Чубайс о том, что было. О главном.
Б.Д.: Хорошо. Тогда первый вопрос про приватизацию. Виталий Аркадьевич докладывал про приватизацию на семинаре, выдал некоторую концепцию ваучеров. Если верить разным вашим соратникам тех
времен, вы, скорее, не принимали концепцию ваучеров. Это так?
А.Ч.: Абсолютно, да. После доклада Виталика на него набросилось два человека и его просто разгромили. Одного звали Гайдар, а другого звали Чубайс.
Б.Д.: Отчасти к предыдущему вопросу - насколько ситуации и быстрое реагирование на них меняли теоретические представления? Что изменилось: ситуация или теоретические представления?
А.Ч.: Ответ мне ясен, потому что я об этом думал. Здесь все просто. Суть наших претензий к концепции Виталика состояла в том, что мы вскрыли ее чудовищные… изъяны здесь неправильное слово - такие сопровождающие элементы, без которых ее невозможно сделать. Базовый аргумент был в том, что степень сложности, разветвленности инструментария, предложенного Найшулем, по сравнению со степенью сложности задачи была абсолютно несоизмеримой. Инструментарий тупой, лобовой, идиотский и совершенно примитивный. Задача совершенно охренительная, историческая, сложнейшая, а её предлагается решать тупым кайлом. Используя единый примитивный инструмент - ваучер, ты не в состоянии тогда учесть ни межотраслевые пропорции, ни разницу в стоимости фондов в разных отраслях, ни региональные аспекты, ни реальную цену актива - десятки факторов, которые ты не можешь учесть. Если ты будешь делать напролом, то совершенно ясно, что ты будешь корежить систему глубоким социальным отторжением - все это было совершенно ясно. Мы это все подробно и детально обсуждали, указывая на неизбежно возникающие при этом подходе крайне негативные экономические и социальные последствия.
Наступил 1991-ый, потом 1992-ой год, когда стало понятно: либо мы именно это и сделаем, либо есть альтернативный вариант - он известен, понятен, и он хуже. Реальной развилкой было не «делать хорошую приватизацию / делать не очень хорошую приватизацию», а «оставить приватизацию неуправляемой или попытаться придать ей хоть какое-то легитимное русло». Потому что она шла, шла бурно, это уже много раз описано. Технологии эти уже описаны, не хочется повторять. В этой политической реальности, при этом выборе, глубоко понимая все его изъяны, мы видели, что ваучеры - это единственный способ. Альтернатива хуже. Политика - искусство реального. Точка.
Б.Д.: А если неуправляемая? Каковы последствия?
А.Ч.: Последствия существенно хуже. В чем главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается одним словом: несправедливая. Абсолютно правильная, справедливая претензия. Наша приватизация была совсем не справедливая. Но настаиваю я лишь на том, что альтернативы «справедливая/несправедливая» не было. Была альтернатива «несправедливая/чудовищная».
Что это означает в переводе на социальные последствия? Да очень просто. Все не любят приватизацию, она несправедливая, но терпят. А была бы она чудовищная, - кровью бы мы все умылись. Вот и все. В чем политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они ее и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы ее все равно взяли. Только они бы ее взяли вообще без каких-либо легитимных процедур. А так они ее взяли с легитимными процедурами. И это, как это ни смешно, придало некоторую политическую стабильность конструкции.
М.З.: Т.е. вы говорите о том, что альтернативой было бы то, что у нас иногда называется двумя словами - развал страны?
А.Ч.:Читать полный текст
времен, вы, скорее, не принимали концепцию ваучеров. Это так?
А.Ч.: Абсолютно, да. После доклада Виталика на него набросилось два человека и его просто разгромили. Одного звали Гайдар, а другого звали Чубайс.
Б.Д.: Отчасти к предыдущему вопросу - насколько ситуации и быстрое реагирование на них меняли теоретические представления? Что изменилось: ситуация или теоретические представления?
А.Ч.: Ответ мне ясен, потому что я об этом думал. Здесь все просто. Суть наших претензий к концепции Виталика состояла в том, что мы вскрыли ее чудовищные… изъяны здесь неправильное слово - такие сопровождающие элементы, без которых ее невозможно сделать. Базовый аргумент был в том, что степень сложности, разветвленности инструментария, предложенного Найшулем, по сравнению со степенью сложности задачи была абсолютно несоизмеримой. Инструментарий тупой, лобовой, идиотский и совершенно примитивный. Задача совершенно охренительная, историческая, сложнейшая, а её предлагается решать тупым кайлом. Используя единый примитивный инструмент - ваучер, ты не в состоянии тогда учесть ни межотраслевые пропорции, ни разницу в стоимости фондов в разных отраслях, ни региональные аспекты, ни реальную цену актива - десятки факторов, которые ты не можешь учесть. Если ты будешь делать напролом, то совершенно ясно, что ты будешь корежить систему глубоким социальным отторжением - все это было совершенно ясно. Мы это все подробно и детально обсуждали, указывая на неизбежно возникающие при этом подходе крайне негативные экономические и социальные последствия.
Наступил 1991-ый, потом 1992-ой год, когда стало понятно: либо мы именно это и сделаем, либо есть альтернативный вариант - он известен, понятен, и он хуже. Реальной развилкой было не «делать хорошую приватизацию / делать не очень хорошую приватизацию», а «оставить приватизацию неуправляемой или попытаться придать ей хоть какое-то легитимное русло». Потому что она шла, шла бурно, это уже много раз описано. Технологии эти уже описаны, не хочется повторять. В этой политической реальности, при этом выборе, глубоко понимая все его изъяны, мы видели, что ваучеры - это единственный способ. Альтернатива хуже. Политика - искусство реального. Точка.
Б.Д.: А если неуправляемая? Каковы последствия?
А.Ч.: Последствия существенно хуже. В чем главная претензия российского народа к приватизации? Она описывается одним словом: несправедливая. Абсолютно правильная, справедливая претензия. Наша приватизация была совсем не справедливая. Но настаиваю я лишь на том, что альтернативы «справедливая/несправедливая» не было. Была альтернатива «несправедливая/чудовищная».
Что это означает в переводе на социальные последствия? Да очень просто. Все не любят приватизацию, она несправедливая, но терпят. А была бы она чудовищная, - кровью бы мы все умылись. Вот и все. В чем политическая конструкция? Политическая конструкция в том, что мы отдали собственность тем, кто был к ней ближе. Бандиты, секретари обкомов, директора заводов. Они ее и получили. Именно это предотвратило кровь. Потому что если мы попытались бы не отдать им эту собственность, то они бы ее все равно взяли. Только они бы ее взяли вообще без каких-либо легитимных процедур. А так они ее взяли с легитимными процедурами. И это, как это ни смешно, придало некоторую политическую стабильность конструкции.
М.З.: Т.е. вы говорите о том, что альтернативой было бы то, что у нас иногда называется двумя словами - развал страны?
А.Ч.:Читать полный текст