В Сибирь за землею: Записки ходока. 3/4
М. Сумкин. В Сибирь за землею. (Из Калужской губ. в Семипалатинскую область.) Записки ходока. - М.: Земляк, 1908.
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Н. Г. Катанаев. Кочевка киргиз в Зайсанском уезде, у переправы через Иртыш на Алкабеке. 1909
Я приехал в Ардынский в первых числах июня. В это время среди «ардынцев» происходило сильное брожение ввиду недовольства участком. Пора разных удач прошла, наступило время разных огорчений. Всходы оказались решительно у всех очень плохими, и притом действительно странными: иной стебель пшеницы, хотя и был в 4 вершка ростом, а начинал уже колоситься, а иной только еще выходил из земли. Всходы были редкие, с большими совсем пустыми местами. Возможно, что плохие всходы вышли потому, что «ардынцы» не сумели по-здешнему ни вспахать, ни посеять, ни полить, так как первый раз брались за новую для них землю. Возможно, и даже вероятно, что на будущий год, когда они получше ознакомятся с уходом за землей, и урожай у них будет лучше. Но как об этом сказать наверное, и кто знает, будет ли урожай здесь когда-нибудь или не будет?
А ветры! они так часто и сильно бушуют здесь, что не только мешают работать, но кажется, что когда-нибудь они опрокинут и самые срубы; дуют они всегда с одних и тех же сторон: то с запада на восток, то с востока на запад, повторяясь в неделю раза два и три и бушуя целыми сутками.
Все это очень беспокоило «ардынцев», и некоторые из них теперь горько раскаивались, что покинули родину неизвестно для чего.
Однако давно уже были посланы письма на родину, чтобы отцы и матери, братья и жены с детьми продавали все имущество и ехали сюда, в эту «обетованную землю».
Что же теперь было делать?
С нами в дороге встречались два «ардынских» мужичка, которые спешно шагали к Зайсану; оказывается, они шли затем, чтобы послать своим семьям телеграмму и предупредить их, чтобы они остановились и ни в каком случае сюда не ехали, так как участок оказывается плохим.
Но они опоздали с своими телеграммами: их семьи в это время давно уже были в дороге и даже «перевалили» за Урал, так как тоже торопились ехать; ведь, согласно письмам, они должны были приехать на новое место, чтобы не опоздать к уборке нового хлеба.
В конце июня, в самый комариный сезон, приехали эти семьи в Ардынский. Их было до 100 человек, - мужчин, женщин и детей, и ехали они двумя партиями.
Нет надобности передавать подробно их рассказы о пути, рассказы о сборах в дорогу, о распродаже за бесценок своего имущества и так далее, так как это всем известно. Но нужно сказать, что этот длинный и медленный путь с маленькими детьми и женщинами очень труден и мучителен. В дороге, вследствие скверного содержания «приспособленных» переселенцам товарных вагонов [Приспособленность этих вагонов такова, что, в них нет даже хоть какого-нибудь клозета. В то же время нет их и на станциях, так как нельзя считать маленького на 4 человека отхожего места достаточным, когда людей сотни, а на больших станциях - тысячи. Можно понять, что творится при остановках переселенческого поезда.], у них заболели решительно все дети: то корью, то скарлатиной, то коклюшем, и троих из них схоронили в пути. Одна женщина дорогой разрешилась от беременности. Сколько хлопот, сколько мучений с этими больными и умирающими детьми и с слабыми женщинами в набитом дополна товарном вагоне или в такой же тесноте на пароходе.
От Семипалатинска женщинам становится страшно: проехали они так далеко, а чем дальше, тем местность становится хуже и хуже. Перед ними высохшие равнины, черные горы, страшные люди - киргизы [Киргизы, кочующие по здешним степям и горам, народ вообще добродушный, но людям, не знающим их, а особенно дер. женщинам, они с первого раза кажутся страшными, чуть не людоедами.]. И женщины готовы были плакать или рады бы даже вернуться назад. Но их утешают, Ардынский участок совсем не то, что здешние места, что там лес, луга, рыбная река, и скрепя сердце они плывут дальше.
Вот и Зайсанское озеро и Топольный мыс, где все сошли с парохода. Здесь их встретили выехавшие из Ардынского их родные, которые были предупреждены посланной из Семипалатинска телеграммой.
Но им предстояло переплыть еще поперек Зайсанское озеро, на другую его сторону. Озеро в этом месте имеет до 30 верст ширины. Их взялся туда переправить зайсанский рыбак за 25 руб. на большом баркасе.
Поплыли они еще и на баркасе. Но баркас был старый, стоял до этого без дела и потому был с сильной течью. Чем дальше плыли они, тем более баркас погружался ниже и ниже, и воду не успевали отливать. Они уж были далеко от берега, когда всем стало явно, что баркас тонет.
Поднялся плач, пошла суматоха, но в то же время все принялись за дело: женщины рвали свои узлы, доставали рубахи, полотенца и вообще что попало, чтобы законопатить ими дыры; вычерпывали воду всем, что попадалось в руки: чугунами, чашками, ведрами, и опасность стала уменьшаться. На их счастье, погода была совершенно тихая, и только поэтому им удалось благополучно добраться до другого берега. Их ожидали там остальные родные с приготовленными подводами (подводы были только для вещей и для детей). Но тут у них оказался еще такой неприятный случай: ни у кого не было хлеба (не говоря уж о другом) - ни у приехавших, ни у встречавших. А все были давно голодны.
Случилось это таким образом.
Из Семипалатинска в Ардынский была прислана телеграмма с известием, что их семьи едут в Ардынский. Телеграмма была послана в день приезда семей в Семипалатинск и случайно была получена «ардынцами» без задержки; получив телеграмму, они отправились немедленно к Зайсанскому озеру встречать своих родных.
А между тем их семьям пришлось около недели ожидать в Семипалатинске парохода. И потому, когда семьи еще были в Семипалатинске, «ардынцы» сидели возле Зайсанского озера и, ожидая со дня на день, съели весь припасенный приезжим хлеб. В то же время у них там были украдены две лошади, которые так и не нашлись.
Дети плакали, прося хлеба, а его нет и достать негде. Но все-таки они нашли, чем хоть немного можно было кормиться: им в чию попадались зайцы, которых они стреляли, варили и поедали без остатков.
Проезжая равнину, прибывшие увидели, что места здесь еще страшней, чем возле и за Семипалатинском: земля часто совсем голая и притом очень каменистая, каменные горы еще черней и страшней, а людей не видно никаких. Киргизы, которых здесь во всех возможных им только местах очень много, были в это время далеко отсюда в горах, на летних пастбищах.
Но вот приехали и в поселок.
Что они тут увидели? - я об этом уже говорил, описывая участок: все тот же чий, солонцы, гальку, песок, свои срубы и те же горы.
Можно ли передать все их разочарование и горечь, когда они увидели еще и печальные всходы?
И день приезда их в поселок справедливо можно назвать днем величайшего плача, досады и попреков.
Ради чего лишились они всего имущества на родине, которое собирали годами, ради чего потратили все деньги, вырученные за имущество, на дальнюю дорогу и ради чего терпели они столько мучений и пережили страшную опасность?
И горько плакали здесь женщины и много насулили нехорошего всем тем, по милости которых они попали в эту сторону. Но и из мужчин некоторые горевали не менее женщин.
Спустя дня два приезжие захотели утешиться хоть рыбной ловлей - ведь и невод новый привезли с родины. Закинули. В заливе поймали несколько карасей, а в реке ничего не поймали.
Две семьи на третий день по приезде стали собираться в обратный путь, несмотря на то, что дома все было продано и средств там не было никаких, да и на обратную дорогу денег не хватало. Однако они все-таки уехали, не сказав даже «прощай» тем своим родным, которые пригласили их сюда ехать.
Как они доехали обратно и как теперь поживают без хозяйств в своей Огари или Тихоновке? - Бог их знает.
Пять человек, расспросив у какого-то проезжего сибиряка дорогу, отправились прямо через горы искать новых мест на речку Бухтарму, - это недалеко от Алтайской станицы.
Сибиряк рассказывал, что там очень хорошо. По прямой линии это отсюда верст 150, но по горам без дороги, вероятно, в два раза больше. Но главное, в горах они скоро запутались, на четвертый или пятый день у них вышла провизия, и они, голодные и обессиленные, лазили по обрывам, не зная, как из них выпутаться. Выручили их киргизы, которых они встретили где-то в лощине и которые накормили их и указали путь к речке Бухтарме.
Нашли они Бухтарму и побывали там в нескольких селениях.
