Саксаул: Из путевых заметок лесничего
Н. В. Писчиков. Путевые заметки лесничего. Материалы для характеристики среднеазиатских песчаных пространств в Кизыл-Кумском районе Сыр-Дарьинской области. - Ташкент, 1905.
Вместо предисловия
С проведением из Оренбурга в Ташкент железной дороги, которая местами прорезала пески с саксауловыми на них насаждениями, явился новый источник государственной доходности от этих ценных, в интересах фиска и по своему значению как защитных, казенных лесов.
Выдвинулись на очередь вопросы: 1) об организации правильного охранения этих песковых зарослей, 2) о прекращении хищнического истребления их, главным образом от углежжения и пастьбы скота кочевников, 3) об исследовании саксаулов и др. песковых зарослей в ботаническом и лесоводственном отношениях, 3) об изыскании способов к правильной эксплоатации их в интересах государственной лесной доходности, 5) об изучении условий пользования ими местного населения для удовлетворения своих экономических потребностейу, 6) об определении соотношений этих лесных площадей к безлесным пространствам данной местности и т. д.
Саксаул известен нам только по названию, о нем нет, можно сказать, никакой литературы. Ученые-ботаники, специалисты, туристы-исследователи, путешественники-дилетанты, посещавшие Туркестанский край, так же, как и местные любители природы, очень много писали о своих экскурсиях, перечисляя почти все виды лесной растительности в крае, но о саксауле написали меньше всего.
<…>
Такими сведениями довольствовалось общество и довольствовались призванные к управлению этими государственными лесными имуществами. Составлялись отчеты, проекты, предположения, и все это не только без исследования, но и без всякого осмотра лесов в натуре.
<…>
По-прежнему саксауловые насаждения эксплоатируются выдачей билетов на уголь, как будто бы он в лесах растет, а затем - отпуском валежника и сухостоя, и, как, например, в Джизакском уезде Самаркандской области, опять-таки исключительно на углежжение.
Достоверно, однако, известно, что угольщики употребляют вместо этого мертвого леса сырорастущий саксаул, так как из валежника, и тем более при примитивном способе углежжения, какой практикуется почти повсеместно в Туркестане, получается угля очень мало, и он чрезвычайно слабый, так что не выдерживает более или менее отдаленной перевозки, обращаясь в порошок.
<…>
В последние два года доходность от лесов в Сырдарьинской области увеличивалась преимущественно на счет отпусков валежного саксаула, который вывозится к железной дороге, в Перовском уезде, с расстояний до 100 верст и проникает по последней до Самарканда и даже до Асхабада.
<…>
Так или иначе, но явилась уже насущная потребность в изучении саксауловых лесов во всех отношениях.
Каждый из лесничих, в заведывании которых находятся эти леса, нравственно обязан употребить к тому все усилия. Помощи ждать нам в этом случае неоткуда, да и было бы не совсем удобно, потому что мы ближе всего стоим к делу и в нашем распоряжении есть средства.
До сих пор только один аулие-атинский лесничий приступил к исследованию, с отграничением в натуре межевыми признаками саксауловых лесов, а в других лесничествах пока ничего не делалось, но уже приняты для того все меры, и в настоящем году открываются работы в Перовском и Казалинском лесничествах.
Прежде чем приступить к таким работам, интересно было узнать: 1) расположение на песчаных пространствах саксауловых лесов, 2) состояние некоторых из них в отношении запаса древесины, полноты, возраста и пр., 3) в какой степени они и другие песковые заросли необходимы для удовлетворения экономических потребностей местного населения, 4) при каких условиях возможна будет правильная эксплоатация саксауловых насаждений, 5) какие из них должны быть выделены в перворазрядные для того дачи и проч.
Для этого товарищи мои - перовский лесничий П. А. Ровенский и казалинский лесничий Г. 3. Тер-Степанов, в декабре месяце прошлого 1904 года, при ревизии мною этих двух лесничеств, совершили со мною путешествие вглубь Кизыл-Кумов, проехав от Казалинска, прямо песками, 328 верст, до колодцев Сарапан, находящихся на границе Перовского и Казалинского уездов с Амударьинским отделом, а оттуда, тоже прямо песками, до Перовска 304 версты.
Сборы наши в дорогу были недолги. Сложившись по 100 рублей, мы в течение одной недели устроили себе повозку, купили верблюдов, запаслись на месяц продовольствием и 1 декабря выехали.
Зимнее путешествие представляет мало интереса во всех отношениях, но для нас в данном случае оно было необходимо. Я вел дневник, в который записывал все, что только видел и слышал, что делали мы во время пути и как проехали намеченное нами ранее по карте расстояние.
<…>
ДНЕВНИК
1 декабря
Барометр 762, 760, 742.
Термометр -2, 0, -3.
В ночь выпал снег, утром продолжал падать. Встали в 5 часов утра, собрались и в 9½ часов выехали из Казалинска. Через час были у парома на Сырдарье; переезд через эту реку занял около получаса времени. От места переправы на ЮЗ, в двух верстах, находится курган Кара-тюбе, где прежде была туземная крепость. От парома расходятся две дороги или, вернее, вьючные тропы: одна на Ю, в Петроалександровск, а другая на ЮВ, в Бухару. По этой последней мы и направились, отъехав от парома в 11 часов дня. Проехав 4 версты, миновали мазарку, называемую Калабайка.
Мазарками называются намогильные, разных форм и величин, магометанские постройки вроде наших часовен. Они ставятся преимущественно на могилах благочестивых мусульман, чтимых народом за святых, но строятся также на могилах богачей и вообще людей почетных.
<…>
12 декабря
Барометр 755, 755, 755.
Термометр -8, 1, -2.
Сегодня очень долго ждали рабочих, пришлось посылать за ними; наконец они пришли, было уже 8 часов. Пока собрались и прошли версты 4 до места работ, было уже более 9 часов утра; работы начали в 10 часов.
Производили опыты по отграничению саксауловых насаждений от безлесных пастбищ и за весь день, до позднего вечера, еле-еле успели пройти, с астролябией и промером линий, две граничных линии: СВ 52° / 980 саж. и ЮВ 22° / 282 саж., поставив 3 межевых признака.
Применяясь к типу местных, чрезвычайно долговечных, киргизских могильных памятников и вообще устраиваемых кочевниками признаков на песках, мы сложили эти 3 межевых признака из саксаула, пересыпая каждый ряд его песком. На размеченной веревкою площадке в одну кв. сажень положили ряд обломков саксаула слоем в 4 вершка толщины и сверху насыпали такой же толщины слой песка, хорошенько утоптав его; на этот ряд положили опять слой саксаула такой же толщины, но деревца клали в направлении, перпендикулярном длине отрубков нижнего слоя, засыпав и этот ряд песком, и так клали до тех пор, пока не получилась из этого материала усеченная четырехгранная пирамида высотой в одну сажень, с площадью верхнего сечения 1 кв. аршин; на эту верхнюю площадку насыпали столько уже песка, сколько могло там его поместиться и держаться, не осыпаясь вниз.
<…>
Проходя на работы и возвращаясь с них через саксауловые насаждения, расположенные здесь по Джаныдарье на больших пространствах, лишний раз пришлось убедиться, как много тут в саксаулах валежника, который в течение целого столетия сохранился настольно хорошо, что вполне пригоден на топливо, и притом очень ценное, потому что дает очень много жара, хотя при сгорании обращается больше в золу, не оставляя почти углей. Это последнее обстоятельство и не позволяет угольщикам, как рассказывают местные киргизы, употреблять на выжигание угля для продажи саксауловый валежник, а также долго стоящий на корне и готовый вскоре также обратиться в валежник саксауловый сухоподстойный лес.
Киргизы, а вместе с ними и объездчик Казалинского лесничества Джурабаев, пояснили нам сегодня, что из саксаулового валежника, даже при более или менее правильном способе обжигания его на уголь, т. е. в кострах, хорошо обсыпанных землей, какой в данной местности многими киргизами и практикуется, получается угля чрезвычайно мало и он такой хрупкий, что при перевозке его вьюком даже на небольшие расстояния дробится в мелочь и растирается в порошок. На выжигание угля, по их словам, наиболее всего пригоден достигший своей естественной спелости сырорастущий саксаул, древесина которого гораздо суше, чем у приспевающих или молодых саксауловых деревьев. Я заметил, что они говорили очень сдержанно, не договаривали всего, что им хотелось, быть может, сказать; они знают, что рубка сырорастущего саксаула не дозволяется и для выжигания угля выдаются билеты на валежник и сухостой; как же после этого сказать начальству, что уголь выжигается из сырого леса. На поставленный же прямо в данном случае вопрос они отвечали уклончиво, ссылаясь, как и всегда при затруднительных обстоятельствах, на свое будто бы незнание.
