Выше всего на свете Белый революционер В. Ларионов (материалы к биографии). Часть 2.
Оригинал взят у ugunskrusts83 в "Выше всего на свете". Белый революционер В. Ларионов (материалы к биографии). Часть 2.
Итак, статьи Ларионова:
«Воинствующий агрессор»
(О русской и еврейской эмиграции во Франции)
В число постоянных сотрудников «Нового Слова» вступил Виктор Александрович Ларионов» организатор взрыва Ленинградского центрального партклуба в июне 1927 года. Каким-то чудом спасшись из лап ГПУ, В. А. Ларионов вернулся; во Францию, где и прожил последние 10 лет, являясь членом РОВС'а и председателем группы русской национальной молодежи «Белая идея».
Ныне В. А. Ларионову предложено было покинуть Париж одновременно с генералом Шатиловым, Кусонским и Туркулом. Повидимому, то обстоятельство, что Ларионов являлся важным свидетелем по делу Плевицкой-Скоблина заставило французов выслать этого борца-героя из пределов страны, дорожащей дружбой с советами. В. А. Ларионову было отказано в отсрочке и не было выдано заграничного паспорта. От подачи каких бы то ни было прошений об отмене высылки или отсрочки кап. Ларионов отказался.
Трудные дни переживает русская эмиграция во Франции: утомленная и разрозненная, постаревшая она раздавлена бесконечными политическими и экономическими кризисами.
Масса обывательская живет, вернее влачит существование изо дня в день, безропотно и беспросветно; без чаяний и надежд на утонувший Град Китеж.
Кое-кто послабее и попронырливее «полевел», пошел в «С. Ж. Т.» (профессиональные союзы, руководимые членами 2-го я 3-го интернационалов Жуо и Торрезом) ради весьма проблематичной правовой или профессиональной зашиты, ради исхлопотания грошевого шотанского или иного пособия...
Голод, как говорится, не тетка. Бесправие и безработица, произвол мелких чиновников, вздорожание жизни - общий сдвиг французского пролетариата влево - заставили наименее устойчивую часть русского беженства скатиться по инерции туда же.
Русские секция «С. Ж. Т.» устраивают вечера, балы, доклады с участием русских хоров, артистов, оркестров. На болотной почве с успехом расцветает пропаганда младоросских и еврейских газет, взращиваются антинациональные, так наз. «оборонческие» и просто советофильские настроения. Существуют уже давно союзы «возвращенцев» и «оборонцев» и их печатные «органы». Возвращенцы и оборонцы, так сказать, «ГПУ» явное и тайное, во главе последнего стоит еврей Марк Львович Слоним, большой поклонник Сталина.
К чести даже весьма опустившейся части эмиграции, надо сказать, что сии советские учреждения не могут гордиться многочисленностью своих членов. Главным образом союзы эти пополняются русским местечковым еврейством, агентурой ГПУ, редкими единицами из старой эмиграции - «без руля и без ветрил» или беспочвенной и беспризорной молодежью. Итак, раздавленная новыми полицейскими мерами - по отношению к рабочим иностранцам; почтя пожизненное прикрепление к определенной отрасли труда (что-то вроде черты оседлости!), эмигрантская русская масса старится, болеет, умирает в непосильных условиях жизни и труда, быстро сокращается численно и отходит на второстепенное место в ряды других иностранных эмиграций во Франции.
Но если инертная, «аполитичная» масса морально раздавлена и брошена в «С. Ж. Т.» под портреты Ильича и под красные звезды, то часть русской эмиграции - национально-мыслящая держится стойко, даже героически. Она не поддается моральной депрессии. Окрыленная надеждой возвращения в Россию, она не скрывает ни собственных фашистских устремлений, ни своих симпатий к национал-социалистическим и фашистским странам. В победной поступи этих стран русские националисты видят конечную грядущую победу национализма над Коминтерном, верят и в скорое разрешение своего «проклятого вопроса»: ликвидации кремлевской головки.
Национальные и военные русские группировки даже несколько окрепли и как бы осознали больше себя после недавних политических нажимов, сомкнули ряды и бодро ожидают лучших дней и возможности применить свои силы.
Есть еще не мало молодежи, посвящающей часы досуга политическому самообразованию, есть офицерство, изучающее новые достижения в своей прежней специальности. Эти готовы голодать, готовы сжаться, пострадать за свои честные взгляды, но не пойдут на поклон интернационалам и профинтерну в «С. Ж. Т.»
***
Если русская эмиграция отходит на четвертое место, то эмиграция еврейская выходит на первое, хотя, конечно, на первом месте числиться не будет, да и вообще не будет никогда считаться эмиграцией. Если русская эмиграция, действительно подвергшаяся полному материальному разгрому, начала свое существование, работая за корку хлеба на «задворках Европы», на шахтах и фабриках... эмиграция еврейская, бегущая из фашистских стран, или изгоняемая в порядке профилактики, ни в какой степени, несмотря на мировой «гевалт», не являет собой печального лика обычной эмиграции. Это победное шествие, это мирный завоевательный марш воинствующего иудаизма на Францию. Подлинный современный «агрессор» перед стенами Иерихонскими; страшный спрут, готовый всеми бесчисленными щупальцами своими впиться во все кровеносные сосуды несчастной жертвы. Удаляемое ни из возрождающихся стран и отчасти переселяющееся само по линии наименьшего сопротивления, еврейство массами оседает последние годы во Франции. Каждый нейтральный обыватель не может не заметить, какими гигантскими шагами, за последнее время, подвинулось это завоевание. Конечно, банки, торговля, печать, кино, универсальные магазины, белье, одежда, кожа, даже мебель - раньше бывшая во французских руках область промышленности - теперь все захвачено мощными еврейскими трестами, раздавившими на смерть среднего французского предпринимателя. Он не успел соорганизоваться перед опасностью, ибо его захватили врасплох блюмовские реформы. Французский предприниматель должен был в весьма короткий срок, что называется, переварить сыпавшиеся скорее в порядке революционной импровизации законы. Конкуренция, колебание франка, 40 часов, непомерные требования рабочих, их бунтарские настроения, чудовищный рост цен на сырье - все это свалилось на французского предпринимателя... И в то же время под прикрытием дымовой завесы этих реформ при явной и тайной правительственной поддержие, еврейский капитал завершил захват командных высот французской промышленности и торговли. Средний француз почесывает затылок и озабоченно смотрит как устраивается позванный гость в собственном его доме. Лучшие дома, банки, виллы, все роскошь - «лукс» современного Парижа - является трофеем победителя, доминирующего ныне и в палате и во всех сменявшихся правительствах «народного фронта»...
Народный фронт послушное орудие, верный часовой и защитник еврейского интернационального капитала. Он уравновешивает и заглушает робкие, пока несмелые лозунги молодой национальной Франции «la France au français». Сотни тысяч пролетариев, послушных мановению руки Жуо и Торреза, c пением интернационала время от времени выходят и организуют смотры революционных сил: шествия от Бастильи до Республики до площади Натион.
«Ла-Рок о ното!» (на столб), «Дорио опито!» (вслед) - скандируют пролетарские шеренги. «Народный фронт» серьезная карта в игре международного антифашизма; двадцать тысяч молодых французских пролетариев отдали жизнь только под Теруэлем - по сведению депутата Ибернегарей, посланные фракциями народного фронта - в красную Испанию.
«Блюм и его секретарь Блюммель» - иронизировали русские эмигранты - «его цветочки». «Ягодки» будут впереди». Но «ягод» не оказалось - во Франции, они хороши лишь для избиения русского народа. На «народный фронт» до поры до времени надет простой намордник - во имя консолидация антифашистского фронта, и охраны спокойствия, финансового благополучия и мирного жития народа - агрессора.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 31 июля 1938 г., № 31, с. 5
Маститые лидеры оборончества
Политические события, последовавшие после Мюнхена, вызвали у русских людей надежды на разрешение русского вопроса. Надежда на то, что коммунистический интернационал будет уничтожен мощно развивающимся фашистским и национал-социалистическим движением получила реальное обоснование. Не будет преувеличением сказать, что - здесь в эмиграции и там в СССР - люди вышли из состояния тяжкого и беспросветного прозябания и, приобретя опытом пережитых страданий обостренную утонченную нервную систему, охвачены массовым предчувствием грядущего рассвета.