Они увидели, что горы там совсем не такие, как те, которые окружают Зайсанскую равнину. Хотя и там везде торчат каменные скалы, но большая часть гор покрыта травою, местами даже роскошной, и, кроме того, по горам растет немало разного леса. Места для пашни выбирают в междугорных долинах, и хлеб там всегда растет хорошо, но, к сожалению, не всегда созревает. Зима начинается рано, и, случается, выпадает снег, когда хлеб стоит еще зеленым. Точно так же и весной долго продолжаются утренние морозы. Большая половина крестьян живут здесь нисколько не лучше того, как жили огарцы, тихоновцы и павловцы в своих родных местах. Есть крестьяне и там, которые живут богато, но такие совсем почти не занимаются земледелием: они разводят маралов и продают китайцам их очень дорогие рога [Марал - полудикое, но очень смирное животное породы больших оленей. Когда-то они попадались здесь и на свободе, но теперь уж этого лет. Каждый год в известное время с них снимают рога и продают китайцам за 50-70 руб. с каждого марала. К следующему году рога вырастают вновь, и если не снимают их, то они отпадают и сами, но тогда уж не имеют цены. Китайцы из рогов марала варят какое-то снадобье - очень ими ценимое.]. Разводить маралов и снимать с них рога - дело очень легкое и наживное, но заняться этим делом так же легко, как, например, построить в Калужской губ. паровую мельницу или лесопильный завод: если есть на это деньги, то нетрудно, а если денег нет, то совсем нельзя. Пара маралов стоит до 300 рублей, а их нужно иметь по крайней мере десяток. Да нужно для них достать не менее 80-40 десятин леса, который весь или казенный, или кабинетский, и хорошенько обгородить его, чтоб маралы не ушли и не украли их.
Походили наши земляки там и видят, что трудно определить, где скорей и лучше можно устроиться, здесь ли в горах, или на равнине в Ардынском. И трое из них пришли обратно в Ардынский, а двое, хотя и приходили, но взяли свои семьи и ушли на Бухтарму.
Это было в конце июля. В это время и я покинул Ардынский поселок, нанявшись к гидротехнику Переселенческого управления вырыть колодезь в Алексеевке.
VI. Поселок Алексеевка
Алексеевка начала заселяться с 1903 года, т. е. 4-5 лет тому назад, но до назначенной нормы не заселена еще и наполовину, хотя все душевые доли в ней заняты, т. е. записаны за крестьянами, желающими сюда переселиться [Если бы кто из этих записанных в течение двух дет со дня записи сюда не приехал, то на их место есть записанные кандидаты, которые тоже приехали за землей и иногда живут здесь подолгу в ожидании таких свободных долей.]. Теперь в Алексеевке около 60 домов, которые расположены в одну прямую улицу, имеющую в длину полторы версты. Улица идет почти по ровной возвышенности увала вдоль левой стороны речки Теректы, протекающей от улицы приблизительно в 120 саженях.
От улицы в обе ее стороны идут уклоны: с одной стороны - крутой и местами с обрывами, к речке, а с другой - отлогий, к небольшому лугу, находящемуся в лощине в одной версте от улицы. Между лугом и населенной улицей должна быть такая же вторая улица, которая с нынешнего лета и начинала заселяться вновь прибывшими переселенцами в количестве около 20 семей.
Все домики в Алексеевке имеют невзрачный вид, так как все они сделаны на скорую руку самими хозяевами без особых мастеров, и все, по здешнему обычаю, без крыш. Для приезжего из России такие домики кажутся неоконченными или пострадавшими от пожара, но на самом деле в этих местах все привыкли обходиться по-азиатски без крыш. Домов с десяток было деревянных, рубленных срубами, хотя тоже из кривой осины, а все остальные были сделаны из земляного кирпича или были просто землянки.
Несмотря, однако, на эти невзрачные домики, поселок имел живой и даже отрадный вид, и можно было надеяться, что стоит он на хорошем, удобном месте и, может быть, будет расти и развиваться; эта надежда является еще тогда, когда увидишь весьма отличные от Зайсанской равнины земли этого участка и увидишь их поля, обещающие дать обильный урожай всего. Сам поселок оживлялся несколькими настоящими малороссийскими огородами, которые в это время были в самом роскошном периоде роста, цветения и созревания: на огороде не так ведь, как в саду, - все это происходит одновременно. После сухой Зайсанской равнины нельзя было достаточно налюбоваться на эти действительно прекрасные огороды.
Виднее всего стояли высокие подсолнухи с широкими зелеными листьями и большими ярко-желтыми цветущими головами. Самые молодые, только еще расцветшие подсолнухи стояли, подняв свои золотистые головы кверху и весь день смотрели на солнце, как на свою родную мать, на которую они не могут насмотреться; более же спелые нагнулись к земле и теперь, вероятно, понимали, что и земля для них также родимая мать. Рядом с подсолнухами, не уступая им ростом, зрела стройная кукуруза, распустив свои шелковые белокурые волосы, которыми так нежно и заботливо укрыт ее плод. Но среди всеобщей живой зелени огорода особенно ярко выделялись целые гряды разноцветного мака с крупными, как бокалы, цветами.
Хозяева этих огородов были на самом деле малороссы и видимо любили не только пользу, но и красоту растений, и потому в их огородах кроме мака много есть и других цветов: я видел здесь и разноцветные майорики, и желтую гвоздику, и красавицу зорьку, и душистые васильки; точно так же у них росли здесь всевозможные овощи: огурцы, морковь, свекла, редька, лук и тому подобное, а у некоторых были даже баклажаны. Но очень жаль, что огороды были далеко не у всех, хотя места для них было сколько угодно и каждому была отмежевана для усадьбы и огорода площадь в 16 саж. ширины и 60 длины.
В чем же было затруднение, и что мешало иметь возле дома огород каждому?
Затруднение было в том, что в арыке, проведенном к поселку, текло очень мало воды, не более как на 25-30 огородов, и воду захватывали те, к которым она была ближе, остальные же оставались без воды и, следовательно, без огородов. Случалось, что не хватало воды полить уже засеянные огороды, и тогда они или засыхали совсем, или росли чрезвычайно чахлыми. Арык для поселка можно бы сделать более многоводным, если расширить его русло и укрепить более его плотину, тогда и воды хватило бы всем и разделить ее можно было бы поровну, но для этого требуется и общий труд и, главным образом, общее согласие, которого в Алексеевке, к сожалению, очень мало. Со временем, может быть, все это уладится и устроится.
Земли в Алексеевке считается на 570 душевых долей, и, считая по 15 десятин на душу, должно быть 8550 десятин; на самом деле земли в этом участке еще более, так как имеющиеся на нем неудобные земли не считаются, а малоудобные - считаются 2 и 3 десятины за одну удобную, поэтому земли в Алексеевке имеется около 10.000 десятин.
В Зайсанском уезде это самый лучший участок и по мягкому климату, и по плодородию земли, и по малому количеству комаров, которых в других местах этой равнины более чем достаточно.
Точно так же и растительность здесь несколько иная: чий можно увидеть только в редких местах и в самом малом количестве, солонцов очень мало, гальки нет совсем, и травяной покров хотя вообще и негустой и преимущественно сорный, малосъедобный, но имеется всюду.
Поверхность участка также не представляет гладкой равнины, а наоборот - несколько волниста, с лощинками и увалами; но лощинки неглубоки, а увалы невысоки и без крутых покатостей; лощинки встречаются иногда с густой хорошей травой, с массой голубого цикория и разноцветной белой, кремовой и розовой мальвы. Увалы и лощинки, начинаясь от гор, протянулись поперек участка (с севера на юг) и оканчиваются у речки Алкабека, служащего и границей этого участка и границей Российской и Китайской империй [Алкабек берет свое начало из ключей в горах Алтая верст за 100 от Алексеевки и впадает в Иртыш недалеко от Ашадаса. По всему течению Алкабек служит границей Российской и Китайской империй; летом он почти сух ввиду того, что вся вода, как его собственная, так и его притоков, разбирается в арыки.].
Из гор в лощинках протекают по участку две речки - Нижняя и Средняя Теректы, которые впадают в тот же Алкабек. Впрочем, только ранней весной да в конце осени приносят они в Алкабек воды сравнительно большое количество, летом же, т. е. от начала посевов и до уборки хлебов, вся вода из них по выходе из гор разбирается в арыки для полива пашен, и тогда русло Нижней Теректы совсем сухое, а в Средней хотя и журчит маленький ручей, но только потому, что еще не совсем хорошо устроены плотины, задерживающие и поднимающие воду в арыки. Зимой Нижняя Теректа промерзает до дна, а Средняя промерзает только в большие морозы; речки эти параллельны, и расстояние между ними 4-5 верст; как уже сказано, Алексеевка расположена на увале вдоль левой стороны Средней Теректы. В 8 верстах от Алексеевки вверх по Алкабеку, и также на границе, находится еще новый поселок - Николаевка, имеющий 23 дома и считающийся заселенным полностью. Возле Николаевки течет речка Верхняя Теректы, тоже впадающая в Алкабек и тоже служащая для полива пашен. Дальше в горах, по направлению к Алтайской станице есть еще 2 или 3 маленьких поселка Зайсанского уезда; но они имеют уже совершенно горный характер; поливать пашню там не требуется, но такие овощи, как арбузы и даже огурцы, там не созревают [В 22 верстах от Николаевки, в горах, в урочище Кызыл-иши находится третий поселок - Александровка, ровесник этим двум поселкам, но имеющий другие, горные климатические условия.].
