«КТО ОДНАЖДЫ ДАВИЛ ОДНИХ, ГОТОВ ЗАДАВИТЬ СЛЕДУЮЩИХ»
ГОД СОЛЖЕНИЦЫНА
«Солженицын - это или опасный для общества психически больной, злобный графоман, или, если он здоров, злобный антисоветчик, прямой враг».
Из письма Михаила ШОЛОХОВА.
«Всех учили! Но почему же ты, сволочь, оказался первым учеником?!».
Братья СТРУГАЦКИЕ.
«Зимой 1974 года советскому культурному сообществу страшно было бы увидеть себя в зеркале истории. Невозмутимая гладь отразила бы образы, искажённые судорогой, лица, перекошенные злобой, глаза, ослепшие от ненависти, души, изъеденные чёрной завистью. Даже ко всему привычное ухо оглохло бы от грубой брани, осквернилось бы от оскорблений. Дело Солженицына обнажило такую степень растления советского агитпропа, за которой идёт только вырождение и гибель.
Случай Солженицына показал такую глубину падения официальной интеллигенции (способной по первому зову клеймить и ставить к позорному столбу тех, на кого укажет власть), что терялся всякий смысл её исторического существования.
Чéм было жить, кáк думать и чтó чувствовать доверчивому читателю, если известнейшие люди страны - скульпторы, композиторы, режиссеры, артисты, - через газеты, радио и телевидение соучаствовали в коллективной лжи? Если печатные издания соревновались в ругани, изощрялись в поношениях и клевете, сочиняя отпор “литературному власовцу”? Если, стоя за партийными трибунами, натренированные лекторы так и сяк вертели ненавистную фамилию, переставляли буквы и демонстрировали скандальную разгадку?
Простых читателей запугивали словом “антисоветский”. Но кто мог дать определение этому понятию? В своё время антисоветскими считались Бабель, Зощенко, Ахматова, Булгаков, Мандельштам, Пастернак, Бунин. Но в семидесятые их уже издавали, за них - не преследовали. Никто, однако, ничему не научился. И те самые люди, кто однажды по разнарядке давил одних, готов был задавить следующих. Всех, кого нужно. Но кому это было нужно? Стране? Государству? Народу? Такие вопросы задавал себе в те дни Виктор Некрасов: “Не слишком ли щедро разбрасываемся мы людьми, которыми должны бы гордиться?.. С кем же мы останемся? Ведь следователи КГБ не напишут нам ни книг, ни картин, ни симфоний”.
Партийные перья страны твердили, что Солженицын - предатель. Об этом советским людям напоминала 64-я статья УК, которую предъявили изгнаннику. Но вдумчивый гражданин должен был задать себе вопрос: кого он предал? Какие выдал секреты? Почему молчать о зле - нравственный долг? Говорят, он предал дело социализма. Не означает ли, что преступления, о которых говорил Солженицын, - неотъемлемая часть социализма? […]
Москва бурлила. Всю неделю газеты печатали отклики трудящихся и письма деятелей культуры, аплодирующих “гражданской смерти предателя”. […]
Лояльные граждане резво подписывали статьи: “Изменнику родины нет места на советской земле”, “Предательство не прощается”, “Отвергнутый народом”. Дрогнули даже стойкие. Письмо одобрения подписал Колмогоров (вместе со своим близким другом академиком Александровым) - чтó могло вынудить его на такой шаг?
Он получит гневное, как пощёчина, открытое послание от коллеги: гений служит злодейству, потакает подлости. “Мы верили, что существует уровень гениальности, несовместимый с моральной низостью. Мы думали, что существуют сияющие вершины человеческого духа, на которых нет места ничему мелкому, корыстному и трусливому. Чему же нам верить теперь?.. Вы предали себя, предали Науку”. Это событие ученики академика назовут трагическим фактом в биографии учителя и в истории России.
Больнее всего было читать выступление митрополита Крутицкого и Коломенского Серафима (Никитина), тоже одобрившего Указ: “Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу”.
Немедленно Патриарху всея Руси Пимену была послана телеграмма: “Акция митрополита Серафима есть кощунство - поругание священной памяти мучеников. Преосвященный митрополит нанёс личное оскорбление одному из самых великих представителей современного христианства” (свящ. С. Желудков).
Ситуация, когда иерарх Православной Церкви на страницах атеистических газет, попирая евангельскую заповедь, осуждает брата во Христе, изгнанного “правды ради”, будто иллюстрировала недавнее письмо изгнанника к Патриарху. Болезненный ужас от подобных нравственных провалов больше всего угнетал сознание соотечественников.