Незримые нити тянутся к нам сюда от страдающего русского народа. Его мысли, его надежды и чувства. Как всегда массы ясно и просто формулируют свои устремления, народ не может мыслить сложными рассуждениями и «поправками и голосованиями». Русский народ давно уже ненавидит «их» и ждет «их» гибели любой ценой - вот и все. «Массы двигает любовь и ненависть» - сказал еще, кажется, Густав Лебон. Все бегущие оттуда - «пораженцы», за немногим исключением «оборонцев», пахнущих явно ГПУ. Эмигрантская масса, независимо от стран своего рассеяния, также настроена пораженчески по отношению к СССР, во всяком случае, ее основной и самый крепкий костяк.
Кто не утратил способности улавливать биение народного пульса - там, кто не утратил последней искры, действительно, священной ненависти к палачам России, кто не может спокойно вспомнить об убийстве царских детей, у кого есть представление не абстрактное, привычное, формулируемое на всех собраниях о преступлениях иудомарксизма, а хоть сколько-нибудь конкретное - тот никогда не может быть ни в какой степени, ни в какой доле «оборонцем», - т.е., в конечном итоге, хоть в сотой доле пособником и воином марксистского интернационала и его отвратительных вождей.
«Я прощу Сталину все его грехи, если он защитит Россию» - заявил недавно Милюков. Престарелому лидеру демократической группы не за что прощать Сталина, да и не придется прощать, ибо Сталину предстоит бороться не за Россию, а с Россией и эта борьба будет нелегкая: «между ног борющегося не будет вертеться теперь тщедушный лилипут (Милюков) с интернационалом подмышкой и поправкой к третьему голосованию на натруженном языке» (Сергей Горный: «Пугачев или Петр»).
Иностранцам не всегда легко судить о настроениях русских эмигрантских масс, ибо не всегда и не всюду русские люди имеют право высказать свое суждение. За них, за эти массы, в нужный момент, выступают никем не уполномоченные, но возглавляющие ничтожную группу «маститые» лидеры и претендуют на роль не только возглавителей этих масс, но и выразителей их настроений…
Недавно пришлось высказать на страницах печати предположение, основанное на сопоставлении довольно веских фактов, что похищение генерала Миллера заграничными органами ГПУ было вызвано «пораженческой» его по отношению к СССР политикой и желанием заменить его лицом, считающимся популярным, авторитетным и хоть не признанным официально, но фактически лидером «оборонческих группировок». На это намекает бывший полк. Махров в своей недавно вышедшей брошюрке: «Кто и за что похитил генерала Миллера». Эренбург - с другой стороны - громил в советских газетах русских белогвардейских «наймитов», сражающихся против интернационала в Испании.
Генерал А.И. Деникин в своем докладе «Мировые события и русский вопрос», читанном на этих днях в Париже, неодобрительно высказался о русских героях, сражающихся в армии Франко. Мол, позволяют играть русскими головами ради чужих интересов (Обычный сентиментальный припев А.И. Деникина).
Генерал Деникин этим своим докладом сделал большой шаг вперед на пути своего дальнейшего сближения с масонством, поставившим сейчас во Франции на русский национализм, на патриотизм, на создание какого-то пока трудно уловимого, но уже ощущаемого фронта, явно оборонческого признака и направленного прямо или косвенно против фашизма.
«Фашизм» сейчас весьма популярное слово в русских эмигрантских массах, и там - в СССР - это слово известно и желанно, но «лидеры» маститые и не маститые пытаются это слово запретить или заменить его иными старыми, лишь подновленными лозунгами. Все произошедшие за последнее время сдвиги и события в русских кругах во Франции не лишены какой-то общей основы и целеустремленности: и съезд в Сенлисе, и собрание «НТСНП» на Лаз-Каз и доклады Деникина. Лидеры «НТСНП» довольно определенно пытаются отмежеваться от фашизма, призывая обычными туманными формулами к «борьбе за родину». Категорически и покаянно отмежевываются от фашизма и младороссы в своей печати.
Доклад генерала Деникина, как всегда, сухой, отвлеченный, построенный по той же обычной для него схеме, в сущности читанный уже не раз за последние десять лет, все же на этот раз ставит особенно жирные точки над «i». Вольно или невольно, маститый Антон Иванович особенно постарался вызвать одобрение еврейских кругов, высказывая свою всегдашнюю мысль об «игре русскими головами ради чужих интересов», о «вожделении империализма» центральных держав и Японии и только-только не договорился до «классического» определения литвиновского «агрессора». Антон Иванович категорически заявил о необходимости полной непримиримости к Японии, Германии и Италии, вызвав продолжительные аплодисменты первых рядов. Кстати, интересный штрих - строки письма, полученного из Парижа - как иллюстрация доклада (с сохранением подлинника):
«На выступлении Деникина народу было много, аплодировали мало (1/4 присутствующих). По залу шныряли Кацман и Завадский-Краснопольский и переписывали присутствующих (для кого: разведупра или сюртэ-националь? - Авт.)
В первом ряду: Евлогий, Мих. Мих. Федоров, проф. Федотов, Милюков и вся редакция «Последних Новостей». Деникин стоит на прежних позициях 1918 года и называет все прежних друзей и врагов…»
Разве не мог дать этот печальный, льющий воду на советскую мельницу, доклад благодарную тему для польского журналиста (цитирую выдержки из газеты «Курьер Повшехный», № 351), расценивающего шансы Сталина в будущей войне: «И вот как в начале войны (1914 года) русские либералы и социалисты сближались с царизмом, так и теперь значительная часть белых русских (!!!) в эмиграции протягивает Сталину руку примирения, чтобы вместе защищать родину… Представителем этой части русской эмиграции является генерал Деникин. Он призывает к единению белых и красных для борьбы против чужого империализма…»
Юркий польский журналист помещает и других лиц, кроме А.И. Деникина, в единый фронт со Сталиным, но тут уже явно или ослепление из под развесистой клюквы, или специальный заказ почтенного советского учреждения…
Лидеры вольного и невольного оборончества не ведут за собою масс и особенно молодежь. Русская молодежь и здесь и там - в СССР - давно уже идет своей дорогой и «заветы Ильича» и «Труды» Сталина ей также чужды по духу, как эмигрантской молодежи чужды рассуждения Милюкова. Но «лидеры» и особенно маститые лидеры будут еще долго шуметь, ибо их поддерживают мощные тайные рычаги, еще долго будут они фальсифицировать русское общественное мнение и пытаться повернуть с правильного пути русские массы.
До того момента, когда кончится период эмигрантских докладов, съездов и резолюций и борьба между фашизмом и марксизмом перейдет из кабинетной фазы в открытую. Горе тем, кто не понимает и не поймет во время всей мощи охвата интернационала, успевшего закрепить свои позиции почти во всех странах мира, кто попытается за туманными, сентиментальными, непротивленческими лозунгами удержаться на средней, промежуточной, примиренческой позиции в этой грядущей борьбе завтрашнего дня.
Времени остается немного: будем чутко изучать настроение наших братьев там, постараемся объединить здоровые элементы здесь, чтобы, не строя никаких иллюзий, исходя лишь из самой реальной оценки обстановки (отнюдь не под углом зрения семнадцатого столетия и эпохи смутного времени), в нужный момент отдать все силы и жизнь родине.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 15 января 1939 г., №3
Генералы
Редакция «Нового Слова», помещая статью своего постоянного сотрудника В.А, Ларионова, дает место голосу представителя активного офицерства, которое и в эмиграции подвигом запечатлело свое право на участие в строительстве родины.
