Чудовищные корни путинщины. Любовь Шапорина: «ПРАВО НА БЕЗЧЕСТЬЕ» (11)
«…На днях хоронили докторшу Быкову, проработавшую в больнице 35 лет. Ее убила знакомая, которая разрубила ее, отрезала мягкие части тела, печень, сердце, все сварила и съела. И кроме того, ограбила и взяла карточки (продуктовые). Я ахнула. “Что вы удивляетесь, сейчас людоедство развито как никогда; нам чуть не каждый день доставляют найденные части человеческого тела. Вот смотрите”. И она стала перелистывать свой регистрационный журнал. На каждой странице по одному, по два раза стояло: части человеческого тела.
Чуть ли не каждый день привозят раненых и зарубленных на темных лестницах людей, у которых грабили карточки. Много пропавших детей. Что же это такое? Психоз или “здоровый животный инстинкт”, как выражался тот инженер в глазной лечебнице?
Нет, мы же люди. Это все доказывает, вернее подтверждает, мнение Павлова о слабости русского мозга. Надо бы нашим отцам города, Попкову и прочим, позадуматься над такими фактами и улучшить питание. Голод доводит до психоза. Если меня голод довел до того, что я жду подачек и даже тайно обижаюсь за их отсутствие, то чего же ждать от некультурных людей, людей без религии, без каких-либо устоев нравственных. Жутко. Это все называется “героические ленинградцы”»!
15 января 1943 г.
Любовь Васильевна Шапорина.
CARTHAGO DELENDA EST
1943 ГОД
«Час ночи. Что год грядущий нам готовит? Каждый год начинаешь с этого вопроса, каждый год полон неизвестности, но этот в особенности, в особенности нам, сидящим полтора года в мышеловке и медленно умирающим и высыхающим.
Прежде всего, вопрос - выживешь ли, затем - что будет с Россией. Может быть, этот вопрос идет первым, личный уже вторым.
Я все-таки проводила старый и встретила Новый год честь честью. […] Вчера нам выдали 200 гр. сала (шпику), 250 гр. сыра. Я за последние дни выменяла скатерть за 1½ кг хлеба и 100 гр. шпика и 5 метров маркизета за 700 гр. хлеба и 150 гр. масла. Это была в эти дни сплошная хлебная вакханалия. Для Нового года поджарила хлеб на сале целую сковородку; на маленькой сковородке поджарила хлеб в солодовом молоке, был сервирован сыр, сало, от обеда оставила стакан полусладкой жидкости, именуемой компотом, Анна Ивановна принесла мне чашку пива (т.к. нам его еще не выдали), настоящее кофе с тем же молоком. Чем не ужин? […]
Только сегодня я наконец отслужила панихиду - 10 лет со дня смерти Аленушки. Боже мой, 10 лет. 28-го церковь вечером оказалась закрыта. Я заходила в 4, потом в 6 ½. Ни души, дверь на запоре. И опять-таки священник отказался служить отдельную панихиду, устал.
Все устали, и все бегают, как куры с отрубленной головой. Восприятие впечатлений у нас, конечно, далеко не полноценное.
В церковь я пришла в шестом часу. Шел снег, деревья в вышине тихо, тихо толпились вокруг церкви, напоминали деревню, из полуоткрытой двери просачивался уютный, мирный розоватый свет, такой далекий от нашей бурной военной жизни. А среди тихих деревьев медленно плыл вверх стратостат».
1 января 1943 г.
«Я вспоминала мои прошлогодние хождения…[…] Какая разница в общей обстановке! Тогда за каждым углом стояла смерть, лежали или ехали мертвецы, другие тут же умирали на глазах. Сейчас сильных впечатлений нет. Еду в трамвае, давка, ругань. Слабые уже все умерли, сильных особенно тоже нет, но те, кто остался, стараются вытянуть эту зиму. […]
Я забыла записать, что в самых первых числах января ко мне неожиданно после долгого перерыва явился Аксенов и привел своего товарища, Александра Васильевича Черкасова, в ведение которого меня и передал! Далась я им. Черкасов спросил меня: «Вы давно у нас сотрудничаете?» Excusez du peu! [Вот это да! (фр.)] Я опять мило объяснила, что толку от меня нет и не будет, веду кабинетную работу, ни с кем не вижусь. Черкасов обещал позвонить дней через пять и прийти с визитом. Даже спичек у них не оказалось, этого небольшого клока шерсти с паршивой собаки. С тех пор никто не звонил и не приходил, слава Богу».
