Чудовищные корни путинщины. Чудовищное равнодушие как следствие страшного опустошения и одичания
ИЗ РАЗГОВОРОВ «НА ШАРАШКЕ» (3)
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/322614.html
К СТОЛЕТИЮ СОЛЖЕНИЦЫНА
«Да, их ожидала тайга и тундра, полюс холода Ой-Мя-кон и медные копи Джезказгана. Их ожидала опять кирка и тачка, голодная пайка сырого хлеба, больница, смерть. Их ожидало только худшее. Но в душах их был мир с самими собой. Ими владело безстрашие людей, утерявших всё до конца, - безстрашие, достающееся трудно, но прочно».
Александр СОЛЖЕНИЦЫН.
«- Вообще не рано ли мы с вами занялись? Разумное устройство! Разумней бы толковать - как из безразумного выбраться? Мы и этого не умеем, хоть и ближе.
- Это и есть главный предмет нашей беседы, - раздался спокойный голос из темноты. И так просто, будто говорилось о замене перегоревшей радиолампы в схеме:
- Я думаю, что нам, русским техническим интеллигентам, пришло время сменить в России образ правления.
Нержин вздрогнул. Впрочем, не от недоверия: он ещё по наружности чувствовал к Герасимовичу родственность, хотя разговориться им не приходилось до сих пор.
Тихий ровный голос из темноты говорил сдержанно и чуть торжественно, от чего Нержин ощутил перебеги ознобца вдоль хребта.
- Увы, самопроизвольная революция в нашей стране невозможна. Даже в прежней России, где была почти невозбранная свобода разлагать народ, понадобилось три года раскачивать войной - да какой! А у нас анекдот за чайным столом стоит головы, какая ж революция?
- Только не “увы”! - откликнулся Нержин. - Ну её к чёрту, революцию: элиту же вашу первую и перережут. Всё образованное и прекрасное выбьют, всё доброе разорят.
- Хорошо, не “увы”. Но от этого многие из нас стали полагать надежды на помощь извне. Мне кажется это глубокой и вредной ошибкой. В “Интернационале” не так глупо сказано: “Никто не даст нам избавленья! добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой!” Надо понять, что чем состоятельней и привольней живётся на Западе, тем меньше западному человеку хочется воевать за тех дураков, которые дали сесть себе на шею. И они правы, они не открывали своих ворот бандитам. Мы заслужили свой режим и своих вождей, нам и расхлёбывать.
- Дождутся и они.
- Конечно, дождутся. В благополучии есть губящая сила. Чтобы продлить его на год, на день - человек жертвует не только всем чужим, но всем святым, но даже простым благоразумием. Так они вскормили Гитлера, так они вскормили Сталина, отдавали им по пол-Европы, теперь - Китай. Охотно отдадут Турцию, если этим хоть на неделю отсрочат всеобщую мобилизацию у себя. Они - конечно погибнут. Но мы - раньше.
- Раньше.
- В том беда, что надежда на американцев освобождает нашу совесть и расслабляет нашу волю: мы получаем право не бороться, подчиняться, жить по течению и постепенно вырождаться. Я не согласен, будто наш народ с годами в чём-то там прозревает, что-то в нём назревает… Говорят: целый народ нельзя подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился, одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей. Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей определяющей чертой. Оттого и популярность водки - невиданная даже по русским масштабам. Это - страшное равнодушие, когда человек видит свою жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадёжно раздробленной, так вдоль и поперёк изгаженной, что только ради алкогольного забвения ещё стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили - тотчас бы у нас вспыхнула революция. Но беря сорок четыре рубля за литр, обходящийся десять копеек, коммунистический Шейлок не соблазнится сухим законом».
Александр Солженицын. «В Круге первом».
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/322614.html
К СТОЛЕТИЮ СОЛЖЕНИЦЫНА
«Да, их ожидала тайга и тундра, полюс холода Ой-Мя-кон и медные копи Джезказгана. Их ожидала опять кирка и тачка, голодная пайка сырого хлеба, больница, смерть. Их ожидало только худшее. Но в душах их был мир с самими собой. Ими владело безстрашие людей, утерявших всё до конца, - безстрашие, достающееся трудно, но прочно».
Александр СОЛЖЕНИЦЫН.
«- Вообще не рано ли мы с вами занялись? Разумное устройство! Разумней бы толковать - как из безразумного выбраться? Мы и этого не умеем, хоть и ближе.
- Это и есть главный предмет нашей беседы, - раздался спокойный голос из темноты. И так просто, будто говорилось о замене перегоревшей радиолампы в схеме:
- Я думаю, что нам, русским техническим интеллигентам, пришло время сменить в России образ правления.
Нержин вздрогнул. Впрочем, не от недоверия: он ещё по наружности чувствовал к Герасимовичу родственность, хотя разговориться им не приходилось до сих пор.
Тихий ровный голос из темноты говорил сдержанно и чуть торжественно, от чего Нержин ощутил перебеги ознобца вдоль хребта.
- Увы, самопроизвольная революция в нашей стране невозможна. Даже в прежней России, где была почти невозбранная свобода разлагать народ, понадобилось три года раскачивать войной - да какой! А у нас анекдот за чайным столом стоит головы, какая ж революция?
- Только не “увы”! - откликнулся Нержин. - Ну её к чёрту, революцию: элиту же вашу первую и перережут. Всё образованное и прекрасное выбьют, всё доброе разорят.
- Хорошо, не “увы”. Но от этого многие из нас стали полагать надежды на помощь извне. Мне кажется это глубокой и вредной ошибкой. В “Интернационале” не так глупо сказано: “Никто не даст нам избавленья! добьёмся мы освобожденья своею собственной рукой!” Надо понять, что чем состоятельней и привольней живётся на Западе, тем меньше западному человеку хочется воевать за тех дураков, которые дали сесть себе на шею. И они правы, они не открывали своих ворот бандитам. Мы заслужили свой режим и своих вождей, нам и расхлёбывать.
- Дождутся и они.
- Конечно, дождутся. В благополучии есть губящая сила. Чтобы продлить его на год, на день - человек жертвует не только всем чужим, но всем святым, но даже простым благоразумием. Так они вскормили Гитлера, так они вскормили Сталина, отдавали им по пол-Европы, теперь - Китай. Охотно отдадут Турцию, если этим хоть на неделю отсрочат всеобщую мобилизацию у себя. Они - конечно погибнут. Но мы - раньше.
- Раньше.
- В том беда, что надежда на американцев освобождает нашу совесть и расслабляет нашу волю: мы получаем право не бороться, подчиняться, жить по течению и постепенно вырождаться. Я не согласен, будто наш народ с годами в чём-то там прозревает, что-то в нём назревает… Говорят: целый народ нельзя подавлять без конца. Ложь! Можно! Мы же видим, как наш народ опустошился, одичал, и снизошло на него равнодушие уже не только к судьбам страны, уже не только к судьбе соседа, но даже к собственной судьбе и судьбе детей. Равнодушие, последняя спасительная реакция организма, стала нашей определяющей чертой. Оттого и популярность водки - невиданная даже по русским масштабам. Это - страшное равнодушие, когда человек видит свою жизнь не надколотой, не с отломанным уголком, а так безнадёжно раздробленной, так вдоль и поперёк изгаженной, что только ради алкогольного забвения ещё стоит оставаться жить. Вот если бы водку запретили - тотчас бы у нас вспыхнула революция. Но беря сорок четыре рубля за литр, обходящийся десять копеек, коммунистический Шейлок не соблазнится сухим законом».
Александр Солженицын. «В Круге первом».