Из этих рассказов киргиз получается, во всяком случае, твердое убеждение, что уголь выжигают исключительно из сырорастущего саксаула, не трогая совсем для того валежника. Иначе чем же можно объяснить, что здесь по Джаныдарье и везде по линии Оренбург-Ташкентской железной дороги в то время, когда ее еще начинали строить, саксауловый валежник был весь почти в целости, а сырорастущий саксаул истреблялся повсеместно.
Об истреблении саксаула, и преимущественно на уголь, известно очень давно, хотя, к сожалению, до сих пор еще не приняты радикальные меры к прекращению этого хищничества. Еще 30 лет назад, а именно в 1874 году, Киреевский в своей книге «Флора наших среднеазиатских владений», отметив, что «из саксаула во множестве выжигается уголь», на странице 126 говорит: «Саксаул находится в периоде его повсеместного истребления, потому что, при медленности его роста, беспощадные руки наших степных гарнизонов недолго оставят в живых последних представителей этого интересного растительного вида».
<…>
13 декабря
Барометр 754, 754, 752.
Термометр -1, 2, -1.
День пасмурный, средний ЮЗ ветер. Проснулись довольно поздно; в 8 часов пришли рабочие за расчетом. Работы здесь кончены, нужно ехать дальше. Выдали рабочим 23 рубля 50 коп. и стали собираться в путь.
Я предложил осмотреть подробно домик киргиза Кучербая, нельзя ли в нем поместить на жительство объездчика, который в данной местности необходим, потому что кругом хорошие саксаулы и требуется их вымежевать в особую лесную дачу - Джаныдарьинскую, а надзора за ними нет решительно никакого.
Больше половины всех объездчиков Казалинского лесничества живут в Казалинске, а в лесу - почти никого из них. Объездчик данного района тоже живет в Казалинске, за 200 верст от своего объезда. Когда-то он доберется сюда, да и был ли когда-нибудь здесь: очень ведь далеко.
Осмотрели дом снаружи и внутри; он хотя и очень простенький, но сухой и удобный; длина его снаружи 16, ширина 6 и вышина до крыши 3 аршина. В двух комнатах домика, с сенцами, отлично может разместиться объездчик с какой угодно большой семьей; маловаты, правда, окна и низки двери, да нет русской печи, вместо нее в обеих комнатах сложено по одному киргизскому очагу со вмазанными котлами, но это все так легко исправимо. При доме имеется колодезь прекрасной питьевой воды, совершенно пресной.
Владелец дома, киргиз Кучербай, охотно соглашается и отдать свой дом внаймы по 1 р. 50 к. в месяц, и продать его за 100 рублей; последнее, по моему мнению, всего удобнее и выгоднее для казны. За 100 рублей нельзя ни в каком случае выстроить здесь казенного дома, а если купить дом Кучербая да употребить на необходимые улучшения его и на надворные постройки еще 100 рублей, то получится прекрасное помещение для объездчика.
В 11 часов дня наконец выехали продолжать свое путешествие вглубь Кизыл-Кумов. Перед отъездом Кучербай потребовал от нас плату за четырехдневное помещение в его ветхой юрте, запросил 2 рубля, но, поторговавшись, уступил и взял 1 рубль. Кроме того, он сообщил нам, что его вторая жена, шестнадцатилетняя женщина, будто бы испугалась, когда один из наших объездчиков стрелял по козам недалеко от юрты, и от испуга выкинула; Кучербай добавил, что он, видя наше сомнение в правдивости его рассказа, хотел бы показать нам и место в саксаулах, где все это произошло, и самый выкидыш там, да последний съели сороки и вороны. Посмеялись мудрости Кучербая, при помощи которой он хотел, вероятно, заполучить с нас еще один или два рубля, и, простившись с ним, уехали.
<…>
28 декабря
Барометр 736, 739, 742.
Термометр 2, 0, -5.
С утра было пасмурно, дул сильный ЮВ ветер. Выехали около 9 часов утра; запоздали потому, что нужно было переменить пристяжных верблюдов, а на смену привели только одного, другого не находилось; киргизка-вдова, у которой было 15 верблюдов, никак не хотела дать одного для запряжки в нашу повозку, явилась к нам в юрту и расплакалась, убеждая нас не брать ее верблюда, но когда другие киргизы все-таки взяли его и запрягли, стала браниться, но в конце концов смирилась. Ехали до дороги, около полуверсты, зарослями кустарников, а потом и дорога пошла сначала такими же кустарниками гребенщика, боялыша и карабарака, а затем по площадям уничтоженных саксауловых насаждений.
Безотрадную картину представляют эти пространства с великолепною черноземно-супесчаною почвою, очень ценною для сельскохозяйственной культуры; саксаулы уничтожены сплошь, везде виднеются ямы от выкорчеванных и увезенных пней, в некоторых виднеются еще невыбранные, торчат невыкопанные пни, большинство последних с вытравленною пастьбою скота порослью, но на некоторых она уцелела и поражает своим обилием и прекрасным развитием.
Такие пространства тянулись по дороге версты 3, потом начались опять заросли кустарников гребенщика, карабарака, боялыша, джузгена и колючки-чингиля, затем - целая сеть оросительных арыков и между ними заброшенные по недостатку воды культурные поля. По обе стороны дороги виднеются везде гурты пасущихся овец, стада верблюдов, рогатый скот и лошади; стоят группами юрты киргиз.
Далее, через 6 верст от нашего ночлега, кроме юрт стали появляться зимовки киргиз, тоже группами и поодиночке, состоящие из выстроенных, по типу русских, домиков из сырцового кирпича и огороженных камышом небольших двориков при них. Потом опять сеть оросительных арыков и большая между ними площадь заброшенных по недостатку воды мелких культурных полей.
<…>
Мы остановились около 1 часа на привал в киргизской юрте, проехав с утра 16 верст; на горизонте виднелись две казенные, искусственно разведенные рощи, называемые Куткенчекский питомник, куда мы и стремились доехать до обеда, но запоздали.
Юрта, куда мы вошли, принадлежала богатому киргизу и была вся завешена внутри кусками мяса, так что представляла как бы мясную лавку; тут было конское мясо, верблюжье и коровье, развешанное, для вяления в дыму юрты, в несколько рядов на шестах. На вопрос наш, для продажи, что ли, приготовили такое большое количество мяса, хозяин объяснил, что мясом он не торгует, а готовит все его для себя как запас на зиму и раннюю весеннюю пору, пользуясь тем случаем, что скотина теперь жирная, а позднею зимою, и в особенности к весне, она будет худая. Угощали нас верблюжьим молоком, и один из наших товарищей пил его, выпил довольно много, причем объяснил, что молоко очень вкусное и он не находит разницы по вкусу с молоком коровьим.
<…>
30 декабря
Барометр 744, 743, 742.
Термометр -5, 2, -1.
Пасмурно, слабый В ветер. Выехали в 8 часов утра, сначала без дороги, а затем тропною, по направлению на В; через 8 верст были на прежней своей Перовской дороге. Ехали все время густыми камышовыми зарослями, камыш мелкий, переезжали много больших и мелких оросительных арыков. По обеим сторонам дороги, вблизи и вдали ее, расположились киргизские юрты, обгороженные камышом, - это зимовки менее состоятельных киргиз. В разных местах находятся, небольшими площадями, культурные поля; почва черноземно-супесчаная, иловатая; везде на небольших возвышенностях, среди поросших камышом пространств, небольшие перелески колючки-чингиля, употребляемого киргизами на огорожу своих культурных площадей. Вся эта местность, по которой мы с утра и до обеда проезжали, носит название Дала-куль, что в переводе на русский язык означает - степное озеро. Средина его прежде была наполнена всегда водою из Сырдарьи, и отсюда в то время брала свое начало ныне пересохшая Джаныдарья.
Проехав 13 верст, остановились на привал в юрте у зимовок более состоятельных киргиз, где устроены, по русскому образцу, из сырцового кирпича домики, с окнами в стенах и печами внутри комнат. Эти зимовки расположены на небольшой возвышенности среди камышовых зарослей, называемой Менчоке.
Тут у киргиз имеются самовары, фарфоровые чайники, такие же молочники; близость города и железнодорожного пути здесь уже чувствуется; здесь живут киргизы-мещане, их иначе назвать нельзя, такое уж они производят впечатление; они более чистоплотны, убирают юрты с некоторым вкусом, вешают занавесочки в юртах; мужчины щеголяют в резиновых галошах, женщины не только не пугливы, но и не особенно застенчивы, если не сказать больше.