11 января 1943 г.
«…На днях хоронили докторшу Быкову, проработавшую в больнице 35 лет. Ее убила знакомая, которая разрубила ее, отрезала мягкие части тела, печень, сердце, все сварила и съела. И кроме того, ограбила и взяла карточки (продуктовые). Я ахнула. “Что вы удивляетесь, сейчас людоедство развито как никогда; нам чуть не каждый день доставляют найденные части человеческого тела. Вот смотрите”. И она стала перелистывать свой регистрационный журнал. На каждой странице по одному, по два раза стояло: части человеческого тела.
Чуть ли не каждый день привозят раненых и зарубленных на темных лестницах людей, у которых грабили карточки. Много пропавших детей. Что же это такое? Психоз или “здоровый животный инстинкт”, как выражался тот инженер в глазной лечебнице?
Нет, мы же люди. Это все доказывает, вернее подтверждает, мнение Павлова о слабости русского мозга. Надо бы нашим отцам города, Попкову и прочим, позадуматься над такими фактами и улучшить питание. Голод доводит до психоза. Если меня голод довел до того, что я жду подачек и даже тайно обижаюсь за их отсутствие, то чего же ждать от некультурных людей, людей без религии, без каких-либо устоев нравственных. Жутко. Это все называется “героические ленинградцы”»!
15 января 1943 г.
«Какая красота кругом. Благодарю Бога, что я могу еще видеть и чувствовать эту красоту, несмотря на все увеличивающуюся слабость и усталость. Около шести часов пошла на мостовой телефон. Солнце только что село. Небо с закатной стороны перерезано малиновыми расплавленными тучками-полосками. А с восточной стороны небо сиреневое, чуть-чуть тронутое розоватыми, прозрачными, как туман, облаками. Из одной трубы идет желтый, топазно-опаловый дым; на сиреневом небе и этот дым, и черное кружево деревьев, и черные фигурки людей, идущих через Неву по сиреневому снегу, так божественно прекрасны, что дух захватывает. Сейчас, вечером, вышла в сад - звезды зажглись, тишина, крыши занесены снегом. Вот здесь, под этим небом и звездами, захотелось молиться, помолиться за себя, за всех близких…»
21 февраля 1943 г.
«Перечитываю опять Евангелие от Матфея. VIII глава. Рассказ о бесах поразителен еще и своим окончанием: бесы изгнаны, больные исцелены, но жителям так жалко своих свиней, что они просят Иисуса покинуть их страну. Свиньи дороже всего.
Была у Марии Неслуховской [художницы, режиссера кукольного театра]. Очень много говорит, не ожидая реплик: “Война - классовая. В социалистической Германии земли всем хватит, тесно не будет”».
14 марта 1943 г.
«Вышла вчера на набережную около 8 часов вечера с 12-й линии и остановилась. Весь противоположный берег Невы залит закатным солнцем. Окна сияют, как расплавленное золото. Верхний тамбур Исаакиевского собора переливается, как огонь маяка, больно глазам. Английская набережная, Адмиралтейство, Зимний и дальше - все горит. Трамвай не шел, пошла пешком через Николаевский мост; закат догорел, набережные потускнели. Нева ходила ходуном и отливала синей сталью и голубым перламутром. А по зелено-голубоватому небу розовым пламенем горел разметавшийся костер легких облаков. Дух захватывает от этой красоты.
Но жуткий обстрел. Я долго не выходила из ДКБФ, не могла идти домой из-за бомбардировки, казалось, очень близкой.
Ночью налет. […] До чего утомительно чувствовать над собою - скоро будет уже два года - эту постоянно летающую над тобой, над мирным прекрасным городом слепую и безсмысленную смерть. Утомило и надоело».
17 апреля 1943 г.
«Устала. Все устали. Слышишь ото всех: приговоренных к смертной казни приводят в камеру для смертников на 24 часа, а мы в этой камере уже два года».
6 мая 1943 г.