Снова две России стояли лицом к лицу. Одна подписывала “Московское обращение” с требованием оградить Солженицына от преследований и дать ему возможность работать на родине. Другая - клеймила, поставляя материал ненасытным отчетам ЦК. Перевес был на стороне грубой силы.
14 февраля приказом Главного управления по охране государственных тайн в печати из всех библиотек общественного пользования изымались все до единого экземпляры напечатанных произведений Солженицына: “Один день Ивана Денисовича”, “Матрёнин двор”, “Случай на станции Кречетовка”, “Для пользы дела”, “Захар-Калита”. Практически это значило, что будут истреблены все номера “Нового мiра”, где, между прочим, были напечатаны сочинения и других авторов. Но кто тогда с этим считался…
Госбезопасность, подводя итог операции, сообщала в ЦК (23 февраля) о крупной победе. Тем силам на Западе, которые использовали Солженицына в подрывной деятельности, нанесён серьёзный удар. Правительства западных стран вынуждены признать правомерность и дальновидность акции. Они уже проявляют сдержанность в вопросе о предоставлении Солженицыну политического убежища и гражданства. В большинстве стран Азии, Африки и Латинской Америки “дело Солженицына” большого внимания не привлекло. Антисоветская шумиха явно идёт на спад. Население западных стран теряет интерес к человеку, сделавшему бизнес на антисоветизме. В эмиграции ему будет трудно сохранить за собой славу “великого писателя”. Он уже не принесёт Западу тех дивидендов, которые мог давать, находясь в СССР. “Играть на Солженицыне можно будет от силы полгода-год, поскольку ни как писатель, ни как историк, ни как личность интереса для западной публики он не представляет”.
Последнее утверждение, высказанное американским советологом Бжезинским, КГБ (устами зампреда Цвигуна) цитировал с видимым удовольствием.
Вольно же было госбезопасности быть столь самонадеянной…»
Людмила Сараскина. «Александр Солженицын». М. «Молодая гвардия». 2008.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/292212.html
Поправка anton21
"Снова две России стояли лицом к лицу. Одна подписывала “Московское обращение” с требованием оградить Солженицына от преследований и дать ему возможность работать на родине. Другая - клеймила, поставляя материал ненасытным отчетам ЦК. Перевес был на стороне грубой силы." -- Сараскина здесь ошиблась,
СССР не РОССИЯ и никогда ей не была !!!
«Солженицын - это или опасный для общества психически больной, злобный графоман, или, если он здоров, злобный антисоветчик, прямой враг».
Из письма Михаила ШОЛОХОВА.
«Всех учили! Но почему же ты, сволочь, оказался первым учеником?!».
Братья СТРУГАЦКИЕ.
«Зимой 1974 года советскому культурному сообществу страшно было бы увидеть себя в зеркале истории. Невозмутимая гладь отразила бы образы, искажённые судорогой, лица, перекошенные злобой, глаза, ослепшие от ненависти, души, изъеденные чёрной завистью. Даже ко всему привычное ухо оглохло бы от грубой брани, осквернилось бы от оскорблений. Дело Солженицына обнажило такую степень растления советского агитпропа, за которой идёт только вырождение и гибель.
Случай Солженицына показал такую глубину падения официальной интеллигенции (способной по первому зову клеймить и ставить к позорному столбу тех, на кого укажет власть), что терялся всякий смысл её исторического существования.
Чéм было жить, кáк думать и чтó чувствовать доверчивому читателю, если известнейшие люди страны - скульпторы, композиторы, режиссеры, артисты, - через газеты, радио и телевидение соучаствовали в коллективной лжи? Если печатные издания соревновались в ругани, изощрялись в поношениях и клевете, сочиняя отпор “литературному власовцу”? Если, стоя за партийными трибунами, натренированные лекторы так и сяк вертели ненавистную фамилию, переставляли буквы и демонстрировали скандальную разгадку?
Простых читателей запугивали словом “антисоветский”. Но кто мог дать определение этому понятию? В своё время антисоветскими считались Бабель, Зощенко, Ахматова, Булгаков, Мандельштам, Пастернак, Бунин. Но в семидесятые их уже издавали, за них - не преследовали. Никто, однако, ничему не научился. И те самые люди, кто однажды по разнарядке давил одних, готов был задавить следующих. Всех, кого нужно. Но кому это было нужно? Стране? Государству? Народу? Такие вопросы задавал себе в те дни Виктор Некрасов: “Не слишком ли щедро разбрасываемся мы людьми, которыми должны бы гордиться?.. С кем же мы останемся? Ведь следователи КГБ не напишут нам ни книг, ни картин, ни симфоний”.
