизни ни разу, не получала /что-то около 100 руб./.
Оказалось, что и на этой новой службе Мария Ильинична подготовила для меня почву, рекомендовала меня моему новому начальству с самой лучшей стороны. Это начальство оказалось довольно покладистым и долго терпело, когда я отлучалась время от времен для партийной работы со службы под предлогом внезапного нездоровья.
В другой раз, уже в годы гражданской войны, мой брат, коммунист, отв. работник полит. отдела Красной армии заболел тифом, заболела и его жена. После тифа он был очень слаб, работать не мог и не мог хлопотать о себе, а здоровье его с каждым днем ухудшалось, так как в городе был голод. Я сообщила о нем Марии Ильиничне. Она приняла в нем горячее участие. Через три дня он уже был в санатории. Можно сказать, что это спасло ему жизнь.
Чуткое, внимательное отношение к людям, исключительная деликатность были отличительными чертами Марии Ильиничны. Сколько товарищей обязано этому ее отношению сохранением жизни, здоровья и трудоспособности. Нестерпимо горько думать, что самой Марии Ильиничны уже нет.
Она не любила о себе заботиться и не допускала, о ней заботились другие.
Расскажу еще один маленький эпизод, характеризующий Марию Ильиничну с этой стороны. Не помню в каком году, должно быть в 1929 или 1930 году, Мария Ильинична написала мне, что хочет поехать в Шлиссельбург, чтобы посмотреть последнее место заключения и место казни Александра Ильича и предложила ехать вместе. Я с восторгом согласилась - быть вместе с Марией Ильиничной было всегда громаднейшим счастьем, и подготовила все для этой поездки - место на пароходе и т.д.
Но когда Мария Ильинична приехала вечером ко мне позвонила т. Куделли и намылила мне голову - разве я не знала, что Мария Ильинична недавно перенесла воспаление легких, на дворе осень, у всех Ульяновых здоровье хрупкое, и я так легкомысленно согласилась ехать. Марию Ильиничну надо отговорить. Может быть она одна не поедет.
Я позвонила Марии Ильиничне и стала ее отговаривать. Она засмеялась и сказала: «Это все Пашка интригует» и заявила мне, что если я не поеду, то она поедет одна. Я ее уверила, что одну ее не отпущу.
Чтобы отговорить Марию Ильиничну от этого рискованного предприятия, т. Куделли уверила ее, что я недавно перенесла грипп, что я обязательно простужусь и заболею, и что я такой упрямый человек, что обязательно за ней увяжусь.
Мария Ильинична всячески уговаривала меня не ехать, уверяла, что ей лучше одной поехать и когда увидала, что отвязаться от меня невозможно, отложила свою поездку. Только так и можно было заставить ее не рисковать собой.
Ушел из жизни не только большой работник партии, соратник великого Ленина и Сталина, преданнейший большевик, не стало бесконечно милого, чуткого товарища. Не стало Марии Ильиничны. Может быть то, что мне удалось вспомнить не так значительно, но хотелось бы навсегда сохранить для истории партии образ сестры великого Ленина, сохранить живым в мельчайших штрихах, дающих образ живого человека.
1937 год
см. также роспись « Быстровы -2»