Избегая вредной в наших условиях полемики с газетными органами, преследующими однородные с нами цели, редакция постаралась смягчить резкость выражений боевого партизана, организатора взрыва коммунистического партийного клуба в Ленинграде, штабс-капитана Ларионова.
Редакция.
Теперь, очевидно, в надежде скорой развязки российской трагедии, принято искать виновников революции и всех отечественных бед и катастроф.
«Обвиняемые встаньте, суд идет!», - крикнут слева и со скамьи подсудимых робко поднимутся толстый помещик, консервативный сановник с седыми баками и генерал в красных лампасах.
«Суд идет», - ответят справа и поднимаясь звякнут наручниками студент в косоворотке, интеллигент в пенснэ, с бородкой клинушком, и лохматый аптекарский ученик из Гомеля.
Одни считают, что интеллигент и аптекарь сознательно спустили с цепи красного чорта, другие полагают, что помещик и царский генерал, наоборот, слишком крепко завинтили революционного чорта в паровой котел и не открыли вовремя предохранительного клапана - котел взорвался и чорт выскочил сам.
Конечно, мыслить так - мыслить весьма примитивно. Правда находится где-то посередине. Казалось бы, теперь искать виновника - занятие довольно бесполезное. Какой процент виновности приходится на долю Керенского, какой на Чернышевского и Герцена, какой на долю гофмейстера Штюрмера и как велик грех генерала, посылавшего солдат в атаку без снарядов и чья вина, что снарядов не хватило… Конечно - ерунда. Но, однако, поиски козлов отпущения дело не безвыгодное: ищущий, с одной стороны, может как-то показать себя - мол все ясно вижу и насколько выгодно отличаюсь от всех этих бездарностей: с другой стороны - удобный упор для идейного дезертира - мол, не вступил в строй армии потому, что знал наверное - «генеральская лавочка» все дело погубит… Приходилось замечать и эмиграции, что люди особенно старательно избегавшие поля брани с пеной у рта ругали генералов за «поражения». Теперь к обвиняемым генералам за «поражения», за «продажу» (я ясно помню нашу кухарку, говорившую о том, что Куропаткин «продал» Россию японцам…) прибавились новые: старорежимные люди, мол, не «пущают» несчастного, раздавленного генеральским сапогом «штабс-капитана» к счастливому и свободному творчеству, к своеобразным демократическим исканиям, заткнули ему, бедному глотку, а сами пьют его штабс-капитанскую кровь, едят рябчиков, разделили деньги и царствуют бессменно и бессрочно, а ему, покорному рабу, не дают слова сказать, мешают Сталина свергнуть.
И вот бросаешь на весы деяния русских генералов, «виновников» былых поражений. Как сам их помню со школьной скамьи с ноября 1917 года, когда в зимней пурге впервые застучали винтовки под Ростовом на Дону. Только и разговоры были о них, о «гидре контр-революции», о русских генералах. Как генерал Духонин стоял в раздумье у подножки штабной машины: может ли верховный главнокомандующий бежать перед бандой «товарища Абрама», прапорщика Крыленко. Решил, что не может. Остался.
До того застрелился генерал Крымов, не выдержавший «керенщины». Выстрелил в себя Скалон после Брест-Литовска. Застрелился атаман Каледин, исчерпав все возможности борьбы и не желая уходить с Дона. Не бежал его заместитель, походный атаман Назаров и был растерзан чернью. Вот незабываемый образ адмирала Колчака, бросающего кортик в море. Вот последний «Верховный» старичок генерал-адъютант Алексеев, строгий, серьезный. Часами не отходит в лазарете от тяжело раненых юнкеров. Это он говорит на их похоронах: «Орлята, где были ваши орлы, когда вы умирали». Идя под пулями, меся вязкую грязь больными, старческими ногами, это он, Алексеев, завещал: «Мы уходим в степи, мы вернемся если будет милость Божья, но нужно зажечь светоч - единственную светлую точку среди охватившей Россию мглы…» Генерал Корнилов, тоже «царский» генерал, пытавшийся искать новые пути, но погибший по старому - героической, солдатской смертью. А сколько их было старых генералов, вроде «деда» Манштейна, незаметно пошедших на подвиг. Вспоминается генерал Чижиков, уже на «трудовом фронте» - в эмиграции. Генерал Чижиков был очень любим молодежью, даже бывшей советской (в Финляндии) и был, не занимая никакого официального эмигрантского поста, высшим арбитром в ссорах среди молодежи, часто даже в весьма сложных вопросах какой-то своеобразной полу-комсомольской чести. И здесь разбирался старый солдат и его решения не подлежали обжалованию.
Уже в годы беспросветной зарубежной жизни, «в мареве беженства хилого…», когда оправдывая пословицу «один в поле и тот воин» - вышел на борьбу с Коминтерном кадровый преображенец генерал Кутепов, но его, как и генерала Врангеля, лучше нас оценили наши враги.
Прошли еще годы и вот перед лицом нас, молодых, сильных, умных, политически образованных, оказываются лишь два реальных дела, два высоких подвига, две смерти за Россию. И эти подвиги не наши, молодые «штабс-капитанские». Генералы Миллер и Фок. Один, без всякой охраны, подозревая опасность, пошел все же ей на встречу, движимый желанием разбить советское оцепление. Другой, почти шестидесятилетний, бежал как молодой ротный командир в атаку во главе испанской бандеры, раненый, пытался прорвать красный охват и пал сраженный, показав кровью святость и незыблемость своего идеала - белой борьбы.
Какой пример дают нам эти две смерти среди грязи и муки нашей вечной склоки. Что значат перед этими двумя личными примерами пуды, или десятки пудов различных политброшюр, политграмот, политбиблиотек…
Где проходит грань между эмигрантами и советскими людьми? Кому нужна эта грань и этот ров? Ведь вот, например, организацией Белой идеи руководит сейчас бывший красный командир запаса 1933 года, а выдвигаются в ближайшее окружение Джугашвили первый эмигрант граф Толстой и свитский полковник граф Игнатьев. Кто поручится за то, что в случае войны эмигранты-младороссы не пойдут в личную охрану Сталина?
Как можно одних почему-то загонять при жизни в «стоячее эмигрантское болото», от других ждать невероятных чудес. Все мы люди одной крови и дети одной родины, лишь случаем рассеянные по лицу земли.
России понадобятся и пригодятся все ее дети и весь их опыт, приобретенный в легионах генерала Франко, на шахтах Перника, заводах Рено, окажет свое влияние и жуткий, страшный опыт подсоветской жизни.
Понадобятся и старые русские генералы с их лампасами, столь неприятными эс-дековскому глазу и погонами с зигзагом, хотя бы потому, что погон - это русская военная традиция и символ чести.
В эмиграции очень легко «наплевать» на георгиевские кресты, на погоны, на генеральские чины, часто полученные ценою крови на службе России. А что бы было, если бы эта самая молодежь попробовала там отнестись «скептически» к чинам и заслугам «маршалов» Мехлиса и Ворошилова и их звездам и жезлам, заработанным на службе у Коминтерна?
Велико и несокрушимо старое понятие долга и чести… Трудно приобрести эти понятия политическим самообразованием.
Поэтому нужно теперь мужественно, чтобы идти не сворачивая по политической дороге, без зигзагов: честно и прямо. И каким блеском, каким путеводным блеском светит нам пример такого прямого пути двух русских генералов - Миллера и Фока.
Штабс-капитан Ларионов
«Новое Слово», 29 января 1939 г., № 5
Корни русского фашизма
Истоки нашего фашизма давно уже оставлены, полузабыты и даже частично осуждены многими течениями эмигрантской политической мысли.
Но не потому ли и зашли эти течения в тупик, не потому ли столь велики принципиальные расхождения, а программы почти всех партий и союзов загромождены сложнейшими надстройками и формулировками, доходящими иной раз до заумного бреда?
