<...>Из
эмигрантской прессы 1921г..
Только что вышедшая въ Берлинѣ изъ печати, въ безупречномъ нѣмецкомъ переводѣ, книга Максима Хрюмова, озаглавленная «пляска смерти» представляетъ живой интересъ современности и правдиваго пересказа несомнѣнно лично пережитыхъ авторомъ тяжелыхъ страданій. Авторъ никого не обличаетъ, ничего не стрѣмиться доказывать, но даетъ въ беллетристической формѣ въ полѣ своего наблюденія, живое изображеніе ужаснаго состоянія Россіи. Завязка самая простая: три молодыхъ человѣка, выбитые изъ колеи и разоренные революціей, встрѣчаются въ рядахъ красной арміи, гдѣ они искали возможности просуществовать. Ихъ сближаетъ общая нужда и горе и страстное желаніе избавиться отъ большевистскаго засилія и они составляютъ союзъ, чтобы во что бы то ни стало бѣжать изъ предѣловъ Россіи. Послѣ неимовѣрныхъ лишеній, страданій и опасностей, которыя не разъ ставятъ ихъ на край смерти, побѣгъ удается и читатель можетъ облегченно вздохнуть, когда поѣздъ мчитъ спасенныхъ бѣглецовъ изъ Ковны въ Германію. Развратная, пьяная, преступная жизнь въ красной арміи встаетъ передъ читателемъ въ рядѣ схваченныхъ съ натуры картинъ. Описаніе «вшиваго» воинскаго поѣзда и состава и внѣшняго вида революціоннаго эскадрона (стр. 15-17), дядя Ваня - типъ самозваннаго офицера большевистской формаціи (стр. 23-27), недѣля бѣдноты (стр. 30), подвиги «чрезвычайки» (стр. 70-80), продовольственная реквизиція въ деревнѣ (стр. 102-105), Батька Махно (стр. 106-126), пьяный разгулъ и убійство въ казармѣ (стр. 150), ограбленіе поѣзда красноармейцами (ч. II стр. 15-16) - все это какъ какая то удушливая уголовная хроника, хватаетъ за сердце и безъ разсужденій чувствуется, что такъ жить нельзя, что это не люди, а звѣри, что это не жизнь, а каторга. Такъ чувствуетъ и авторъ, который въ послѣднихъ строкахъ предисловія къ русскому изданію говоритъ читателямъ: «не смотрите на мой разсказъ какъ на литературно-историческій трудъ, но какъ на мою искупительную исповѣдь и облегчающій вопль измученной души». Приступивъ къ печатанію своей книги на нѣмецкомъ языкѣ, авторъ въ предисловіи къ нѣмецкому изданію говоритъ, что цѣль такого изданія ознакомить широкіе круги нѣмецкои публики съ истиннымъ положеніемъ дѣлъ въ Россіи. Желаемъ автору возможно полнаго достиженія его цѣли и чтобы эту искреннюю книжку прочли и тѣ нѣмецкіе оптимисты, о которыхъ говоритъ д-ръ Іенни и которые мечтаютъ о возможности мирныхъ соглашеній и торговыхъ договоровъ съ большевиками.
III.
Для полноты отраженія современной русской жизни недостаетъ въ этихъ очеркахъ свѣдѣній о положеніи церкви и судьбахъ Православнаго духовенства; а между тѣмъ страданія и гибель представителей духовенства составляютъ уже и теперь ужасающій мартирологъ, обнимающій собою тысячи священнослужителей изъ городского, сельскаго и монашествующаго духовенства, возглавляемаго цѣлымъ сонмомъ епископовъ и въ числѣ послѣднихъ приснопамятнаго Владиміра, Митрополита Кіевскаго, разстрѣленнаго въ полѣ за стѣнами Кіево-Печерской Лавры, и Архіепископа Воронежскаго Тихона, 75 лѣтнаго старца, повѣшеннаго въ царскихъ вратахъ Каѳедральнаго Собора.