«За первомайскую водку ½ л. получила 3 килограмма крупы (1 рис, 2 пшено). За присланную Юрием цитрусовую настойку - 300 гр. шпика и 250 р. денег. Вчера Надежда Карловна привела свою приятельницу, которая берет гусевский диван и маленькую кушетку, этажерку и кресло цельного красного дерева, стиль Александра II, куплены мною в Детском - за 1000 рублей. На эти деньги это звучит прилично. На продукты же это - ½ кг сливочного масла и 1 кг крупы. Покупательнице эти четыре предмета обойдутся от силы 20 рублей. И я продаю, т.к. нужно масло. За любимое мое бюро она предлагает 1 кг масла и 3 кг крупы. Это по рыночным ценам 2500. И как-то очень обидно и не хочется. А есть надо и хочется».
30 мая 1943 г.
«Вопросы Кинга и ответы Сталина по поводу роспуска Коминтерна циничны до наивности. Унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Мало того, она заявляет, что эта экзекуция способствует ее украшению.
Мне кажется, что бедной вдове придется еще не раз прибегать к розгам для самоусовершенствования.
Слава Тебе, Господи, уже пять месяцев прошло, как мои энкавэдэшники не появлялись. Очевидно, мой наивно-салонно-светский разговор отвадил их от меня. Анна Ивановна Иоаннисян как-то рассказала мне, что ее приятель, журналист Руднев, учил ее: в том случае, если бы ей НКВД предлагали осведомительскую работу (предлагают чуть ли не всем), разыграть болтливую дурочку. […] Как все-таки хорошо прожить жизнь, никого не предавая. Легко и спокойно».
1 июня 1943 г.
«Из церкви прошла к Елене Ивановне [Плен, крестной внучки Л.В. Шапориной], снесла ей в дар литр соевого молока и крепдешинового пупсика к пальто. Она, конечно, никогда не догадается, что я знаю о ее предательстве, Бог с ней. Пусть вина падет на головы тех, которые заставляют предавать, доносить, провоцировать. На головы растлителей».
3 июня 1943 г.
«Рассказывала А.П. [Остроумова-Лебедева] о том, что для американцев была устроена в Кремле в одном из соборов митрополичья служба с колокольным звоном… […]
При встрече [композитор и музыковед В.М.] Богданов-Березовский сказал: “Знаете, от чего мы можем все же погибнуть, выживши чудом прошлый год? Не от голода, не от бомбежек, а от безумной неразберихи в государственных учреждениях”.
Без скрежета зубовного об этом же не может говорить и Ольга Андреевна, о мальчишках, стоящих во главе предприятий, непорядочных, безответственных.
А с нами что делают!»
17 июня 1943 г.
«Ан.И. Иоаннисян, прочтя, что Чудов награжден американским орденом, всю ночь писала о нем очерк для московского Информбюро, которое передает ее очерки за границу. Утром посоветовалась с Рудневым. Руднев не посоветовал посылать: “Мы не придаем значения этим орденам, незачем это подчеркивать”. Какие мы гордые! На их самолетах летаем, их масло, сало, рис и т.п. едим - а фасон держим».
27 июня 1943 г.
«Ленинград защищает Британию. Окажем ему свою помощь!». Английский плакат.
«Сижу на Михайловской площади на скамеечке против сквера. Где-то ухают орудия, где - непонятно, т. к. эхо повторяет звук. Сквер закрыт. Там щели, траншеи. Был стратостат, сейчас его не вижу. Город подтянулся. Люди ходят быстро. Как-то вышла утром в 9-м часу. Девушки бегут на работу в хорошеньких платьицах, модных туфельках, чулочках, с модными прическами, многие с медальонами. Мне это нравится. В этом есть что-то героическое, во всяком случае, наплевательское по отношению к ежеминутной смертельной опасности».
2 июля 1943 г.
«Что будет после войны? После 1918 года, чтобы ввести в русло человеческие жизни, понадобились диктатуры, которые не оправдали возложенного на них доверия.
У нас страна была залита слезами и кровью не в меньшем количестве, чем во время войны. Францию загубил ceinture rouge [Красный пояс (фр.), коммунистически настроенные рабочие районы].
Что будет дальше?»
5 июля 1943 г.
«Пошла в Никольский собор, Бога благодарила за то, что все мои близкие пока целы, и за себя, что дает силы стоять на ногах. Хорошо в церкви. Люди подлинно молятся. Каждому есть за что и за кого молиться. Все в смертельной опасности.
