Жадан о Харькове
ГОРОД СОЛНЦА
Относительно собеседника о Харькове сомнений не было априори: о столице Слобожанщины рассказал один из ее самых известных жителей - поэт, прозаик, публицист Сергей Жадан.
- Начнем традиционно, с биографии: как ты оказался в Харькове?
- Я в 11-м классе победил на республиканской Олимпиаде по украинской литературе, поэтому имел возможность поступить без экзаменов на любой филфак УССР. Какое-то время колебался между Луганском и Харьковом. Однако в Харькове в Педагогическом институте до сих пор работает моя тетя, Александра Ковалева, поэтесса, переводчик, филолог-германист. Она и сказала: «Попробуй к нам, у нас хорошая германистика». Я часто бывал у нее в гостях, поэтому решил, что так будет лучше. И в 1991-м поступил в Харьковский педагогический. Так что это в большой мере случайность, за которую я очень благодарен тому, кто этими случайностями нас наделяет.
- Каковы были первые впечатления?
- Размер города, масштаб, ландшафт. Когда едешь с востока, со стороны Рогани, видишь Тракторный завод и всю эту пролетарскую орнаменталистику, то оказываешься словно в декорации из фильма. В восемь-десять лет это поражало. Плюс ощущение совершенно иного ритма жизни. Когда, скажем, летом, в сезон отпусков, часть горожан лихорадочно бегают по работе, а остальные просто отдыхают - вот эта несогласованность и необычная ритмика, выбивающая тебя, сразу бросались в глаза.
- С тех пор, очевидно, город ощутимо изменился...
- Двойственное отношение к происходящему сегодня. Харьков конца 80-х - начала 90-х имел довольно заброшенный центр. Но это была бережно ухоженная заброшенность: наливайки, гастрономы, молочные магазины, парки с побитыми скамейками, выщербленными памятниками; в этих вещах зафиксировалось время, в них была своя приватность, обжитость. Сейчас все это убирают, и это, с одной стороны, правильно: город развивается, ремонтируются дороги, строятся новые дома, жизнь продолжается, однако исчезает безвозвратно дух старого Харькова, и по нему я чувствую некоторую ностальгию. Вот тот же стадион «Металлист» сейчас реставрируют. Конечно, хорошо, что у нас будет стадион, соответствующий стандартам УЕФА, но больше не будет атмосферы «Металлиста» 80-90-х годов, а это ведь целая культура, особый образ жизни. Конечно, это циничный природный процесс: на старых костях вырастает что-то новое. Плохо то, что в наших условиях эволюция происходит именно за счет вытеснения предыдущих культурных слоев, их фактического замещения. Традиции культурной преемственности у нас так и не выработаны. Одним словом, я буду скучать по старым наливайкам.
- Но ведь какие-то собственные любимые места еще остались?
- Улицы Пушкинская, Дарвина, Фрунзе, Бажанова... Вообще исторический центр от Пушкинской и вниз к реке. Там еще есть уголки старого Харькова, много интересных особняков, двориков, каких-то покореженных ворот и незапертых подъездов. Улица Дарвина почти вся застроена Бекетовым - это наша знаменитость, великий харьковский архитектор, сто лет назад застраивавший центр. На этих улочках мало что меняется, все почти неприкосновенно, к счастью. Туда можно забрести и ходить без какой-либо цели. Скажем, на одной из таких улиц находится «мое» издательство «Фолио», и я туда постоянно «по работе» заглядываю, в действительности просто люблю там ходить.
- А какие еще специфические сантименты?
- Старый парк Горького. Когда мой сын родился, мы с ним там гуляли. Он уже взрослый, 13 лет, и недавно мы снова туда ходили, на тех же полянах расстреливали консервные банки из пистолета Макарова. Или Дом писателей на Чернышевского, где стоит старый бильярд, на котором играли целые поколения писателей. Мы с друзьями также играли на нем в 90-е годы, когда там зимой не отапливалось, и публика на вечерах сидела в шубах. Все девяностые там и тусовались. Много таких объектов - домов, дворов, улиц, - с которыми что-то связано. Внутренняя топография, которую трудно объяснить.
- Есть здесь то, что раздражает?
