Снова к Дюма
А вы знали, что одна из глав ранее упомянутой "Графини де Монсоро" у Дюма носит буквально такое название: "Продолжение следующей, сокращённой ввиду новогодних праздников". А вы говорите - онгоинги, веб-публикации... XD Традиции со времён бумажных журналов!
Ну и читая "Сорок пять" повторю, что в прошлый раз я говорил о проблемах отношения к женским образам в самой эпохе, к Дюма у меня претензий нет. С бойкими и живыми героинями у него всё хорошо ^_^ Хоть они, по традиции, на условно-злодейской стороне.
"В тот же миг он почувствовал, как кто-то дернул его на ножны шпаги, и обернулся.
Внимание его привлек черноволосый юноша, невысокий, гибкий, изящный, с горящим взглядом и в перчатках.
- Что вам угодно, сударь? - спросил всадник.
- Сударь, прошу вас о милости.
- Говорите, только поскорее, пожалуйста, видите, меня ждут.
- Мне надо попасть в город, сударь, мне это крайне необходимо, понимаете?.. А вы одни, вам нужен паж, который оказался бы под стать вашей внешности.
- Так что же?
- Услуга за услугу: проведите меня в город, и я буду нашим пажом.
- Благодарю вас, - сказал всадник, - но я не нуждаюсь в паже.
- Даже в таком, как я? - спросил юноша и так странно улыбнулся, что ледяная оболочка, в которую всадник пытался заключить свое сердце, начала таять.
- Я хотел сказать, что не могу держать слуг.
- Да, я знаю, вы небогаты, господин Эрнотон де Карменж, - молвил паж.
Всадник вздрогнул. Но, не обращая на это внимание, юноша продолжал:
- Поэтому о жалованье мы говорить не станем, наоборот, это вам заплатят в сто раз больше, если вы согласитесь исполнить мою просьбу. Позвольте же служить вам, хотя мне и самому случалось отдавать приказания.
И юноша пожал всаднику руку, что со стороны пажа было довольно бесцеремонно. Затем, обернувшись к уже известной нам группе всадников, он сказал:
- Я пройду, это главное… Вы, Мейнвиль, постарайтесь сделать то же самое любым способом.
<...>
Видимо, для пажа наступило время показаться, ибо, схватив Эрнотона за руку, он сказал:
- Сударь, бога ради, возьмите меня на руки и поднимите повыше: из-за голов я ничего не вижу.
- Да вы просто ненасытны, молодой человек, ей-богу!
- Еще одну услугу, сударь!
- Вы, право, злоупотребляете…
- Я должен увидеть осужденного, понимаете? Я должен его увидеть.
И так как Эрнотон медлил с ответом, паж взмолился:
- Сжальтесь, сударь, сделайте милость, умоляю вас!
Юноша был уже не капризным тираном, он просил так жалобно, что невозможно было устоять. Эрнотон взял его на руки и поднял не без удивления - таким хрупким показалось ему это юное тело.
Теперь голова пажа возвышалась над головами остальных зрителей.
Как раз в это мгновение Сальсед взялся за перо и оглядел еще раз площадь.
Он увидел юношу и застыл от изумления.
В тот же миг паж приложил к губам два пальца. Невыразимая радость озарила лицо осужденного: она была похожа на упоение злого богача из евангельской притчи, когда Лазарь смочил водой его пересохший язык.
Он увидел знак, которого так нетерпеливо ждал, - знак, возвещавший, что ему будет оказана помощь.
<...>
- Я обнаружена, - шепнул юный паж на ухо Эрнотону, - сжальтесь, помогите, спасите меня, сударь. Они идут, идут сюда!
- Чего же вы опять хотите?
- Бежать. Разве вы не видите? Они ищут меня.
- Кто же вы?
- Женщина… Спасите, защитите меня!
Эрнотон побледнел. Однако великодушие победило удивление и страх.
Он поставил незнакомку перед собой и, энергично расталкивая толпу рукояткой шпаги, расчистил путь до угла улицы Мутон и втолкнул девушку в какую-то дверь.
Эрнотон даже не успел спросить незнакомку, как ее зовут и где им снова увидеться.
Но, прежде чем исчезнуть, она, словно угадав мысль Эрнотона, бросила ему многообещающий взгляд.
<...>
- Вижу, вы рассудительный и осторожный влюбленный, - смеясь, сказала дама.
- Можно ли удивляться, что вы внушили мне некоторые сомнения, сударыня, - возразил Эрнотон. - Разве принято, чтобы женщина одевалась мужчиной, прорывалась через заставу и шла смотреть, как будут четвертовать на Гревской площади какого-то несчастного, и при этом делала ему непонятные знаки?
Дама слегка побледнела, но тут же улыбнулась:
- Вам не хватает проницательности, сударь! Достаточно иметь чуточку здравого смысла, и все, что вам кажется темным, тотчас же объяснится. Разве не естественно, что госпожа де Монпансье интересовалась судьбой господина де Сальседа, его признаниями, истинными или ложными, - ведь они могли скомпрометировать весь лотарингский дом! А если это естественно, сударь, то почему бы герцогине не послать верного, близкого друга с поручением присутствовать на четвертовании и видеть воочию, как говорят во дворце Правосудия, малейшие подробности казни? Этим другом, сударь, оказалась я, доверенное лицо ее светлости. Теперь подумайте, могла я появиться на Гревской площади в женской одежде и остаться равнодушной к страданиям этого мученика, к его попыткам сделать признание?
<...>
- Безумец несчастный! - воскликнула дама с гневом, исполненным величия. - Неужели ты считаешь, что перед тобой служанка? Я герцогиня де Монпансье! Отдай мне письмо!