Вся площадь, занимаемая этими двумя участками, с трех сторон окружена непрерывной цепью гор: с двух сторон ее полукругом охватили отроги Алтайских гор, к которым с третьей стороны присоединяются песчаные китайские горы Ак-Кум, тянущиеся вдоль Алкабека всего в одной или двух верстах от него [Это - те самые горы, которые в ясный день виднеются так странно, как мираж, из поселка Ардынского.]. Таким образом, здесь образовался угол, обгороженный горами и открытый только с одной юго-западной, теплой стороны; вероятно, поэтому климатические условия этого уголка так сильно отличаются и от холодных горных и от ветреных равнинных условий.
Каменные отроги Алтайских гор и здесь еще не очень приглядны, но в 20-30 верстах отсюда на них можно встретить хорошую травяную растительность и местами превосходный лиственный лес; здесь же они покрыты разным мелким кустарником: серой таволожкой, таким же карагайником и очень иглистым горным шиповником. Наиболее высокие хребты этих гор значительно выше Кальджирских и имеют не черный, как те, а серо-желтый цвет. Каменные гряды угрюмо громоздятся одна другой выше, часто выступают отвесные и нависшие скалы и грозят раздавить человека, как самую маленькую козявку.
В ущельях гор, где бегут ключи и речки, природа сравнительно богата: там можно найти много осины, тальнику, а изредка можно встретить и березку; там обилие ягод - ежевики, есть дикий крыжовник, попадается и смородина, много калины, черемухи и сколько угодно - хмеля. Однако пробраться к ним - дело нелегкое, так как часто придется карабкаться по острым и обрывистым гребням, то круто взбираясь на них, то глубоко опускаясь в ущелье, то вновь оттуда выбираясь. Впрочем, за исключением крыжовника и хмеля, все это растет также и по всему течению Средней Теректы и, следовательно, есть и возле самого поселка, но тут все это часто рубится, обламывается, затаптывается, и, таким образом, все испорчено и портится.
Песчаные горы Ак-Кум, которые всегда перед глазами алексеевцев, начинаются от урочища Кызыл-е́нке и тянутся к алтайским отрогам, имея около 40 верст длины и от 20 до 30 верст ширины. Это - горы чистейшего желтоватого песку; самые высокие хребты их поднимаются саженей на 50 выше Алексеевки и там оканчиваются острыми обрывистыми гребнями. Линии всех гребней почти параллельны и тянутся с юга на север, потому что господствующие здесь ветры дуют с запада на восток, прямо на Алтайские горы. Мне кажется, что огромные океанские волны после сильной бури должны быть очень похожи на эти песочные волны; похожи они и на снежные наносы, которые бывают у нас в глубокую зиму, после сильной снежной метели; только, понятно, пески эти имеют высоту в сотни раз большую, чем наши снежные наносы.
Интересуясь получше ознакомиться с окрестностями, я взобрался однажды на один из высоких гребней этого песку. Оттуда я увидел за песком китайскую прииртышскую равнину, которая все так же тянулась на юго-восток, скрываясь на горизонте; за равниной на юге опять блестели такие же волны песку, а за песком, - чуть-чуть виднеясь, начинались вновь бесконечные горы, закрываемые синей туманной далью. Эта китайская сторона еще более пустынна, чем русская, и также населена киргизами, но подданными китайского богдыхана.
Я уж говорил, что Алексеевка в климатическом отношении находится в исключительном положении, и хотел бы сказать об этом несколько подробнее. Весна начинается здесь раньше, чем в Калужской губернии, и приблизительно одновременно с Киевской губернией. В нынешнем году с апреля здесь сеяли ярицу, горох, мак и садили картофель, тогда как в Калужской губернии в это время земледельцы ни за что еще не могли браться, так как было холодно.
Лето в этом уголке всегда благоприятно для созревания, и я видел, что огурцы, дыни, арбузы и вообще всякие овощи, а также и хлеб созревают здесь не позднее, чем в Малороссии.
Говорят, что и зима здесь очень мягкая: больших морозов не бывает, не бывает и сильных буранов, чего нельзя сказать относительно даже ближайших мест к Алексеевке; все это, конечно, благодаря горам, окружающим ее и загораживающим от ветров и морозов.
Земля при умелой обработке, т. е. главным образом при умелом поливе, дает огромные урожаи. Однажды в праздничный день я пошел посмотреть на алексеевские поля: урожай был такой, лучше которого я еще никогда не видал. Невольно вспомнилась благодатная Месопотамия, куда ходили еврейские ходоки и откуда принесли для показа огромные виноградные грозди. Высокая и густая с крупными колосьями, зрела пшеница и тихо волновалась, как большое озеро от дуновения ветра. Еще выше пшеницы стояла рожь-ярица, совсем уже спелая, готовая к жатве, и под лучами солнца переливалась золотистым блеском. Очень хороши были также овес и ячмень, особенно по сравнению с нашими тощими калужскими урожаями. Но всего лучше было просо: своим ростом, густотой и тяжестью кисти оно прямо напоминало месопотомские грозди. Казалось, все хлеба поспорили между собою, который из них уродится лучше и обильней, и все честно старались превзойти друг друга, и хотя все они уродились отлично, но просо превзошло их все.
Нынешним летом алексеевцы собирали с десятины: пшеницы до 150 пудов, ржи-ярицы до 120 пудов, овса до 100 пудов, ячменя тоже до 100 пудов, а проса до 200 пудов. Некоторые понемногу сеяли коноплю и лен; урожай их был хороший. Гречихи вообще в Зайсанском уезде не сеют, и даже в зайсанских лавках гречневых круп не имеется, поэтому предполагалось, что гречиха здесь родиться не может. Но такое предположение оказалось неверным. Староста этого поселка где-то достал 10 фунтов гречихи и посеял ее для опыта. Гречиха родилась удивительная: рослая, пышная, с крупными зернами. Обмолотил староста гречиху и собрал 4 мешка зерна, т. е. около 20 пудов. Сеял гречиху и другой крестьянин, и тоже сеял для опыта всего 7-8 горстей, и у него вышла гречиха невиданная. Теперь почти все крестьяне хотят просить у них семена гречихи и сеять ее. Урожай всяких овощей: дынь, арбузов, огурцов, капусты, моркови, тыквы и тому подобных не заставлял желать ничего лучшего. И главное, что здесь такой урожай не есть случайный, не зависит от дождей, а находится в руках самого земледельца, - зависит от его уменья вовремя и в нужном количестве полить землю водой из речек.
Прочитав эти строки, многие, вероятно, подумают, что благосостояние крестьян в этом поселке с такими благодатными урожаями должно быть очень завидно, по крайней мере в будущем. Но это еще вопрос, и чтобы объяснить это, нужно сказать и об отрицательных качествах этого уголка, и тогда, вероятно, станет понятным, почему у большинства даже до некоторой степени устроившихся крестьян благосостояние невелико, и немногим лишь лучше, чем в любой русской захудалой деревне. О тех же, которые только еще начали устраиваться, я ничего не говорю, так как такие здесь, как и всюду на новых местах, терпят во всем крайнюю нужду. Но дело в том, что и по прошествии нескольких лет, когда все окончательно устроятся, и тогда трудно ожидать, чтобы благосостояние этих крестьян соответствовало обилию их урожаев. Так предполагают и сами крестьяне, а некоторые из них, вполне ознакомившись со всеми условиями, даже собираются уезжать отсюда, не дорожа высокими урожаями и всеми другими удобствами.
В чем здесь загадка?
Эта загадка отгадывается тремя ответами.
И первый - земли мало.
«Как мало? - закричат незнакомые с условиями здешнего земледелия, - ведь говорилось, что земли здесь 10.000 десятин, и притом большей частью удобной, дающей огромные урожаи».
Да, земли 10.000 десятин, но пользоваться можно только пятьюстами десятин, так как только на такое количество достает воды в речках, а остальная вся земля остается неиспользованной и представляет ни на что не годную пустошь; я уж говорил, что при недостатке воды невозможно развести даже маленького огорода возле дома. Итак, количество земли, даже вполне годной для земледелия и плодородной, не имеет здесь никакого значения, а имеет значение только количество воды, а вот воды-то сравнительно с землей и мало.