- Раздражает утрата старого Харькова - более интеллигентного, более человечного... Ясно, что любой большой город по-своему циничен и холоден, мегаполисы слишком велики, чтобы быть сентиментальными. Это маленький городок сентиментален. А город большой вынужден быть жестким, чтобы обеспечивать собственное функционирование. Тем не менее, старый Харьков был интеллигентным. Понятно, что он сильно изменился в течение последних 15 лет. Многие харьковчане уехали. Эмигрировали кто в Киев, кто в Москву, кто вообще в дальнее зарубежье, и это городу на пользу не идет, потому что на места уехавших приходит не лучшее пополнение. Харьков становится меркантильнее, как, в конечном итоге, и вся страна. Начинает напоминать большой базар. На каждом углу чем-то торгуют, стоят супермаркеты. И это не сугубо харьковская специфика, так везде сейчас происходит, к сожалению. Но это опять-таки естественные процессы, как ты на них можешь повлиять? Еще не нравятся изменения во внешнем виде. Старые дома разрушаются, на их месте появляются небоскребы. Я понимаю, что это столь же необходимо, ведь город должен расти. Но это часто делается весьма неконструктивно, когда мало учитывают исторический вид города. Строятся «свечи», просто портящие пейзаж. С другой стороны, когда в 20-х годах Харьков застраивали конструктивистскими зданиями, подозреваю, многими старыми харьковчанами это также воспринималось как варварство. Сегодня же эти здания являются шедеврами конструктивизма и обеспечивают архитектурную славу городу... Я надеюсь, что лет через пять-десять Харьков вернет себе интеллигентный вид. А в супермаркетах устроят галереи современного искусства.
- Давай тогда ближе к искусству. Насколько Харьков сформировал тебя как поэта?
- Наверное, достаточно серьезно. Когда я переехал, мне было 17 лет. Если ты занимаешься литературой, то это именно тот возраст, когда закладывается что и как ты будешь писать. И тогда Харьков появился в моей жизни, с его литературой 20-х годов - именно этот литературный сквозной текст на меня больше всего повлиял. Семенко, Хвылевой, Кулиш, Йогансен, Шкурупий, Влизько. Я очень хорошо это помню, ведь в 1989 году открылся Харьковский литературный музей, действующий поныне. Для меня он стал одним из самых важных мест. Их первая выставка была посвящена литературе «Красного Ренессанса». Заходишь - и два этажа посвящены расстрелянным поэтам - можешь сразу почувствовать дух Харькова 20-х годов. В конце концов, я потом в этом музее работал, участвовал в выставках, мы там и до сих пор проводим какие-то акции, выставки, вечера.
- Мы говорим преимущественно о ХХ веке, однако Слобожанщина имеет богатейшую историю. Какая из эпох, на твой взгляд, оставила после себя наибольший след в городе?
- Не знаю, насколько давние цивилизации могли повлиять на что-то. Хотя, очевидно, «слобожанский менталитет» складывался не за сто лет. А вот сегодняшний Харьков окончательно сформировался в конце ХІХ - начале ХХ века, превратившись в огромный торговый и железнодорожный центр, находящийся на распутье. Это, как мне кажется, заложено в характере и поведении его жителей. Большой и, в определенной степени, космополитический город, населенный различными народами, своего рода украинская Америка. Множество возможностей для реализации. Сегодня, быть может, это меньше чувствуется, так как централизация, которую Украина переняла от СССР, когда все сосредотачивается в столице, убивает здоровые инициативы «на местах». Харьков всегда был динамичной и живой альтернативной более умеренному Киеву.
- Ну, если уж говорить о столичном статусе, то я заметил, что в Харькове очень хорошо помнят о тех годах, когда он сам был столицей Советской Украины.
- Для кого-то это бесспорно предмет гордости, для кого-то - комплексов, большинство людей просто не обращают на это внимание, занимаясь своими повседневными делами. Хотя политики постоянно напоминают, да и немало других граждан не отстает, начиная от футбольных фанатов, которые кричат на стадионе, что мы первая столица, заканчивая мэром города. Это всё-таки хороший концепт, не худшая вещь, которой можно гордиться.
- Так Харьков - украинский, русский или советский?
- Думаю, все эти три видения и понимания своего места здесь присутствуют. Есть люди, настроенные сугубо пророссийски. Есть те, кто смотрит больше назад, на советское время. Кто-то настроен проукраински, хотя это не означает, что люди говорят на украинском, просто такая, более общая, украинскость. Нельзя сказать, что Харьков сегодня сугубо пророссийский, так же как и нельзя утверждать, что он является платформой для украинского национализма. Там всего много, и пока что все эти геополитические векторы более-менее мирно уживаются, что не может не радовать. И город меняется даже в национальном плане. У нас сейчас прирастают национальные диаспоры - китайская, корейская, африканская - за счет рынков. Вот я только что подумал, что со стороны это звучит, как за счет рынков невольников. Имеется в виду, за счет рынков, на которых представители Азии и Африки занимаются бизнесом. Вполне вероятно, и я об этом постоянно говорю, что вскоре в Харькове появится свой Чайна-таун, и сложно спрогнозировать, как будут вести себя представители китайской, корейской или вьетнамской диаспор спустя несколько лет в плане политической или национальной ориентации. А это очень интересно, ведь, так или иначе, их ныне тысячи, а спустя несколько лет, вполне возможно, их будет десятки тысяч, и с ними придется считаться.