Приводимъ свѣдѣнія касающіяся одной только пермской епархіи.
Какъ иллюстрація звѣрствъ большевистской власти по отношенію къ православному духовенству приводимъ статью, помѣщенную въ «Правительственномъ Вѣстникѣ» отъ 3 мая 1919 г. подъ заглавіемъ: «Пермскіе мученики». Ужасомъ вѣетъ отъ сообщеній «Пермскихъ Епархіальныхъ Вѣдомостей» о томъ, что пережила Пермская Епархія за время большевистскаго террора. Самое пылкое воображеніе не въ силахъ представить до какихъ безумныхъ звѣрствъ и утонченныхъ пытокъ доходилъ здѣсь большевистскій геній. Лучшихъ изъ пастырей, наиболѣе популярныхъ и любимыхъ народомъ, - однихъ разстрѣливали, другихъ живыми закапывали въ землю, съ третьихъ сдирали кожу, предварительно надрубая руки, четвертыхъ топили въ рѣкахъ, примораживали ко льду. Не казненныхъ и не утопленныхъ пастырей морили голодомъ, лишая продовольственнаго пайка, изнуряли непосильными работами, многихъ недѣлями и даже мѣсяцами томили по тюрьмамъ. Все было дозволено, все пущено въ ходъ, лишь бы довести духовенство до самыхъ тяжелыхъ и невыносимыхъ страданій.
«Но все это, - говоритъ епархіальный органъ, - ничто въ сравненіи съ тѣми муками, которыя приходилось испытывать пастырямъ и всѣмъ вѣрующимъ при яростныхъ порывахъ загрязнить, осквернить и потопить въ водоворотѣ крови и слезъ все самое святое и безцѣнное для христіанина. Захватываются духовно-учебныя заведенія, при чемъ зданіе духовной семинаріи превращается въ инквизиторскій казематъ со всевозможными орудіями пытокъ, при чемъ въ храмѣ при Епархіальномъ училищѣ устраивается красноармейскій театръ и вертепъ красноармейскаго разврата. Разгромляются и захватываются монастыри, запрещаются крестные ходы, а въ нѣкоторыхъ приходахъ даже колокольный звонъ. Въ однихъ мѣстахъ пастырей обязываютъ подпиской не совершать крещеній, браковъ и отпѣваній безъ разрѣшенія «исполкомовъ»; въ другихъ безъ того же разрѣшенія имъ воспрещается и вообще совершеніе какихъ-либо требъ. Времена Деоклетіана и Деція блѣдѣютъ въ сравненіи съ тѣмъ временемъ, которое пришлось периживать нашей церкви въ 1918 г.»
Какъ тяжело приходилось пермской церкви, показываетъ мартовскій списокъ жертвъ большевистскаго гоненія, опубликованный Епархіальнымъ управленіемъ.
Въ спискѣ этомъ значатся: архіепископъ Андроникъ, - схваченъ былъ въ ночь на 4 іюня 1918 года и, по имѣющимся въ распоряженіи прокурорскаго надзора даннымъ, закопанъ въ землю живымъ. Епископъ Ѳеофаній, викарій Соликамскій, въ ночь на 11 декабря 1918 года послѣ истязанія и многократнаго погруженія въ воду утопленъ въ рѣкѣ Камѣ. Протоіереи: Іоаннъ, Алексѣй Сабуровъ, Николай Яхонтовъ, Александръ Искляевъ, Александръ Преображенскій, Михаилъ Киселевъ, Николай Конюховъ, Алексѣй Будринъ, Алексѣй Стамбиковъ и Николай Бѣльтюковъ - одни изъ перечисленныхъ пастырей разстрѣляны, другіе - заморожены, третьи - зарублены.