Страшно подумать, но в случае возникновения прямой возможности соприкосновения с народными массами, немногие лидеры будут этими массами поняты. Даже самые талантливые, самые одухотворенные проповедники: «неослабляемого, творческого динамизма», «идеализма» и «солидаризма» рискуют быть непонятыми не только колхозником, или «маслом»-красноармейцем, но и рядовым краскомом, самым вероятным вершителем грядущей национальной революции.
«За Россию драться пойду», скажет «братишка», а за «освобождение от этатизма» иди сам... И как бы не пришлось, вновь и новому российскому интеллигенту подобно отцу «проповеднику марксовой веры» оказаться чужим и непонятным своему народу: «Уж больно много и непонятно говоришь...» Многие лидеры наши и будущие трибуны хотят постичь «русскую правду», т. е. нашу национальную идею, борясь друг с другом не только по программным, но и по личным вопросам и хотят напряжением ума, каким-то отвлеченным синтезом решить то, что давно у них же перед глазами, что решено и положено в основу самой жизнью. Забывают всегда простую истину: чтобы добиться победы на политических дорогах нельзя ничего «разработать», вымучить, или скопировать готовое, надо лишь суметь учесть существующее живущее подсознательно в толщах народных. Это существующее и будет светлым мечем, рассекающим мглу.
Интересно вспомнить какие простые понятные народу лозунги-формулы были выброшены германскими национал-социалистами в первый период их борьбы: 1) упразднение Версальского договора; 2) ограничение всемогущества капитала; 3) работу всем германцам и 4) массовый мир.
Никого не осуждая, кроме устаревших либералов, пытающихся руководить молодыми национальными течениями, можно утверждать, что эти течения уперлись в тупик, охолощенные искусственным отрывом от основной своей базы, от белого движения, от идеи русского воина-бойца и защитника родины, от русской жертвенной молодежи, погибавшей в ледяных и степных походах. Искусственно оторванные от корниловской идеи, от русского фашизма первых лет борьбы с коммунистическим интернационалом, молодые течения бродят безнадежно в потемках; одни ударились в оборончество, готовые почти признать «сталинизм», другие - лучше поют гимны - стихи, опираются на библейские тексты и подчас напоминают филиал армии спасения.
От духовных гимнов и «умствований» рождается неуверенность в действии: Невозможность пожертвовать партийной запятой ради хотя бы великой цели - возможности помочь опасению своего народа.
Тут нельзя говорить о партийкой массе, она как и вся русская молодежь, в большинстве хороша и жертвенна, но непреклонны партийные лидеры:
«Позвольте» - скажут они, - «а еврейский вопрос, а постановления такого-то Н-ского съезда по вопросу украинскому... позвольте, а провозглашенный нами принцип только внутренней революции, позвольте…»
Революционеры они лишь на словах, в душе они тряпичны и как чеховские интеллигенты на веки вечные самой своей природой осужденные сидеть «между двух стульев» ни на какое действие, ни на какую борьбу они эти интеллигенты, хотя бы в одеждах национальных бойцов - не способны.
Говоря о нерешительности, колебании, неспособности к действию, весьма кстати привести слова статьи бывшего красного командира и ленинградского рабочего В. Носанова, бежавшего в 1932 году (журнал «Белая идея», № 2):
«Нас пугают потерей территории, но забывают, что в течение двадцати лет гибнет лучшая часть русского народа. Путают нас те, кто двадцать лет живут сытой, обеспеченной жизнью, не зная ни угрозы расстрела, ни ареста органами ГПУ. Они не пережили в большинстве ни пафоса белой борьбы, ни тяжелой подсоветской жизни, не знали ни тюрем, ни лагерей, ни расстрелов. Кто эти эмигранты, желающие оборонять советскую власть вопреки воли русского народа?» - спрашивает бывший красный командир и перечисляет все оборонческие оттенки, особо останавливаясь на младороссах, восхвалявших в свое время советских пограничников, которые расстреливают бегущих из неволи русских людей.
И далее: «СССР - тюрьма народов, - тюрьма, огороженная колючей проволокой и охраняемая двуногими и четвероногими стражами. Двуногие обмануты, четвероногие безответственны, но тем не менее сейчас они наши смертельные враги... Кто бы и по каким личным соображениям не помог разрушить, эту тюрьму, - будет встречен как освободитель подъяремным русским народом, а значит и нами, русскими националистами. Если даже встанет вопрос, как его любят ставить оборонцы - потери территории, то мы ставим вопрос иначе: Народ или территория. И мы идем за народом».
Нашим политикам трудно постигнуть простую истину, они предпочтут разработку вне времени и пространства рабочего вопроса или будут посвящать сотни страниц рассуждениям о «России Бога живого» в четвертом измерении.
Но все же пора спускаться с заоблачных высот и возвращаться к оставленным реальным путям, к путям белой борьбы - к истокам русского фашизма, ибо вне реальных путей невозможна победа России над коммунистическим иудо-масонским интернационалом.
Что касается «непредрешенчества» белого движения, то можно привести замечательные мысли Муссолини, цитируемые (там же в «Белой идее») в живой статье Сергея Раевского (молодого потомка известного бородинского героя):
«Годы, предшествовавшие походу на Рим были годами, в течение которых насущные требования борьбы не позволяли ни исканий, ни вырабатывания доктрины. В городах и деревнях сражались. Тогда спорили, обсуждали, но что более свято и более важно: тогда умирали. Умели умирать. Доктрина, вполне оформленная, разделенная на главы и на параграфы, сдобренная различными измышлениями, могла отсутствовать, но что бы ее заменить, имелось, что-то более решающее: вера...
Именно в течение трех лет (когда еще кипел бой. Автор.), фашистская мысль вооружалась, обострялась, организовывалась. Вопросы о личности и государстве, вопросы власти и свободы, вопросы политические и социальные и особенно национальные, борьба с либеральными, демократическими доктринами, все это велось одновременно с карательными экспедициями.
Но так как не хватало «системы», то недобросовестные враги фашизма отрицал у него вообще всякую доктрину, тогда как доктрина рождалась правда бурно сначала в виде отрицания, бурного и догматического...»
Далее Сергей Раевский развивает свое мысли о русском фашизме:
«Здесь нарочно приведем текст на книги Муссолини. Слово за словом, запятая за запятой, эти мысли могут быть приняты для того, чтобы характеризовать зарождение русского белого движении и его доктрину - белую идею. Даже фраза о недобросовестных критиках так метко подходит к нашим тупоголовым реакционерам-предрешенцам, которые до сих пор не могут вместить в свои тупые черепа, что русское белое движение ничего не имеет, не могло иметь и никогда не будет иметь общего с интересами реставраторов и капиталистов, которые до сих пор отрицают за нами, белыми, право иметь свой собственный независимый идеал, которые до сих пор хотят нам навязать хотя бы контрабандой, свои хищнические аппетиты и свою реакционность, пахнущую нефтью, склепом и фаршированной щукой.
Как и у фашистов, у нас, белых, не было в 1917 году доктрины, деленной на главы. Да тогда не занимались измышлениями, «но что более свято и более важно, тогда умирали, умели умирать». «Доктрина... могла отсутствовать, но чтобы ее заменить, имелось более решающее... вера».
Как и в Италии наше белое движение в период 1-ой гражданской войны, уже носило в себе основные начала своей доктрины: «Белой идеи».
И как в Италии, идеи белых бойцов с течением времени «из под неизбежной скорлупы влияния временных обстоятельств... развились во вполне определенную доктрину...»
Русская молодая смена: представитель славной дворянской, военной семьи и с другой стороны бывший краском, ленинградский рабочий одинаково говорят о белой борьбе, о подлинной национальной революции - это ли не вызовет смущения среди любителей доказывать, что существует чуть ли не расовая разница между русскими людьми по обеим сторонам советской колючей проволоки.