- Мне кажется, судьба Харькова во многом определяется тем, что он основывался как последний форпост на границе степей, как крепость, по сути.
- Скорее, город-вокзал, город-транзит. Это мое очень субъективное видение, но чувствуется, что город пограничный. Даже если посмотреть на восприятие Харькова в литературе - он часто присутствует в классических и современных текстах как транзитный пункт между Москвой, Киевом, Крымом и Кавказом. Постоянно через него туда-сюда проезжают тысячи граждан разных стран, перегоняются бесконечные вагоны с грузами. Это, видимо, все-таки отражается на ментальности жителей, так как многие их них считают необходимым отсюда уехать. С другой стороны, постоянное присутствие на вокзале, в этом транзитном пункте, чрезвычайно интересно, оно дает ощущение масштаба, ощущение пульсирующего вокруг ритма. Очевидно, статус крепости, последнего форпоста, несколько развившись, трансформировавшись, сохранился.
- Как это отразилось на рельефе города?
- Центр стоит на горе, окруженный реками. Действительно классическая крепость. И окружающие ее спальные районы - бывшие слободы, хутора, которые в 20-е годы срослись с городом. Когда заводы начали втягиваться в инфраструктуру, образовался мощный клубок, который сегодня очень сложно, но интересно распутывать. Есть, скажем, удивительные заводские районы, где архитектура еще дореволюционная или сразу послереволюционная. Атмосфера красной столицы больше всего сохранилась там. Повторюсь: когда заезжаешь туда, такое впечатление, что попадаешь в декорации фильма о революции 1905 года. Но таких уголков становится все меньше.
- Давай эту крепость заселим. Какие, по твоему мнению, существуют городские типы? Кто они, как живут?
- Типов, бесспорно, много. Чтобы как-то вывести их классификацию, необходимы время и усилия. Я упомяну наиболее симпатичные мне, и наиболее симптоматичные для города. Во-первых, «технари» - остатки харьковской технической интеллигенции, математики, физики, инженеры, строившие ракеты-самолеты-турбины-танки, и вместе с тем читающие книги и слушающие рок. Некий гибрид физиков с лириками. Я всегда ими страшно восхищался, они мне казались «солью» этого города. Их можно было встретить где угодно - от политического митинга до литературного вечера. Они удивительным образом совмещали в себе чрезвычайную профессиональность с редкостной неуравновешенностью и неприспособленностью. Их, к сожалению, остается все меньше. Тем более нужно их ценить. Во-вторых, люмпены. Харьковский деклассированный пролетариат - это вообще отдельная история. Бывшие сантехники, пишущие картины, бухгалтеры, составляющие политические программы, работницы цехов и депо, становящиеся порнозвездами, - за всем этим стоит множество историй, пересказывать которые можно также бесконечно, а услышать которые удается не каждому, ведь обычно харьковчане сдержанны и скромны. И, разумеется, харьковские гопники. Молодая шпана, которая когда-нибудь обязательно зальет потопом своей страсти и непокорности улицы города и обновит их в интересах прогресса и дальнейшей эволюции.
- Могу возразить относительно эволюции, с помощью твоего коллеги по цеху, Лимонова, - вполне вероятно, что я ошибаюсь, но все же, кажется, именно ему приписывают изречение, что Харьков - это город, в котором идеи не находят реализации...
- Да нет, я не думаю. Это оправдательная позиция. Я согласен с первой частью: в Харькове появляется много идей. Это исторически, начиная с политики и науки и заканчивая спортом и культурой. И не скажу, что эти идеи невозможно реализовать. Скорее, наоборот - для меня это город реализовавшихся людей. Взять того же Бориса Михайлова, который ходит по Харькову с фотоаппаратом, фотографирует харьковчан, а потом эти работы выставляются в самых престижных галереях мира. То же касается и музыки... Знаешь, если эта фраза действительно принадлежит Лимонову, то это весьма характерно, так как он - человек из прошлого века. Несмотря на то, что он великий писатель, он неактуален. Он - человек тоталитарной системы, очень советский человек, для которого подобный централизм очень важен. Для него очень важно быть именно в метрополии. Из-за чего, как мне кажется, он и убегал сначала в Москву, потом в Нью-Йорк, потом в Париж, постоянно искал центр, сердце мира. А у сегодняшнего мира много сердец. Нет такого понятия, как столица и провинция. Изменилась культурная, общественная парадигма, и центр там, где находишься ты, где ты что-то делаешь, где ты что-то реализуешь.
- И действительно так, ведь, если посмотреть на историю искусства, то Харьков предстает как настоящий Клондайк искусств. Бурлюки, ВАПЛИТЕ, Михайлов, тот же Лимонов...