- Вы - герцогиня! - воскликнул Эрнотон, отступая в ужасе.
- Конечно. Разве ты не видишь, что я хочу поскорее узнать, что пишет мой брат?
Ну и читая "Сорок пять" повторю, что в прошлый раз я говорил о проблемах отношения к женским образам в самой эпохе, к Дюма у меня претензий нет. С бойкими и живыми героинями у него всё хорошо ^_^ Хоть они, по традиции, на условно-злодейской стороне.
"В тот же миг он почувствовал, как кто-то дернул его на ножны шпаги, и обернулся.
Внимание его привлек черноволосый юноша, невысокий, гибкий, изящный, с горящим взглядом и в перчатках.
- Что вам угодно, сударь? - спросил всадник.
- Сударь, прошу вас о милости.
- Говорите, только поскорее, пожалуйста, видите, меня ждут.
- Мне надо попасть в город, сударь, мне это крайне необходимо, понимаете?.. А вы одни, вам нужен паж, который оказался бы под стать вашей внешности.
- Так что же?
- Услуга за услугу: проведите меня в город, и я буду нашим пажом.
- Благодарю вас, - сказал всадник, - но я не нуждаюсь в паже.
- Даже в таком, как я? - спросил юноша и так странно улыбнулся, что ледяная оболочка, в которую всадник пытался заключить свое сердце, начала таять.
- Я хотел сказать, что не могу держать слуг.
- Да, я знаю, вы небогаты, господин Эрнотон де Карменж, - молвил паж.
Всадник вздрогнул. Но, не обращая на это внимание, юноша продолжал:
- Поэтому о жалованье мы говорить не станем, наоборот, это вам заплатят в сто раз больше, если вы согласитесь исполнить мою просьбу. Позвольте же служить вам, хотя мне и самому случалось отдавать приказания.
И юноша пожал всаднику руку, что со стороны пажа было довольно бесцеремонно. Затем, обернувшись к уже известной нам группе всадников, он сказал:
- Я пройду, это главное… Вы, Мейнвиль, постарайтесь сделать то же самое любым способом.
<...>
Видимо, для пажа наступило время показаться, ибо, схватив Эрнотона за руку, он сказал:
- Сударь, бога ради, возьмите меня на руки и поднимите повыше: из-за голов я ничего не вижу.
- Да вы просто ненасытны, молодой человек, ей-богу!
- Еще одну услугу, сударь!
- Вы, право, злоупотребляете…
- Я должен увидеть осужденного, понимаете? Я должен его увидеть.
И так как Эрнотон медлил с ответом, паж взмолился:
- Сжальтесь, сударь, сделайте милость, умоляю вас!
Юноша был уже не капризным тираном, он просил так жалобно, что невозможно было устоять. Эрнотон взял его на руки и поднял не без удивления - таким хрупким показалось ему это юное тело.
Теперь голова пажа возвышалась над головами остальных зрителей.
Как раз в это мгновение Сальсед взялся за перо и оглядел еще раз площадь.
Он увидел юношу и застыл от изумления.
В тот же миг паж приложил к губам два пальца. Невыразимая радость озарила лицо осужденного: она была похожа на упоение злого богача из евангельской притчи, когда Лазарь смочил водой его пересохший язык.
Он увидел знак, которого так нетерпеливо ждал, - знак, возвещавший, что ему будет оказана помощь.
<...>
- Я обнаружена, - шепнул юный паж на ухо Эрнотону, - сжальтесь, помогите, спасите меня, сударь. Они идут, идут сюда!
- Чего же вы опять хотите?
- Бежать. Разве вы не видите? Они ищут меня.
- Кто же вы?
- Женщина… Спасите, защитите меня!
Эрнотон побледнел. Однако великодушие победило удивление и страх.
Он поставил незнакомку перед собой и, энергично расталкивая толпу рукояткой шпаги, расчистил путь до угла улицы Мутон и втолкнул девушку в какую-то дверь.
Эрнотон даже не успел спросить незнакомку, как ее зовут и где им снова увидеться.
Но, прежде чем исчезнуть, она, словно угадав мысль Эрнотона, бросила ему многообещающий взгляд.
<...>
- Вижу, вы рассудительный и осторожный влюбленный, - смеясь, сказала дама.
- Можно ли удивляться, что вы внушили мне некоторые сомнения, сударыня, - возразил Эрнотон. - Разве принято, чтобы женщина одевалась мужчиной, прорывалась через заставу и шла смотреть, как будут четвертовать на Гревской площади какого-то несчастного, и при этом делала ему непонятные знаки?
Дама слегка побледнела, но тут же улыбнулась:
- Вам не хватает проницательности, сударь! Достаточно иметь чуточку здравого смысла, и все, что вам кажется темным, тотчас же объяснится. Разве не естественно, что госпожа де Монпансье интересовалась судьбой господина де Сальседа, его признаниями, истинными или ложными, - ведь они могли скомпрометировать весь лотарингский дом! А если это естественно, сударь, то почему бы герцогине не послать верного, близкого друга с поручением присутствовать на четвертовании и видеть воочию, как говорят во дворце Правосудия, малейшие подробности казни? Этим другом, сударь, оказалась я, доверенное лицо ее светлости. Теперь подумайте, могла я появиться на Гревской площади в женской одежде и остаться равнодушной к страданиям этого мученика, к его попыткам сделать признание?
<...>
- Безумец несчастный! - воскликнула дама с гневом, исполненным величия. - Неужели ты считаешь, что перед тобой служанка? Я герцогиня де Монпансье! Отдай мне письмо!
- Вы - герцогиня! - воскликнул Эрнотон, отступая в ужасе.
- Конечно. Разве ты не видишь, что я хочу поскорее узнать, что пишет мой брат?