В 2 часа дня поехали дальше; дорога пролегала по зарослям кустарников гребенщика и чингиля, среди которых возвышались местами песчаные барханы, обросшие гребенщиком и карабараком. Виднелись киргизские зимовки, с очень хорошими иногда домиками, в четыре окна по фасаду. Зимовки расположены на недалеких одна от другой расстояниях, при них культурные поля и сеть оросительных арыков. Десятки этих арыков приходилось сегодня переезжать нам, и каждый раз с опасностью сломать повозку. Через 3 версты, вправо от дороги, на расстоянии около двух верст от нее, виднелся конической формы столб, сложенный из сырцового кирпича, это мазарка Бейтори-бельгисе.
Непрерывный ряд киргизских зимовок по мере нашего движения вперед отходил от нас влево все дальше и дальше, культурных полей было у дороги уже меньше, арыков тоже, но последние были размером больше и переезжать их было еще труднее. Справа подходили пески с зарослями кустарников, и в том месте, где наша дорога вышла на это песчаное пространство, а именно на 6 версте от нашей дневки, стоит у самой дороги мазарка Утеб-тама.
Отсюда мы вновь поехали по пескам, и сначала через заросли мелких, редких кустарников, преимущественно боялыша и гребенщика, покрывающих совершенно ровную поверхность песков, хорошо скрепленных травянистыми растениями, а затем через большие уже сравнительно песчаные барханы, покрытые кустарниками гребенщика, карабарака, боялыша, джузгена, тюя-сангыра. К этим кустарникам дальше по нашему пути стал постепенно примешиваться мелкий саксаул, сначала в виде единичных экземпляров, а затем все больше и больше. Пески тут слабо еще скреплены травами и потому, при недостаточной полноте и лесных зарослей на них, переносятся ветрами, но нельзя сказать, чтобы в сильной степени. В 6 часов вечера мы остановились на ночлег среди этих песчаных барханов, полагая, что до следующих зимовок киргиз было еще далеко; между тем стемнело, а впереди было, как нам сказали, много арыков, которые переезжать в темноте на повозке опасно.
После обеда проехали верст 16, а всего с утра - 29 верст; дорога шла на СВ 70-80°.
31 декабря
Барометр 747, 750, 757.
Термометр -2, 0, -7.
В ночь выпало немного снега, который продолжал падать и утром; дул слабый 3 ветер. Выехали в 7 часов утра, дорога шла по зарослям мелкого порослевого саксаула, с примесью 0,3-0,4 кустарников гребенщика, боялыша, карабарака; через 3 версты были у зимовок киргиз и отсюда поехали зарослями колючки-чингиля с примесью гребенщика и других кустарников. Пришлось переезжать очень много оросительных арыков, через некоторые перебирались с большим трудом, скапывая замерзшую землю на крутых берегах, и перевозили повозку на одном верблюде, помогая ему сами. У зимовок небольшие культурные поля, но очень многие заброшены по недостатку воды для орошения. На 6 версте нашего пути, влево от дороги, на расстоянии версты полторы от нее, находится мазарка Кул-болды- ишан, а у самой дороги - другая, называемая Сары-тама.
Проехав еще 3 версты, а от места ночлега всего 8 верст, очутились у моста через Джаныдарью, в которой тут много воды; река замерзла, и так как через мост, называемый Тумар-уткель, который очень узок, трудно очень было переправить повозку, то отпрягли верблюдов и перевезли ее сами на другой берег реки по льду, который, по предварительному исследованию, оказался толщиною 3 вершка.
Мы были теперь в верховье Джаныдарьи, которая тут шириною не более 10-12 сажень и сравнительно глубока. Вытекая из Сырдарьи, этот проток идет до озера Дала-куль, которое и выделяет из себя излишек воды для дальнейшего русла Джаныдарьи, а так как за последние годы названное озеро выделяет чрезвычайно мало воды, оставаясь по большей части безводным, то и русло Джаныдарьи за этим озером остается безводным на громадном своем протяжении.
У моста стоит убогая киргизская хатенка, и мы в ней, хотя было рано еще, решили напиться чаю и закусить, чтобы ехать потом до позднего вечера и постараться непременно быть сегодня в Перовске.
Самого хозяина хижины не было дома, нас приняла киргизка, его жена, одетая почти в лохмотья, и постлала на пол, где мы должны были сесть, вместо употребляемых обыкновенно у киргиз в данном случае войлоков, а у более состоятельных - ковров и одеял, два шерстяных рваных мешка, тан как ничего другого у нее не было. Это вполне гармонировало со всей обстановкой убогой хижинки, состоящей из одной маленькой, по 4 аршина в длину и ширину, комнатки, в одной из стен которой было крошечное, едва пропускавшее свет, окошечко, а в углу - сделанный из глины очаг с вмазанным в него чугунным котлом. Нашелся, однако, у хозяйки маленький самоварчик, который мы вскипятили раз пять, чтобы всем напиться чаю, а времени для этого требовалось немного, так как самовар наливался каждый раз горячей водой из котла топившегося очага.
Расспросили хозяйку о муже, о детях ее, и она сообщила, что муж работает в Перовске, а дети тоже там служат арбакешами у казанских татар; все трое получают жалованье, но домой оно почти что не попадает; ей на старости лет приходится и жить тут одной, и бедствовать к тому же.
Это тоже тип киргиз-мещан, но уже не имеющих никакого своего хозяйства, - это киргизский пролетариат, создавшийся не на почве порабощения киргизским богачом своего недостаточного собрата, а на почве свободного труда, который дает город и, в последнее время, строящаяся железная дорога, через представителей своих, в лице всякого рода коммерсантов, подрядчиков, рядчиков и проч.
В 12 часов дня мы снова двинулись в путь. Зарослями кустарников пришлось ехать 5 верст; слева от дороги виднелись киргизские зимовки, а по обе стороны ее расположились культурные поля, преимущественно клеверные.
Местность эта называется Хан, и тут же, рядом с озером Дала-куль, находится небольшое озерцо, называемое по местности, т. е. Хан-озером.
Дальше мы поднялись на песчаную возвышенность и поехали через саксауловые, по барханам, заросли. Сначала был мелкий саксаул, сильно потравленный скотом, но постепенно он становился крупнее.
На 9 версте от привала, влево от дороги, саженях в 150 от нее, на высоком песчаном бархане стоит маленькая мазарка, сложенная из отрубков саксаула и называемая Илемес-бильгиси. Дальше, на 10 версте, находится мост Байтен-купри через рукав Сырдарьи, называемый Джана-Джарма, и вблизи моста, направо от дороги, две мазарки Кутебай-тама.
Отсюда идет до Перовска не тропа уже, протоптанная караванами верблюдов, по каким мы все время с 1 декабря и путешествовали с нашею колесною повозкою от Казалинска, а настоящая дорога, довольно широкая и хорошо разровненная, устроенная два года назад по распоряжению администрации местным туземным населением, для проезда какого-то ташкентского генерала из Перовска сюда, на охоту за кабанами.
Саксауловые насаждения, которыми мы тут проезжали, все порослевые, очень хорошего роста, более или менее прямоствольные, полнота 0,4-0,9, возраст 20-40 лет, запас древесины 1-3 сажени на десятине; они сильно потравляются скотом и расхищаются киргизами.
На 14 версте встретили караван в 13 верблюдов, нагруженных сырорастущим саксаулом, который киргизы везли к своим зимовкам, расположившимся тут длинным рядом на берегу подошедшего опять к нашей дороге озера Дала-куль. Саксаул оказался порослевой, довольно крупный, и, очевидно, готовился в продажу, так как вокруг зимовок имеется, для домашних надобностей киргиз, в изобилии топливо из камыша и кустарников.
<…>
На 16 версте саксаулы кончились и мы въехали в заросли гребенщика, к которому кое-где примешиваются и другие кустарники; дальше проезжали зарослями колючки-чингиля, потом опять по насаждениям гребенщика, затем по зарослям его с другими кустарниками, и так до самого берега Сырдарьи, до места переправы на другой берег реки. Проехали после обеда 22, а с утра - 30 верст.
Не доезжая двух верст до Сырдарьи, переехали второй мост через проток ее Джана-Джарма; вблизи этого моста находится мазарка Уткульбай- тама.
К парому подъехали в 6 часов вечера, переправились на каюке через Сырдарью, а в 8 часов, проехав от места переправы последние 3 версты нашего пути, были в Перовске.
За все 31 день описанного путешествия вглубь Кизыл-Кумов, мы сделали: от Казалинска по Бухарской дороге до колодцев Сарапан 328 верст, обратно по этой дороге до начала Перовской дороги 50 верст, и по этой последней до Перовска 254 версты, а всего 632 версты.
