Из поездки в степь (А. И. Матюшенский)
А. Степной. Из поездки в степь. (Встречи и наблюдения) // Тургайская газета. 1897. № 63 (30 мая).
М. Фишман. Бакса лечит больного. Тургайская газета, 1897, приложение к № 12
I
Ехать было еще далеко, а ночь надвигалась. Солнце давно скрылось, и на западе горела багровая полоса неба, здесь и там перерезанная причудливыми узорами облачков. Облачки эти тихо, незаметно расплывались, принимая все новые и новые фантастические очертания. Над озерами струился дымок испарений, нежно расстилаясь по зеленым лугам. Долины темнели. Из-за Урала, который мы только что проехали, выплыл золотой серп луны. Киргизские кибитки выросли в громадные темные шапки и казались привидениями… Пора было подумать и [о] ночлеге.
- Где будем ночевать? - спросил я моего спутника.
- Все равно! Можно и на степи… Но в кибитке, пожалуй, лучше!
- Поедем в кибитку!
Мы подвернули к первой попавшейся кибитке и, поздоровавшись с хозяином, спросили:
- А, тасмыр, сызыкене конуга болама (эй, приятель, у тебя можно переночевать)?
Старый киргиз с закопченной, изрытой морщинами, но тихо улыбающейся физиономией вдруг засуетился и предложил войти в его убогую кибитку. Старик был беден. В его невзрачном жилье стояло всего четыре маленьких сундучка и виднелась попорченная временем утварь. Кошмы пожелтели, проносились, подушки и одеяла покрылись заплатами. Старик, по-видимому, был когда-то состоятельным, но теперь, приближаясь к могиле, влачил жалкое состояние полубайгуша.
- Самовар есть! - начал, все еще улыбаясь, старик, - сахару, чаю нет; махан есть, молока мала есть… Айда ночуй. Утын любит оруса… Арак есть?
- Есть!
- Утын любит арак… Э-э-э!..
Мы поблагодарили за внимание и попросили поставить самовар. Старик снова засуетился. Вскоре пришла хозяйка и приняла бразды правления над самоваром. Самовар шумел, мы закусывали. Утын выпил рюмку водки, погладил свою тощую узенькую бороденку, что-то промычал вроде хвалы Аллаху и совершенно просветлел.
- Хороший арак, - говорил старик, посматривая на бутылку, - я пил… Богатый был, три сына имел, калым давал сто двадцать баранов, три верблюда, семь лошадей. И денег давал: богатый был. Волостной меня знал, ты, говорил он, хороший, Утын, человек. А теперь забыл: Утын бедный стал. Э-э-э!..
Старик опустил голову и задумался. Мы молчали. Было холодно, и среди кибитки горел кизяк. Синеватый дымок, прорезанный слабыми лучами дешевенькой лампочки, тихо струился, поднимаясь чрез открытое вверху отверстие кибитки… Во время чаепития Утын снова вспомнил старое, былое, по-видимому, хорошее…
- Я богатый был… Сто двадцать баранов калым давал, три верблюда, семь лошадей. Каждую неделю в город ездил. Три сына были - умерли. Дочь осталась… Э-э-э!..
Я предложил Утыну лимона. Он взял кружочек, понюхал, повертел его в руках и, положив в стакан, снова заговорил.
- Чай пил с лимоном, когда был богатый. А теперь бедный стал… Сахару, чаю нет… Э-э-э!..
Хозяйка кибитки во время нашего разговора все время молчала, изредка улыбаясь речам оживившегося старика. Чай пить с нами она отказалась, очевидно, считая это нескромностью, неуважением к кунакам. Но зато после нас она пила долго, внимательно, с увлечением, подбирая микроскопические крошечки, оставшиеся от врученного ей кусочка белого хлеба.
Часов около 11 мы вышли из кибитки на воздух. Было прохладно. Ярко светил месяц. Природа спала. Кое-где кричал перепел, да в зарослях кудрявой таволожки, надрываясь, задорно «дергал» коростель.
II
Утром мы встретились с баксой. Это высокий сухой киргиз с длинными костлявыми руками. Голова его повязана ситцевым засаленным платком, под которым виднеется тибитейка; халат стар и потерт, но на теле чистая белая рубаха с открытой грудью. Грудь впалая, закопченная, переходящая в темно-оливковый цвет. Лицо худое, самое обыкновенное. Такие лица сплошь и рядом встречаются у бедных киргизов, не закормленных кургашками и т. п. деликатесами стола кочевников.