- Конечно. Весь русский футуризм развивался в Харькове в начале ХХ века. Хлебников, Маяковский, Асеев, Петников были довольно тесно связаны с Харьковом, плюс опять-таки «Красный Ренессанс» в 20-е, и литература 60-х годов, когда в городе жили Василий Мысик, Борис Чичибабин. То же касается и художественной жизни, и музыкальной, и театра - вспомнить того же Курбаса. И до сегодняшнего дня появляется много интересных, талантливых людей.
- Почему так? Плодородная земля?
- Возможно, срабатывает гений места, но есть также субъективные факторы. Последние двести лет Харьков - это большой университетский, образовательный центр. У нас сегодня, насколько я знаю, наибольшее количество студентов в Украине - более 200 тысяч. Заложено достаточно мощное культурно-образовательное поле, которое так или иначе побуждает к занятиям искусством, наукой, собирает талантливых людей. Харьковский университет - один из старейших в стране, и вокруг него постоянно выстраивались и развивались чрезвычайно интересные вещи.
- Развитая интеллектуальная среда обычно творит собственную мифологию или даже мифологии. Какие самые распространенные мифы о Харькове?
- Существует огромное количество интересных историй и концепций. У каждого они свои. Для меня миф №1 - это Харьков как столица. Идеальный Город солнца, который строили украинские коммунисты в 20-х годах, когда из фактически губернского центра пытались создать идеальный коммунистический город, и работа эта велась в нескольких направлениях, начиная от административной и заканчивая культурной. Делали какую-то альтернативу Москве и Киеву, даже через архитектурные эксперименты, когда город застраивался в футуристическом контексте, по идеальной, несколько утопической матрице: кварталы ученых, кварталы рабочих, кварталы деятелей искусства.
- Чистый Кампанелла...
- Да, сочетание Средневековья с футуристическим утопизмом. Это очень любопытно. Остается лишь гадать, что было бы, если бы у Харькова не отобрали этот статус столичности, если бы город оставался столицей еще лет 20-25, если бы не Вторая мировая. То же самое касается активизации культурно-творческой жизни: ты посмотри, неоднократно нами упоминавшийся здесь «Красный Ренессанс» - он создан из ничего. В 1919 году, когда Харьков стал столицей большевистской Украины, там не было украинских писателей. Их туда вывезли в добровольно-принудительном порядке. «Первых смельчаков» были единицы - Сосюра, Эллан-Блакытный, Йогансен, Хвылевой, Тычина. А уже через пять-десять лет их насчитывалось две-три сотни. И это уже была чрезвычайно насыщенная литературная жизнь, много издательств, множество редакций, литературно-творческие площадки, возникла мощная литература, созданная своего рода инкубаторским способом, когда собрали писателей, и вдруг все это прижилось, на будто бы вовсе неукраинской, как кажется на первый взгляд, харьковской почве. Слобожанская основа, которая там была заложена, далее подпитывала...
- В чем тогда тайна города?
- Есть какие-то вещи, но я даже сформулировать их нормально не могу. Они связаны прежде всего с топонимикой. Какие-то места, возвращение в которые тебе необходимо, ситуации, которые ты постоянно держишь в голове. Бесспорно, для меня этот город открыт, он подбрасывает какие-то идеи, новые концепции. Интереснейший город, малоизвестный, в частности, и потому, что не так мощно, как следовало ожидать, присутствует в украинской литературе. У меня есть такая концепция, что территория, не присутствующая в художественном тексте, - в большой мере не присутствует и в жизни социума. Восток Украины мало представлен в нашей литературе. И это состояние отражается в общественной жизни. Думаю, что чем больше будет появляться текстов о Харькове, тем лучше его понимание будет у украинцев. В Киеве существует множество стереотипов, причем довольно упрощенных и не очень приятных - о Харькове как о сепаратистском городе, сориентированном на Россию, городе, который непонятно чем живет, состоит из пролетариев и выше упомянутых гопников. А кто призван бороться со стереотипами, если не писатели? Поэтому стоит надеяться на харьковские романы, они все прояснят.
- Если представить, что город - это некая личность, с собственным характером и особыми чертами, то каковы ваши отношения?
- Не знаю, какое у него ко мне отношение, но у меня к нему, скорее всего, как к кузену. Я врос в этот город, ужасно его люблю. Понимаю, что это абстрактные фразы, за ними обычно мало что стоит, но всегда люблю возвращаться в Харьков.
- А в целом, на что похож Харьков? Какая метафора ему подходит?
- Парк культуры и отдыха имени Горького, который я вспоминал. Он начался с того, что там аккуратно высаживали аллеи. Это кропотливая работа садоводства, направленная на много лет вперед, и вместе с тем это территория, предназначенная для откровенных, сиюминутных развлечений, - это сочетание долговременности с быстротечностью - и есть Харьков.