Той же лютой смерти, послѣ предварительныхъ жестокихъ пытокъ и издѣвательствъ, преданы: священники - Константинъ Шерокинскій, Григорій Гаряевъ, Владимiръ Бѣлозеровъ, Павелъ Соколовъ, Александръ Калашниковъ, Евграфъ Плотневъ, Левъ Ершовъ, Александръ Савеловъ, Петръ Вяткинъ, Іоаннъ Бояртиновъ, Игнатій Якимовъ, Александръ Посохинъ, Алексѣй Наумовъ, Семенъ Конюховъ, Василій Камакинъ, Антоній Поповъ, Константинъ Югановъ, Ананій Аристовъ, Александръ Малиновскій, Михаилъ Накаряковъ, Николай Оняновъ, Александръ Махетовъ, Петръ Кузнецовъ, Валентинъ Бѣловъ, Александръ Островъ, Николай Рождественскій, Іоаннъ Швецовъ, Ѳедоръ Антипинъ, Николай Маціевскій, Владиміръ Алексѣевъ, Веніаминъ Луканинъ, Викторъ Никифоровъ, Сергѣй Колчинъ, Николай Орловъ, Михаилъ Денисовъ, Сергѣй Лавровъ, Павелъ Анишкинъ, Іаковъ Шестаковъ, Петръ Рѣшетниковъ, Константииъ Тарасовъ; діаконы: Василій Кашинъ, разстрѣлянъ съ десятью прихожанами своей церкви 4-го декабря 1918 года, Василій Воскресенскій, Алексѣй Ипатовъ, Григорій Смирновъ и Аркадій Рѣшетниковъ; псаломщики: Василій Пѣтуховъ замученъ на окопныхъ работахъ въ іюнѣ 1918 года, Аѳанасій Жулановъ, Анатолій Поповъ и Александръ Зуевъ, разстрѣляны на тѣхъ же работахъ. Кромѣ названныхъ лицъ въ спискѣ этомъ значатся также убитыми члены Священнаго Собора, посланные въ гор. Пермь для разслѣдованія дѣла объ убійствѣ архіепископа Андроника: Василій - архіепископъ Черниговскій - разстрѣлянъ и изрубленъ шашками, Матѳей - архимандритъ, ректоръ Пермской Духовной Семинаріи, и Звѣревъ Алексѣй Даниловичъ - крестьянинъ Московской губ., миссіонеръ, подвергшійся той же участи. Всѣ эти три члена Священнаго Собора мученически скончали жизнь свою при отъѣздѣ изъ г. Перми по желѣзной дорогѣ за мостомъ черезъ рѣку Каму 14 августа 1918 г. Но съ особенной злобой пермскіе большевики относились къ монашествующему духовенству и монахамъ. По разсказамъ пермяковъ не было, кажется, тѣхъ издѣвательствъ и пытокъ, которымъ не подвергались бы монашествующіе, попавъ въ большевистскіе застѣнки или въ руки «рабоче-крестьянскихъ комиссаровъ». Правдивость этихъ кошмарныхъ разсказовъ отчасти подтверждается и опубликованнымъ пермской епархіальной властью спискомъ погибшихъ монаховъ, - почти послѣ каждаго имени стоитъ помѣтка: «исколотъ штыками и затѣмъ разстрѣлянъ», «утопленъ послѣ долгихъ мученій», «замученъ» и т. п. Нѣкоторые изъ монаховъ убиты за отказъ сражаться въ арміи красныхъ противъ сибирскихъ войскъ.
Имена этихъ мучениковъ: архимандритъ Варлаамъ, іеромонахи - Вячеславъ, Сергій, Іосифъ, Іоаннъ; іеродіаконы - Виссаріонъ, Михѣй, Евѳимій; монахи - Гермогенъ, Аркадій, Евѳимій, Маркелъ, Варнава, Сергій, Исаакій, Іоаннъ, Іосифъ; черноризцы - Дмитрій, Савва, Павелъ; послушники - Іаковъ, другой Іаковъ, Петръ, Александръ, Ѳеодоръ, другой Петръ, Сергій, Алексѣй, Василій, Іоаннъ, Григорій, другой Василій, Пантелеймонъ и Семенъ.