Правда, воды мало только тогда, когда она очень нужна, т. е. во время роста хлеба, весной же в этих речках воды, как говорится, море, но вся она убегает в Алкабек, потом в Иртыш, а затем и в Ледовитый океан.
Правда и то, что в горных ущельях очень удобно сделать большие запруды, задерживающие воду для лета, и тогда можно бы пользоваться всем возможным количеством земли, т. е. в 10 раз большим, чем пользуются теперь; но устроить такие запруды едва ли будет по силам самим крестьянам этого поселка.
Вот духоборы, которые уехали в Америку, могли бы, вероятно, все это сделать и сами.
И пока запруды не будут устроены, а они могут и никогда не быть устроенными, приходится пользоваться лишь 500 десятинами и делить их на 570 душевых долей.
Да и эти 500 десятин дались не сразу, а по мере увеличения арыков и утилизации всей возможной воды. Проводить новые арыки крестьяне договаривали киргизов и за эту работу платили киргизам не деньгами, а тем, что давали им в аренду землю не приехавших еще крестьян.
Нужно ли доказывать, что при пользовании таким количеством земли сытым быть, конечно, можно, но завести, например, хотя бы нехудые сапоги будет трудно; и кирпичный чай как пьют теперь без сахара, так, вероятно, и всегда будут пить без него, тем более что сахар здесь очень дорог; и как теперь освещение даже коптилкой считается для тощего бюджета обременительным (керосин здесь продается 10-12 коп. фунт), так, по-видимому, оно будет считаться и в будущем; я думаю, что это понятно без особых объяснений.
И это первый ответ на загадку, но нужно еще сказать, что с малоземельем крестьяне могли бы мириться и справиться легче всего, - а вот еще второй.
Чуть не каждый день приходилось видеть тревожно бегущих людей, ищущих своих пропавших коров, быков, лошадей. Не всякий раз оказывается действительная кража; случается, что животные заходят сами куда-нибудь в горы и потом отыскиваются; но часто бывают и настоящие кражи, и тогда животные пропадают бесследно, и жалкому благосостоянию новосела наносится этим тяжкая пробоина. Я прожил в Алексеевке полтора месяца, и за это время было 9 настоящих краж лошадей. Особенно была поразительна кража у недавно приехавшего сюда крестьянина двух лошадей, привязанных к телеге, в которой спал сам крестьянин, возле шалаша, где находилась вся семья. Никто не слышал, как воры отвязали лошадей и угнали их Бог весть куда. Поэтому понятно, что как только исчезала куда-нибудь скотина, подымалась суматоха; хозяева скакали во все стороны, и за пески в китайщину, и в горы, отыскивая пропажу, и не всегда, конечно, находили. Поэтому также понятно, почему в Алексеевке по улице нельзя пройти одному и без палок, не будучи искусанным собаками, которых зажиточные хозяева имеют здесь по 3 и по 4 штуки во дворе. Кражи эти существуют здесь с самого основания поселка и по мере его увеличения все увеличиваются.
Кто же ворует? - Большею частью - киргизы, но однажды попался в них и русский; ведь поселок сборный, люди сошлись с разных сторон и не о каждом известно, чем он занимался прежде.
И, наконец, третий ответ на загадку - это страшная вражда, ссоры и драки, процветающие в Алексеевке с особенной силой: почти каждый праздник можно было видеть драку между крестьянами, тогда как в будни происходили такие же столкновения крестьян с киргизами. В поселке есть и очень хорошие и умные люди, но что они могут сделать, если вообще не принято решать дела мирно; все это в высшей степени тормозило всякие общественные дела в Алексеевке. Надобно сказать, что в Алексеевку собрались люди разных губерний, с разными привычками, люди совершенно чуждые друг другу: тут были и малороссы (более всего), и великороссы, и здешние сибиряки, пришедшие сюда из Алтайских гор, где им надоел холод. Помимо этого, все малороссы и великороссы пришли сюда не прямо с родины, а из разных мест Сибири, где они жили по 3 - по 4 года на разных неудачных участках, где все они много пострадали и растеряли своих товарищей: то ушедших обратно в Россию, то погибших в солонцах Сибири. Эти оставшиеся были твердые люди, выдержавшие всякие невзгоды, но не желавшие ни на йоту уступать своего интереса, что и приводило их к бесконечным столкновениям [Их рассказы о совершенно различных местах Сибири очень интересны и поучительны: тут были и бежавшие от постоянной засухи с юга акмолинских степей, и прибывшие из Уссурийского края, где их ежегодно буквально заливало дождем, и были из таких мест Сибири, где на Троицу бывают еще морозы, а в конце августа ходят уже в рукавицах и полушубках овчинных.]. Столкновения у крестьян между собою происходили чаще всего из-за воды, а между крестьянами и киргизами - из-за потрав, причиняемых киргизами, или по поводу подозрения их в краже. На почве этой неурядицы в конце нынешнего лета был застрелен крестьянином один киргиз, китайский подданный, и таким образом возникло даже нечто вроде пограничного конфликта. Разобрать этот конфликт оказалось почти невозможным: крестьянин, застреливший киргиза, говорит, что отбивал украденных лошадей, а киргизы, товарищи убитого, показывают совершенно обратное. Так это убийство и осталось неразобранным, и возможно, что таким оно и останется.
Но этот случай всколыхнул китайских пограничных киргизов, которые стали грозить, что если крестьянин, убивший киргиза, не будет наказан по-китайски, т. е. смертной казнью, то они, киргизы, в одну темную ночь сожгут весь поселок и порежут там всех русских. Но известно, что киргизы вообще большой храбростью или жестокостью не отличаются, и потому их угроза испугать алексеевцев не может, но каждый из них после этого случая всегда держал поближе оружие и тревожно поглядывал темной ночью на свои строения.
Вот эти-то три причины и тормозят развитие благосостояния алексеевцев, и неизвестно, изменятся ли они когда-нибудь к лучшему.
__________
Из Алексеевки мне удалось наконец пробраться и на Кызыл-ёнке, пристроившись к гидротехнической партии.
Участок этот в переселенческой книжке 1907 года назван Китайским, - может быть, потому, что он на самом деле находится на китайской стороне Алкабека. Можно бы рассказать, как это случилось, но это длинная история. [В 1920 году Китай получил контроль над данным участком. «На границе с Синьцзяном в 1920 г. местные китайские власти присвоили участок нашей территории площадью около 60 кв. км, именуемый на картах урочищем Кызыл-Уй-Енке. Операция захвата была осуществлена путем купли этого участка у военного комиссара Зайсанского уезда Короткова, бежавшего затем в Китай» (Ю. М. Галенович. Россия и Китай в XX веке: граница. М., 2001.). - rus_turk.]
Китайский участок имеет 2400 десятин и назначен на 141 душевую долю. Много ходоков подавали заявления о зачислении за ними этого участка, были в этом числе и наши калужские, тоже Жиздринского уезда, но, к счастью крестьян, участок никому не давали, так как он вызывал сомнения в достаточности воды для полива. Но я говорил уже в примечании, что Алкабек в летнее время бывает совсем сух, потому что вся вода, как его собственная, так и его притоков разбирается выше Кызыл-ёнке в арыки; значит, пашни поливать здесь нечем и, следовательно, не может здесь родиться и одного зерна. Кызыл-ёнке значится в переселенческих книжках свободным участком 3 или 4 года, и никому не известно, что с ним делать. К сожалению, это обстоятельство ходокам совершенно неизвестно, так как они приходили на Кызыл-ёнке весной, когда воды в Алкабеке бывает много.
Между тем отрезать этот участок для поселка стоило начальству больших хлопот. На нем жили киргизы - китайские подданные и считали его своим; и когда вышло распоряжение уходить киргизам с этого участка, то они не хотели подчиняться никаким распоряжениям. Тогда послали отряд казаков, чтобы сжечь киргизские зимовки, как их об этом и предупреждали. Зимовки в количестве 40 штук были сожжены, и киргизы, таким образом, были выдворены из Кызыл-ёнке. А теперь оказывалось, что все равно Кызыл-ёнке нельзя воспользоваться для поселка.
Как же так жестоко ошиблись отрезавшие этот участок?
Оказывается - очень просто: когда отрезался участок, воды в Алкабеке и летом было достаточно, и киргизы, владевшие Кызыл-ёнке, имели там посевы. Но тогда и алексеевские и николаевские пашни тоже были во владении киргизов; а так как киргизы сеяли там в три раза менее, чем сеют теперь русские, и в три раза менее брали воды из притоков Алкабека, то понятно, почему тогда в Алкабеке вода была постоянно, а теперь - нет.
Вот и все, что можно сказать «хорошего» о Кызыл-ёнке.