Дмитрий Десятерик
Фото: Борис Михайлов, из серии «У земли» (1991)
Относительно собеседника о Харькове сомнений не было априори: о столице Слобожанщины рассказал один из ее самых известных жителей - поэт, прозаик, публицист Сергей Жадан.
- Начнем традиционно, с биографии: как ты оказался в Харькове?
- Я в 11-м классе победил на республиканской Олимпиаде по украинской литературе, поэтому имел возможность поступить без экзаменов на любой филфак УССР. Какое-то время колебался между Луганском и Харьковом. Однако в Харькове в Педагогическом институте до сих пор работает моя тетя, Александра Ковалева, поэтесса, переводчик, филолог-германист. Она и сказала: «Попробуй к нам, у нас хорошая германистика». Я часто бывал у нее в гостях, поэтому решил, что так будет лучше. И в 1991-м поступил в Харьковский педагогический. Так что это в большой мере случайность, за которую я очень благодарен тому, кто этими случайностями нас наделяет.
- Каковы были первые впечатления?
- Размер города, масштаб, ландшафт. Когда едешь с востока, со стороны Рогани, видишь Тракторный завод и всю эту пролетарскую орнаменталистику, то оказываешься словно в декорации из фильма. В восемь-десять лет это поражало. Плюс ощущение совершенно иного ритма жизни. Когда, скажем, летом, в сезон отпусков, часть горожан лихорадочно бегают по работе, а остальные просто отдыхают - вот эта несогласованность и необычная ритмика, выбивающая тебя, сразу бросались в глаза.
- С тех пор, очевидно, город ощутимо изменился...
- Двойственное отношение к происходящему сегодня. Харьков конца 80-х - начала 90-х имел довольно заброшенный центр. Но это была бережно ухоженная заброшенность: наливайки, гастрономы, молочные магазины, парки с побитыми скамейками, выщербленными памятниками; в этих вещах зафиксировалось время, в них была своя приватность, обжитость. Сейчас все это убирают, и это, с одной стороны, правильно: город развивается, ремонтируются дороги, строятся новые дома, жизнь продолжается, однако исчезает безвозвратно дух старого Харькова, и по нему я чувствую некоторую ностальгию. Вот тот же стадион «Металлист» сейчас реставрируют. Конечно, хорошо, что у нас будет стадион, соответствующий стандартам УЕФА, но больше не будет атмосферы «Металлиста» 80-90-х годов, а это ведь целая культура, особый образ жизни. Конечно, это циничный природный процесс: на старых костях вырастает что-то новое. Плохо то, что в наших условиях эволюция происходит именно за счет вытеснения предыдущих культурных слоев, их фактического замещения. Традиции культурной преемственности у нас так и не выработаны. Одним словом, я буду скучать по старым наливайкам.
- Но ведь какие-то собственные любимые места еще остались?
- Улицы Пушкинская, Дарвина, Фрунзе, Бажанова... Вообще исторический центр от Пушкинской и вниз к реке. Там еще есть уголки старого Харькова, много интересных особняков, двориков, каких-то покореженных ворот и незапертых подъездов. Улица Дарвина почти вся застроена Бекетовым - это наша знаменитость, великий харьковский архитектор, сто лет назад застраивавший центр. На этих улочках мало что меняется, все почти неприкосновенно, к счастью. Туда можно забрести и ходить без какой-либо цели. Скажем, на одной из таких улиц находится «мое» издательство «Фолио», и я туда постоянно «по работе» заглядываю, в действительности просто люблю там ходить.
- А какие еще специфические сантименты?
- Старый парк Горького. Когда мой сын родился, мы с ним там гуляли. Он уже взрослый, 13 лет, и недавно мы снова туда ходили, на тех же полянах расстреливали консервные банки из пистолета Макарова. Или Дом писателей на Чернышевского, где стоит старый бильярд, на котором играли целые поколения писателей. Мы с друзьями также играли на нем в 90-е годы, когда там зимой не отапливалось, и публика на вечерах сидела в шубах. Все девяностые там и тусовались. Много таких объектов - домов, дворов, улиц, - с которыми что-то связано. Внутренняя топография, которую трудно объяснить.
- Есть здесь то, что раздражает?