При неожиданных и близких разрывах я вздрагивала, я единственная. Все кругом стояли совсем спокойно, как будто не слыша».
2 августа 1943 г.
«На днях мне минет 64 года, как Сталину».
17 декабря 1943 г.
«Николин день. Пыталась пойти в церковь, но народу было столько, что, хотя я уже вошла, меня вынесла обратно встречная волна.
Целый день грохочет гром, не резвясь и не играя, по-настоящему, по-страшному, по-разному. То вдруг загрохочет длительно, говорят, это наши минометы».
19 декабря 1943 г.
«11 лет со смерти Аленушки. Сколько уж лет, и каких лет. Служила панихиду. Пришла в церковь к концу обедни. Было несколько причастников. “Ни бо врагом Твоим тайну повеем, ни же лобзания Ти дам яко Иуда…”
Народу было мало. Вдруг какое-то смятение (в церкви полутемно), и к скамейке, где я сидела, принесли и положили на нее девочку-подростка, сделалось ей дурно. Она лежала вытянувшись, беленькая-беленькая, глаза полуоткрыты, руки тяжело повисли внизу, похолодели. Мне так страшно за нее сделалось, так она мне напомнила Алену. Я не могу вспоминать этот день и последнюю минуту. Я стала растирать похолодевшие руки, девочка постепенно стала приходить в себя. Мать, еще молодая женщина, целовала ее, а слезы градом лились. “Она никогда не была в церкви, я только недавно привезла ее с Большой земли. Причастились сейчас, а пришли, ничего не поевши перед причастием, вот с этого, верно, и ослабела”. […]
Через минут 15 шла домой по Кирочной вдоль теневой стороны, от самого угла Литейного проспекта тротуар был засыпан мелким битым стеклом. Снаряд попал опять в угол дома 8, убил двух женщин, размозжив им головы. Михеич и дворники убирали, разгребали, кто-то уже постукивал молотком, чиня окна. Этот стук напоминает постукивание дятла.
В воротах стояла лужа густой ярко-красной крови и лежали около мозги. Человеческий мозг?
Как это пережить?»
28 декабря 1943 г.
Л.В. Шапорина «Дневник». Т. 1. М. 2017.
Продолжение следует.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/386703.html
Оригинал этого поста находится по адресу https://ukhudshanskiy.dreamwidth.org/7700992.html
Чуть ли не каждый день привозят раненых и зарубленных на темных лестницах людей, у которых грабили карточки. Много пропавших детей. Что же это такое? Психоз или “здоровый животный инстинкт”, как выражался тот инженер в глазной лечебнице?
Нет, мы же люди. Это все доказывает, вернее подтверждает, мнение Павлова о слабости русского мозга. Надо бы нашим отцам города, Попкову и прочим, позадуматься над такими фактами и улучшить питание. Голод доводит до психоза. Если меня голод довел до того, что я жду подачек и даже тайно обижаюсь за их отсутствие, то чего же ждать от некультурных людей, людей без религии, без каких-либо устоев нравственных. Жутко. Это все называется “героические ленинградцы”»!
15 января 1943 г.
Любовь Васильевна Шапорина.
CARTHAGO DELENDA EST
1943 ГОД
«Час ночи. Что год грядущий нам готовит? Каждый год начинаешь с этого вопроса, каждый год полон неизвестности, но этот в особенности, в особенности нам, сидящим полтора года в мышеловке и медленно умирающим и высыхающим.
Прежде всего, вопрос - выживешь ли, затем - что будет с Россией. Может быть, этот вопрос идет первым, личный уже вторым.
Я все-таки проводила старый и встретила Новый год честь честью. […] Вчера нам выдали 200 гр. сала (шпику), 250 гр. сыра. Я за последние дни выменяла скатерть за 1½ кг хлеба и 100 гр. шпика и 5 метров маркизета за 700 гр. хлеба и 150 гр. масла. Это была в эти дни сплошная хлебная вакханалия. Для Нового года поджарила хлеб на сале целую сковородку; на маленькой сковородке поджарила хлеб в солодовом молоке, был сервирован сыр, сало, от обеда оставила стакан полусладкой жидкости, именуемой компотом, Анна Ивановна принесла мне чашку пива (т.к. нам его еще не выдали), настоящее кофе с тем же молоком. Чем не ужин? […]
Только сегодня я наконец отслужила панихиду - 10 лет со дня смерти Аленушки. Боже мой, 10 лет. 28-го церковь вечером оказалась закрыта. Я заходила в 4, потом в 6 ½. Ни души, дверь на запоре. И опять-таки священник отказался служить отдельную панихиду, устал.
