Ответ Андрея Зубова Леннарту Самуэльсону. Продолжение
НАЧАЛО
III Для того, что бы понять это, следует проанализировать конкретные замечания рецензента. Впрочем, их не так уж и много. Д-р Самуэльсон на этот раз вполне в духе научной точности объявляет: “The size (1,800 pages) and the scope of the content make it impossible for one person to review Istorija Rossii XX vek in the customary way”. Правда, на этом честном заявлении рецензент не смог устоять и все же то хвалит, то поругивает разделы, которые выходят за пределы его профессиональной компетентности. Похвалы удостоились разделы, связанные с историей эмиграции, историей Русской церкви, церковно-государственных отношений, историей Белого движения. История России после 1953 признана написанной “in more conventional manner… as a standardized depiction of the Cold War era”, “Международные конфликты и внутренние сложности советского режима, особенно диссидентское движение are described in vibrant and dynamic fashion”. Вступительная глава «Как шла Россия к ХХ веку», кратко описывающая тысячелетний период русской истории от сложения славянской общности до царствования Александра III, оценена более сдержано, но с пониманием сложности задачи: «Given such a compressed format, a plethora of simplifications is unavoidable”.
Многие разделы и главы рецензент полностью исключил из своего анализа. Это и вся дореволюционная часть книги (за исключением деятельности В.Ленина), и состояние культуры, образования, науки, межнациональные отношения и жизнь нерусских и не православных сообществ. Ни слова не говорит д-р Самуэльсон и о главах посвященных Перестройке, а также современной истории России.
Внимание рецензента сосредоточено на темах ему хорошо знакомых - это революция, большевицкие репрессии, голод, раскулачивание, борьба за власть в большевицкой верхушке в 1930-е годы. Можно только приветствовать замечания профессионала. К настоящему времени благодаря подобным замечаниям мы исправили множество неточностей и ошибок в книге, но рецензия д-ра Самуэльсона не принесла нам ожидаемого плода. По ее результатам оказалось невозможно ничего добавить и ничего исправить в книге. Замечания д-ра Самуэльсона носят не конкретный, но общий и оценочный характер. Чаще всего это просто иная позиция, аргументированная, как правило, только тем, что «многие историки думают также».
Нередко шведский историк обвиняет нас в «фальсификации». Термин, надо признаться, очень редко употребляемый среди ученых-историков и явно заимствованный д-ром Самуэльсоном из политического лексикона сегодняшней России, с ее президентской комиссией по историческим фальсификациям. Респектабельному западноевропейскому историку почему-то очень хочется использовать формулы, принятые среди российских коллег. Может быть потому, что он связан с ними многими общими исследовательскими и издательскими проектами? «С кем поведешься - от того и наберешься» - есть, ведь, такая русская поговорка.
«Удалось ли Андрею Зубову и его соавторам объяснить, почему именно Россия в начале ХХ века стала первой страной, в которой были на практике испытаны социалистические идеи, сформировавшиеся в XIX столетии?» Ответ Леннарт Самуэльсон дает отрицательный - нет, не удалось, так как авторы всё крайне упрощают, сводя революцию к проискам Кайзера Вильгельма против России, а Ленина - до положения платного агента Германии. Это утверждение рецензента - абсурдно. Если бы он внимательно читал книгу, он бы увидел, что множество раз по самым различным поводам от экономических до религиозно исповедных, мы объясняем, как те или иные явления русской жизни прокладывали дорогу революции. И Кайзер и Ленин были поздними и далеко не главными виновниками нашей национальной трагедии. Они воспользовались (Ленин гениально воспользовался) обстоятельствами, сложившимися помимо них и задолго до них. Как мог рецензент не заметить всего этого, читая книгу?