<…>
Заключение
<…>
Нужно заметить, что исследованный район составляет только небольшую часть Казалинского и Перовского лесничеств, а именно не более 20-25% общей площади их. После этого можно себе представить, какие лесные богатства находятся в одних только этих казенных лесничествах, не говоря уже о таких же богатствах в Аулие-Атинском, Туркестанском и Амударьинском лесничествах области, а также в Джизакском лесничестве Самаркандской области.
С проведением железной дороги, спрос на саксауловый лес быстро возрастает, и не может быть никакого сомнения в том, что везде по Сырдарье, в Перовском и Казалинском лесничествах, сбыт его из лесных дач будет полный.
Особенно ценным является для введения и развития тут, на правильных началах, лесного хозяйства то обстоятельство, что все саксауловые леса приаральсного края и везде по р. Сырдарье, а затем повсеместно к северу от нее - в Каракумах, а также в Туркестанском и Аулие-Атинском лесничествах Сырдарьинской области, беспрепятственно можно изолировать от всякого посягательства на них местного населения, без малейшего ущерба в хозяйственном быту последнего.
Население будет иметь везде и на своих землях те мелкие клочки таких же саксаулов, которые не пойдут в общую площадь казенных дач, будет иметь там же заросли кустарников и камыша, которых вполне достаточно для удовлетворения домашних хозяйственных надобностей и которые в случае необходимости могут служить и местами зимовых стойбищ для кочевников. Дозволять же, как теперь делается, кочевому населению истреблять саксаулы на корм скоту представляется по меньшей мере нерациональным.
Если до сего времени саксаулы и наполняются зимой кочевниками со стадами овец и верблюдов, то это только потому, что кочевник привык так, - ему не было и нет до сего времени на то запрещения. Если тут по пути будет, без всякой охраны, искусственно разведенная роща или ботанический сад, кочевник зайдет и туда, хотя бы рядом же, как и с саксаулами, были роскошные безлесные пастбища.
Охраняя интересы кочевников, для него поступаются всем, но кочевник все-таки от этого не богатеет, а напротив, уничтожая общегосударственное достояние, каким в данном случае являются леса, - разоряется и нищает. Просматривается самое главное, а именно то, что всякого рода паразиты впиваются в кочевника и сосут его до тех пор, пока он не погибнет.
Такими паразитами, между прочим, являются скототорговцы-гуртовщики-промышленники. Эти господа раскидывают свои сети очень широко, издавая приказы своим многочисленным доверенным, например, для Казалинского и Перовского уездов, то из Казани, то из Бухары, то из Ташкента. В их руках вся торговля и скотом, и хлебом, и всякими товарами, в домашнем быту кочевника необходимыми. Без них кочевник обойтись не умеет и своих цен на свой собственный скот установить не может. Он в полной зависимости от этих капиталистов и никогда из долгу у них не выходит.
Покупается или выменивается на товары этими торговцами скот у кочевника обыкновенно осенью, но с условием выбора его из гуртов и приема следующею весною, так что всю зиму кочевник должен выпасывать скот промышленника вместе со своим, а в случае падежа скота торговец, по условию, не несет никаких убытков, которые падают всецело лишь на кочевника. Падежи же скота зимою у кочевников очень часто бывают огромные.
При таких условиях весь скот кочевника незаметно переходит в руки кулака, а сам кочевник остается только пастухом чужого скота: или принадлежащего промышленнику, или собранного у оседлого туземного населения, русских поселенцев и частных владельцев. Весь этот скот и выпасывается кочевником в лесах под видом собственного.
Эти картинки наблюдаются везде, как в саксаулах, так и в тугайных и горных лесах Туркестанского края.
Обнищавший таким образом и почему-либо уволенный потом и от должности пастуха, кочевник ищет другого для себя занятия и быстро его находит в том же лесу, который он истреблял пастьбою своего и чужого скота. Он начинает выжигать древесный уголь, но и здесь опять попадает в рули кулака; удивляется, почему не видит никогда своего заработка и на этом новом промысле, а только лишь наполовину сыт да с грехом пополам одет.
Между тем в местной газете появляются статьи о том, что углежжение в Туркестане прекратить нельзя, потому что казна понесет большой убыток, а население останется без заработка зимой, что тяжело отзовется в его экономическом быту и проч.
Спрашивается, ужели желательно создать такое население, которое, не имея ничего собственного, занималось бы, в виде кустарного промысла, уничтожением казенных лесов: или углежжением, в интересах кулака-благодетеля, или пастьбою чужого скота под видом собственного, в интересах обогащения того же благодетеля.
Пастьба скота воспрещена теперь в казенных лесах Сырдарьинской области и для скототорговцев-промышленников, и для оседлого населения края, но для кочевников - она не возбраняется.
Разберитесь же, после всего вышесказанного, как отличить кочевника с его собственным скотом от кочевника с чужим скотом, а сам кочевник в этом случае редко когда скажет правду.
Несколько раз обращались ко мне молодые лесничие с вопросом, нельзя ли запретить кочевникам пастьбу скота в лесах.
Нельзя, говорю, нет закона.
- Но ведь вы видите, что они потравляют лес! Смотрите, все всходы вытоптаны и съедены, везде обрублены сучья и вершины деревьев на корм скоту и себе на отопление. Вот здесь был большой участок тугайного леса, ему и план есть, смотрите, а в натуре - ни одного дерева теперь, вон несколько осталось только пней. Все погибло, все уничтожено кочевником.
- Составляйте, - отвечаю, - о потраве и всяком повреждении леса протоколы: сегодня составьте, приезжайте завтра, и если будут вновь повреждения леса, опять протокол, так каждый день, и кочевник уйдет.
Так и стал делать один из лесничих, кочевники действительно ушли из тугаев.
Но законно ли все это?
Если законно, то спрашивается - сколько же это потребуется лесничих и объездчиков, чтобы таким способом защитить все леса Туркестанского края от истребления.
Если же незаконно, то кто может объяснить: зачем в Туркестанский край присланы лесничие, зачем организована лесная стража, зачем образовано лесное управление, когда нет никакой возможности спасти государственные леса края от истребления.
В саксаулах не должно быть зимовых стойбищ, и последние не нужны там кочевнику. Кругом этих лесов, как уже сказано, везде находятся роскошные степные пастбища, и на них - заросли кустарников и много камышей, в которых для кочевников, если они не пожелали бы строить зимовок в открытых степях, есть много удобных мест, чтобы скрыться со скотом во время зимних буранов.
Не все же, наконец, кочевники кочуют со стадами по саксаулам, громадное большинство их остается в степях, следовательно, нет же уж такой настоятельной необходимости пастьбы скота непременно в лесах. К тому же замечается, что те киргизы, как, например, киргизы Акмолинской области, которые круглый год кочуют в степях, гораздо более состоятельны, чем эти шатуны по лесам, - злостные, можно сказать, лесоистребители.
С отграничением в натуре межевыми признаками, что уж делается теперь лесничими в Сырдарьинской области, всех лесов вообще и саксауловых зарослей в частности, требуется безусловное запрещение пастьбы скота кочевников в этих лесах.
Такая мера, гарантируя целость государственных лесов края, имеющих огромное значение не только в интересах фиска для государства, но как леса защитные и водоохранные, принесет огромную пользу и для самих кочевников. Они, по примеру своих кочующих исключительно в чистых степях соплеменников, привыкнут устраивать зимовки и заготовлять на зиму корм для скота. А так как между всеми кочевниками вообще замечается, в особенности за последнее время, очень сильная наклонность к оседлости, то быстро перейдут и к земледелию.
Таким образом, отграничение государственных лесов и изъятие их из пользования кочевого населения если и затронет интересы кочевника, то скорее в смысле благоприятном для его хозяйства. Кочевник лишится через это только возможности постоянного с его стороны самоуправства, так как нигде, ни в Положении об управлении Туркестанского края, ни вообще в законе, нет указаний, чтобы кочевому населению разрешалось пользоваться государственными лесами края как пастбищами. Хотя нет, нужно оговориться, и категорического запрещения на то.
Вот эта-то неопределенность и привела государственные леса Туркестанского края к полному истощению, а местами и к совершенному истреблению.
Само собою разумеется, что дальше так продолжаться не может.
Нужно полагать, что миновало уже то время, когда уездный начальник, как было, например, 5 лет назад в Ферганской области, подписывая сдаточно-приемную ведомость после сдачи им лесов лесничему, мог позволить себе сделать на этом официальном документе такую оговорку, что леса он сдает лесничему, но площадь земли, на которой растут эти леса, не сдает, оставляя таковую по-прежнему в своем заведывании как землю, находящуюся в пользовании местного туземного населения.