Все устали, и все бегают, как куры с отрубленной головой. Восприятие впечатлений у нас, конечно, далеко не полноценное.
В церковь я пришла в шестом часу. Шел снег, деревья в вышине тихо, тихо толпились вокруг церкви, напоминали деревню, из полуоткрытой двери просачивался уютный, мирный розоватый свет, такой далекий от нашей бурной военной жизни. А среди тихих деревьев медленно плыл вверх стратостат».
1 января 1943 г.
«Я вспоминала мои прошлогодние хождения…[…] Какая разница в общей обстановке! Тогда за каждым углом стояла смерть, лежали или ехали мертвецы, другие тут же умирали на глазах. Сейчас сильных впечатлений нет. Еду в трамвае, давка, ругань. Слабые уже все умерли, сильных особенно тоже нет, но те, кто остался, стараются вытянуть эту зиму. […]
Я забыла записать, что в самых первых числах января ко мне неожиданно после долгого перерыва явился Аксенов и привел своего товарища, Александра Васильевича Черкасова, в ведение которого меня и передал! Далась я им. Черкасов спросил меня: «Вы давно у нас сотрудничаете?» Excusez du peu! [Вот это да! (фр.)] Я опять мило объяснила, что толку от меня нет и не будет, веду кабинетную работу, ни с кем не вижусь. Черкасов обещал позвонить дней через пять и прийти с визитом. Даже спичек у них не оказалось, этого небольшого клока шерсти с паршивой собаки. С тех пор никто не звонил и не приходил, слава Богу».
11 января 1943 г.
«…На днях хоронили докторшу Быкову, проработавшую в больнице 35 лет. Ее убила знакомая, которая разрубила ее, отрезала мягкие части тела, печень, сердце, все сварила и съела. И кроме того, ограбила и взяла карточки (продуктовые). Я ахнула. “Что вы удивляетесь, сейчас людоедство развито как никогда; нам чуть не каждый день доставляют найденные части человеческого тела. Вот смотрите”. И она стала перелистывать свой регистрационный журнал. На каждой странице по одному, по два раза стояло: части человеческого тела.
Чуть ли не каждый день привозят раненых и зарубленных на темных лестницах людей, у которых грабили карточки. Много пропавших детей. Что же это такое? Психоз или “здоровый животный инстинкт”, как выражался тот инженер в глазной лечебнице?
Нет, мы же люди. Это все доказывает, вернее подтверждает, мнение Павлова о слабости русского мозга. Надо бы нашим отцам города, Попкову и прочим, позадуматься над такими фактами и улучшить питание. Голод доводит до психоза. Если меня голод довел до того, что я жду подачек и даже тайно обижаюсь за их отсутствие, то чего же ждать от некультурных людей, людей без религии, без каких-либо устоев нравственных. Жутко. Это все называется “героические ленинградцы”»!
15 января 1943 г.
«Какая красота кругом. Благодарю Бога, что я могу еще видеть и чувствовать эту красоту, несмотря на все увеличивающуюся слабость и усталость. Около шести часов пошла на мостовой телефон. Солнце только что село. Небо с закатной стороны перерезано малиновыми расплавленными тучками-полосками. А с восточной стороны небо сиреневое, чуть-чуть тронутое розоватыми, прозрачными, как туман, облаками. Из одной трубы идет желтый, топазно-опаловый дым; на сиреневом небе и этот дым, и черное кружево деревьев, и черные фигурки людей, идущих через Неву по сиреневому снегу, так божественно прекрасны, что дух захватывает. Сейчас, вечером, вышла в сад - звезды зажглись, тишина, крыши занесены снегом. Вот здесь, под этим небом и звездами, захотелось молиться, помолиться за себя, за всех близких…»
21 февраля 1943 г.