- Раздражает утрата старого Харькова - более интеллигентного, более человечного... Ясно, что любой большой город по-своему циничен и холоден, мегаполисы слишком велики, чтобы быть сентиментальными. Это маленький городок сентиментален. А город большой вынужден быть жестким, чтобы обеспечивать собственное функционирование. Тем не менее, старый Харьков был интеллигентным. Понятно, что он сильно изменился в течение последних 15 лет. Многие харьковчане уехали. Эмигрировали кто в Киев, кто в Москву, кто вообще в дальнее зарубежье, и это городу на пользу не идет, потому что на места уехавших приходит не лучшее пополнение. Харьков становится меркантильнее, как, в конечном итоге, и вся страна. Начинает напоминать большой базар. На каждом углу чем-то торгуют, стоят супермаркеты. И это не сугубо харьковская специфика, так везде сейчас происходит, к сожалению. Но это опять-таки естественные процессы, как ты на них можешь повлиять? Еще не нравятся изменения во внешнем виде. Старые дома разрушаются, на их месте появляются небоскребы. Я понимаю, что это столь же необходимо, ведь город должен расти. Но это часто делается весьма неконструктивно, когда мало учитывают исторический вид города. Строятся «свечи», просто портящие пейзаж. С другой стороны, когда в 20-х годах Харьков застраивали конструктивистскими зданиями, подозреваю, многими старыми харьковчанами это также воспринималось как варварство. Сегодня же эти здания являются шедеврами конструктивизма и обеспечивают архитектурную славу городу... Я надеюсь, что лет через пять-десять Харьков вернет себе интеллигентный вид. А в супермаркетах устроят галереи современного искусства.
- Давай тогда ближе к искусству. Насколько Харьков сформировал тебя как поэта?
- Наверное, достаточно серьезно. Когда я переехал, мне было 17 лет. Если ты занимаешься литературой, то это именно тот возраст, когда закладывается что и как ты будешь писать. И тогда Харьков появился в моей жизни, с его литературой 20-х годов - именно этот литературный сквозной текст на меня больше всего повлиял. Семенко, Хвылевой, Кулиш, Йогансен, Шкурупий, Влизько. Я очень хорошо это помню, ведь в 1989 году открылся Харьковский литературный музей, действующий поныне. Для меня он стал одним из самых важных мест. Их первая выставка была посвящена литературе «Красного Ренессанса». Заходишь - и два этажа посвящены расстрелянным поэтам - можешь сразу почувствовать дух Харькова 20-х годов. В конце концов, я потом в этом музее работал, участвовал в выставках, мы там и до сих пор проводим какие-то акции, выставки, вечера.
- Мы говорим преимущественно о ХХ веке, однако Слобожанщина имеет богатейшую историю. Какая из эпох, на твой взгляд, оставила после себя наибольший след в городе?
- Не знаю, насколько давние цивилизации могли повлиять на что-то. Хотя, очевидно, «слобожанский менталитет» складывался не за сто лет. А вот сегодняшний Харьков окончательно сформировался в конце ХІХ - начале ХХ века, превратившись в огромный торговый и железнодорожный центр, находящийся на распутье. Это, как мне кажется, заложено в характере и поведении его жителей. Большой и, в определенной степени, космополитический город, населенный различными народами, своего рода украинская Америка. Множество возможностей для реализации. Сегодня, быть может, это меньше чувствуется, так как централизация, которую Украина переняла от СССР, когда все сосредотачивается в столице, убивает здоровые инициативы «на местах». Харьков всегда был динамичной и живой альтернативной более умеренному Киеву.
- Ну, если уж говорить о столичном статусе, то я заметил, что в Харькове очень хорошо помнят о тех годах, когда он сам был столицей Советской Украины.
- Для кого-то это бесспорно предмет гордости, для кого-то - комплексов, большинство людей просто не обращают на это внимание, занимаясь своими повседневными делами. Хотя политики постоянно напоминают, да и немало других граждан не отстает, начиная от футбольных фанатов, которые кричат на стадионе, что мы первая столица, заканчивая мэром города. Это всё-таки хороший концепт, не худшая вещь, которой можно гордиться.
- Так Харьков - украинский, русский или советский?
- Думаю, все эти три видения и понимания своего места здесь присутствуют. Есть люди, настроенные сугубо пророссийски. Есть те, кто смотрит больше назад, на советское время. Кто-то настроен проукраински, хотя это не означает, что люди говорят на украинском, просто такая, более общая, украинскость. Нельзя сказать, что Харьков сегодня сугубо пророссийский, так же как и нельзя утверждать, что он является платформой для украинского национализма. Там всего много, и пока что все эти геополитические векторы более-менее мирно уживаются, что не может не радовать. И город меняется даже в национальном плане. У нас сейчас прирастают национальные диаспоры - китайская, корейская, африканская - за счет рынков. Вот я только что подумал, что со стороны это звучит, как за счет рынков невольников. Имеется в виду, за счет рынков, на которых представители Азии и Африки занимаются бизнесом. Вполне вероятно, и я об этом постоянно говорю, что вскоре в Харькове появится свой Чайна-таун, и сложно спрогнозировать, как будут вести себя представители китайской, корейской или вьетнамской диаспор спустя несколько лет в плане политической или национальной ориентации. А это очень интересно, ведь, так или иначе, их ныне тысячи, а спустя несколько лет, вполне возможно, их будет десятки тысяч, и с ними придется считаться.