Но д-ра Самуэльсона поразило только одно, что мы в разделе «Идеологическая война» (1.4.12) повествуем о сотрудничестве Ленина с Германией непосредственно перед Мировой войной и во время войны. Все факты, которые мы приводим, имеют точные отсылки. Если в них и можно сомневаться, то только аргументировано, и уж тем более нельзя искажать в рецензии ради красного словца наши доводы. Мы пишем: «Жандармский генерал А.И.Спиридович сообщает, что в июне и июле 1914 г. Ленин дважды ездил в Берлин для выработки совместно с немецкой разведкой плана подрывной деятельности в тылах русской армии. За эту работу ему было обещано 70 млн. марок. В МИД Германии имелась написанная Лениным программа тех действий, которые он предполагал осуществить после захвата власти в России. Программу эту Ленин передал в германский МИД через немецкого агента эстонца Александра Кескула в сентябре 1915 г.» Эти фразы превращаются у рецензента в следующее изложение: «Zubov's simplified reconstruction is presented in the section on the World War I. Here we “learn” that Vladimir I. Lenin paid to secret visits to Berlin in June and July of 1914, and reached an agreement with highly placed military officials to undermine Russian home front during the coming war. The leader of the Bolsheviks allegedly received 70 million German marks in return. The imminent events thus came under the control of Kaiser Wilhelm and the German General Staff”. Главные искажения здесь следующие. Мы не «учим», а приводим свидетельства очевидцев и документы, надежность которых можно оспорить, но нельзя приписывать авторам то, что дано как документальная ссылка. Во-вторых, генерал Спиридович пишет, что Ленину в Берлине были обещаны 70 миллионов марок (невероятно громадная сумма!), а отнюдь не даны. В-третьих, и это самое главное, из эпизода сотрудничества Ленина с Германией мы вовсе не делаем вывод, что революция проходила под контролем Кайзера. У революции была тысяча причин, и главные из них мы рассматриваем. Упрощаем реконструкцию не мы, ее упрощает автор рецензии, а свои упрощения и искажения приписывает книге. Вряд ли такой путь можно назвать добропорядочной критикой. Однако он вполне естественен для тех отечественных историков, которые, ностальгически вспоминая «коммунистическое вино», продолжают защищать миф о великом русском патриоте Владимире Ленине, пущенный в оборот в годы сталинского соцпатриотизма. Позиция нынешних российских эпигонов большевизма понятна, непонятно, почему ей следует шведский историк.
«Зубов объясняет, - пишет далее рецензент, - что спонтанное восстание рабочих в июле 1917 г. было инспирировано (was instigated) Лениным по указанию германской Ставки дабы остановить наступление русской армии». Спонтанное выступление рабочих против помещиков и капиталистов в июле 1917 г. - это взято из краткого курса истории ВКП(б). К настоящему времени имеется множество доказательств инспирированного характера выступления, кстати говоря, не рабочих, а кронштадтских матросов. Мы в книге приводим некоторые из этих доводов, свидетельства очевидцев, а вот в защиту старого большевицкого мифа Самуэльсон не приводит ни одного доказательства, он просто декларирует несостоятельность рецензируемого текста тем, что взгляд авторов расходится с тем, чему нас учили в советской школе.
Вообще какое-то странное стремление оправдать Ленина, методы захвата и удержания им государственной власти постоянно ощутимо в рецензии. Д-р Самуэльсон даже упрекает нас в том, что мы завышаем в книге число жертв ленинского периода коммунистического режима. Очень характерен выбор терминов. Самуэльсон говорит о том, что мы не учли последние исследования, в которых содержатся подсчеты числа жертв террора, осуществлявшегося большевиками в отношении тех, кто боролись (resisters) с их властью. То есть красный террор 1918-22 гг. рецензент полагает одной из форм борьбы против активных врагов режим. Так опять же писали советские учебники, но теперь все знают, что эти писания лживы. Самым страшным в красном терроре было заложничество, то есть взятие под стражу и последующее уничтожение обычных людей из «враждебных классов», простых мужчин, женщин и детей, тех самых священников, учителей, врачей, торговцев, бывших чиновников, гимназистов и студентов, которые и составляли ведущий слой российского общества. В деревне заложниками очень часто становились (и погибали) трудолюбивые, зажиточные земледельцы. Красный террор был кошмаром для тогдашнего русского общества, его последствия мы ощущаем до сего дня. Великий социолог Питирим Сорокин, сам в те годы чудом избежавший расстрела, позднее писал: «Не разрушение нашего хозяйства, не количественная