Фамилия баксы Таже Тонаев. Ему 59 лет, но он кажется много моложе. Свою лечебную практику он начал с двадцати пяти лет, унаследовав искусство лечения от своего родного отца. О своей практике Тонаев рассказал нам следующее:
В детстве мне снилось много снов, в которых человеческие болезни являлись в виде собак, нехороших людей и, главным образом, русских. Когда я начал практиковать, то и здесь сны меня не оставляли: они мне предсказывали результаты будущего лечения. Если я видел во сне, что мне удалось побороть нехорошего человека - болезнь, то я ехал на практику; если нет, то отказывался. Лечу я в большинстве случаев от албасты [Албасты - злой дух, являющийся людям в виде девушки лет 10-15. Он мучит в особенности женщин во время и после родов. Отличительная черта албасты - ноги, ввернутые ступнями вовнутрь, и длинные груди, которые закидываются за плечи. - Прим. автора.] - это, можно сказать, моя специальность. Осмотрев больного и увидев, что у него болит спина или бок, я сейчас же приказываю резать барана; вынимаю из него легкие и долго бью по больному месту. Иногда употребляю и массаж. Барана варят и тут же съедают, а в вознаграждение мне дают от него шкуру и всю целиком грудинку. Богатые дают иногда щедрые вознаграждения: лошадь, верблюда или несколько баранов. Но когда я лечу от албасты, то другого вознаграждения, кроме шкуры и грудинки, не беру, так как иначе я буду корыстолюбив и потеряю силу над албасты. Албасты знает это и меня слушает.
Однажды, не помню в каком году, меня пригласили к киргизу Жангуттыеву полечить его сноху Калкеш, которая была нездорова после родов. Я тотчас сел на лошадь и поехал. Около кибитки роженицы толпился народ. Слышались сожаления, что больной очень плохо и близка смерть. Я соскочил с лошади и с нагайкой в руках вошел в кибитку. Больная лежала неподвижно. Лицо ее посинело и глаза были крепко сомкнуты. Кругом сидело несколько мулл, набожно читавших молитвы. Вдруг я вижу албасты. Он сидел на сундуке, обтянутом кошмой. Ноги его с вывернутыми ступнями свесились и длинные груди были закинуты за плечи. Албасты о чем-то думал. Едва он меня заметил, как быстро вскочил, прыгнул и скрылся, незаметно пройдя чрез решетку кибитки. Я тихо подошел к больной, сделал массаж и три раза сильно ударил ее по спине. Она очнулась и заговорила. Меня оставили ночевать, зарезали белого барана (саксака) и хотели еще кой-чем подарить, но я отказался.
Раз мне случилось видеть сразу несколько албасты. Это было на Красном мысе, между поселком Островным и Красноярским. Меня пригласили в гости к киргизу Беркуту Мендыбаеву. Еду я и вижу на другом берегу Урала четыре албасты, которые весло играли на песке. Они были молоды. Их груди, как и всегда, были закинуты за плечи. На другой день я снова поехал к этому месту и после незначительного осмотра песчаной отмели заметил на ней шлях албасты. Ноги их были вывернуты вовнутрь.
Албасты могут принимать какой угодно, видно, вид. Так, несколько лет тому назад близ землянки киргиза Арабая Киргизбаева я видел албасты в образе козла, а вдова Кымбаш наткнулась раз на его в виде молодого козленка, который лежал под осокорем и тихо жевал траву. Когда он увидал Кымбаш, то быстро исчез, точно сквозь землю провалился.
Рассказывая это, Таже сильно волновался: глаза его блестели огнем и руки задорно жестикулировали. Видно было, что все, что он рассказывает, - непреложная правда, в которую Таже верит так же, как и в существование на земле широких степей и ароматного кумыза. Счастливый, наивный кочевник!..
Как далеко его простое миросозерцание от нашего разъедающего скептицизма, от философии отчаяния, которая за последнее время охватила нашу интеллигенцию?!..
А. Степной
М. Фишман. Бакса. Тургайская газета, 1897, приложение к № 9
Текст и фото заимствованы с istp2012.wordpress.com/2020/09/15/turgai_matov/
См. также:
• А. И. Лёвшин. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей
• П. К. Услар. Четыре месяца в Киргизской степи
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда
• Ч. Ч. Валиханов. О мусульманстве в Степи
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири
• Бакса. (Из жизни оренбургских киргизов). (Оренбургский листок)
• М. Н. Ястребов. Киргизские шаманы
• С. Г. Рыбаков. Отчет о поездке к киргизам
М. Фишман. Бакса лечит больного. Тургайская газета, 1897, приложение к № 12
I
Ехать было еще далеко, а ночь надвигалась. Солнце давно скрылось, и на западе горела багровая полоса неба, здесь и там перерезанная причудливыми узорами облачков. Облачки эти тихо, незаметно расплывались, принимая все новые и новые фантастические очертания. Над озерами струился дымок испарений, нежно расстилаясь по зеленым лугам. Долины темнели. Из-за Урала, который мы только что проехали, выплыл золотой серп луны. Киргизские кибитки выросли в громадные темные шапки и казались привидениями… Пора было подумать и [о] ночлеге.
- Где будем ночевать? - спросил я моего спутника.
- Все равно! Можно и на степи… Но в кибитке, пожалуй, лучше!