«Перечитываю опять Евангелие от Матфея. VIII глава. Рассказ о бесах поразителен еще и своим окончанием: бесы изгнаны, больные исцелены, но жителям так жалко своих свиней, что они просят Иисуса покинуть их страну. Свиньи дороже всего.
Была у Марии Неслуховской [художницы, режиссера кукольного театра]. Очень много говорит, не ожидая реплик: “Война - классовая. В социалистической Германии земли всем хватит, тесно не будет”».
14 марта 1943 г.
«Вышла вчера на набережную около 8 часов вечера с 12-й линии и остановилась. Весь противоположный берег Невы залит закатным солнцем. Окна сияют, как расплавленное золото. Верхний тамбур Исаакиевского собора переливается, как огонь маяка, больно глазам. Английская набережная, Адмиралтейство, Зимний и дальше - все горит. Трамвай не шел, пошла пешком через Николаевский мост; закат догорел, набережные потускнели. Нева ходила ходуном и отливала синей сталью и голубым перламутром. А по зелено-голубоватому небу розовым пламенем горел разметавшийся костер легких облаков. Дух захватывает от этой красоты.
Но жуткий обстрел. Я долго не выходила из ДКБФ, не могла идти домой из-за бомбардировки, казалось, очень близкой.
Ночью налет. […] До чего утомительно чувствовать над собою - скоро будет уже два года - эту постоянно летающую над тобой, над мирным прекрасным городом слепую и безсмысленную смерть. Утомило и надоело».
17 апреля 1943 г.
«Устала. Все устали. Слышишь ото всех: приговоренных к смертной казни приводят в камеру для смертников на 24 часа, а мы в этой камере уже два года».
6 мая 1943 г.
«За первомайскую водку ½ л. получила 3 килограмма крупы (1 рис, 2 пшено). За присланную Юрием цитрусовую настойку - 300 гр. шпика и 250 р. денег. Вчера Надежда Карловна привела свою приятельницу, которая берет гусевский диван и маленькую кушетку, этажерку и кресло цельного красного дерева, стиль Александра II, куплены мною в Детском - за 1000 рублей. На эти деньги это звучит прилично. На продукты же это - ½ кг сливочного масла и 1 кг крупы. Покупательнице эти четыре предмета обойдутся от силы 20 рублей. И я продаю, т.к. нужно масло. За любимое мое бюро она предлагает 1 кг масла и 3 кг крупы. Это по рыночным ценам 2500. И как-то очень обидно и не хочется. А есть надо и хочется».
30 мая 1943 г.
«Вопросы Кинга и ответы Сталина по поводу роспуска Коминтерна циничны до наивности. Унтер-офицерская вдова сама себя высекла. Мало того, она заявляет, что эта экзекуция способствует ее украшению.
Мне кажется, что бедной вдове придется еще не раз прибегать к розгам для самоусовершенствования.
Слава Тебе, Господи, уже пять месяцев прошло, как мои энкавэдэшники не появлялись. Очевидно, мой наивно-салонно-светский разговор отвадил их от меня. Анна Ивановна Иоаннисян как-то рассказала мне, что ее приятель, журналист Руднев, учил ее: в том случае, если бы ей НКВД предлагали осведомительскую работу (предлагают чуть ли не всем), разыграть болтливую дурочку. […] Как все-таки хорошо прожить жизнь, никого не предавая. Легко и спокойно».
1 июня 1943 г.
«Из церкви прошла к Елене Ивановне [Плен, крестной внучки Л.В. Шапориной], снесла ей в дар литр соевого молока и крепдешинового пупсика к пальто. Она, конечно, никогда не догадается, что я знаю о ее предательстве, Бог с ней. Пусть вина падет на головы тех, которые заставляют предавать, доносить, провоцировать. На головы растлителей».
3 июня 1943 г.
«Рассказывала А.П. [Остроумова-Лебедева] о том, что для американцев была устроена в Кремле в одном из соборов митрополичья служба с колокольным звоном… […]
При встрече [композитор и музыковед В.М.] Богданов-Березовский сказал: “Знаете, от чего мы можем все же погибнуть, выживши чудом прошлый год? Не от голода, не от бомбежек, а от безумной неразберихи в государственных учреждениях”.