<…>
Н. В. Писчиков
Ташкент
1905
См. также: Саксаульная панама.
О Казалинске, Перовске и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
Вместо предисловия
С проведением из Оренбурга в Ташкент железной дороги, которая местами прорезала пески с саксауловыми на них насаждениями, явился новый источник государственной доходности от этих ценных, в интересах фиска и по своему значению как защитных, казенных лесов.
Выдвинулись на очередь вопросы: 1) об организации правильного охранения этих песковых зарослей, 2) о прекращении хищнического истребления их, главным образом от углежжения и пастьбы скота кочевников, 3) об исследовании саксаулов и др. песковых зарослей в ботаническом и лесоводственном отношениях, 3) об изыскании способов к правильной эксплоатации их в интересах государственной лесной доходности, 5) об изучении условий пользования ими местного населения для удовлетворения своих экономических потребностейу, 6) об определении соотношений этих лесных площадей к безлесным пространствам данной местности и т. д.
Саксаул известен нам только по названию, о нем нет, можно сказать, никакой литературы. Ученые-ботаники, специалисты, туристы-исследователи, путешественники-дилетанты, посещавшие Туркестанский край, так же, как и местные любители природы, очень много писали о своих экскурсиях, перечисляя почти все виды лесной растительности в крае, но о саксауле написали меньше всего.
<…>
Такими сведениями довольствовалось общество и довольствовались призванные к управлению этими государственными лесными имуществами. Составлялись отчеты, проекты, предположения, и все это не только без исследования, но и без всякого осмотра лесов в натуре.
<…>
По-прежнему саксауловые насаждения эксплоатируются выдачей билетов на уголь, как будто бы он в лесах растет, а затем - отпуском валежника и сухостоя, и, как, например, в Джизакском уезде Самаркандской области, опять-таки исключительно на углежжение.
Достоверно, однако, известно, что угольщики употребляют вместо этого мертвого леса сырорастущий саксаул, так как из валежника, и тем более при примитивном способе углежжения, какой практикуется почти повсеместно в Туркестане, получается угля очень мало, и он чрезвычайно слабый, так что не выдерживает более или менее отдаленной перевозки, обращаясь в порошок.
<…>
В последние два года доходность от лесов в Сырдарьинской области увеличивалась преимущественно на счет отпусков валежного саксаула, который вывозится к железной дороге, в Перовском уезде, с расстояний до 100 верст и проникает по последней до Самарканда и даже до Асхабада.
<…>
Так или иначе, но явилась уже насущная потребность в изучении саксауловых лесов во всех отношениях.
Каждый из лесничих, в заведывании которых находятся эти леса, нравственно обязан употребить к тому все усилия. Помощи ждать нам в этом случае неоткуда, да и было бы не совсем удобно, потому что мы ближе всего стоим к делу и в нашем распоряжении есть средства.
До сих пор только один аулие-атинский лесничий приступил к исследованию, с отграничением в натуре межевыми признаками саксауловых лесов, а в других лесничествах пока ничего не делалось, но уже приняты для того все меры, и в настоящем году открываются работы в Перовском и Казалинском лесничествах.
Прежде чем приступить к таким работам, интересно было узнать: 1) расположение на песчаных пространствах саксауловых лесов, 2) состояние некоторых из них в отношении запаса древесины, полноты, возраста и пр., 3) в какой степени они и другие песковые заросли необходимы для удовлетворения экономических потребностей местного населения, 4) при каких условиях возможна будет правильная эксплоатация саксауловых насаждений, 5) какие из них должны быть выделены в перворазрядные для того дачи и проч.
Для этого товарищи мои - перовский лесничий П. А. Ровенский и казалинский лесничий Г. 3. Тер-Степанов, в декабре месяце прошлого 1904 года, при ревизии мною этих двух лесничеств, совершили со мною путешествие вглубь Кизыл-Кумов, проехав от Казалинска, прямо песками, 328 верст, до колодцев Сарапан, находящихся на границе Перовского и Казалинского уездов с Амударьинским отделом, а оттуда, тоже прямо песками, до Перовска 304 версты.
Сборы наши в дорогу были недолги. Сложившись по 100 рублей, мы в течение одной недели устроили себе повозку, купили верблюдов, запаслись на месяц продовольствием и 1 декабря выехали.
Зимнее путешествие представляет мало интереса во всех отношениях, но для нас в данном случае оно было необходимо. Я вел дневник, в который записывал все, что только видел и слышал, что делали мы во время пути и как проехали намеченное нами ранее по карте расстояние.
<…>
ДНЕВНИК
1 декабря
Барометр 762, 760, 742.
Термометр -2, 0, -3.
В ночь выпал снег, утром продолжал падать. Встали в 5 часов утра, собрались и в 9½ часов выехали из Казалинска. Через час были у парома на Сырдарье; переезд через эту реку занял около получаса времени. От места переправы на ЮЗ, в двух верстах, находится курган Кара-тюбе, где прежде была туземная крепость. От парома расходятся две дороги или, вернее, вьючные тропы: одна на Ю, в Петроалександровск, а другая на ЮВ, в Бухару. По этой последней мы и направились, отъехав от парома в 11 часов дня. Проехав 4 версты, миновали мазарку, называемую Калабайка.
Мазарками называются намогильные, разных форм и величин, магометанские постройки вроде наших часовен. Они ставятся преимущественно на могилах благочестивых мусульман, чтимых народом за святых, но строятся также на могилах богачей и вообще людей почетных.
<…>
12 декабря
Барометр 755, 755, 755.
Термометр -8, 1, -2.
Сегодня очень долго ждали рабочих, пришлось посылать за ними; наконец они пришли, было уже 8 часов. Пока собрались и прошли версты 4 до места работ, было уже более 9 часов утра; работы начали в 10 часов.
Производили опыты по отграничению саксауловых насаждений от безлесных пастбищ и за весь день, до позднего вечера, еле-еле успели пройти, с астролябией и промером линий, две граничных линии: СВ 52° / 980 саж. и ЮВ 22° / 282 саж., поставив 3 межевых признака.
Применяясь к типу местных, чрезвычайно долговечных, киргизских могильных памятников и вообще устраиваемых кочевниками признаков на песках, мы сложили эти 3 межевых признака из саксаула, пересыпая каждый ряд его песком. На размеченной веревкою площадке в одну кв. сажень положили ряд обломков саксаула слоем в 4 вершка толщины и сверху насыпали такой же толщины слой песка, хорошенько утоптав его; на этот ряд положили опять слой саксаула такой же толщины, но деревца клали в направлении, перпендикулярном длине отрубков нижнего слоя, засыпав и этот ряд песком, и так клали до тех пор, пока не получилась из этого материала усеченная четырехгранная пирамида высотой в одну сажень, с площадью верхнего сечения 1 кв. аршин; на эту верхнюю площадку насыпали столько уже песка, сколько могло там его поместиться и держаться, не осыпаясь вниз.
<…>
Проходя на работы и возвращаясь с них через саксауловые насаждения, расположенные здесь по Джаныдарье на больших пространствах, лишний раз пришлось убедиться, как много тут в саксаулах валежника, который в течение целого столетия сохранился настольно хорошо, что вполне пригоден на топливо, и притом очень ценное, потому что дает очень много жара, хотя при сгорании обращается больше в золу, не оставляя почти углей. Это последнее обстоятельство и не позволяет угольщикам, как рассказывают местные киргизы, употреблять на выжигание угля для продажи саксауловый валежник, а также долго стоящий на корне и готовый вскоре также обратиться в валежник саксауловый сухоподстойный лес.
Киргизы, а вместе с ними и объездчик Казалинского лесничества Джурабаев, пояснили нам сегодня, что из саксаулового валежника, даже при более или менее правильном способе обжигания его на уголь, т. е. в кострах, хорошо обсыпанных землей, какой в данной местности многими киргизами и практикуется, получается угля чрезвычайно мало и он такой хрупкий, что при перевозке его вьюком даже на небольшие расстояния дробится в мелочь и растирается в порошок. На выжигание угля, по их словам, наиболее всего пригоден достигший своей естественной спелости сырорастущий саксаул, древесина которого гораздо суше, чем у приспевающих или молодых саксауловых деревьев. Я заметил, что они говорили очень сдержанно, не договаривали всего, что им хотелось, быть может, сказать; они знают, что рубка сырорастущего саксаула не дозволяется и для выжигания угля выдаются билеты на валежник и сухостой; как же после этого сказать начальству, что уголь выжигается из сырого леса. На поставленный же прямо в данном случае вопрос они отвечали уклончиво, ссылаясь, как и всегда при затруднительных обстоятельствах, на свое будто бы незнание.