ОКОНЧАНИЕ
Описания населенных мест (Семипалатинская обл.):
https://rus-turk.livejournal.com/548880.html
Часть 1. Часть 2. Часть 3. Часть 4.
Н. Г. Катанаев. Кочевка киргиз в Зайсанском уезде, у переправы через Иртыш на Алкабеке. 1909
Я приехал в Ардынский в первых числах июня. В это время среди «ардынцев» происходило сильное брожение ввиду недовольства участком. Пора разных удач прошла, наступило время разных огорчений. Всходы оказались решительно у всех очень плохими, и притом действительно странными: иной стебель пшеницы, хотя и был в 4 вершка ростом, а начинал уже колоситься, а иной только еще выходил из земли. Всходы были редкие, с большими совсем пустыми местами. Возможно, что плохие всходы вышли потому, что «ардынцы» не сумели по-здешнему ни вспахать, ни посеять, ни полить, так как первый раз брались за новую для них землю. Возможно, и даже вероятно, что на будущий год, когда они получше ознакомятся с уходом за землей, и урожай у них будет лучше. Но как об этом сказать наверное, и кто знает, будет ли урожай здесь когда-нибудь или не будет?
А ветры! они так часто и сильно бушуют здесь, что не только мешают работать, но кажется, что когда-нибудь они опрокинут и самые срубы; дуют они всегда с одних и тех же сторон: то с запада на восток, то с востока на запад, повторяясь в неделю раза два и три и бушуя целыми сутками.
Все это очень беспокоило «ардынцев», и некоторые из них теперь горько раскаивались, что покинули родину неизвестно для чего.
Однако давно уже были посланы письма на родину, чтобы отцы и матери, братья и жены с детьми продавали все имущество и ехали сюда, в эту «обетованную землю».
Что же теперь было делать?
С нами в дороге встречались два «ардынских» мужичка, которые спешно шагали к Зайсану; оказывается, они шли затем, чтобы послать своим семьям телеграмму и предупредить их, чтобы они остановились и ни в каком случае сюда не ехали, так как участок оказывается плохим.
Но они опоздали с своими телеграммами: их семьи в это время давно уже были в дороге и даже «перевалили» за Урал, так как тоже торопились ехать; ведь, согласно письмам, они должны были приехать на новое место, чтобы не опоздать к уборке нового хлеба.
В конце июня, в самый комариный сезон, приехали эти семьи в Ардынский. Их было до 100 человек, - мужчин, женщин и детей, и ехали они двумя партиями.
Нет надобности передавать подробно их рассказы о пути, рассказы о сборах в дорогу, о распродаже за бесценок своего имущества и так далее, так как это всем известно. Но нужно сказать, что этот длинный и медленный путь с маленькими детьми и женщинами очень труден и мучителен. В дороге, вследствие скверного содержания «приспособленных» переселенцам товарных вагонов [Приспособленность этих вагонов такова, что, в них нет даже хоть какого-нибудь клозета. В то же время нет их и на станциях, так как нельзя считать маленького на 4 человека отхожего места достаточным, когда людей сотни, а на больших станциях - тысячи. Можно понять, что творится при остановках переселенческого поезда.], у них заболели решительно все дети: то корью, то скарлатиной, то коклюшем, и троих из них схоронили в пути. Одна женщина дорогой разрешилась от беременности. Сколько хлопот, сколько мучений с этими больными и умирающими детьми и с слабыми женщинами в набитом дополна товарном вагоне или в такой же тесноте на пароходе.
От Семипалатинска женщинам становится страшно: проехали они так далеко, а чем дальше, тем местность становится хуже и хуже. Перед ними высохшие равнины, черные горы, страшные люди - киргизы [Киргизы, кочующие по здешним степям и горам, народ вообще добродушный, но людям, не знающим их, а особенно дер. женщинам, они с первого раза кажутся страшными, чуть не людоедами.]. И женщины готовы были плакать или рады бы даже вернуться назад. Но их утешают, Ардынский участок совсем не то, что здешние места, что там лес, луга, рыбная река, и скрепя сердце они плывут дальше.
Вот и Зайсанское озеро и Топольный мыс, где все сошли с парохода. Здесь их встретили выехавшие из Ардынского их родные, которые были предупреждены посланной из Семипалатинска телеграммой.
Но им предстояло переплыть еще поперек Зайсанское озеро, на другую его сторону. Озеро в этом месте имеет до 30 верст ширины. Их взялся туда переправить зайсанский рыбак за 25 руб. на большом баркасе.
Поплыли они еще и на баркасе. Но баркас был старый, стоял до этого без дела и потому был с сильной течью. Чем дальше плыли они, тем более баркас погружался ниже и ниже, и воду не успевали отливать. Они уж были далеко от берега, когда всем стало явно, что баркас тонет.
Поднялся плач, пошла суматоха, но в то же время все принялись за дело: женщины рвали свои узлы, доставали рубахи, полотенца и вообще что попало, чтобы законопатить ими дыры; вычерпывали воду всем, что попадалось в руки: чугунами, чашками, ведрами, и опасность стала уменьшаться. На их счастье, погода была совершенно тихая, и только поэтому им удалось благополучно добраться до другого берега. Их ожидали там остальные родные с приготовленными подводами (подводы были только для вещей и для детей). Но тут у них оказался еще такой неприятный случай: ни у кого не было хлеба (не говоря уж о другом) - ни у приехавших, ни у встречавших. А все были давно голодны.
Случилось это таким образом.
Из Семипалатинска в Ардынский была прислана телеграмма с известием, что их семьи едут в Ардынский. Телеграмма была послана в день приезда семей в Семипалатинск и случайно была получена «ардынцами» без задержки; получив телеграмму, они отправились немедленно к Зайсанскому озеру встречать своих родных.
А между тем их семьям пришлось около недели ожидать в Семипалатинске парохода. И потому, когда семьи еще были в Семипалатинске, «ардынцы» сидели возле Зайсанского озера и, ожидая со дня на день, съели весь припасенный приезжим хлеб. В то же время у них там были украдены две лошади, которые так и не нашлись.
Дети плакали, прося хлеба, а его нет и достать негде. Но все-таки они нашли, чем хоть немного можно было кормиться: им в чию попадались зайцы, которых они стреляли, варили и поедали без остатков.
Проезжая равнину, прибывшие увидели, что места здесь еще страшней, чем возле и за Семипалатинском: земля часто совсем голая и притом очень каменистая, каменные горы еще черней и страшней, а людей не видно никаких. Киргизы, которых здесь во всех возможных им только местах очень много, были в это время далеко отсюда в горах, на летних пастбищах.
Но вот приехали и в поселок.
Что они тут увидели? - я об этом уже говорил, описывая участок: все тот же чий, солонцы, гальку, песок, свои срубы и те же горы.
Можно ли передать все их разочарование и горечь, когда они увидели еще и печальные всходы?
И день приезда их в поселок справедливо можно назвать днем величайшего плача, досады и попреков.
Ради чего лишились они всего имущества на родине, которое собирали годами, ради чего потратили все деньги, вырученные за имущество, на дальнюю дорогу и ради чего терпели они столько мучений и пережили страшную опасность?
И горько плакали здесь женщины и много насулили нехорошего всем тем, по милости которых они попали в эту сторону. Но и из мужчин некоторые горевали не менее женщин.
Спустя дня два приезжие захотели утешиться хоть рыбной ловлей - ведь и невод новый привезли с родины. Закинули. В заливе поймали несколько карасей, а в реке ничего не поймали.
Две семьи на третий день по приезде стали собираться в обратный путь, несмотря на то, что дома все было продано и средств там не было никаких, да и на обратную дорогу денег не хватало. Однако они все-таки уехали, не сказав даже «прощай» тем своим родным, которые пригласили их сюда ехать.
Как они доехали обратно и как теперь поживают без хозяйств в своей Огари или Тихоновке? - Бог их знает.
Пять человек, расспросив у какого-то проезжего сибиряка дорогу, отправились прямо через горы искать новых мест на речку Бухтарму, - это недалеко от Алтайской станицы.
Сибиряк рассказывал, что там очень хорошо. По прямой линии это отсюда верст 150, но по горам без дороги, вероятно, в два раза больше. Но главное, в горах они скоро запутались, на четвертый или пятый день у них вышла провизия, и они, голодные и обессиленные, лазили по обрывам, не зная, как из них выпутаться. Выручили их киргизы, которых они встретили где-то в лощине и которые накормили их и указали путь к речке Бухтарме.
Нашли они Бухтарму и побывали там в нескольких селениях.
