Как Россия отдала Приамурье Китаю

Mar 12, 2014 18:56




Гравюра с изображением осады Албазина, 1686 год
Почему выдержав героическую осаду Албазина, Россия в 1689 году отдала Приамурье Китаю

«Путник, весть донеси нашим гражданам в Лакодемоне, что, Спарты исполнив завет, здесь мы костьми полегли». Эти гордые слова высечены на огромном камне, поставленном на холме у входа в Фермопильское ущелье в Греции. Здесь в сентябре 480 года до н. э. произошла знаменитая битва трехсот спартанцев под командованием царя Леонида с персидской армией Ксеркса. Герои погибли все до единого, но обеспечили столь необходимое время для соединения отрядов греческих городов-полисов в единую армию.

У казаков на Дальнем Востоке тоже есть свои Фермопилы. Это Албазинский острог, оборона которого в 1685 и 1686 годах навсегда останется одной из самых героических страниц в истории России. Так же как и спартанцы Леонида, казаки сумели ценой невероятных усилий и жертв удержать свой важнейший стратегический рубеж на Амуре. И, так же как и спартанцы, были преданы.

«По казацкой росписи, яко Кромы, воздвигнут...»

Как было уже упомянуто в статье «Албазинская осада: казаки против китайцев», сразу же после возвращения в Албазин атаман Алексей Толбузин со всей энергией принялся восстанавливать Албазинский острог. В основу нового сооружения был положен не старомосковский или сибирский опыт фортификации, основанный на использовании деревянных конструкций, а казацкий, донской. В официальной «сказке», отправленной в Москву, нерчинский воевода Иван Власов написал: «Албазинский острог сдеется добрым, понеже по казацкой росписи, яко Кромы, воздвигнут...» В устах воеводы-московита упоминание о том, что Албазин построен «яко Кромы» звучит как вердикт гарантированной неприступности новой крепости: в 1685 году служилые «государевы холопы» помнили, конечно, бесславную для московской рати осаду крепостицы Кромы в Смутное время, которую полгода успешно оборонял донской атаман Андрей Корела.



Казацкие крепостицы отличались не высотой стен, а широким использованием для целей фортификации земли - этой особенностью казацкая фортификация прямо копировала опыт древнеримских военных лагерей. Казаки рыли глубокие рвы, земля из которых высыпалась на широкие решетчатые срубы из крупных стволов деревьев, в итоге получался сравнительно невысокий вал с широкой верхней площадкой, по которому можно было передвигать даже небольшие пушки. Такая конструкция казацких крепостей обеспечивала возможность быстро перемещать наличные силы обороняющихся (коих у казаков никогда не было с избытком) на наиболее угрожаемые, чреватые прорывом направления штурма. Кроме того, в земле легко увязали ядра, а выброшенная взрывом фугаса земля практически не имела поражающего эффекта.

Новая Албазинская крепость стала, по-видимому, наиболее мощным фортификационным сооружением в верхнем течении Амура, даже Айгунь - главный китайский форпост в регионе - уступал Албазину. Впрочем, Албазин тоже имел свою «ахиллесову пяту» - недостаток артиллерии: в крепости находилось всего восемь старых медных пушек и три легких затинных пищали, каким-то образом «доживших» в Нерчинске со времен Ерофея Хабарова. В отчаянной суете подготовки к вторжению китайцев приволокли в Албазин и тяжелую мортиру, стрелявшую пудовыми ядрами. Это орудие, бросающее ядра по высокой параболе, было бы бесценно для штурмующих, однако совершенно бесполезно при обороне. К тому же при своем огромном калибре мортира буквально «съедала» дефицитный порох.

Казацкий немец

Главным оборонительным ресурсом Албазина были, бесспорно, люди. Простые люди - донские, тобольские и забайкальские казаки - совершенно сознательно и без всякого административного принуждения вернулись в Албазин вслед за своим мужественным и решительным атаманом Толбузиным. Сам «батько Лексий» не знал, казалось, устали. Возникало ощущение, что он появлялся одновременно всюду: на строящемся пирсе, на смотровой башне, в глубоких, специально вырытых в основании валов пороховых погребах, у артиллерийских расчетов.



Албазинская крепость. Реконструкция и макет: Николай Крадин / muniver.khstu.ru

Другой очень ценной фигурой грядущего стратегического сражения между Московией и Китаем был немец Афанасий Бейтон - блистательный военный гений Албазина. Будучи прусским офицером, Бейтон поступил на службу в русскую армию в 1654 году и сразу же принял участие в начавшейся русско-польской войне 1654-1667 годов. Еще до ее окончания его перевели на службу в Томск, где в числе других офицеров из числа иностранцев он обучал великорусских рейтаров для формирующихся полков «нового строя».

В Томске в 1665 году Бейтон женился на казачке и, как всякий немец долгое время живущий в России, совершенно искренне обрусел. Он поверстался в казаки, принял православие и за заслуги был переведен на повышение в Москву в «дети боярские». Однако, в затхлых полувизантийских чертогах тогдашней Москвы «казацкому немцу» Афанасию показалось невероятно тоскливо, и он подал челобитную о переводе в Енисейск - случай беспрецедентный для собственно великорусского дворянства.

В Сибири Бейтону пришлось участвовать во множестве казацких рейдов против джунгар и енисейских киргизов, причем во всех походах немец проявил себя как превосходный командир и отличный товарищ. Небольшого роста, со свислыми на запорожский манер усами, в синем казацком чекмене и мохнатой папахе немец Бейтон практически не отличался на вид от окружавших его казаков. Это отличие было видно и слышно только в бою: вместо казацкой шашки, немец предпочитал тяжелый прусский палаш, а вместо волчьего воя, привычного для атакующих казаков, яростно кричал «Mein Gott!» Между воеводой Толбузиным и Бейтоном установились дружеские отношения. У обоих основным мотивом деятельности были не личные амбиции или обогащение, а военный успех в борьбе с Китаем.

Полный текст статьи на сайте "Русская планета"

история, оборона, Китай, Россия, война

Previous post Next post
Up