(no subject)
любовью часто именуют такие вещи... вот взгляните: она млеет и нежится в праздном обнажённом лежании на утренней дачной постели вся в разноцветном солнце вливающемся в оконный витраж из лета, где счастье отравлено только памятью и липкой жарой лежащей на всём обволакивающей отупляющей и усыпляющей отступающей лишь в воде ветре и мёрзлом погребе, и всё же она нежится в этом лете, готовая в нём утонуть и раствориться, а на лестнице вдруг возникает топот и скрип взбирающегося братишки - соседского паренька лет шести с лучистыми глазами, совершенного ещё ангела, породнённого с нею сонным летним бездельем, - он производит ненароком все возможные шумы, мечтая найти её уже неспящей, и она, прикрывшись, не обманывает ожидания, встречая его блаженной и сладкой судорогой, вытягивающей всё тело, что одинаково грациозна в исполнении и женщин, и кошек, - и он говорит, просовываясь в дверь с нарочитым, но уже ненужным шорохом, что давно день, все собрались внизу и ещё пришёл андрей из девятого особняка, он весёлый и добрый и фокусы умеет и все все все поднимутся к ней сейчас и мама её говорит что что что же её нет и она пушистая наша соня проспит жениха, - и знакомое странно слово жених рождает в ней судорогу другую, горячую волну от ног к голове по пути выдувает носом глубокое поспешное угу и явление в свет обещается и братишка выгоняется и начинается смятение одевания неясное волнение причёсывание и прочие беглые хлопоты, пока она не входит к ним в гостиную с веранды, застыв на пороге словно одетая в солнце и словно чуть подлетая на цыпочках глядит на него заслонившая свет заслонившемуся от, молча, неотрывно глядит на него, сжимая ладони то спереди то за спиной то, хотя он тоже молчит, неловкость их неизбежной будущей любви тонет в беспрерывном одобряющем тараторстве родителей и всеобщем чайно-вафельном беспорядке, снова затем всплывая в глубоких аллеях с розовыми кустами по бокам они уже вдвоём но рядом тут же выныривает братишка и они на него набрасываются как на спасательный круг но вскоре научаясь плавать перестают бояться глубины и но продолжают потешаться над его дурачествами умиляться суждениями и удивляться лучистости глаз, хотя последнее - лишь днём, а тёплыми же и пахучими вечерами на скамейке под берёзой напротив розовых кустов неразлучную троицу окружают чудо-жуки с горящим во тьме нутром что выплывают из темноты и светят светят горят мерцают и можно их ловить и видеть что светится только живот, и снова отпускать и снова как звёзды пытаться поймать рукой, и им становится так хорошо что хочется то ли спать то ли кричать до визга, андрей, соня и братишка правда кричит, то ли, а, да, оттого, что вместо светляка схватил горящий окурок андрея за самый кончик, и тут, окончательно проснувшись, она отчётливо видит себя на пороге другой жизни, без учёбы, родителей и детской суеты, жизни взрослой и свободной, она хочет быть женщиной и женой, сейчас и сразу, как можно скорее, пока это столь отчётливо, пока не съедено жарой, городом, осенью, детской суетой с забинтованными пальцами, зелёными коленками и лучистыми глазами, она ищет встреч вдвоём и не находит, плачет по ночам, назначает свидания, безуспешно отсылает домой братишку, кричит на братишку, наедине с собой обвиняет во всём братишку, наедине с андреем слушает сказки о братишке, притчи о братишке, песни о братишке, басни о братишке, придуманные придуманным женихом, беззвучно рыдает ночью а накануне новой заперев братишку в холодный погреб назначает свидание на романтической скамейке под берёзой, где жуки и звёзды должны осветить их счастье, но долгий разговор о преждевременности всего приносит расставание и слёзы, а память о братишке возвращается слишком поздно, во мрачном затишье перед утром, но нет его глаз за запертой промозглой дверью, нет его глаз в доме, нет мыслей, где он, нет почвы, скрыто ленью небо и страх мешает звать его у дома, страх мешает будить родителей, страх мешает идти к соседям, страх не даёт двигаться и думать, и она растворяется в лете; она отныне навеки на скамейке, где разум, приручающий людей к жизни, рассудок, непобеждённый жарой, ум, разбуженный ото сна манящим ожиданием и терзавшийся затем зачем-то всеми возможными сомнениями, горячий нетвёрдый мозг, едва вынесший вмиг и крушение надежд, и страх потерь, и ужас расплат, - лениво и медленно в ней угасают, не в силах вынести надвигающийся из розовых кустов белый ужас: беззвучно плывут на неё чуть колыхаясь два светящихся лучистых
1990