Спящие вечным сном в безвестных могилах, затоптанных и забытых в степях Кубани и Дона, могут лежать спокойно. Грядущая молодая смена знает и помнит их подвиги и высоко поднимет их боевое знамя. Как Германия и Италия были спасены, так и Россия будет спасена не болтливым, либеральным интеллигентом, а воином-фронтовиком, познавшим в кровавом испытании святую правду своего народа.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 18 июня 1939 г., № 25
Итак, статьи Ларионова:
«Воинствующий агрессор»
(О русской и еврейской эмиграции во Франции)
В число постоянных сотрудников «Нового Слова» вступил Виктор Александрович Ларионов» организатор взрыва Ленинградского центрального партклуба в июне 1927 года. Каким-то чудом спасшись из лап ГПУ, В. А. Ларионов вернулся; во Францию, где и прожил последние 10 лет, являясь членом РОВС'а и председателем группы русской национальной молодежи «Белая идея».
Ныне В. А. Ларионову предложено было покинуть Париж одновременно с генералом Шатиловым, Кусонским и Туркулом. Повидимому, то обстоятельство, что Ларионов являлся важным свидетелем по делу Плевицкой-Скоблина заставило французов выслать этого борца-героя из пределов страны, дорожащей дружбой с советами. В. А. Ларионову было отказано в отсрочке и не было выдано заграничного паспорта. От подачи каких бы то ни было прошений об отмене высылки или отсрочки кап. Ларионов отказался.
Трудные дни переживает русская эмиграция во Франции: утомленная и разрозненная, постаревшая она раздавлена бесконечными политическими и экономическими кризисами.
Масса обывательская живет, вернее влачит существование изо дня в день, безропотно и беспросветно; без чаяний и надежд на утонувший Град Китеж.
Кое-кто послабее и попронырливее «полевел», пошел в «С. Ж. Т.» (профессиональные союзы, руководимые членами 2-го я 3-го интернационалов Жуо и Торрезом) ради весьма проблематичной правовой или профессиональной зашиты, ради исхлопотания грошевого шотанского или иного пособия...
Голод, как говорится, не тетка. Бесправие и безработица, произвол мелких чиновников, вздорожание жизни - общий сдвиг французского пролетариата влево - заставили наименее устойчивую часть русского беженства скатиться по инерции туда же.
Русские секция «С. Ж. Т.» устраивают вечера, балы, доклады с участием русских хоров, артистов, оркестров. На болотной почве с успехом расцветает пропаганда младоросских и еврейских газет, взращиваются антинациональные, так наз. «оборонческие» и просто советофильские настроения. Существуют уже давно союзы «возвращенцев» и «оборонцев» и их печатные «органы». Возвращенцы и оборонцы, так сказать, «ГПУ» явное и тайное, во главе последнего стоит еврей Марк Львович Слоним, большой поклонник Сталина.
К чести даже весьма опустившейся части эмиграции, надо сказать, что сии советские учреждения не могут гордиться многочисленностью своих членов. Главным образом союзы эти пополняются русским местечковым еврейством, агентурой ГПУ, редкими единицами из старой эмиграции - «без руля и без ветрил» или беспочвенной и беспризорной молодежью. Итак, раздавленная новыми полицейскими мерами - по отношению к рабочим иностранцам; почтя пожизненное прикрепление к определенной отрасли труда (что-то вроде черты оседлости!), эмигрантская русская масса старится, болеет, умирает в непосильных условиях жизни и труда, быстро сокращается численно и отходит на второстепенное место в ряды других иностранных эмиграций во Франции.
Но если инертная, «аполитичная» масса морально раздавлена и брошена в «С. Ж. Т.» под портреты Ильича и под красные звезды, то часть русской эмиграции - национально-мыслящая держится стойко, даже героически. Она не поддается моральной депрессии. Окрыленная надеждой возвращения в Россию, она не скрывает ни собственных фашистских устремлений, ни своих симпатий к национал-социалистическим и фашистским странам. В победной поступи этих стран русские националисты видят конечную грядущую победу национализма над Коминтерном, верят и в скорое разрешение своего «проклятого вопроса»: ликвидации кремлевской головки.
Национальные и военные русские группировки даже несколько окрепли и как бы осознали больше себя после недавних политических нажимов, сомкнули ряды и бодро ожидают лучших дней и возможности применить свои силы.
Есть еще не мало молодежи, посвящающей часы досуга политическому самообразованию, есть офицерство, изучающее новые достижения в своей прежней специальности. Эти готовы голодать, готовы сжаться, пострадать за свои честные взгляды, но не пойдут на поклон интернационалам и профинтерну в «С. Ж. Т.»
***
Если русская эмиграция отходит на четвертое место, то эмиграция еврейская выходит на первое, хотя, конечно, на первом месте числиться не будет, да и вообще не будет никогда считаться эмиграцией. Если русская эмиграция, действительно подвергшаяся полному материальному разгрому, начала свое существование, работая за корку хлеба на «задворках Европы», на шахтах и фабриках... эмиграция еврейская, бегущая из фашистских стран, или изгоняемая в порядке профилактики, ни в какой степени, несмотря на мировой «гевалт», не являет собой печального лика обычной эмиграции. Это победное шествие, это мирный завоевательный марш воинствующего иудаизма на Францию. Подлинный современный «агрессор» перед стенами Иерихонскими; страшный спрут, готовый всеми бесчисленными щупальцами своими впиться во все кровеносные сосуды несчастной жертвы. Удаляемое ни из возрождающихся стран и отчасти переселяющееся само по линии наименьшего сопротивления, еврейство массами оседает последние годы во Франции. Каждый нейтральный обыватель не может не заметить, какими гигантскими шагами, за последнее время, подвинулось это завоевание. Конечно, банки, торговля, печать, кино, универсальные магазины, белье, одежда, кожа, даже мебель - раньше бывшая во французских руках область промышленности - теперь все захвачено мощными еврейскими трестами, раздавившими на смерть среднего французского предпринимателя. Он не успел соорганизоваться перед опасностью, ибо его захватили врасплох блюмовские реформы. Французский предприниматель должен был в весьма короткий срок, что называется, переварить сыпавшиеся скорее в порядке революционной импровизации законы. Конкуренция, колебание франка, 40 часов, непомерные требования рабочих, их бунтарские настроения, чудовищный рост цен на сырье - все это свалилось на французского предпринимателя... И в то же время под прикрытием дымовой завесы этих реформ при явной и тайной правительственной поддержие, еврейский капитал завершил захват командных высот французской промышленности и торговли. Средний француз почесывает затылок и озабоченно смотрит как устраивается позванный гость в собственном его доме. Лучшие дома, банки, виллы, все роскошь - «лукс» современного Парижа - является трофеем победителя, доминирующего ныне и в палате и во всех сменявшихся правительствах «народного фронта»...
Народный фронт послушное орудие, верный часовой и защитник еврейского интернационального капитала. Он уравновешивает и заглушает робкие, пока несмелые лозунги молодой национальной Франции «la France au français». Сотни тысяч пролетариев, послушных мановению руки Жуо и Торреза, c пением интернационала время от времени выходят и организуют смотры революционных сил: шествия от Бастильи до Республики до площади Натион.
«Ла-Рок о ното!» (на столб), «Дорио опито!» (вслед) - скандируют пролетарские шеренги. «Народный фронт» серьезная карта в игре международного антифашизма; двадцать тысяч молодых французских пролетариев отдали жизнь только под Теруэлем - по сведению депутата Ибернегарей, посланные фракциями народного фронта - в красную Испанию.
«Блюм и его секретарь Блюммель» - иронизировали русские эмигранты - «его цветочки». «Ягодки» будут впереди». Но «ягод» не оказалось - во Франции, они хороши лишь для избиения русского народа. На «народный фронт» до поры до времени надет простой намордник - во имя консолидация антифашистского фронта, и охраны спокойствия, финансового благополучия и мирного жития народа - агрессора.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 31 июля 1938 г., № 31, с. 5
Маститые лидеры оборончества
Политические события, последовавшие после Мюнхена, вызвали у русских людей надежды на разрешение русского вопроса. Надежда на то, что коммунистический интернационал будет уничтожен мощно развивающимся фашистским и национал-социалистическим движением получила реальное обоснование. Не будет преувеличением сказать, что - здесь в эмиграции и там в СССР - люди вышли из состояния тяжкого и беспросветного прозябания и, приобретя опытом пережитых страданий обостренную утонченную нервную систему, охвачены массовым предчувствием грядущего рассвета.