Без скрежета зубовного об этом же не может говорить и Ольга Андреевна, о мальчишках, стоящих во главе предприятий, непорядочных, безответственных.
А с нами что делают!»
17 июня 1943 г.
«Ан.И. Иоаннисян, прочтя, что Чудов награжден американским орденом, всю ночь писала о нем очерк для московского Информбюро, которое передает ее очерки за границу. Утром посоветовалась с Рудневым. Руднев не посоветовал посылать: “Мы не придаем значения этим орденам, незачем это подчеркивать”. Какие мы гордые! На их самолетах летаем, их масло, сало, рис и т.п. едим - а фасон держим».
27 июня 1943 г.
«Ленинград защищает Британию. Окажем ему свою помощь!». Английский плакат.
«Сижу на Михайловской площади на скамеечке против сквера. Где-то ухают орудия, где - непонятно, т. к. эхо повторяет звук. Сквер закрыт. Там щели, траншеи. Был стратостат, сейчас его не вижу. Город подтянулся. Люди ходят быстро. Как-то вышла утром в 9-м часу. Девушки бегут на работу в хорошеньких платьицах, модных туфельках, чулочках, с модными прическами, многие с медальонами. Мне это нравится. В этом есть что-то героическое, во всяком случае, наплевательское по отношению к ежеминутной смертельной опасности».
2 июля 1943 г.
«Что будет после войны? После 1918 года, чтобы ввести в русло человеческие жизни, понадобились диктатуры, которые не оправдали возложенного на них доверия.
У нас страна была залита слезами и кровью не в меньшем количестве, чем во время войны. Францию загубил ceinture rouge [Красный пояс (фр.), коммунистически настроенные рабочие районы].
Что будет дальше?»
5 июля 1943 г.
«Пошла в Никольский собор, Бога благодарила за то, что все мои близкие пока целы, и за себя, что дает силы стоять на ногах. Хорошо в церкви. Люди подлинно молятся. Каждому есть за что и за кого молиться. Все в смертельной опасности.
При неожиданных и близких разрывах я вздрагивала, я единственная. Все кругом стояли совсем спокойно, как будто не слыша».
2 августа 1943 г.
«На днях мне минет 64 года, как Сталину».
17 декабря 1943 г.
«Николин день. Пыталась пойти в церковь, но народу было столько, что, хотя я уже вошла, меня вынесла обратно встречная волна.
Целый день грохочет гром, не резвясь и не играя, по-настоящему, по-страшному, по-разному. То вдруг загрохочет длительно, говорят, это наши минометы».
19 декабря 1943 г.
«11 лет со смерти Аленушки. Сколько уж лет, и каких лет. Служила панихиду. Пришла в церковь к концу обедни. Было несколько причастников. “Ни бо врагом Твоим тайну повеем, ни же лобзания Ти дам яко Иуда…”
Народу было мало. Вдруг какое-то смятение (в церкви полутемно), и к скамейке, где я сидела, принесли и положили на нее девочку-подростка, сделалось ей дурно. Она лежала вытянувшись, беленькая-беленькая, глаза полуоткрыты, руки тяжело повисли внизу, похолодели. Мне так страшно за нее сделалось, так она мне напомнила Алену. Я не могу вспоминать этот день и последнюю минуту. Я стала растирать похолодевшие руки, девочка постепенно стала приходить в себя. Мать, еще молодая женщина, целовала ее, а слезы градом лились. “Она никогда не была в церкви, я только недавно привезла ее с Большой земли. Причастились сейчас, а пришли, ничего не поевши перед причастием, вот с этого, верно, и ослабела”. […]
Через минут 15 шла домой по Кирочной вдоль теневой стороны, от самого угла Литейного проспекта тротуар был засыпан мелким битым стеклом. Снаряд попал опять в угол дома 8, убил двух женщин, размозжив им головы. Михеич и дворники убирали, разгребали, кто-то уже постукивал молотком, чиня окна. Этот стук напоминает постукивание дятла.
В воротах стояла лужа густой ярко-красной крови и лежали около мозги. Человеческий мозг?
Как это пережить?»
28 декабря 1943 г.
Л.В. Шапорина «Дневник». Т. 1. М. 2017.
Продолжение следует.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/386703.html
Оригинал этого поста находится по адресу https://ukhudshanskiy.dreamwidth.org/7700992.html