Из этих рассказов киргиз получается, во всяком случае, твердое убеждение, что уголь выжигают исключительно из сырорастущего саксаула, не трогая совсем для того валежника. Иначе чем же можно объяснить, что здесь по Джаныдарье и везде по линии Оренбург-Ташкентской железной дороги в то время, когда ее еще начинали строить, саксауловый валежник был весь почти в целости, а сырорастущий саксаул истреблялся повсеместно.
Об истреблении саксаула, и преимущественно на уголь, известно очень давно, хотя, к сожалению, до сих пор еще не приняты радикальные меры к прекращению этого хищничества. Еще 30 лет назад, а именно в 1874 году, Киреевский в своей книге «Флора наших среднеазиатских владений», отметив, что «из саксаула во множестве выжигается уголь», на странице 126 говорит: «Саксаул находится в периоде его повсеместного истребления, потому что, при медленности его роста, беспощадные руки наших степных гарнизонов недолго оставят в живых последних представителей этого интересного растительного вида».
<…>
13 декабря
Барометр 754, 754, 752.
Термометр -1, 2, -1.
День пасмурный, средний ЮЗ ветер. Проснулись довольно поздно; в 8 часов пришли рабочие за расчетом. Работы здесь кончены, нужно ехать дальше. Выдали рабочим 23 рубля 50 коп. и стали собираться в путь.
Я предложил осмотреть подробно домик киргиза Кучербая, нельзя ли в нем поместить на жительство объездчика, который в данной местности необходим, потому что кругом хорошие саксаулы и требуется их вымежевать в особую лесную дачу - Джаныдарьинскую, а надзора за ними нет решительно никакого.
Больше половины всех объездчиков Казалинского лесничества живут в Казалинске, а в лесу - почти никого из них. Объездчик данного района тоже живет в Казалинске, за 200 верст от своего объезда. Когда-то он доберется сюда, да и был ли когда-нибудь здесь: очень ведь далеко.
Осмотрели дом снаружи и внутри; он хотя и очень простенький, но сухой и удобный; длина его снаружи 16, ширина 6 и вышина до крыши 3 аршина. В двух комнатах домика, с сенцами, отлично может разместиться объездчик с какой угодно большой семьей; маловаты, правда, окна и низки двери, да нет русской печи, вместо нее в обеих комнатах сложено по одному киргизскому очагу со вмазанными котлами, но это все так легко исправимо. При доме имеется колодезь прекрасной питьевой воды, совершенно пресной.
Владелец дома, киргиз Кучербай, охотно соглашается и отдать свой дом внаймы по 1 р. 50 к. в месяц, и продать его за 100 рублей; последнее, по моему мнению, всего удобнее и выгоднее для казны. За 100 рублей нельзя ни в каком случае выстроить здесь казенного дома, а если купить дом Кучербая да употребить на необходимые улучшения его и на надворные постройки еще 100 рублей, то получится прекрасное помещение для объездчика.
В 11 часов дня наконец выехали продолжать свое путешествие вглубь Кизыл-Кумов. Перед отъездом Кучербай потребовал от нас плату за четырехдневное помещение в его ветхой юрте, запросил 2 рубля, но, поторговавшись, уступил и взял 1 рубль. Кроме того, он сообщил нам, что его вторая жена, шестнадцатилетняя женщина, будто бы испугалась, когда один из наших объездчиков стрелял по козам недалеко от юрты, и от испуга выкинула; Кучербай добавил, что он, видя наше сомнение в правдивости его рассказа, хотел бы показать нам и место в саксаулах, где все это произошло, и самый выкидыш там, да последний съели сороки и вороны. Посмеялись мудрости Кучербая, при помощи которой он хотел, вероятно, заполучить с нас еще один или два рубля, и, простившись с ним, уехали.
<…>
28 декабря
Барометр 736, 739, 742.
Термометр 2, 0, -5.
С утра было пасмурно, дул сильный ЮВ ветер. Выехали около 9 часов утра; запоздали потому, что нужно было переменить пристяжных верблюдов, а на смену привели только одного, другого не находилось; киргизка-вдова, у которой было 15 верблюдов, никак не хотела дать одного для запряжки в нашу повозку, явилась к нам в юрту и расплакалась, убеждая нас не брать ее верблюда, но когда другие киргизы все-таки взяли его и запрягли, стала браниться, но в конце концов смирилась. Ехали до дороги, около полуверсты, зарослями кустарников, а потом и дорога пошла сначала такими же кустарниками гребенщика, боялыша и карабарака, а затем по площадям уничтоженных саксауловых насаждений.
Безотрадную картину представляют эти пространства с великолепною черноземно-супесчаною почвою, очень ценною для сельскохозяйственной культуры; саксаулы уничтожены сплошь, везде виднеются ямы от выкорчеванных и увезенных пней, в некоторых виднеются еще невыбранные, торчат невыкопанные пни, большинство последних с вытравленною пастьбою скота порослью, но на некоторых она уцелела и поражает своим обилием и прекрасным развитием.
Такие пространства тянулись по дороге версты 3, потом начались опять заросли кустарников гребенщика, карабарака, боялыша, джузгена и колючки-чингиля, затем - целая сеть оросительных арыков и между ними заброшенные по недостатку воды культурные поля. По обе стороны дороги виднеются везде гурты пасущихся овец, стада верблюдов, рогатый скот и лошади; стоят группами юрты киргиз.
Далее, через 6 верст от нашего ночлега, кроме юрт стали появляться зимовки киргиз, тоже группами и поодиночке, состоящие из выстроенных, по типу русских, домиков из сырцового кирпича и огороженных камышом небольших двориков при них. Потом опять сеть оросительных арыков и большая между ними площадь заброшенных по недостатку воды мелких культурных полей.
<…>
Мы остановились около 1 часа на привал в киргизской юрте, проехав с утра 16 верст; на горизонте виднелись две казенные, искусственно разведенные рощи, называемые Куткенчекский питомник, куда мы и стремились доехать до обеда, но запоздали.
Юрта, куда мы вошли, принадлежала богатому киргизу и была вся завешена внутри кусками мяса, так что представляла как бы мясную лавку; тут было конское мясо, верблюжье и коровье, развешанное, для вяления в дыму юрты, в несколько рядов на шестах. На вопрос наш, для продажи, что ли, приготовили такое большое количество мяса, хозяин объяснил, что мясом он не торгует, а готовит все его для себя как запас на зиму и раннюю весеннюю пору, пользуясь тем случаем, что скотина теперь жирная, а позднею зимою, и в особенности к весне, она будет худая. Угощали нас верблюжьим молоком, и один из наших товарищей пил его, выпил довольно много, причем объяснил, что молоко очень вкусное и он не находит разницы по вкусу с молоком коровьим.
<…>
30 декабря
Барометр 744, 743, 742.
Термометр -5, 2, -1.
Пасмурно, слабый В ветер. Выехали в 8 часов утра, сначала без дороги, а затем тропною, по направлению на В; через 8 верст были на прежней своей Перовской дороге. Ехали все время густыми камышовыми зарослями, камыш мелкий, переезжали много больших и мелких оросительных арыков. По обеим сторонам дороги, вблизи и вдали ее, расположились киргизские юрты, обгороженные камышом, - это зимовки менее состоятельных киргиз. В разных местах находятся, небольшими площадями, культурные поля; почва черноземно-супесчаная, иловатая; везде на небольших возвышенностях, среди поросших камышом пространств, небольшие перелески колючки-чингиля, употребляемого киргизами на огорожу своих культурных площадей. Вся эта местность, по которой мы с утра и до обеда проезжали, носит название Дала-куль, что в переводе на русский язык означает - степное озеро. Средина его прежде была наполнена всегда водою из Сырдарьи, и отсюда в то время брала свое начало ныне пересохшая Джаныдарья.
Проехав 13 верст, остановились на привал в юрте у зимовок более состоятельных киргиз, где устроены, по русскому образцу, из сырцового кирпича домики, с окнами в стенах и печами внутри комнат. Эти зимовки расположены на небольшой возвышенности среди камышовых зарослей, называемой Менчоке.
Тут у киргиз имеются самовары, фарфоровые чайники, такие же молочники; близость города и железнодорожного пути здесь уже чувствуется; здесь живут киргизы-мещане, их иначе назвать нельзя, такое уж они производят впечатление; они более чистоплотны, убирают юрты с некоторым вкусом, вешают занавесочки в юртах; мужчины щеголяют в резиновых галошах, женщины не только не пугливы, но и не особенно застенчивы, если не сказать больше.