Незримые нити тянутся к нам сюда от страдающего русского народа. Его мысли, его надежды и чувства. Как всегда массы ясно и просто формулируют свои устремления, народ не может мыслить сложными рассуждениями и «поправками и голосованиями». Русский народ давно уже ненавидит «их» и ждет «их» гибели любой ценой - вот и все. «Массы двигает любовь и ненависть» - сказал еще, кажется, Густав Лебон. Все бегущие оттуда - «пораженцы», за немногим исключением «оборонцев», пахнущих явно ГПУ. Эмигрантская масса, независимо от стран своего рассеяния, также настроена пораженчески по отношению к СССР, во всяком случае, ее основной и самый крепкий костяк.
Кто не утратил способности улавливать биение народного пульса - там, кто не утратил последней искры, действительно, священной ненависти к палачам России, кто не может спокойно вспомнить об убийстве царских детей, у кого есть представление не абстрактное, привычное, формулируемое на всех собраниях о преступлениях иудомарксизма, а хоть сколько-нибудь конкретное - тот никогда не может быть ни в какой степени, ни в какой доле «оборонцем», - т.е., в конечном итоге, хоть в сотой доле пособником и воином марксистского интернационала и его отвратительных вождей.
«Я прощу Сталину все его грехи, если он защитит Россию» - заявил недавно Милюков. Престарелому лидеру демократической группы не за что прощать Сталина, да и не придется прощать, ибо Сталину предстоит бороться не за Россию, а с Россией и эта борьба будет нелегкая: «между ног борющегося не будет вертеться теперь тщедушный лилипут (Милюков) с интернационалом подмышкой и поправкой к третьему голосованию на натруженном языке» (Сергей Горный: «Пугачев или Петр»).
Иностранцам не всегда легко судить о настроениях русских эмигрантских масс, ибо не всегда и не всюду русские люди имеют право высказать свое суждение. За них, за эти массы, в нужный момент, выступают никем не уполномоченные, но возглавляющие ничтожную группу «маститые» лидеры и претендуют на роль не только возглавителей этих масс, но и выразителей их настроений…
Недавно пришлось высказать на страницах печати предположение, основанное на сопоставлении довольно веских фактов, что похищение генерала Миллера заграничными органами ГПУ было вызвано «пораженческой» его по отношению к СССР политикой и желанием заменить его лицом, считающимся популярным, авторитетным и хоть не признанным официально, но фактически лидером «оборонческих группировок». На это намекает бывший полк. Махров в своей недавно вышедшей брошюрке: «Кто и за что похитил генерала Миллера». Эренбург - с другой стороны - громил в советских газетах русских белогвардейских «наймитов», сражающихся против интернационала в Испании.
Генерал А.И. Деникин в своем докладе «Мировые события и русский вопрос», читанном на этих днях в Париже, неодобрительно высказался о русских героях, сражающихся в армии Франко. Мол, позволяют играть русскими головами ради чужих интересов (Обычный сентиментальный припев А.И. Деникина).
Генерал Деникин этим своим докладом сделал большой шаг вперед на пути своего дальнейшего сближения с масонством, поставившим сейчас во Франции на русский национализм, на патриотизм, на создание какого-то пока трудно уловимого, но уже ощущаемого фронта, явно оборонческого признака и направленного прямо или косвенно против фашизма.
«Фашизм» сейчас весьма популярное слово в русских эмигрантских массах, и там - в СССР - это слово известно и желанно, но «лидеры» маститые и не маститые пытаются это слово запретить или заменить его иными старыми, лишь подновленными лозунгами. Все произошедшие за последнее время сдвиги и события в русских кругах во Франции не лишены какой-то общей основы и целеустремленности: и съезд в Сенлисе, и собрание «НТСНП» на Лаз-Каз и доклады Деникина. Лидеры «НТСНП» довольно определенно пытаются отмежеваться от фашизма, призывая обычными туманными формулами к «борьбе за родину». Категорически и покаянно отмежевываются от фашизма и младороссы в своей печати.
Доклад генерала Деникина, как всегда, сухой, отвлеченный, построенный по той же обычной для него схеме, в сущности читанный уже не раз за последние десять лет, все же на этот раз ставит особенно жирные точки над «i». Вольно или невольно, маститый Антон Иванович особенно постарался вызвать одобрение еврейских кругов, высказывая свою всегдашнюю мысль об «игре русскими головами ради чужих интересов», о «вожделении империализма» центральных держав и Японии и только-только не договорился до «классического» определения литвиновского «агрессора». Антон Иванович категорически заявил о необходимости полной непримиримости к Японии, Германии и Италии, вызвав продолжительные аплодисменты первых рядов. Кстати, интересный штрих - строки письма, полученного из Парижа - как иллюстрация доклада (с сохранением подлинника):
«На выступлении Деникина народу было много, аплодировали мало (1/4 присутствующих). По залу шныряли Кацман и Завадский-Краснопольский и переписывали присутствующих (для кого: разведупра или сюртэ-националь? - Авт.)
В первом ряду: Евлогий, Мих. Мих. Федоров, проф. Федотов, Милюков и вся редакция «Последних Новостей». Деникин стоит на прежних позициях 1918 года и называет все прежних друзей и врагов…»
Разве не мог дать этот печальный, льющий воду на советскую мельницу, доклад благодарную тему для польского журналиста (цитирую выдержки из газеты «Курьер Повшехный», № 351), расценивающего шансы Сталина в будущей войне: «И вот как в начале войны (1914 года) русские либералы и социалисты сближались с царизмом, так и теперь значительная часть белых русских (!!!) в эмиграции протягивает Сталину руку примирения, чтобы вместе защищать родину… Представителем этой части русской эмиграции является генерал Деникин. Он призывает к единению белых и красных для борьбы против чужого империализма…»
Юркий польский журналист помещает и других лиц, кроме А.И. Деникина, в единый фронт со Сталиным, но тут уже явно или ослепление из под развесистой клюквы, или специальный заказ почтенного советского учреждения…
Лидеры вольного и невольного оборончества не ведут за собою масс и особенно молодежь. Русская молодежь и здесь и там - в СССР - давно уже идет своей дорогой и «заветы Ильича» и «Труды» Сталина ей также чужды по духу, как эмигрантской молодежи чужды рассуждения Милюкова. Но «лидеры» и особенно маститые лидеры будут еще долго шуметь, ибо их поддерживают мощные тайные рычаги, еще долго будут они фальсифицировать русское общественное мнение и пытаться повернуть с правильного пути русские массы.
До того момента, когда кончится период эмигрантских докладов, съездов и резолюций и борьба между фашизмом и марксизмом перейдет из кабинетной фазы в открытую. Горе тем, кто не понимает и не поймет во время всей мощи охвата интернационала, успевшего закрепить свои позиции почти во всех странах мира, кто попытается за туманными, сентиментальными, непротивленческими лозунгами удержаться на средней, промежуточной, примиренческой позиции в этой грядущей борьбе завтрашнего дня.
Времени остается немного: будем чутко изучать настроение наших братьев там, постараемся объединить здоровые элементы здесь, чтобы, не строя никаких иллюзий, исходя лишь из самой реальной оценки обстановки (отнюдь не под углом зрения семнадцатого столетия и эпохи смутного времени), в нужный момент отдать все силы и жизнь родине.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 15 января 1939 г., №3
Генералы
Редакция «Нового Слова», помещая статью своего постоянного сотрудника В.А, Ларионова, дает место голосу представителя активного офицерства, которое и в эмиграции подвигом запечатлело свое право на участие в строительстве родины.
Избегая вредной в наших условиях полемики с газетными органами, преследующими однородные с нами цели, редакция постаралась смягчить резкость выражений боевого партизана, организатора взрыва коммунистического партийного клуба в Ленинграде, штабс-капитана Ларионова.