убыль населения (21 миллион), не расстройство духовной жизни и даже не общее «одичание и озверение» народа являются главным ущербом, причиненным нам войной и революцией (все это поправимо и возместимо), а истощение нашего «биологического фонда», в форме убийства его лучших носителей…Если население России с 1914 по 1920 г. уменьшилось на 13,6 %, то наиболее здоровые и трудоспособные слои от 16 до 50 лет потеряли 20 %, а мужчины - 28 %... Если общая смертность населения в Петрограде и Москве поднялась в 3 раза по сравнению с нормальным временем, то смертность ученых поднялась в 5-6 раз. Если у нас лиц с университетским образованием приходилось едва ли не более 200-300 на 1 миллион населения, то погибло их не 200 х 21= 4200, а в пять-шесть раз больше. «Уникумов» же нации, выдающихся ученых, поэтов, мыслителей, мы потеряли в громадном масштабе (А.С. Лаппо-Данилевский, Шахматов, Тураев, Ковалевский, Овсянико-Куликовский, Блок, Л. Андреев, Туган-Барановский, Марков, Хвостов, Иностранцев, Е. Трубецкой и т. д., и т. д.). Словом, данные годы «обескровили» нас самым кардинальным образом в отношении наших «лучших» людей»[1]. Уместна ли здесь ирония? Попытка Самуэльсона сказать читателям Baltic Worlds, что жертвами красного террора становились главным образом активные борцы с большевизмом - есть не просто тысячекратно опровергнутая ложь, но и более чем двусмысленная позиция в отношении народов России так пострадавших от большевицкого произвола. Что же касается статистики, то она, как мы и отмечаем в книге, не может быть полной, но в любом случае она свидетельствует об ужасных масштабах преступлений Ленина и его большевиков против человечности. Впрочем, подсчеты исторической демографии сделаны у нас высоким профессионалом, и если с ними спорить, то по существу. Свидетельство газеты «Скотсмэн» приведено нами только потому, что оно показывает знание европейским обществом верных масштабов большевицкого террора уже в начале 1920-х гг. Масштабов, которые, по всей вероятности не хочется признавать д-ру Самуэльсону, потому что по его мнению в России в те годы «на практике испытывались социалистические идеи, сформировавшиеся в XIX столетии». Я, в отличие от уважаемого рецензента, думаю, что социалистические идеи испытывались в ХХ веке лейбористами в Великобритании, Франклином Рузвельтом в США, социал-демократами в Швеции и Дании. Поскольку социализм - это учение, имеющее целью благо общества. Лениным испытывалось в России иное - метод захвата и удержания власти небольшой группой заговорщиков «любой ценой». И цена этого ленинского эксперимента оказалась для России невероятно высокой.
IV
Однако с необычной для европейского историка, живущего в гуманистическом и демократическом обществе, настойчивостью, Леннарт Самуэльсон продолжает на протяжении всей своей рецензии оправдывать преступления большевицкого режима или преуменьшать их масштаб.
Он не соглашается с тем, что голод 1921-22 гг. и 1932-33 гг. был инспирирован большевицкой властью, как о том со множеством доказательств говорится в нашей книге. Напротив, в отношении голодомора 1932-33 гг. д-р Самуэльсон говорит, что мы продолжаем линию украинских эмигрантов-националистов, поднявших вопрос об умышленном истреблении народа Украины Сталиным, а в отношении голода 1921-22 гг. не признаем, что «the Bolshevik regime did what it could to try and relieve the distress”. Поэтому, описание нами двух голодоморов он признает «incorrect». Но факты, приведенные в «Истории России», не оставляют сомнения в искусственных причинах двух этих трагедий. Кстати, название раздела 2.2.43 «Спланированный голодомор 1921-22 гг. Его формы и цели», вызвало полное одобрение А.И.Солженицына, когда он писал отзыв на вторую часть книги - «Да, да, именно так - «спланированный голодомор» - подчеркнул мыслитель. Но, опять же, советский миф о заботе советской власти о трудящемся народе - крестьянах и рабочих, не позволяет сегодняшним эпигонам большевизма признать спланированный коммунистической властью характер этих гуманитарных трагедий. Отсюда бесконечные споры, исследования уровня засухи в те годы и забвение простых фактов, что у крестьян по решению политбюро было конфисковано всё зерно и это зерно продавалось заграницу, в то время, когда миллионы людей умирали от голода, деградируя до людоедства и трупоедства. И в этом вопросе наша книга развенчивает большевицкий миф, а не вступает в противоречие с научными фактами, которые, понятно, можно уточнять и о деталях которых можно вести дискуссию. Но почему д-р Самуэльсон вместо обсуждения фактов и тут защищает большевицкий миф о заботливой к голодным крестьянам советской власти - непонятно.