Нѣтъ сомнѣнія, что синодикъ мучениковъ не исчерпывается приведенными именами. Пермское Епархіальное Управленіе только что возобновило свою дѣятельность и не всѣ еще донесенія съ мѣстъ изъ «Свободной ПермскойЗемли» поступили, не говоря уже о томъ, что часть Пермской епархіи находится и по сіе время во власти большевиковъ.
А вотъ что пишетъ профессоръ Е. П. Ивановъ въ Новониколаевской «Русской Рѣчи» отъ 20 мая 1919 года въ своей статьѣ «Блудница Вавилонская», въ которой онъ сгруппировалъ разрозненныя, отрывочныя свѣдѣнія о всѣхъ мерзостяхъ большевиковъ по отношенію къ православной религіи и ея представителямъ:
«Если бы кто захотѣлъ въ самыхъ общихъ чертахъ, вмѣстѣ съ тѣмъ красочно и сильно обрисовать существо нашей великой революціи, то онъ легко могъ бы воспользоваться для этого уже готовымъ шаблономъ. Грозное пророчество Исаіи даетъ намъ тѣ рамки, въ которыя какъ нельзя лучше укладывается картина «русскаго» «освободительнаго» движенія 1917 и слѣд. годовъ.
«Отнялъ у насъ Богъ всякое подкрѣпленіе хлѣбомъ и всякое подкрѣпленіе водою - возглашаетъ пророкъ (Ис. 3, 1-7) - храбраго вождя и воина, судью и пророка, прозорливца и старца, совѣтника и мудраго, художника и оратора, и далъ намъ отроковъ и начальника, и дѣти господствуютъ надъ нами. И одинъ угнетается другимъ, и каждый ближнимъ своимъ. Юноша нагло превозносится надъ старцемъ и простолюдинъ надъ вельможей. И мы хватаемся за перваго встрѣчнаго человѣка и, говоримъ: "у тебя хоть есть одежда, будь нашимъ вождемъ и царствуй надъ нашими развалинами"». Но онъ отвѣчаетъ съ клятвой, - «я не могу исцѣлить ранъ общества, а въ домѣ моемъ нѣтъ ни одежды, ни хлѣба, не дѣлайте меня вождемъ народа». «И наши, нѣкогда честныя, нѣкогда прекрасныя лица», - продолжаетъ Исаія (30, 16-17), - «покрытыя шлемомъ защиты родины, нынѣ опозорены печатью всяческой слабости, всяческаго страха, и позорный ужасъ владѣетъ нашими душами, когда отъ угрозы одного тысяча насъ бросается въ бѣгство, а отъ угрозы пяти бѣжимъ всѣ мы».
Но на фонѣ этой всеобщей растерянности, той сумбурной неразберихи, которыми характеризуются по существу «свѣтлые дни нашихъ свободъ», можно отмѣтить одно теченіе, являющееся теченіемъ въ высшей степени планомѣрнымъ. Это теченіе, накидывающее на все революціонное движеніе особый специфическій отпечатокъ, внѣшнее выраженіе свое получаетъ въ походѣ противъ церкви, вѣрнѣе, противъ христіанской религіи или даже противъ православія, какъ бывшей государственной религіи бывшей Россіи. Эта борьба ведется неукоснительно, упорно, непрерывно, - явно, грубо и нагло, если превосходство нападающаго безспорно или подпольнымъ образомъ, дипломатически и втихомолку, если открытое нападеніе оказывалось опаснымъ или неудобнымъ.