Они увидели, что горы там совсем не такие, как те, которые окружают Зайсанскую равнину. Хотя и там везде торчат каменные скалы, но большая часть гор покрыта травою, местами даже роскошной, и, кроме того, по горам растет немало разного леса. Места для пашни выбирают в междугорных долинах, и хлеб там всегда растет хорошо, но, к сожалению, не всегда созревает. Зима начинается рано, и, случается, выпадает снег, когда хлеб стоит еще зеленым. Точно так же и весной долго продолжаются утренние морозы. Большая половина крестьян живут здесь нисколько не лучше того, как жили огарцы, тихоновцы и павловцы в своих родных местах. Есть крестьяне и там, которые живут богато, но такие совсем почти не занимаются земледелием: они разводят маралов и продают китайцам их очень дорогие рога [Марал - полудикое, но очень смирное животное породы больших оленей. Когда-то они попадались здесь и на свободе, но теперь уж этого лет. Каждый год в известное время с них снимают рога и продают китайцам за 50-70 руб. с каждого марала. К следующему году рога вырастают вновь, и если не снимают их, то они отпадают и сами, но тогда уж не имеют цены. Китайцы из рогов марала варят какое-то снадобье - очень ими ценимое.]. Разводить маралов и снимать с них рога - дело очень легкое и наживное, но заняться этим делом так же легко, как, например, построить в Калужской губ. паровую мельницу или лесопильный завод: если есть на это деньги, то нетрудно, а если денег нет, то совсем нельзя. Пара маралов стоит до 300 рублей, а их нужно иметь по крайней мере десяток. Да нужно для них достать не менее 80-40 десятин леса, который весь или казенный, или кабинетский, и хорошенько обгородить его, чтоб маралы не ушли и не украли их.
Походили наши земляки там и видят, что трудно определить, где скорей и лучше можно устроиться, здесь ли в горах, или на равнине в Ардынском. И трое из них пришли обратно в Ардынский, а двое, хотя и приходили, но взяли свои семьи и ушли на Бухтарму.
Это было в конце июля. В это время и я покинул Ардынский поселок, нанявшись к гидротехнику Переселенческого управления вырыть колодезь в Алексеевке.
VI. Поселок Алексеевка
Алексеевка начала заселяться с 1903 года, т. е. 4-5 лет тому назад, но до назначенной нормы не заселена еще и наполовину, хотя все душевые доли в ней заняты, т. е. записаны за крестьянами, желающими сюда переселиться [Если бы кто из этих записанных в течение двух дет со дня записи сюда не приехал, то на их место есть записанные кандидаты, которые тоже приехали за землей и иногда живут здесь подолгу в ожидании таких свободных долей.]. Теперь в Алексеевке около 60 домов, которые расположены в одну прямую улицу, имеющую в длину полторы версты. Улица идет почти по ровной возвышенности увала вдоль левой стороны речки Теректы, протекающей от улицы приблизительно в 120 саженях.
От улицы в обе ее стороны идут уклоны: с одной стороны - крутой и местами с обрывами, к речке, а с другой - отлогий, к небольшому лугу, находящемуся в лощине в одной версте от улицы. Между лугом и населенной улицей должна быть такая же вторая улица, которая с нынешнего лета и начинала заселяться вновь прибывшими переселенцами в количестве около 20 семей.
Все домики в Алексеевке имеют невзрачный вид, так как все они сделаны на скорую руку самими хозяевами без особых мастеров, и все, по здешнему обычаю, без крыш. Для приезжего из России такие домики кажутся неоконченными или пострадавшими от пожара, но на самом деле в этих местах все привыкли обходиться по-азиатски без крыш. Домов с десяток было деревянных, рубленных срубами, хотя тоже из кривой осины, а все остальные были сделаны из земляного кирпича или были просто землянки.
Несмотря, однако, на эти невзрачные домики, поселок имел живой и даже отрадный вид, и можно было надеяться, что стоит он на хорошем, удобном месте и, может быть, будет расти и развиваться; эта надежда является еще тогда, когда увидишь весьма отличные от Зайсанской равнины земли этого участка и увидишь их поля, обещающие дать обильный урожай всего. Сам поселок оживлялся несколькими настоящими малороссийскими огородами, которые в это время были в самом роскошном периоде роста, цветения и созревания: на огороде не так ведь, как в саду, - все это происходит одновременно. После сухой Зайсанской равнины нельзя было достаточно налюбоваться на эти действительно прекрасные огороды.
Виднее всего стояли высокие подсолнухи с широкими зелеными листьями и большими ярко-желтыми цветущими головами. Самые молодые, только еще расцветшие подсолнухи стояли, подняв свои золотистые головы кверху и весь день смотрели на солнце, как на свою родную мать, на которую они не могут насмотреться; более же спелые нагнулись к земле и теперь, вероятно, понимали, что и земля для них также родимая мать. Рядом с подсолнухами, не уступая им ростом, зрела стройная кукуруза, распустив свои шелковые белокурые волосы, которыми так нежно и заботливо укрыт ее плод. Но среди всеобщей живой зелени огорода особенно ярко выделялись целые гряды разноцветного мака с крупными, как бокалы, цветами.
Хозяева этих огородов были на самом деле малороссы и видимо любили не только пользу, но и красоту растений, и потому в их огородах кроме мака много есть и других цветов: я видел здесь и разноцветные майорики, и желтую гвоздику, и красавицу зорьку, и душистые васильки; точно так же у них росли здесь всевозможные овощи: огурцы, морковь, свекла, редька, лук и тому подобное, а у некоторых были даже баклажаны. Но очень жаль, что огороды были далеко не у всех, хотя места для них было сколько угодно и каждому была отмежевана для усадьбы и огорода площадь в 16 саж. ширины и 60 длины.
В чем же было затруднение, и что мешало иметь возле дома огород каждому?
Затруднение было в том, что в арыке, проведенном к поселку, текло очень мало воды, не более как на 25-30 огородов, и воду захватывали те, к которым она была ближе, остальные же оставались без воды и, следовательно, без огородов. Случалось, что не хватало воды полить уже засеянные огороды, и тогда они или засыхали совсем, или росли чрезвычайно чахлыми. Арык для поселка можно бы сделать более многоводным, если расширить его русло и укрепить более его плотину, тогда и воды хватило бы всем и разделить ее можно было бы поровну, но для этого требуется и общий труд и, главным образом, общее согласие, которого в Алексеевке, к сожалению, очень мало. Со временем, может быть, все это уладится и устроится.
Земли в Алексеевке считается на 570 душевых долей, и, считая по 15 десятин на душу, должно быть 8550 десятин; на самом деле земли в этом участке еще более, так как имеющиеся на нем неудобные земли не считаются, а малоудобные - считаются 2 и 3 десятины за одну удобную, поэтому земли в Алексеевке имеется около 10.000 десятин.
В Зайсанском уезде это самый лучший участок и по мягкому климату, и по плодородию земли, и по малому количеству комаров, которых в других местах этой равнины более чем достаточно.
Точно так же и растительность здесь несколько иная: чий можно увидеть только в редких местах и в самом малом количестве, солонцов очень мало, гальки нет совсем, и травяной покров хотя вообще и негустой и преимущественно сорный, малосъедобный, но имеется всюду.
Поверхность участка также не представляет гладкой равнины, а наоборот - несколько волниста, с лощинками и увалами; но лощинки неглубоки, а увалы невысоки и без крутых покатостей; лощинки встречаются иногда с густой хорошей травой, с массой голубого цикория и разноцветной белой, кремовой и розовой мальвы. Увалы и лощинки, начинаясь от гор, протянулись поперек участка (с севера на юг) и оканчиваются у речки Алкабека, служащего и границей этого участка и границей Российской и Китайской империй [Алкабек берет свое начало из ключей в горах Алтая верст за 100 от Алексеевки и впадает в Иртыш недалеко от Ашадаса. По всему течению Алкабек служит границей Российской и Китайской империй; летом он почти сух ввиду того, что вся вода, как его собственная, так и его притоков, разбирается в арыки.].
Из гор в лощинках протекают по участку две речки - Нижняя и Средняя Теректы, которые впадают в тот же Алкабек. Впрочем, только ранней весной да в конце осени приносят они в Алкабек воды сравнительно большое количество, летом же, т. е. от начала посевов и до уборки хлебов, вся вода из них по выходе из гор разбирается в арыки для полива пашен, и тогда русло Нижней Теректы совсем сухое, а в Средней хотя и журчит маленький ручей, но только потому, что еще не совсем хорошо устроены плотины, задерживающие и поднимающие воду в арыки. Зимой Нижняя Теректа промерзает до дна, а Средняя промерзает только в большие морозы; речки эти параллельны, и расстояние между ними 4-5 верст; как уже сказано, Алексеевка расположена на увале вдоль левой стороны Средней Теректы. В 8 верстах от Алексеевки вверх по Алкабеку, и также на границе, находится еще новый поселок - Николаевка, имеющий 23 дома и считающийся заселенным полностью. Возле Николаевки течет речка Верхняя Теректы, тоже впадающая в Алкабек и тоже служащая для полива пашен. Дальше в горах, по направлению к Алтайской станице есть еще 2 или 3 маленьких поселка Зайсанского уезда; но они имеют уже совершенно горный характер; поливать пашню там не требуется, но такие овощи, как арбузы и даже огурцы, там не созревают [В 22 верстах от Николаевки, в горах, в урочище Кызыл-иши находится третий поселок - Александровка, ровесник этим двум поселкам, но имеющий другие, горные климатические условия.].