Непонятно и возмущение д-ра Самуэльсона нашим разделом 3.2.14 « «Ликвидированная» беспризорность». Он не жалеет бранных слов для характеристики этого раздела, называя его flagrant example «чистой исторической фальсификации». Между тем, в этом разделе мы рассказываем об одном из самых страшных проявлений тоталитарного коммунизма - об отношении его к детям. Беспризорничество было порождением большевицкой политики красного террора и организованного голода. Рецензент совершенно неправ, полагая, что одной из его причин стала Первая мировая война. Гибель многих молодых мужчин во время войны не вызвала беспризорничества по той простой причине, что у осиротевших детей оставались матери, бабушки и дедушки, сохранялся сельский мир и система общественного призрения. Только избиение и гибель всех взрослых во многих семьях в красном терроре 1918-21 гг. и во время голодомора 1921-22 гг. и сопутствовавших ему эпидемий, привели к тому, что миллионы детей остались вовсе без взрослых родственников. Это, кстати, косвенное свидетельство масштаба большевицких злодеяний. Трагедия повторилась во время голодомора 1932-33 гг. Вовсе не быстрая индустриализация и коллективизация, а страшная социальная политика большевиков вызвала новую волну беспризорничества в середине 1930-х гг. Ведь быстрая индустриализация в США или предреволюционной России вовсе не сопровождалась подобными явлениями в соизмеримых масштабах. Но если в эпоху НЭПа беспризорничество действительно во многом преодолевалось гуманистическими методами, деятельностью таких педагогов энтузиастов как Антоний Макаренко, то через десять лет всё было иначе (а именно об этом периоде речь идет в разделе 3.2.14). Страшный закон о полной правовой ответственности детей с 12 лет вплоть до применения к ним смертной казни - тому явное и неотменное свидетельство. Бежавшие на запад очевидцы оставили ужасные описания порядков в детских колониях лагерного типа. И совершенно зря д-р Самуэльсон скептически отзывается о записках Вальтера Кривицкого. Это - герой, не только отказавшийся служить сталинскому режиму, но и ценой жизни своей разоблачивший многие его преступления, которым он был не только свидетелем, но и в которых в свое время соучаствовал. Некоторые невероятно ужасные сведения Кривицкого получили подтверждения через иные независимые источники (например, о судьбе испанского республиканского золота или о наличии пыточных казематов в советском посольстве в Париже). Когда д-р Самуэльсон пытается уменьшить страшный эффект от сталинского закона 1935 г., говоря, что «очень немного из несовершеннолетних было приговорено к смерти» и как доказательство, приводя в пример слова Сталина Ромен Роллану, что закон этот объявлен не для применения, а для устрашения, он вновь оказывается в плену (и это еще самое мягкое определение) советской пропаганды. Безусловно, немалая часть беспризорников выросла и вошла во взрослую жизнь. Другое дело, чему они были научены в советских детских домах, и какой была та жизнь, которая им предлагалась. Нигде в книге не говорится, что все беспризорники пали жертвой репрессий. Мы остановились на этой теме и на самых страшных ее аспектах, совершенно не известных обычному россиянину, что бы развеять миф о добреньких большевиках, любивших детей и своих и чужих. Это предание - ложь. Большевизм был не менее безжалостен к детям, чем ко взрослым. Он творил беспризорность и он же ее ликвидировал, навсегда калеча души детей в детских домах и колониях с их обязательным атеизмом и воспитанием классовой ненависти, и не останавливаясь перед изнурением несовершеннолетних в ссылках и лагерях, а нередко и перед убийством их «именем закона». Так что, если уж использовать любимый д-ром Самуэльсоном термин, «чудовищной фальсификацией» является не наша глава в книге, а утверждение ученого из благополучной Швеции, что в СССР 1930-х гг. «trade schools and daycare centers gave society’s unfortunate children a second chance in life… and helped tens of thousands of street urchins return to society during the interwar years”. Зачем понадобилось ассистант-профессору Стокгольмской высшей школы экономики повторять аргументы русских историков-коммунистов, стремящихся не обличить большевизм за его преступления в отношении несовершеннолетних, но спрятать подальше от глаз общества страшные факты?
Но, наверное, высшей точкой той тенденции, которой верен д-р Самуэльсон на протяжении всей рецензии, стало оправдание действий Сталина и Молотова в 1939-41 гг. в международной политике. Заключение пакта с Гитлером, захват Восточной Польши, Балтийских государств, Бесарабии и попытка захвата Финляндии, равно как и торговля за Балканы в Берлине осенью 1940 г. Молотова с Гитлером - всё это в двух местах рецензии, в начале и в конце её, именуется д-ром Самуэльсоном realpolitik и объявляется нормой для той эпохи. А если норма, то ее и надо принимать без критики, как объективный факт. Это странное заявление оправдывает не только советскую экспансию. Тогда и действия нацистской Германии в отношении Рурской области в 1936, Австрии - в 1937, Чехословакии - в 1938, Польши - в 1939, Франции, Голландии, Бельгии, Норвегии и Дании - в 1940, Югославии и самого СССР - в 1941 г. также можно считать проявлениями характерной для той эпохи realpolitik. Но вряд ли такое утверждение понравится кому-либо кроме неонацистов. За что тогда осудили на смерть Геринга, Кейтеля и Рибентроппа в Нюренберге, если то, что они делали в конце 1930-х, было просто realpolitik? А чем действия Сталина и Молотова отличаются от практики их нацистских друзей?