Не нужно лишнихъ словъ. Пусть говорятъ факты. Уже въ самомъ началѣ революціи отношеніе революціонной Россіи достаточно проявилось въ томъ злобномъ мнѣніи предводительствуемой г. Миноромъ Московской Думы, которое раздавалось вокругъ Церковнаго Собора о выборахъ патріарха. Съ «полѣвѣніемъ» революціи платоническое мнѣніе смѣняется болѣе активными дѣйствіями. Епископы Владимiръ (Кіевъ), Гермогенъ (Тобольскъ), Андроникъ (Пермь), Пименъ и другіе, наряду съ безконечнымъ количествомъ низшаго духовенства были принесены въ жертву на алтарь свободы, равенства и братства. Храмы передаются «коллективамъ вѣрующихъ» и дочиста ими обворовываются («Сиб. ж.» № 8 1919 г.). Затѣмъ въ оскверненныхъ церквахъ устраиваются или школы («Русс. Рѣчь» № 8 1919 г.) или склады аммуниціи («Сиб. ж.» № 81, 1919 г.) или столовыя, чайныя и даже публичныя дома («Сиб. ж.» №81, 1919 г.). Въ лучшемъ случаѣ храмы запираются («Русс. Рѣчь» № 25, 1919 г.). Чтимыя вѣрующими мощи поругиваются и выбрасываются. Такъ были осквернены мощи св. Логина («Сиб. ж.» № 6, 1919 г.), св. Артемія изъ Пинеги, св. Тихона Задонскаго, св. Митрофана Воронежскаго, св. кн. Константина, св. Михаила и Ѳеодора, св. Макарія Колязинскаго, св, епископа Іоанна и Ѳеодора Суздальскихъ и др. («Русс. Речь» № 72, 1919 года). Служители церкви, почему-либо оставшіеся въ живыхъ, подвергаются всяческимъ униженіямъ. Ихъ принуждаютъ къ самымъ тяжелымъ, не соотвѣтствующимъ сану работамъ: заставляютъ чистить улицы, убирать снѣгъ, мыть казармы, чистить выгребныя ямы и клозеты («Сиб. ж.» № 3, 1919 г.; «Русская Рѣчь» № 86, 1919 г.). При этомъ нужно имѣть въ виду, что всѣ нападки имѣютъ въ виду священнослужителей-христіанъ, преимущественна православныхъ: протестантовъ, мусульманъ и евреевъ политика большевиковъ не затрагиваетъ («Русская Рѣчь» № 72 и 73, 1919 г.). Христіанскіе праздники отмѣнены. Для вящаго оттѣненія этого обстоятельства совѣтскимъ служащимъ вмѣнено въ нарочито контролируемую обязанность явиться въ дни таковыхъ праздниковъ для отправленія служебныхъ функцій. Послѣдствіемъ несоблюденія указаннаго предписанія является увольненіе недостаточно либерально-мыслящаго служащаго («Русс. Рѣчь» № 86, 1919 г.). Травля православія яростно ведется и въ прессѣ, причемъ, напримѣръ, клише государственныхъ каррикатуръ, вырабатываясь въ массахъ фабричнымъ способомъ разсылаются изъ центра въ провинціальныя изданія («Русская Рѣчь» № 72, 1919 г.). Эмблема христіанства - крестъ, а также и иконы удалены изъ всѣхъ правительственныхъ и общественныхъ зданій.
Въ Саратовскомъ Дворѣ Народа операцію удаленія продѣлалъ собственноручно Лейба Бронштейнъ (Троцкій). Даже частныя лица не могутъ носить натѣльный крестъ и имѣть въ жилищѣ иконы невозбранно: возможность исполненія христіанскаго обычая обложена особымъ налогомъ («Сиб. ж.» № 3, 1919 г.; «Русская Армія» № 28, 1918 г.) Сообразно этому далѣе чтеніе Евангелія разсматривается какъ тяжкое преступленіе: изъ Перми были переданы свѣдѣнія, что тамъ имѣли мѣсто подобнаго рода процессы предъ революціоннымъ трибуналомъ. Къ сказанному нельзя еще не добавить, что величайшія святыни всей православной Россіи - Московскій Кремль подвеглись обдуманному и систематическому разрушенію. О размѣрахъ послѣдняго можно судить по чрезвычайно интересному изданію епископа Камчатскаго (еп. Несторъ Камчатскій. Разстрѣлъ Московскаго Кремля. - 27 окт., 3 ноября 1917 г. - М. 1917). Изъ приложенныхъ къ изданію офиціальныхъ актовъ видно также, что это разрушеніе, произведенное въ дни большевистскаго переворота, отнюдь не могло оправдываться какими-либо «стратегическими» соображеніями происходившаго тогда уличнаго боя. Разрушить кремлевскія святыни такимъ образомъ, какъ онѣ разрушены, могла только сильная и неукротимая ненависть къ той религіи, которая эти святыни создала...
