Алкогольная антикультура и водочные "озарения" жалких и мерзких шутов режима
Вместе с приговором известному российскому актеру театра и кино Михаилу Ефремову - 8 лет общего режима, резко изменился фон общественного мнения. Маятник настроений качнулся от презрения и осуждения до сочувствия и даже умиления. Хотя по логике событий, все должно было быть ровно наоборот. Поведение актера, его адвоката, отсутствие раскаяния и (плохая) игра в него, нежелание платить значительные суммы семье потерпевших и даже глумливое обсуждение ее, каким-то образом попавшее в прямой эфир - все это сделало Ефремова антигероем - жалким, суетным, патетически экзальтированным, до сих пор мнящим себя звездой. Я думаю, этот приговор - в первую очередь удар по его самолюбию. Не столько страшна тюрьма, сколько иерархическое унижение. Когда всю жизнь ты считал себя элитой, которой все дозволено, а оказался обычным гражданином (даже не поэтом).
Смене общественного взгляда очень способствовала не выдерживающая никакой критики версия о том, что заключение актера - есть месть государства за его проект «Гражданин-поэт». Ефремов, как и его «ментальный двойник» поэт Орлуша, никогда не был оппозиционером. Оба занимались дозволенным шутовством для тех некритичных слоев интеллигенции, которым еще в советские времена хватало как политического обезболивающего, вполне легального юмора Жванецкого.
Удивительно парадоксальная ситуация, когда при тотальной несвободе, присутствует свобода слова, но в минимальном виде и в той особой культурной форме, которая сама по себе обесценивает социальное и политическое значение сказанного. Это своего рода сублимация «протеста», самоуспокоение и иллюзия общности, идущая еще из 60-х, со всем их «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». При этом независимые и не пригретые властью критики сознательно замалчиваются.
Алина Витухновская
Смене общественного взгляда очень способствовала не выдерживающая никакой критики версия о том, что заключение актера - есть месть государства за его проект «Гражданин-поэт». Ефремов, как и его «ментальный двойник» поэт Орлуша, никогда не был оппозиционером. Оба занимались дозволенным шутовством для тех некритичных слоев интеллигенции, которым еще в советские времена хватало как политического обезболивающего, вполне легального юмора Жванецкого.
Удивительно парадоксальная ситуация, когда при тотальной несвободе, присутствует свобода слова, но в минимальном виде и в той особой культурной форме, которая сама по себе обесценивает социальное и политическое значение сказанного. Это своего рода сублимация «протеста», самоуспокоение и иллюзия общности, идущая еще из 60-х, со всем их «как здорово, что все мы здесь сегодня собрались». При этом независимые и не пригретые властью критики сознательно замалчиваются.
Алина Витухновская