...
«Себя он называл, как известно, язычником, но никому не навязывал своего миропонимания, хотя для него это было серьёзно. Его мировоззрение было гораздо сложнее того, что обычно имеется в виду под понятием «язычества»; ему, скорее, нравилось слово, из слова «язычество» он сделал яркую дразнящую игрушку и, как мячом, кидался ею в слишком любопытных. Его настоящих воззрений я затрагивать здесь не буду, скажу только, что Головина в принципе не стоит воспринимать слишком буквально, и его эссеистику надо читать между строк, впрочем, как и всех серьёзных людей. Недаром отец обожал шарлатанов и мистификаторов, всегда был на их стороне и только смеялся, очень довольный, когда «шарлатаном» называли его самого. Слава богу, что профаны считают кое-что мистификацией и обманом, реальные адепты тоже любят напустить туману, чтобы отбить охоту у толпы соваться куда не надо. Как однажды сказал отец: «Теперь всякая свинья лезет в Бретона и Канселье».
С другой стороны, отец около 15 лет прожил с Еленой Джемаль, православной христианкой в свои поздние годы, не пропускавшей ни одной службы и певшей в церковном хоре. Никогда между ними не происходило разногласий на религиозной почве, и отец в высшей степени терпимо относился к христианству Лены, а если и поддразнивал её, то весьма деликатно и скорее шутливо. Она точно так же относилась к его интересам.»
...
«Настоящий скульптор просит разрешения у камня: «Камень, впусти!» И ждёт. Настоящий алхимик делает то же самое. Его удивляли люди, «античники», тратившие время на псевдонаучную писанину про античных богов; зачем писать о тех, кого ты никогда не встречал, кто никогда не проходил сквозь тебя, в чьё существование ты даже не веришь? Богов надо уметь приветствовать в своём теле, знать их, и только через это множество лежит путь к единству. Как странны высказывания о том, что Головин - многобожник, отрицающий монотеизм. Он отрицал специфический монотеизм иудео-христианства, как он мог отрицать герметическое Единое, если был его носителем?»
...
«Когда появилась возможность ездить за рубеж, я всё пыталась соблазнить отца путешествиями, и он неизменно сопротивлялся, повторяя, что не хочет смотреть, как «пролы» (быдло, плебс) испоганили прекрасные города. Впрочем, он всегда добавлял, что «всё, что надо, я и так видел». Он начинал рассказывать о Риме, Венеции или Флоренции времён расцвета, и становилось ясно: так мог описывать только человек, который присутствовал там, видел всё своими собственными глазами и переживал мистерии лично. Он описывал, как разрушили на острове Родос храм Афродиты и как отомстила богиня всем и каждому, посягнувшему на её святилище.»
...