- Мне кажется, судьба Харькова во многом определяется тем, что он основывался как последний форпост на границе степей, как крепость, по сути.
- Скорее, город-вокзал, город-транзит. Это мое очень субъективное видение, но чувствуется, что город пограничный. Даже если посмотреть на восприятие Харькова в литературе - он часто присутствует в классических и современных текстах как транзитный пункт между Москвой, Киевом, Крымом и Кавказом. Постоянно через него туда-сюда проезжают тысячи граждан разных стран, перегоняются бесконечные вагоны с грузами. Это, видимо, все-таки отражается на ментальности жителей, так как многие их них считают необходимым отсюда уехать. С другой стороны, постоянное присутствие на вокзале, в этом транзитном пункте, чрезвычайно интересно, оно дает ощущение масштаба, ощущение пульсирующего вокруг ритма. Очевидно, статус крепости, последнего форпоста, несколько развившись, трансформировавшись, сохранился.
- Как это отразилось на рельефе города?
- Центр стоит на горе, окруженный реками. Действительно классическая крепость. И окружающие ее спальные районы - бывшие слободы, хутора, которые в 20-е годы срослись с городом. Когда заводы начали втягиваться в инфраструктуру, образовался мощный клубок, который сегодня очень сложно, но интересно распутывать. Есть, скажем, удивительные заводские районы, где архитектура еще дореволюционная или сразу послереволюционная. Атмосфера красной столицы больше всего сохранилась там. Повторюсь: когда заезжаешь туда, такое впечатление, что попадаешь в декорации фильма о революции 1905 года. Но таких уголков становится все меньше.
- Давай эту крепость заселим. Какие, по твоему мнению, существуют городские типы? Кто они, как живут?
- Типов, бесспорно, много. Чтобы как-то вывести их классификацию, необходимы время и усилия. Я упомяну наиболее симпатичные мне, и наиболее симптоматичные для города. Во-первых, «технари» - остатки харьковской технической интеллигенции, математики, физики, инженеры, строившие ракеты-самолеты-турбины-танки, и вместе с тем читающие книги и слушающие рок. Некий гибрид физиков с лириками. Я всегда ими страшно восхищался, они мне казались «солью» этого города. Их можно было встретить где угодно - от политического митинга до литературного вечера. Они удивительным образом совмещали в себе чрезвычайную профессиональность с редкостной неуравновешенностью и неприспособленностью. Их, к сожалению, остается все меньше. Тем более нужно их ценить. Во-вторых, люмпены. Харьковский деклассированный пролетариат - это вообще отдельная история. Бывшие сантехники, пишущие картины, бухгалтеры, составляющие политические программы, работницы цехов и депо, становящиеся порнозвездами, - за всем этим стоит множество историй, пересказывать которые можно также бесконечно, а услышать которые удается не каждому, ведь обычно харьковчане сдержанны и скромны. И, разумеется, харьковские гопники. Молодая шпана, которая когда-нибудь обязательно зальет потопом своей страсти и непокорности улицы города и обновит их в интересах прогресса и дальнейшей эволюции.
- Могу возразить относительно эволюции, с помощью твоего коллеги по цеху, Лимонова, - вполне вероятно, что я ошибаюсь, но все же, кажется, именно ему приписывают изречение, что Харьков - это город, в котором идеи не находят реализации...
- Да нет, я не думаю. Это оправдательная позиция. Я согласен с первой частью: в Харькове появляется много идей. Это исторически, начиная с политики и науки и заканчивая спортом и культурой. И не скажу, что эти идеи невозможно реализовать. Скорее, наоборот - для меня это город реализовавшихся людей. Взять того же Бориса Михайлова, который ходит по Харькову с фотоаппаратом, фотографирует харьковчан, а потом эти работы выставляются в самых престижных галереях мира. То же касается и музыки... Знаешь, если эта фраза действительно принадлежит Лимонову, то это весьма характерно, так как он - человек из прошлого века. Несмотря на то, что он великий писатель, он неактуален. Он - человек тоталитарной системы, очень советский человек, для которого подобный централизм очень важен. Для него очень важно быть именно в метрополии. Из-за чего, как мне кажется, он и убегал сначала в Москву, потом в Нью-Йорк, потом в Париж, постоянно искал центр, сердце мира. А у сегодняшнего мира много сердец. Нет такого понятия, как столица и провинция. Изменилась культурная, общественная парадигма, и центр там, где находишься ты, где ты что-то делаешь, где ты что-то реализуешь.
- И действительно так, ведь, если посмотреть на историю искусства, то Харьков предстает как настоящий Клондайк искусств. Бурлюки, ВАПЛИТЕ, Михайлов, тот же Лимонов...