Вся площадь, занимаемая этими двумя участками, с трех сторон окружена непрерывной цепью гор: с двух сторон ее полукругом охватили отроги Алтайских гор, к которым с третьей стороны присоединяются песчаные китайские горы Ак-Кум, тянущиеся вдоль Алкабека всего в одной или двух верстах от него [Это - те самые горы, которые в ясный день виднеются так странно, как мираж, из поселка Ардынского.]. Таким образом, здесь образовался угол, обгороженный горами и открытый только с одной юго-западной, теплой стороны; вероятно, поэтому климатические условия этого уголка так сильно отличаются и от холодных горных и от ветреных равнинных условий.
Каменные отроги Алтайских гор и здесь еще не очень приглядны, но в 20-30 верстах отсюда на них можно встретить хорошую травяную растительность и местами превосходный лиственный лес; здесь же они покрыты разным мелким кустарником: серой таволожкой, таким же карагайником и очень иглистым горным шиповником. Наиболее высокие хребты этих гор значительно выше Кальджирских и имеют не черный, как те, а серо-желтый цвет. Каменные гряды угрюмо громоздятся одна другой выше, часто выступают отвесные и нависшие скалы и грозят раздавить человека, как самую маленькую козявку.
В ущельях гор, где бегут ключи и речки, природа сравнительно богата: там можно найти много осины, тальнику, а изредка можно встретить и березку; там обилие ягод - ежевики, есть дикий крыжовник, попадается и смородина, много калины, черемухи и сколько угодно - хмеля. Однако пробраться к ним - дело нелегкое, так как часто придется карабкаться по острым и обрывистым гребням, то круто взбираясь на них, то глубоко опускаясь в ущелье, то вновь оттуда выбираясь. Впрочем, за исключением крыжовника и хмеля, все это растет также и по всему течению Средней Теректы и, следовательно, есть и возле самого поселка, но тут все это часто рубится, обламывается, затаптывается, и, таким образом, все испорчено и портится.
Песчаные горы Ак-Кум, которые всегда перед глазами алексеевцев, начинаются от урочища Кызыл-е́нке и тянутся к алтайским отрогам, имея около 40 верст длины и от 20 до 30 верст ширины. Это - горы чистейшего желтоватого песку; самые высокие хребты их поднимаются саженей на 50 выше Алексеевки и там оканчиваются острыми обрывистыми гребнями. Линии всех гребней почти параллельны и тянутся с юга на север, потому что господствующие здесь ветры дуют с запада на восток, прямо на Алтайские горы. Мне кажется, что огромные океанские волны после сильной бури должны быть очень похожи на эти песочные волны; похожи они и на снежные наносы, которые бывают у нас в глубокую зиму, после сильной снежной метели; только, понятно, пески эти имеют высоту в сотни раз большую, чем наши снежные наносы.
Интересуясь получше ознакомиться с окрестностями, я взобрался однажды на один из высоких гребней этого песку. Оттуда я увидел за песком китайскую прииртышскую равнину, которая все так же тянулась на юго-восток, скрываясь на горизонте; за равниной на юге опять блестели такие же волны песку, а за песком, - чуть-чуть виднеясь, начинались вновь бесконечные горы, закрываемые синей туманной далью. Эта китайская сторона еще более пустынна, чем русская, и также населена киргизами, но подданными китайского богдыхана.
Я уж говорил, что Алексеевка в климатическом отношении находится в исключительном положении, и хотел бы сказать об этом несколько подробнее. Весна начинается здесь раньше, чем в Калужской губернии, и приблизительно одновременно с Киевской губернией. В нынешнем году с апреля здесь сеяли ярицу, горох, мак и садили картофель, тогда как в Калужской губернии в это время земледельцы ни за что еще не могли браться, так как было холодно.
Лето в этом уголке всегда благоприятно для созревания, и я видел, что огурцы, дыни, арбузы и вообще всякие овощи, а также и хлеб созревают здесь не позднее, чем в Малороссии.
Говорят, что и зима здесь очень мягкая: больших морозов не бывает, не бывает и сильных буранов, чего нельзя сказать относительно даже ближайших мест к Алексеевке; все это, конечно, благодаря горам, окружающим ее и загораживающим от ветров и морозов.
Земля при умелой обработке, т. е. главным образом при умелом поливе, дает огромные урожаи. Однажды в праздничный день я пошел посмотреть на алексеевские поля: урожай был такой, лучше которого я еще никогда не видал. Невольно вспомнилась благодатная Месопотамия, куда ходили еврейские ходоки и откуда принесли для показа огромные виноградные грозди. Высокая и густая с крупными колосьями, зрела пшеница и тихо волновалась, как большое озеро от дуновения ветра. Еще выше пшеницы стояла рожь-ярица, совсем уже спелая, готовая к жатве, и под лучами солнца переливалась золотистым блеском. Очень хороши были также овес и ячмень, особенно по сравнению с нашими тощими калужскими урожаями. Но всего лучше было просо: своим ростом, густотой и тяжестью кисти оно прямо напоминало месопотомские грозди. Казалось, все хлеба поспорили между собою, который из них уродится лучше и обильней, и все честно старались превзойти друг друга, и хотя все они уродились отлично, но просо превзошло их все.
Нынешним летом алексеевцы собирали с десятины: пшеницы до 150 пудов, ржи-ярицы до 120 пудов, овса до 100 пудов, ячменя тоже до 100 пудов, а проса до 200 пудов. Некоторые понемногу сеяли коноплю и лен; урожай их был хороший. Гречихи вообще в Зайсанском уезде не сеют, и даже в зайсанских лавках гречневых круп не имеется, поэтому предполагалось, что гречиха здесь родиться не может. Но такое предположение оказалось неверным. Староста этого поселка где-то достал 10 фунтов гречихи и посеял ее для опыта. Гречиха родилась удивительная: рослая, пышная, с крупными зернами. Обмолотил староста гречиху и собрал 4 мешка зерна, т. е. около 20 пудов. Сеял гречиху и другой крестьянин, и тоже сеял для опыта всего 7-8 горстей, и у него вышла гречиха невиданная. Теперь почти все крестьяне хотят просить у них семена гречихи и сеять ее. Урожай всяких овощей: дынь, арбузов, огурцов, капусты, моркови, тыквы и тому подобных не заставлял желать ничего лучшего. И главное, что здесь такой урожай не есть случайный, не зависит от дождей, а находится в руках самого земледельца, - зависит от его уменья вовремя и в нужном количестве полить землю водой из речек.
Прочитав эти строки, многие, вероятно, подумают, что благосостояние крестьян в этом поселке с такими благодатными урожаями должно быть очень завидно, по крайней мере в будущем. Но это еще вопрос, и чтобы объяснить это, нужно сказать и об отрицательных качествах этого уголка, и тогда, вероятно, станет понятным, почему у большинства даже до некоторой степени устроившихся крестьян благосостояние невелико, и немногим лишь лучше, чем в любой русской захудалой деревне. О тех же, которые только еще начали устраиваться, я ничего не говорю, так как такие здесь, как и всюду на новых местах, терпят во всем крайнюю нужду. Но дело в том, что и по прошествии нескольких лет, когда все окончательно устроятся, и тогда трудно ожидать, чтобы благосостояние этих крестьян соответствовало обилию их урожаев. Так предполагают и сами крестьяне, а некоторые из них, вполне ознакомившись со всеми условиями, даже собираются уезжать отсюда, не дорожа высокими урожаями и всеми другими удобствами.
В чем здесь загадка?
Эта загадка отгадывается тремя ответами.
И первый - земли мало.
«Как мало? - закричат незнакомые с условиями здешнего земледелия, - ведь говорилось, что земли здесь 10.000 десятин, и притом большей частью удобной, дающей огромные урожаи».
Да, земли 10.000 десятин, но пользоваться можно только пятьюстами десятин, так как только на такое количество достает воды в речках, а остальная вся земля остается неиспользованной и представляет ни на что не годную пустошь; я уж говорил, что при недостатке воды невозможно развести даже маленького огорода возле дома. Итак, количество земли, даже вполне годной для земледелия и плодородной, не имеет здесь никакого значения, а имеет значение только количество воды, а вот воды-то сравнительно с землей и мало.