В 2 часа дня поехали дальше; дорога пролегала по зарослям кустарников гребенщика и чингиля, среди которых возвышались местами песчаные барханы, обросшие гребенщиком и карабараком. Виднелись киргизские зимовки, с очень хорошими иногда домиками, в четыре окна по фасаду. Зимовки расположены на недалеких одна от другой расстояниях, при них культурные поля и сеть оросительных арыков. Десятки этих арыков приходилось сегодня переезжать нам, и каждый раз с опасностью сломать повозку. Через 3 версты, вправо от дороги, на расстоянии около двух верст от нее, виднелся конической формы столб, сложенный из сырцового кирпича, это мазарка Бейтори-бельгисе.
Непрерывный ряд киргизских зимовок по мере нашего движения вперед отходил от нас влево все дальше и дальше, культурных полей было у дороги уже меньше, арыков тоже, но последние были размером больше и переезжать их было еще труднее. Справа подходили пески с зарослями кустарников, и в том месте, где наша дорога вышла на это песчаное пространство, а именно на 6 версте от нашей дневки, стоит у самой дороги мазарка Утеб-тама.
Отсюда мы вновь поехали по пескам, и сначала через заросли мелких, редких кустарников, преимущественно боялыша и гребенщика, покрывающих совершенно ровную поверхность песков, хорошо скрепленных травянистыми растениями, а затем через большие уже сравнительно песчаные барханы, покрытые кустарниками гребенщика, карабарака, боялыша, джузгена, тюя-сангыра. К этим кустарникам дальше по нашему пути стал постепенно примешиваться мелкий саксаул, сначала в виде единичных экземпляров, а затем все больше и больше. Пески тут слабо еще скреплены травами и потому, при недостаточной полноте и лесных зарослей на них, переносятся ветрами, но нельзя сказать, чтобы в сильной степени. В 6 часов вечера мы остановились на ночлег среди этих песчаных барханов, полагая, что до следующих зимовок киргиз было еще далеко; между тем стемнело, а впереди было, как нам сказали, много арыков, которые переезжать в темноте на повозке опасно.
После обеда проехали верст 16, а всего с утра - 29 верст; дорога шла на СВ 70-80°.
31 декабря
Барометр 747, 750, 757.
Термометр -2, 0, -7.
В ночь выпало немного снега, который продолжал падать и утром; дул слабый 3 ветер. Выехали в 7 часов утра, дорога шла по зарослям мелкого порослевого саксаула, с примесью 0,3-0,4 кустарников гребенщика, боялыша, карабарака; через 3 версты были у зимовок киргиз и отсюда поехали зарослями колючки-чингиля с примесью гребенщика и других кустарников. Пришлось переезжать очень много оросительных арыков, через некоторые перебирались с большим трудом, скапывая замерзшую землю на крутых берегах, и перевозили повозку на одном верблюде, помогая ему сами. У зимовок небольшие культурные поля, но очень многие заброшены по недостатку воды для орошения. На 6 версте нашего пути, влево от дороги, на расстоянии версты полторы от нее, находится мазарка Кул-болды- ишан, а у самой дороги - другая, называемая Сары-тама.
Проехав еще 3 версты, а от места ночлега всего 8 верст, очутились у моста через Джаныдарью, в которой тут много воды; река замерзла, и так как через мост, называемый Тумар-уткель, который очень узок, трудно очень было переправить повозку, то отпрягли верблюдов и перевезли ее сами на другой берег реки по льду, который, по предварительному исследованию, оказался толщиною 3 вершка.
Мы были теперь в верховье Джаныдарьи, которая тут шириною не более 10-12 сажень и сравнительно глубока. Вытекая из Сырдарьи, этот проток идет до озера Дала-куль, которое и выделяет из себя излишек воды для дальнейшего русла Джаныдарьи, а так как за последние годы названное озеро выделяет чрезвычайно мало воды, оставаясь по большей части безводным, то и русло Джаныдарьи за этим озером остается безводным на громадном своем протяжении.
У моста стоит убогая киргизская хатенка, и мы в ней, хотя было рано еще, решили напиться чаю и закусить, чтобы ехать потом до позднего вечера и постараться непременно быть сегодня в Перовске.
Самого хозяина хижины не было дома, нас приняла киргизка, его жена, одетая почти в лохмотья, и постлала на пол, где мы должны были сесть, вместо употребляемых обыкновенно у киргиз в данном случае войлоков, а у более состоятельных - ковров и одеял, два шерстяных рваных мешка, тан как ничего другого у нее не было. Это вполне гармонировало со всей обстановкой убогой хижинки, состоящей из одной маленькой, по 4 аршина в длину и ширину, комнатки, в одной из стен которой было крошечное, едва пропускавшее свет, окошечко, а в углу - сделанный из глины очаг с вмазанным в него чугунным котлом. Нашелся, однако, у хозяйки маленький самоварчик, который мы вскипятили раз пять, чтобы всем напиться чаю, а времени для этого требовалось немного, так как самовар наливался каждый раз горячей водой из котла топившегося очага.
Расспросили хозяйку о муже, о детях ее, и она сообщила, что муж работает в Перовске, а дети тоже там служат арбакешами у казанских татар; все трое получают жалованье, но домой оно почти что не попадает; ей на старости лет приходится и жить тут одной, и бедствовать к тому же.
Это тоже тип киргиз-мещан, но уже не имеющих никакого своего хозяйства, - это киргизский пролетариат, создавшийся не на почве порабощения киргизским богачом своего недостаточного собрата, а на почве свободного труда, который дает город и, в последнее время, строящаяся железная дорога, через представителей своих, в лице всякого рода коммерсантов, подрядчиков, рядчиков и проч.
В 12 часов дня мы снова двинулись в путь. Зарослями кустарников пришлось ехать 5 верст; слева от дороги виднелись киргизские зимовки, а по обе стороны ее расположились культурные поля, преимущественно клеверные.
Местность эта называется Хан, и тут же, рядом с озером Дала-куль, находится небольшое озерцо, называемое по местности, т. е. Хан-озером.
Дальше мы поднялись на песчаную возвышенность и поехали через саксауловые, по барханам, заросли. Сначала был мелкий саксаул, сильно потравленный скотом, но постепенно он становился крупнее.
На 9 версте от привала, влево от дороги, саженях в 150 от нее, на высоком песчаном бархане стоит маленькая мазарка, сложенная из отрубков саксаула и называемая Илемес-бильгиси. Дальше, на 10 версте, находится мост Байтен-купри через рукав Сырдарьи, называемый Джана-Джарма, и вблизи моста, направо от дороги, две мазарки Кутебай-тама.
Отсюда идет до Перовска не тропа уже, протоптанная караванами верблюдов, по каким мы все время с 1 декабря и путешествовали с нашею колесною повозкою от Казалинска, а настоящая дорога, довольно широкая и хорошо разровненная, устроенная два года назад по распоряжению администрации местным туземным населением, для проезда какого-то ташкентского генерала из Перовска сюда, на охоту за кабанами.
Саксауловые насаждения, которыми мы тут проезжали, все порослевые, очень хорошего роста, более или менее прямоствольные, полнота 0,4-0,9, возраст 20-40 лет, запас древесины 1-3 сажени на десятине; они сильно потравляются скотом и расхищаются киргизами.
На 14 версте встретили караван в 13 верблюдов, нагруженных сырорастущим саксаулом, который киргизы везли к своим зимовкам, расположившимся тут длинным рядом на берегу подошедшего опять к нашей дороге озера Дала-куль. Саксаул оказался порослевой, довольно крупный, и, очевидно, готовился в продажу, так как вокруг зимовок имеется, для домашних надобностей киргиз, в изобилии топливо из камыша и кустарников.
<…>
На 16 версте саксаулы кончились и мы въехали в заросли гребенщика, к которому кое-где примешиваются и другие кустарники; дальше проезжали зарослями колючки-чингиля, потом опять по насаждениям гребенщика, затем по зарослям его с другими кустарниками, и так до самого берега Сырдарьи, до места переправы на другой берег реки. Проехали после обеда 22, а с утра - 30 верст.
Не доезжая двух верст до Сырдарьи, переехали второй мост через проток ее Джана-Джарма; вблизи этого моста находится мазарка Уткульбай- тама.
К парому подъехали в 6 часов вечера, переправились на каюке через Сырдарью, а в 8 часов, проехав от места переправы последние 3 версты нашего пути, были в Перовске.
За все 31 день описанного путешествия вглубь Кизыл-Кумов, мы сделали: от Казалинска по Бухарской дороге до колодцев Сарапан 328 верст, обратно по этой дороге до начала Перовской дороги 50 верст, и по этой последней до Перовска 254 версты, а всего 632 версты.