- Конечно. Весь русский футуризм развивался в Харькове в начале ХХ века. Хлебников, Маяковский, Асеев, Петников были довольно тесно связаны с Харьковом, плюс опять-таки «Красный Ренессанс» в 20-е, и литература 60-х годов, когда в городе жили Василий Мысик, Борис Чичибабин. То же касается и художественной жизни, и музыкальной, и театра - вспомнить того же Курбаса. И до сегодняшнего дня появляется много интересных, талантливых людей.
- Почему так? Плодородная земля?
- Возможно, срабатывает гений места, но есть также субъективные факторы. Последние двести лет Харьков - это большой университетский, образовательный центр. У нас сегодня, насколько я знаю, наибольшее количество студентов в Украине - более 200 тысяч. Заложено достаточно мощное культурно-образовательное поле, которое так или иначе побуждает к занятиям искусством, наукой, собирает талантливых людей. Харьковский университет - один из старейших в стране, и вокруг него постоянно выстраивались и развивались чрезвычайно интересные вещи.
- Развитая интеллектуальная среда обычно творит собственную мифологию или даже мифологии. Какие самые распространенные мифы о Харькове?
- Существует огромное количество интересных историй и концепций. У каждого они свои. Для меня миф №1 - это Харьков как столица. Идеальный Город солнца, который строили украинские коммунисты в 20-х годах, когда из фактически губернского центра пытались создать идеальный коммунистический город, и работа эта велась в нескольких направлениях, начиная от административной и заканчивая культурной. Делали какую-то альтернативу Москве и Киеву, даже через архитектурные эксперименты, когда город застраивался в футуристическом контексте, по идеальной, несколько утопической матрице: кварталы ученых, кварталы рабочих, кварталы деятелей искусства.
- Чистый Кампанелла...
- Да, сочетание Средневековья с футуристическим утопизмом. Это очень любопытно. Остается лишь гадать, что было бы, если бы у Харькова не отобрали этот статус столичности, если бы город оставался столицей еще лет 20-25, если бы не Вторая мировая. То же самое касается активизации культурно-творческой жизни: ты посмотри, неоднократно нами упоминавшийся здесь «Красный Ренессанс» - он создан из ничего. В 1919 году, когда Харьков стал столицей большевистской Украины, там не было украинских писателей. Их туда вывезли в добровольно-принудительном порядке. «Первых смельчаков» были единицы - Сосюра, Эллан-Блакытный, Йогансен, Хвылевой, Тычина. А уже через пять-десять лет их насчитывалось две-три сотни. И это уже была чрезвычайно насыщенная литературная жизнь, много издательств, множество редакций, литературно-творческие площадки, возникла мощная литература, созданная своего рода инкубаторским способом, когда собрали писателей, и вдруг все это прижилось, на будто бы вовсе неукраинской, как кажется на первый взгляд, харьковской почве. Слобожанская основа, которая там была заложена, далее подпитывала...
- В чем тогда тайна города?
- Есть какие-то вещи, но я даже сформулировать их нормально не могу. Они связаны прежде всего с топонимикой. Какие-то места, возвращение в которые тебе необходимо, ситуации, которые ты постоянно держишь в голове. Бесспорно, для меня этот город открыт, он подбрасывает какие-то идеи, новые концепции. Интереснейший город, малоизвестный, в частности, и потому, что не так мощно, как следовало ожидать, присутствует в украинской литературе. У меня есть такая концепция, что территория, не присутствующая в художественном тексте, - в большой мере не присутствует и в жизни социума. Восток Украины мало представлен в нашей литературе. И это состояние отражается в общественной жизни. Думаю, что чем больше будет появляться текстов о Харькове, тем лучше его понимание будет у украинцев. В Киеве существует множество стереотипов, причем довольно упрощенных и не очень приятных - о Харькове как о сепаратистском городе, сориентированном на Россию, городе, который непонятно чем живет, состоит из пролетариев и выше упомянутых гопников. А кто призван бороться со стереотипами, если не писатели? Поэтому стоит надеяться на харьковские романы, они все прояснят.
- Если представить, что город - это некая личность, с собственным характером и особыми чертами, то каковы ваши отношения?
- Не знаю, какое у него ко мне отношение, но у меня к нему, скорее всего, как к кузену. Я врос в этот город, ужасно его люблю. Понимаю, что это абстрактные фразы, за ними обычно мало что стоит, но всегда люблю возвращаться в Харьков.
- А в целом, на что похож Харьков? Какая метафора ему подходит?
- Парк культуры и отдыха имени Горького, который я вспоминал. Он начался с того, что там аккуратно высаживали аллеи. Это кропотливая работа садоводства, направленная на много лет вперед, и вместе с тем это территория, предназначенная для откровенных, сиюминутных развлечений, - это сочетание долговременности с быстротечностью - и есть Харьков.
Дмитрий Десятерик
Фото: Борис Михайлов, из серии «У земли» (1991)