Редакция.
Теперь, очевидно, в надежде скорой развязки российской трагедии, принято искать виновников революции и всех отечественных бед и катастроф.
«Обвиняемые встаньте, суд идет!», - крикнут слева и со скамьи подсудимых робко поднимутся толстый помещик, консервативный сановник с седыми баками и генерал в красных лампасах.
«Суд идет», - ответят справа и поднимаясь звякнут наручниками студент в косоворотке, интеллигент в пенснэ, с бородкой клинушком, и лохматый аптекарский ученик из Гомеля.
Одни считают, что интеллигент и аптекарь сознательно спустили с цепи красного чорта, другие полагают, что помещик и царский генерал, наоборот, слишком крепко завинтили революционного чорта в паровой котел и не открыли вовремя предохранительного клапана - котел взорвался и чорт выскочил сам.
Конечно, мыслить так - мыслить весьма примитивно. Правда находится где-то посередине. Казалось бы, теперь искать виновника - занятие довольно бесполезное. Какой процент виновности приходится на долю Керенского, какой на Чернышевского и Герцена, какой на долю гофмейстера Штюрмера и как велик грех генерала, посылавшего солдат в атаку без снарядов и чья вина, что снарядов не хватило… Конечно - ерунда. Но, однако, поиски козлов отпущения дело не безвыгодное: ищущий, с одной стороны, может как-то показать себя - мол все ясно вижу и насколько выгодно отличаюсь от всех этих бездарностей: с другой стороны - удобный упор для идейного дезертира - мол, не вступил в строй армии потому, что знал наверное - «генеральская лавочка» все дело погубит… Приходилось замечать и эмиграции, что люди особенно старательно избегавшие поля брани с пеной у рта ругали генералов за «поражения». Теперь к обвиняемым генералам за «поражения», за «продажу» (я ясно помню нашу кухарку, говорившую о том, что Куропаткин «продал» Россию японцам…) прибавились новые: старорежимные люди, мол, не «пущают» несчастного, раздавленного генеральским сапогом «штабс-капитана» к счастливому и свободному творчеству, к своеобразным демократическим исканиям, заткнули ему, бедному глотку, а сами пьют его штабс-капитанскую кровь, едят рябчиков, разделили деньги и царствуют бессменно и бессрочно, а ему, покорному рабу, не дают слова сказать, мешают Сталина свергнуть.
И вот бросаешь на весы деяния русских генералов, «виновников» былых поражений. Как сам их помню со школьной скамьи с ноября 1917 года, когда в зимней пурге впервые застучали винтовки под Ростовом на Дону. Только и разговоры были о них, о «гидре контр-революции», о русских генералах. Как генерал Духонин стоял в раздумье у подножки штабной машины: может ли верховный главнокомандующий бежать перед бандой «товарища Абрама», прапорщика Крыленко. Решил, что не может. Остался.
До того застрелился генерал Крымов, не выдержавший «керенщины». Выстрелил в себя Скалон после Брест-Литовска. Застрелился атаман Каледин, исчерпав все возможности борьбы и не желая уходить с Дона. Не бежал его заместитель, походный атаман Назаров и был растерзан чернью. Вот незабываемый образ адмирала Колчака, бросающего кортик в море. Вот последний «Верховный» старичок генерал-адъютант Алексеев, строгий, серьезный. Часами не отходит в лазарете от тяжело раненых юнкеров. Это он говорит на их похоронах: «Орлята, где были ваши орлы, когда вы умирали». Идя под пулями, меся вязкую грязь больными, старческими ногами, это он, Алексеев, завещал: «Мы уходим в степи, мы вернемся если будет милость Божья, но нужно зажечь светоч - единственную светлую точку среди охватившей Россию мглы…» Генерал Корнилов, тоже «царский» генерал, пытавшийся искать новые пути, но погибший по старому - героической, солдатской смертью. А сколько их было старых генералов, вроде «деда» Манштейна, незаметно пошедших на подвиг. Вспоминается генерал Чижиков, уже на «трудовом фронте» - в эмиграции. Генерал Чижиков был очень любим молодежью, даже бывшей советской (в Финляндии) и был, не занимая никакого официального эмигрантского поста, высшим арбитром в ссорах среди молодежи, часто даже в весьма сложных вопросах какой-то своеобразной полу-комсомольской чести. И здесь разбирался старый солдат и его решения не подлежали обжалованию.
Уже в годы беспросветной зарубежной жизни, «в мареве беженства хилого…», когда оправдывая пословицу «один в поле и тот воин» - вышел на борьбу с Коминтерном кадровый преображенец генерал Кутепов, но его, как и генерала Врангеля, лучше нас оценили наши враги.
Прошли еще годы и вот перед лицом нас, молодых, сильных, умных, политически образованных, оказываются лишь два реальных дела, два высоких подвига, две смерти за Россию. И эти подвиги не наши, молодые «штабс-капитанские». Генералы Миллер и Фок. Один, без всякой охраны, подозревая опасность, пошел все же ей на встречу, движимый желанием разбить советское оцепление. Другой, почти шестидесятилетний, бежал как молодой ротный командир в атаку во главе испанской бандеры, раненый, пытался прорвать красный охват и пал сраженный, показав кровью святость и незыблемость своего идеала - белой борьбы.
Какой пример дают нам эти две смерти среди грязи и муки нашей вечной склоки. Что значат перед этими двумя личными примерами пуды, или десятки пудов различных политброшюр, политграмот, политбиблиотек…
Где проходит грань между эмигрантами и советскими людьми? Кому нужна эта грань и этот ров? Ведь вот, например, организацией Белой идеи руководит сейчас бывший красный командир запаса 1933 года, а выдвигаются в ближайшее окружение Джугашвили первый эмигрант граф Толстой и свитский полковник граф Игнатьев. Кто поручится за то, что в случае войны эмигранты-младороссы не пойдут в личную охрану Сталина?
Как можно одних почему-то загонять при жизни в «стоячее эмигрантское болото», от других ждать невероятных чудес. Все мы люди одной крови и дети одной родины, лишь случаем рассеянные по лицу земли.
России понадобятся и пригодятся все ее дети и весь их опыт, приобретенный в легионах генерала Франко, на шахтах Перника, заводах Рено, окажет свое влияние и жуткий, страшный опыт подсоветской жизни.
Понадобятся и старые русские генералы с их лампасами, столь неприятными эс-дековскому глазу и погонами с зигзагом, хотя бы потому, что погон - это русская военная традиция и символ чести.
В эмиграции очень легко «наплевать» на георгиевские кресты, на погоны, на генеральские чины, часто полученные ценою крови на службе России. А что бы было, если бы эта самая молодежь попробовала там отнестись «скептически» к чинам и заслугам «маршалов» Мехлиса и Ворошилова и их звездам и жезлам, заработанным на службе у Коминтерна?
Велико и несокрушимо старое понятие долга и чести… Трудно приобрести эти понятия политическим самообразованием.
Поэтому нужно теперь мужественно, чтобы идти не сворачивая по политической дороге, без зигзагов: честно и прямо. И каким блеском, каким путеводным блеском светит нам пример такого прямого пути двух русских генералов - Миллера и Фока.
Штабс-капитан Ларионов
«Новое Слово», 29 января 1939 г., № 5
Корни русского фашизма
Истоки нашего фашизма давно уже оставлены, полузабыты и даже частично осуждены многими течениями эмигрантской политической мысли.
Но не потому ли и зашли эти течения в тупик, не потому ли столь велики принципиальные расхождения, а программы почти всех партий и союзов загромождены сложнейшими надстройками и формулировками, доходящими иной раз до заумного бреда?
Страшно подумать, но в случае возникновения прямой возможности соприкосновения с народными массами, немногие лидеры будут этими массами поняты. Даже самые талантливые, самые одухотворенные проповедники: «неослабляемого, творческого динамизма», «идеализма» и «солидаризма» рискуют быть непонятыми не только колхозником, или «маслом»-красноармейцем, но и рядовым краскомом, самым вероятным вершителем грядущей национальной революции.