Партийные перья страны твердили, что Солженицын - предатель. Об этом советским людям напоминала 64-я статья УК, которую предъявили изгнаннику. Но вдумчивый гражданин должен был задать себе вопрос: кого он предал? Какие выдал секреты? Почему молчать о зле - нравственный долг? Говорят, он предал дело социализма. Не означает ли, что преступления, о которых говорил Солженицын, - неотъемлемая часть социализма? […]
Москва бурлила. Всю неделю газеты печатали отклики трудящихся и письма деятелей культуры, аплодирующих “гражданской смерти предателя”. […]
Лояльные граждане резво подписывали статьи: “Изменнику родины нет места на советской земле”, “Предательство не прощается”, “Отвергнутый народом”. Дрогнули даже стойкие. Письмо одобрения подписал Колмогоров (вместе со своим близким другом академиком Александровым) - чтó могло вынудить его на такой шаг?
Он получит гневное, как пощёчина, открытое послание от коллеги: гений служит злодейству, потакает подлости. “Мы верили, что существует уровень гениальности, несовместимый с моральной низостью. Мы думали, что существуют сияющие вершины человеческого духа, на которых нет места ничему мелкому, корыстному и трусливому. Чему же нам верить теперь?.. Вы предали себя, предали Науку”. Это событие ученики академика назовут трагическим фактом в биографии учителя и в истории России.
Больнее всего было читать выступление митрополита Крутицкого и Коломенского Серафима (Никитина), тоже одобрившего Указ: “Солженицын печально известен своими действиями в поддержку кругов, враждебных нашей Родине, нашему народу”.
Немедленно Патриарху всея Руси Пимену была послана телеграмма: “Акция митрополита Серафима есть кощунство - поругание священной памяти мучеников. Преосвященный митрополит нанёс личное оскорбление одному из самых великих представителей современного христианства” (свящ. С. Желудков).
Ситуация, когда иерарх Православной Церкви на страницах атеистических газет, попирая евангельскую заповедь, осуждает брата во Христе, изгнанного “правды ради”, будто иллюстрировала недавнее письмо изгнанника к Патриарху. Болезненный ужас от подобных нравственных провалов больше всего угнетал сознание соотечественников.
Снова две России стояли лицом к лицу. Одна подписывала “Московское обращение” с требованием оградить Солженицына от преследований и дать ему возможность работать на родине. Другая - клеймила, поставляя материал ненасытным отчетам ЦК. Перевес был на стороне грубой силы.
14 февраля приказом Главного управления по охране государственных тайн в печати из всех библиотек общественного пользования изымались все до единого экземпляры напечатанных произведений Солженицына: “Один день Ивана Денисовича”, “Матрёнин двор”, “Случай на станции Кречетовка”, “Для пользы дела”, “Захар-Калита”. Практически это значило, что будут истреблены все номера “Нового мiра”, где, между прочим, были напечатаны сочинения и других авторов. Но кто тогда с этим считался…
Госбезопасность, подводя итог операции, сообщала в ЦК (23 февраля) о крупной победе. Тем силам на Западе, которые использовали Солженицына в подрывной деятельности, нанесён серьёзный удар. Правительства западных стран вынуждены признать правомерность и дальновидность акции. Они уже проявляют сдержанность в вопросе о предоставлении Солженицыну политического убежища и гражданства. В большинстве стран Азии, Африки и Латинской Америки “дело Солженицына” большого внимания не привлекло. Антисоветская шумиха явно идёт на спад. Население западных стран теряет интерес к человеку, сделавшему бизнес на антисоветизме. В эмиграции ему будет трудно сохранить за собой славу “великого писателя”. Он уже не принесёт Западу тех дивидендов, которые мог давать, находясь в СССР. “Играть на Солженицыне можно будет от силы полгода-год, поскольку ни как писатель, ни как историк, ни как личность интереса для западной публики он не представляет”.
Последнее утверждение, высказанное американским советологом Бжезинским, КГБ (устами зампреда Цвигуна) цитировал с видимым удовольствием.
Вольно же было госбезопасности быть столь самонадеянной…»
Людмила Сараскина. «Александр Солженицын». М. «Молодая гвардия». 2008.
https://sergey-v-fomin.livejournal.com/292212.html
Поправка anton21
"Снова две России стояли лицом к лицу. Одна подписывала “Московское обращение” с требованием оградить Солженицына от преследований и дать ему возможность работать на родине. Другая - клеймила, поставляя материал ненасытным отчетам ЦК. Перевес был на стороне грубой силы." -- Сараскина здесь ошиблась,
СССР не РОССИЯ и никогда ей не была !!!