Правда, воды мало только тогда, когда она очень нужна, т. е. во время роста хлеба, весной же в этих речках воды, как говорится, море, но вся она убегает в Алкабек, потом в Иртыш, а затем и в Ледовитый океан.
Правда и то, что в горных ущельях очень удобно сделать большие запруды, задерживающие воду для лета, и тогда можно бы пользоваться всем возможным количеством земли, т. е. в 10 раз большим, чем пользуются теперь; но устроить такие запруды едва ли будет по силам самим крестьянам этого поселка.
Вот духоборы, которые уехали в Америку, могли бы, вероятно, все это сделать и сами.
И пока запруды не будут устроены, а они могут и никогда не быть устроенными, приходится пользоваться лишь 500 десятинами и делить их на 570 душевых долей.
Да и эти 500 десятин дались не сразу, а по мере увеличения арыков и утилизации всей возможной воды. Проводить новые арыки крестьяне договаривали киргизов и за эту работу платили киргизам не деньгами, а тем, что давали им в аренду землю не приехавших еще крестьян.
Нужно ли доказывать, что при пользовании таким количеством земли сытым быть, конечно, можно, но завести, например, хотя бы нехудые сапоги будет трудно; и кирпичный чай как пьют теперь без сахара, так, вероятно, и всегда будут пить без него, тем более что сахар здесь очень дорог; и как теперь освещение даже коптилкой считается для тощего бюджета обременительным (керосин здесь продается 10-12 коп. фунт), так, по-видимому, оно будет считаться и в будущем; я думаю, что это понятно без особых объяснений.
И это первый ответ на загадку, но нужно еще сказать, что с малоземельем крестьяне могли бы мириться и справиться легче всего, - а вот еще второй.
Чуть не каждый день приходилось видеть тревожно бегущих людей, ищущих своих пропавших коров, быков, лошадей. Не всякий раз оказывается действительная кража; случается, что животные заходят сами куда-нибудь в горы и потом отыскиваются; но часто бывают и настоящие кражи, и тогда животные пропадают бесследно, и жалкому благосостоянию новосела наносится этим тяжкая пробоина. Я прожил в Алексеевке полтора месяца, и за это время было 9 настоящих краж лошадей. Особенно была поразительна кража у недавно приехавшего сюда крестьянина двух лошадей, привязанных к телеге, в которой спал сам крестьянин, возле шалаша, где находилась вся семья. Никто не слышал, как воры отвязали лошадей и угнали их Бог весть куда. Поэтому понятно, что как только исчезала куда-нибудь скотина, подымалась суматоха; хозяева скакали во все стороны, и за пески в китайщину, и в горы, отыскивая пропажу, и не всегда, конечно, находили. Поэтому также понятно, почему в Алексеевке по улице нельзя пройти одному и без палок, не будучи искусанным собаками, которых зажиточные хозяева имеют здесь по 3 и по 4 штуки во дворе. Кражи эти существуют здесь с самого основания поселка и по мере его увеличения все увеличиваются.
Кто же ворует? - Большею частью - киргизы, но однажды попался в них и русский; ведь поселок сборный, люди сошлись с разных сторон и не о каждом известно, чем он занимался прежде.
И, наконец, третий ответ на загадку - это страшная вражда, ссоры и драки, процветающие в Алексеевке с особенной силой: почти каждый праздник можно было видеть драку между крестьянами, тогда как в будни происходили такие же столкновения крестьян с киргизами. В поселке есть и очень хорошие и умные люди, но что они могут сделать, если вообще не принято решать дела мирно; все это в высшей степени тормозило всякие общественные дела в Алексеевке. Надобно сказать, что в Алексеевку собрались люди разных губерний, с разными привычками, люди совершенно чуждые друг другу: тут были и малороссы (более всего), и великороссы, и здешние сибиряки, пришедшие сюда из Алтайских гор, где им надоел холод. Помимо этого, все малороссы и великороссы пришли сюда не прямо с родины, а из разных мест Сибири, где они жили по 3 - по 4 года на разных неудачных участках, где все они много пострадали и растеряли своих товарищей: то ушедших обратно в Россию, то погибших в солонцах Сибири. Эти оставшиеся были твердые люди, выдержавшие всякие невзгоды, но не желавшие ни на йоту уступать своего интереса, что и приводило их к бесконечным столкновениям [Их рассказы о совершенно различных местах Сибири очень интересны и поучительны: тут были и бежавшие от постоянной засухи с юга акмолинских степей, и прибывшие из Уссурийского края, где их ежегодно буквально заливало дождем, и были из таких мест Сибири, где на Троицу бывают еще морозы, а в конце августа ходят уже в рукавицах и полушубках овчинных.]. Столкновения у крестьян между собою происходили чаще всего из-за воды, а между крестьянами и киргизами - из-за потрав, причиняемых киргизами, или по поводу подозрения их в краже. На почве этой неурядицы в конце нынешнего лета был застрелен крестьянином один киргиз, китайский подданный, и таким образом возникло даже нечто вроде пограничного конфликта. Разобрать этот конфликт оказалось почти невозможным: крестьянин, застреливший киргиза, говорит, что отбивал украденных лошадей, а киргизы, товарищи убитого, показывают совершенно обратное. Так это убийство и осталось неразобранным, и возможно, что таким оно и останется.
Но этот случай всколыхнул китайских пограничных киргизов, которые стали грозить, что если крестьянин, убивший киргиза, не будет наказан по-китайски, т. е. смертной казнью, то они, киргизы, в одну темную ночь сожгут весь поселок и порежут там всех русских. Но известно, что киргизы вообще большой храбростью или жестокостью не отличаются, и потому их угроза испугать алексеевцев не может, но каждый из них после этого случая всегда держал поближе оружие и тревожно поглядывал темной ночью на свои строения.
Вот эти-то три причины и тормозят развитие благосостояния алексеевцев, и неизвестно, изменятся ли они когда-нибудь к лучшему.
__________
Из Алексеевки мне удалось наконец пробраться и на Кызыл-ёнке, пристроившись к гидротехнической партии.
Участок этот в переселенческой книжке 1907 года назван Китайским, - может быть, потому, что он на самом деле находится на китайской стороне Алкабека. Можно бы рассказать, как это случилось, но это длинная история. [В 1920 году Китай получил контроль над данным участком. «На границе с Синьцзяном в 1920 г. местные китайские власти присвоили участок нашей территории площадью около 60 кв. км, именуемый на картах урочищем Кызыл-Уй-Енке. Операция захвата была осуществлена путем купли этого участка у военного комиссара Зайсанского уезда Короткова, бежавшего затем в Китай» (Ю. М. Галенович. Россия и Китай в XX веке: граница. М., 2001.). - rus_turk.]
Китайский участок имеет 2400 десятин и назначен на 141 душевую долю. Много ходоков подавали заявления о зачислении за ними этого участка, были в этом числе и наши калужские, тоже Жиздринского уезда, но, к счастью крестьян, участок никому не давали, так как он вызывал сомнения в достаточности воды для полива. Но я говорил уже в примечании, что Алкабек в летнее время бывает совсем сух, потому что вся вода, как его собственная, так и его притоков разбирается выше Кызыл-ёнке в арыки; значит, пашни поливать здесь нечем и, следовательно, не может здесь родиться и одного зерна. Кызыл-ёнке значится в переселенческих книжках свободным участком 3 или 4 года, и никому не известно, что с ним делать. К сожалению, это обстоятельство ходокам совершенно неизвестно, так как они приходили на Кызыл-ёнке весной, когда воды в Алкабеке бывает много.
Между тем отрезать этот участок для поселка стоило начальству больших хлопот. На нем жили киргизы - китайские подданные и считали его своим; и когда вышло распоряжение уходить киргизам с этого участка, то они не хотели подчиняться никаким распоряжениям. Тогда послали отряд казаков, чтобы сжечь киргизские зимовки, как их об этом и предупреждали. Зимовки в количестве 40 штук были сожжены, и киргизы, таким образом, были выдворены из Кызыл-ёнке. А теперь оказывалось, что все равно Кызыл-ёнке нельзя воспользоваться для поселка.
Как же так жестоко ошиблись отрезавшие этот участок?
Оказывается - очень просто: когда отрезался участок, воды в Алкабеке и летом было достаточно, и киргизы, владевшие Кызыл-ёнке, имели там посевы. Но тогда и алексеевские и николаевские пашни тоже были во владении киргизов; а так как киргизы сеяли там в три раза менее, чем сеют теперь русские, и в три раза менее брали воды из притоков Алкабека, то понятно, почему тогда в Алкабеке вода была постоянно, а теперь - нет.
Вот и все, что можно сказать «хорошего» о Кызыл-ёнке.
ОКОНЧАНИЕ
Описания населенных мест (Семипалатинская обл.):
https://rus-turk.livejournal.com/548880.html