«За Россию драться пойду», скажет «братишка», а за «освобождение от этатизма» иди сам... И как бы не пришлось, вновь и новому российскому интеллигенту подобно отцу «проповеднику марксовой веры» оказаться чужим и непонятным своему народу: «Уж больно много и непонятно говоришь...» Многие лидеры наши и будущие трибуны хотят постичь «русскую правду», т. е. нашу национальную идею, борясь друг с другом не только по программным, но и по личным вопросам и хотят напряжением ума, каким-то отвлеченным синтезом решить то, что давно у них же перед глазами, что решено и положено в основу самой жизнью. Забывают всегда простую истину: чтобы добиться победы на политических дорогах нельзя ничего «разработать», вымучить, или скопировать готовое, надо лишь суметь учесть существующее живущее подсознательно в толщах народных. Это существующее и будет светлым мечем, рассекающим мглу.
Интересно вспомнить какие простые понятные народу лозунги-формулы были выброшены германскими национал-социалистами в первый период их борьбы: 1) упразднение Версальского договора; 2) ограничение всемогущества капитала; 3) работу всем германцам и 4) массовый мир.
Никого не осуждая, кроме устаревших либералов, пытающихся руководить молодыми национальными течениями, можно утверждать, что эти течения уперлись в тупик, охолощенные искусственным отрывом от основной своей базы, от белого движения, от идеи русского воина-бойца и защитника родины, от русской жертвенной молодежи, погибавшей в ледяных и степных походах. Искусственно оторванные от корниловской идеи, от русского фашизма первых лет борьбы с коммунистическим интернационалом, молодые течения бродят безнадежно в потемках; одни ударились в оборончество, готовые почти признать «сталинизм», другие - лучше поют гимны - стихи, опираются на библейские тексты и подчас напоминают филиал армии спасения.
От духовных гимнов и «умствований» рождается неуверенность в действии: Невозможность пожертвовать партийной запятой ради хотя бы великой цели - возможности помочь опасению своего народа.
Тут нельзя говорить о партийкой массе, она как и вся русская молодежь, в большинстве хороша и жертвенна, но непреклонны партийные лидеры:
«Позвольте» - скажут они, - «а еврейский вопрос, а постановления такого-то Н-ского съезда по вопросу украинскому... позвольте, а провозглашенный нами принцип только внутренней революции, позвольте…»
Революционеры они лишь на словах, в душе они тряпичны и как чеховские интеллигенты на веки вечные самой своей природой осужденные сидеть «между двух стульев» ни на какое действие, ни на какую борьбу они эти интеллигенты, хотя бы в одеждах национальных бойцов - не способны.
Говоря о нерешительности, колебании, неспособности к действию, весьма кстати привести слова статьи бывшего красного командира и ленинградского рабочего В. Носанова, бежавшего в 1932 году (журнал «Белая идея», № 2):
«Нас пугают потерей территории, но забывают, что в течение двадцати лет гибнет лучшая часть русского народа. Путают нас те, кто двадцать лет живут сытой, обеспеченной жизнью, не зная ни угрозы расстрела, ни ареста органами ГПУ. Они не пережили в большинстве ни пафоса белой борьбы, ни тяжелой подсоветской жизни, не знали ни тюрем, ни лагерей, ни расстрелов. Кто эти эмигранты, желающие оборонять советскую власть вопреки воли русского народа?» - спрашивает бывший красный командир и перечисляет все оборонческие оттенки, особо останавливаясь на младороссах, восхвалявших в свое время советских пограничников, которые расстреливают бегущих из неволи русских людей.
И далее: «СССР - тюрьма народов, - тюрьма, огороженная колючей проволокой и охраняемая двуногими и четвероногими стражами. Двуногие обмануты, четвероногие безответственны, но тем не менее сейчас они наши смертельные враги... Кто бы и по каким личным соображениям не помог разрушить, эту тюрьму, - будет встречен как освободитель подъяремным русским народом, а значит и нами, русскими националистами. Если даже встанет вопрос, как его любят ставить оборонцы - потери территории, то мы ставим вопрос иначе: Народ или территория. И мы идем за народом».
Нашим политикам трудно постигнуть простую истину, они предпочтут разработку вне времени и пространства рабочего вопроса или будут посвящать сотни страниц рассуждениям о «России Бога живого» в четвертом измерении.
Но все же пора спускаться с заоблачных высот и возвращаться к оставленным реальным путям, к путям белой борьбы - к истокам русского фашизма, ибо вне реальных путей невозможна победа России над коммунистическим иудо-масонским интернационалом.
Что касается «непредрешенчества» белого движения, то можно привести замечательные мысли Муссолини, цитируемые (там же в «Белой идее») в живой статье Сергея Раевского (молодого потомка известного бородинского героя):
«Годы, предшествовавшие походу на Рим были годами, в течение которых насущные требования борьбы не позволяли ни исканий, ни вырабатывания доктрины. В городах и деревнях сражались. Тогда спорили, обсуждали, но что более свято и более важно: тогда умирали. Умели умирать. Доктрина, вполне оформленная, разделенная на главы и на параграфы, сдобренная различными измышлениями, могла отсутствовать, но что бы ее заменить, имелось, что-то более решающее: вера...
Именно в течение трех лет (когда еще кипел бой. Автор.), фашистская мысль вооружалась, обострялась, организовывалась. Вопросы о личности и государстве, вопросы власти и свободы, вопросы политические и социальные и особенно национальные, борьба с либеральными, демократическими доктринами, все это велось одновременно с карательными экспедициями.
Но так как не хватало «системы», то недобросовестные враги фашизма отрицал у него вообще всякую доктрину, тогда как доктрина рождалась правда бурно сначала в виде отрицания, бурного и догматического...»
Далее Сергей Раевский развивает свое мысли о русском фашизме:
«Здесь нарочно приведем текст на книги Муссолини. Слово за словом, запятая за запятой, эти мысли могут быть приняты для того, чтобы характеризовать зарождение русского белого движении и его доктрину - белую идею. Даже фраза о недобросовестных критиках так метко подходит к нашим тупоголовым реакционерам-предрешенцам, которые до сих пор не могут вместить в свои тупые черепа, что русское белое движение ничего не имеет, не могло иметь и никогда не будет иметь общего с интересами реставраторов и капиталистов, которые до сих пор отрицают за нами, белыми, право иметь свой собственный независимый идеал, которые до сих пор хотят нам навязать хотя бы контрабандой, свои хищнические аппетиты и свою реакционность, пахнущую нефтью, склепом и фаршированной щукой.
Как и у фашистов, у нас, белых, не было в 1917 году доктрины, деленной на главы. Да тогда не занимались измышлениями, «но что более свято и более важно, тогда умирали, умели умирать». «Доктрина... могла отсутствовать, но чтобы ее заменить, имелось более решающее... вера».
Как и в Италии наше белое движение в период 1-ой гражданской войны, уже носило в себе основные начала своей доктрины: «Белой идеи».
И как в Италии, идеи белых бойцов с течением времени «из под неизбежной скорлупы влияния временных обстоятельств... развились во вполне определенную доктрину...»
Русская молодая смена: представитель славной дворянской, военной семьи и с другой стороны бывший краском, ленинградский рабочий одинаково говорят о белой борьбе, о подлинной национальной революции - это ли не вызовет смущения среди любителей доказывать, что существует чуть ли не расовая разница между русскими людьми по обеим сторонам советской колючей проволоки.
Спящие вечным сном в безвестных могилах, затоптанных и забытых в степях Кубани и Дона, могут лежать спокойно. Грядущая молодая смена знает и помнит их подвиги и высоко поднимет их боевое знамя. Как Германия и Италия были спасены, так и Россия будет спасена не болтливым, либеральным интеллигентом, а воином-фронтовиком, познавшим в кровавом испытании святую правду своего народа.
Виктор Ларионов
«Новое Слово», 18 июня 1939 г., № 25