<…>
Заключение
<…>
Нужно заметить, что исследованный район составляет только небольшую часть Казалинского и Перовского лесничеств, а именно не более 20-25% общей площади их. После этого можно себе представить, какие лесные богатства находятся в одних только этих казенных лесничествах, не говоря уже о таких же богатствах в Аулие-Атинском, Туркестанском и Амударьинском лесничествах области, а также в Джизакском лесничестве Самаркандской области.
С проведением железной дороги, спрос на саксауловый лес быстро возрастает, и не может быть никакого сомнения в том, что везде по Сырдарье, в Перовском и Казалинском лесничествах, сбыт его из лесных дач будет полный.
Особенно ценным является для введения и развития тут, на правильных началах, лесного хозяйства то обстоятельство, что все саксауловые леса приаральсного края и везде по р. Сырдарье, а затем повсеместно к северу от нее - в Каракумах, а также в Туркестанском и Аулие-Атинском лесничествах Сырдарьинской области, беспрепятственно можно изолировать от всякого посягательства на них местного населения, без малейшего ущерба в хозяйственном быту последнего.
Население будет иметь везде и на своих землях те мелкие клочки таких же саксаулов, которые не пойдут в общую площадь казенных дач, будет иметь там же заросли кустарников и камыша, которых вполне достаточно для удовлетворения домашних хозяйственных надобностей и которые в случае необходимости могут служить и местами зимовых стойбищ для кочевников. Дозволять же, как теперь делается, кочевому населению истреблять саксаулы на корм скоту представляется по меньшей мере нерациональным.
Если до сего времени саксаулы и наполняются зимой кочевниками со стадами овец и верблюдов, то это только потому, что кочевник привык так, - ему не было и нет до сего времени на то запрещения. Если тут по пути будет, без всякой охраны, искусственно разведенная роща или ботанический сад, кочевник зайдет и туда, хотя бы рядом же, как и с саксаулами, были роскошные безлесные пастбища.
Охраняя интересы кочевников, для него поступаются всем, но кочевник все-таки от этого не богатеет, а напротив, уничтожая общегосударственное достояние, каким в данном случае являются леса, - разоряется и нищает. Просматривается самое главное, а именно то, что всякого рода паразиты впиваются в кочевника и сосут его до тех пор, пока он не погибнет.
Такими паразитами, между прочим, являются скототорговцы-гуртовщики-промышленники. Эти господа раскидывают свои сети очень широко, издавая приказы своим многочисленным доверенным, например, для Казалинского и Перовского уездов, то из Казани, то из Бухары, то из Ташкента. В их руках вся торговля и скотом, и хлебом, и всякими товарами, в домашнем быту кочевника необходимыми. Без них кочевник обойтись не умеет и своих цен на свой собственный скот установить не может. Он в полной зависимости от этих капиталистов и никогда из долгу у них не выходит.
Покупается или выменивается на товары этими торговцами скот у кочевника обыкновенно осенью, но с условием выбора его из гуртов и приема следующею весною, так что всю зиму кочевник должен выпасывать скот промышленника вместе со своим, а в случае падежа скота торговец, по условию, не несет никаких убытков, которые падают всецело лишь на кочевника. Падежи же скота зимою у кочевников очень часто бывают огромные.
При таких условиях весь скот кочевника незаметно переходит в руки кулака, а сам кочевник остается только пастухом чужого скота: или принадлежащего промышленнику, или собранного у оседлого туземного населения, русских поселенцев и частных владельцев. Весь этот скот и выпасывается кочевником в лесах под видом собственного.
Эти картинки наблюдаются везде, как в саксаулах, так и в тугайных и горных лесах Туркестанского края.
Обнищавший таким образом и почему-либо уволенный потом и от должности пастуха, кочевник ищет другого для себя занятия и быстро его находит в том же лесу, который он истреблял пастьбою своего и чужого скота. Он начинает выжигать древесный уголь, но и здесь опять попадает в рули кулака; удивляется, почему не видит никогда своего заработка и на этом новом промысле, а только лишь наполовину сыт да с грехом пополам одет.
Между тем в местной газете появляются статьи о том, что углежжение в Туркестане прекратить нельзя, потому что казна понесет большой убыток, а население останется без заработка зимой, что тяжело отзовется в его экономическом быту и проч.
Спрашивается, ужели желательно создать такое население, которое, не имея ничего собственного, занималось бы, в виде кустарного промысла, уничтожением казенных лесов: или углежжением, в интересах кулака-благодетеля, или пастьбою чужого скота под видом собственного, в интересах обогащения того же благодетеля.
Пастьба скота воспрещена теперь в казенных лесах Сырдарьинской области и для скототорговцев-промышленников, и для оседлого населения края, но для кочевников - она не возбраняется.
Разберитесь же, после всего вышесказанного, как отличить кочевника с его собственным скотом от кочевника с чужим скотом, а сам кочевник в этом случае редко когда скажет правду.
Несколько раз обращались ко мне молодые лесничие с вопросом, нельзя ли запретить кочевникам пастьбу скота в лесах.
Нельзя, говорю, нет закона.
- Но ведь вы видите, что они потравляют лес! Смотрите, все всходы вытоптаны и съедены, везде обрублены сучья и вершины деревьев на корм скоту и себе на отопление. Вот здесь был большой участок тугайного леса, ему и план есть, смотрите, а в натуре - ни одного дерева теперь, вон несколько осталось только пней. Все погибло, все уничтожено кочевником.
- Составляйте, - отвечаю, - о потраве и всяком повреждении леса протоколы: сегодня составьте, приезжайте завтра, и если будут вновь повреждения леса, опять протокол, так каждый день, и кочевник уйдет.
Так и стал делать один из лесничих, кочевники действительно ушли из тугаев.
Но законно ли все это?
Если законно, то спрашивается - сколько же это потребуется лесничих и объездчиков, чтобы таким способом защитить все леса Туркестанского края от истребления.
Если же незаконно, то кто может объяснить: зачем в Туркестанский край присланы лесничие, зачем организована лесная стража, зачем образовано лесное управление, когда нет никакой возможности спасти государственные леса края от истребления.
В саксаулах не должно быть зимовых стойбищ, и последние не нужны там кочевнику. Кругом этих лесов, как уже сказано, везде находятся роскошные степные пастбища, и на них - заросли кустарников и много камышей, в которых для кочевников, если они не пожелали бы строить зимовок в открытых степях, есть много удобных мест, чтобы скрыться со скотом во время зимних буранов.
Не все же, наконец, кочевники кочуют со стадами по саксаулам, громадное большинство их остается в степях, следовательно, нет же уж такой настоятельной необходимости пастьбы скота непременно в лесах. К тому же замечается, что те киргизы, как, например, киргизы Акмолинской области, которые круглый год кочуют в степях, гораздо более состоятельны, чем эти шатуны по лесам, - злостные, можно сказать, лесоистребители.
С отграничением в натуре межевыми признаками, что уж делается теперь лесничими в Сырдарьинской области, всех лесов вообще и саксауловых зарослей в частности, требуется безусловное запрещение пастьбы скота кочевников в этих лесах.
Такая мера, гарантируя целость государственных лесов края, имеющих огромное значение не только в интересах фиска для государства, но как леса защитные и водоохранные, принесет огромную пользу и для самих кочевников. Они, по примеру своих кочующих исключительно в чистых степях соплеменников, привыкнут устраивать зимовки и заготовлять на зиму корм для скота. А так как между всеми кочевниками вообще замечается, в особенности за последнее время, очень сильная наклонность к оседлости, то быстро перейдут и к земледелию.
Таким образом, отграничение государственных лесов и изъятие их из пользования кочевого населения если и затронет интересы кочевника, то скорее в смысле благоприятном для его хозяйства. Кочевник лишится через это только возможности постоянного с его стороны самоуправства, так как нигде, ни в Положении об управлении Туркестанского края, ни вообще в законе, нет указаний, чтобы кочевому населению разрешалось пользоваться государственными лесами края как пастбищами. Хотя нет, нужно оговориться, и категорического запрещения на то.
Вот эта-то неопределенность и привела государственные леса Туркестанского края к полному истощению, а местами и к совершенному истреблению.
Само собою разумеется, что дальше так продолжаться не может.
Нужно полагать, что миновало уже то время, когда уездный начальник, как было, например, 5 лет назад в Ферганской области, подписывая сдаточно-приемную ведомость после сдачи им лесов лесничему, мог позволить себе сделать на этом официальном документе такую оговорку, что леса он сдает лесничему, но площадь земли, на которой растут эти леса, не сдает, оставляя таковую по-прежнему в своем заведывании как землю, находящуюся в пользовании местного туземного населения.
<…>
Н. В. Писчиков
Ташкент
1905
См. также: Саксаульная панама.
О Казалинске, Перовске и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html