Сейчас, пожалуй, никто уже не станет писать о миролюбивой политике советского правительства в 1939-40 годах. Этот лозунг не вспоминают даже коммунисты. Но чтобы не признавать агрессивный характер большевицкого режима, современные российские коммунисты любят рассуждать в категориях геополитики и Realpolitik. «Как Илья, так и я» - звучит старая русская поговорка. Теперь в ней Илью меняют на Адольфа и Бенито. Но то, что понятно для коммунистов становится непонятным в рецензии историка, живущего в стране, уже двести лет не участвующей в войнах и не изводящей ни своих, ни чужих граждан в геополитических устремлениях и в безумствах Realpolitik. Да и просто будучи историком ХХ века, д-р Самуэльсон разве не знает, что идея мировой революции обуревала Ленина и вместе с Коминтерном была им завещана Сталину? А от Сталина и до Горбачева советские коммунисты всеми силами пытались расширить свою империю, начав пустынной Монголией и горной Тувой и закончив, вместе с концом режима, Афганистаном? Какой же нормальный человек будет сомневаться в агрессивности коммунистического режима? Достаточно прочесть дневники А.С.Черняева (3), чтобы понять, что до последних лет своей власти кремлевские старцы бредили идеей мировой пролетарской революции и распространением социализма (то есть власти СССР) на весь мир. Сам Черняев пишет об этом с раздражением и отвращением, но переубедить своих начальников в политбюро, он, понятно, не мог, да и не пытался. Только миф об извечном советском миролюбии - «СССР - не агрессор» - мешает увидеть эту реальность советской агрессивности.
V
Наконец, о законности режима. Рецензент иронизирует надо мной из-за того, что мы в книге последовательно именуем большевицкий режим незаконным. Но разве он законен с точки зрения современных правовых реальностей? Захватив власть силой, разогнав Учредительное собрание, развязав террор против всех, кто не соглашался их поддерживать, коммунисты-большевики так и продолжали править завоеванным им народом. Разве хоть единожды они провели честные соревновательные выборы, хоть на местном, хоть на национальном уровне? Разве с 1917 года и до конца своей власти они хотя бы на день отменили цензуру? Разве их органы «государственной безопасности» защищали народ от шпионов и диверсантов, а не партийную верхушку от всех недовольных властью ВКП(б)-КПСС? Беда в том, что многие русские люди свыклись с этим режимом, стали считать его своим и до сих пор не избавились от этого «стокгольмского синдрома». Кажется, ассистант-профессор Стокгольмской Высшей школы экономики, специалист по русской истории самого страшного времени должен был помочь им в освобождении от морока большевизма, но нет. Он считает свободу и достоинство человека «слишком эфемерной целью» (a vague goal), чтобы руководствоваться ею в Realpolitik. Он критикует нашу книгу с позиций, построенных советскими мифами, он считает СССР социалистическим государством, воплотившим учения социалистов XIX века, государством миролюбивым, законным, основанным непреклонным русским патриотом Владимиром Лениным. Государством, в котором коммунисты заботятся о детях и отдают последний кусок хлеба голодающим крестьянам.
Потому-то из рецензии д-ра Самуэльсона нам и не удалось почерпнуть ничего полезного для нашей книги. Ведь именно для замены правдивой и человечной историей тех мифов, в плену которых остается уважаемый шведский коллега, и была написана «История России. ХХ век».
Ответственный редактор «Истории России. ХХ век»
Доктор исторических наук, профессор МГИМО (У)
Андрей Зубов
--------------------------------------------------------------------------------
[1] L.Samuelson. Plans for Stalin’s War Machine. Basingstoke: MacMillan, 2000. Его же, совместно с Владимиром Хаустовым - Сталин, НКВД и репрессии 1936-1938 гг. М.: РОССПЭН, 2008. Д-р Самуэльсон также собрал и издал в Швеции в 2007 г. антологию научных исследований по истории сельской России первых четырех десятилетий ХХ века.
2. Питирим Сорокин. Социология революции. - М.: Астрель, 2008, с. 410-411.
3. А.Черняев. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972-1991 годы. М.: РОССПЭН, 2010.