Въ такомъ видѣ предстаетъ передъ нами та революціонная дѣятельность на интересующемъ поприщѣ, которая можетъ быть названа дѣятельностью разрушающей отрицательной. Но она имѣетъ и другую сторону - создающую. На мѣсто разрушаемаго стараго она вноситъ, по крайней мѣрѣ, пытается внести нѣчто новое. Свѣдѣнія объ этомъ, новомъ, правда довольно скудны, но тѣмъ не менѣе чрезвычайно характерны. Нововведенія сводятся къ слѣдующему. Христіанскіе праздники уничтожены, уничтожено даже значеніе воскресенья, но взамѣнъ послѣднаго по сообщенію газеты «Русская Рѣчь» установлено празднованіе субботы. Кресты и иконы изъяты по возможности изъ употребленія, но взамѣнъ ополченскаго креста на головномъ уборѣ красноармейцевъ и взамѣнъ знаковъ Краснаго Креста на продовольственныхъ карточкахъ госпиталей помѣщается кабалистическій знакъ пятиугольной звѣзды (пентаграммы). Такъ сообщаетъ та же газета. Знакъ пентаграммы красуется и на печатяхъ, которыми опечатываются храмы, - это свидѣтельствуютъ лица, прибывающія изъ царства совѣтовъ. Изображенія Христа и Святителей поруганы, осквернены, за то въ Тамбовѣ воздвигнутъ памятникъ Іудѣ Искаріотскому - таково одно изъ послѣднихъ свѣдѣній по занимающему насъ вопросу, помѣщенное на страницахъ газеты «Сибирская Жизнь» (№ 89, 1919 г.).
Подводя итоги, можно съ большимъ успѣхомъ воспользоваться сравненіемъ почерпнутымъ изъ Апокалипсиса «Жена облеченная въ солнце» и принужденная скрываться отъ дракона въ пустынѣ (12, 1 и 6), съ одной стороны и торжествуюшая блудница вавилонская, «облеченная въ порфиру и багряницу» (16, 4 и 5), съ другой - вотъ прообразъ того столкновенія христіанскаго уклада съ соціалистической революціей, которое мы переживаемъ. Именно соціалистической, ибо послѣ прибытія въ Москву Чернова и Ко., публичнаго покаянія передъ большивиками Керенскаго и резолюціи «Средне-сибирскаго совѣщанія» (см. «Р. Рѣчь» № 86, 1919 г.) только окончательно ослѣпленный и безнадежно лицепріятный человѣкъ можетъ говорить о томъ, что большевики это - одно, а соціалисты - другое.
Итакъ, вотъ основной мотивъ «великой русской революціи». Возгорѣвшаяся и продолжающаяся борьба, борьба соціализма и христіанства, вѣры въ земной рай и вѣры въ царство небесное... И если бы понадобилось подчеркнуть противоположность враждующихъ началъ возможно сильнѣе, то лучше всего это можетъ быть сдѣлано въ словахъ - «Христосъ и Антихристъ».
Если бы со временемъ удалось собрать такія же свѣдѣнія по всѣмъ епархіямъ Россіи, то получится поистинѣ потрясающая картина: если послѣ первой революціи жизнеописанія жертвъ ея въ изданіи покойнаго В. М. Пуришкевича заняли 13 томовъ «Книги Русской Скорби», то, думается, что подобное же изданіе о жертвахъ пережаиваемой революціи превзойдетъ размѣры большаго энциклопедическаго словаря. Остановимся мысленно съ чувствомъ глубокой скорби передъ невѣдомыми могилами этихъ страдальцевъ.