- Поедем в кибитку!
Мы подвернули к первой попавшейся кибитке и, поздоровавшись с хозяином, спросили:
- А, тасмыр, сызыкене конуга болама (эй, приятель, у тебя можно переночевать)?
Старый киргиз с закопченной, изрытой морщинами, но тихо улыбающейся физиономией вдруг засуетился и предложил войти в его убогую кибитку. Старик был беден. В его невзрачном жилье стояло всего четыре маленьких сундучка и виднелась попорченная временем утварь. Кошмы пожелтели, проносились, подушки и одеяла покрылись заплатами. Старик, по-видимому, был когда-то состоятельным, но теперь, приближаясь к могиле, влачил жалкое состояние полубайгуша.
- Самовар есть! - начал, все еще улыбаясь, старик, - сахару, чаю нет; махан есть, молока мала есть… Айда ночуй. Утын любит оруса… Арак есть?
- Есть!
- Утын любит арак… Э-э-э!..
Мы поблагодарили за внимание и попросили поставить самовар. Старик снова засуетился. Вскоре пришла хозяйка и приняла бразды правления над самоваром. Самовар шумел, мы закусывали. Утын выпил рюмку водки, погладил свою тощую узенькую бороденку, что-то промычал вроде хвалы Аллаху и совершенно просветлел.
- Хороший арак, - говорил старик, посматривая на бутылку, - я пил… Богатый был, три сына имел, калым давал сто двадцать баранов, три верблюда, семь лошадей. И денег давал: богатый был. Волостной меня знал, ты, говорил он, хороший, Утын, человек. А теперь забыл: Утын бедный стал. Э-э-э!..
Старик опустил голову и задумался. Мы молчали. Было холодно, и среди кибитки горел кизяк. Синеватый дымок, прорезанный слабыми лучами дешевенькой лампочки, тихо струился, поднимаясь чрез открытое вверху отверстие кибитки… Во время чаепития Утын снова вспомнил старое, былое, по-видимому, хорошее…
- Я богатый был… Сто двадцать баранов калым давал, три верблюда, семь лошадей. Каждую неделю в город ездил. Три сына были - умерли. Дочь осталась… Э-э-э!..
Я предложил Утыну лимона. Он взял кружочек, понюхал, повертел его в руках и, положив в стакан, снова заговорил.
- Чай пил с лимоном, когда был богатый. А теперь бедный стал… Сахару, чаю нет… Э-э-э!..
Хозяйка кибитки во время нашего разговора все время молчала, изредка улыбаясь речам оживившегося старика. Чай пить с нами она отказалась, очевидно, считая это нескромностью, неуважением к кунакам. Но зато после нас она пила долго, внимательно, с увлечением, подбирая микроскопические крошечки, оставшиеся от врученного ей кусочка белого хлеба.
Часов около 11 мы вышли из кибитки на воздух. Было прохладно. Ярко светил месяц. Природа спала. Кое-где кричал перепел, да в зарослях кудрявой таволожки, надрываясь, задорно «дергал» коростель.
II
Утром мы встретились с баксой. Это высокий сухой киргиз с длинными костлявыми руками. Голова его повязана ситцевым засаленным платком, под которым виднеется тибитейка; халат стар и потерт, но на теле чистая белая рубаха с открытой грудью. Грудь впалая, закопченная, переходящая в темно-оливковый цвет. Лицо худое, самое обыкновенное. Такие лица сплошь и рядом встречаются у бедных киргизов, не закормленных кургашками и т. п. деликатесами стола кочевников.
Фамилия баксы Таже Тонаев. Ему 59 лет, но он кажется много моложе. Свою лечебную практику он начал с двадцати пяти лет, унаследовав искусство лечения от своего родного отца. О своей практике Тонаев рассказал нам следующее:
В детстве мне снилось много снов, в которых человеческие болезни являлись в виде собак, нехороших людей и, главным образом, русских. Когда я начал практиковать, то и здесь сны меня не оставляли: они мне предсказывали результаты будущего лечения. Если я видел во сне, что мне удалось побороть нехорошего человека - болезнь, то я ехал на практику; если нет, то отказывался. Лечу я в большинстве случаев от албасты [Албасты - злой дух, являющийся людям в виде девушки лет 10-15. Он мучит в особенности женщин во время и после родов. Отличительная черта албасты - ноги, ввернутые ступнями вовнутрь, и длинные груди, которые закидываются за плечи. - Прим. автора.] - это, можно сказать, моя специальность. Осмотрев больного и увидев, что у него болит спина или бок, я сейчас же приказываю резать барана; вынимаю из него легкие и долго бью по больному месту. Иногда употребляю и массаж. Барана варят и тут же съедают, а в вознаграждение мне дают от него шкуру и всю целиком грудинку. Богатые дают иногда щедрые вознаграждения: лошадь, верблюда или несколько баранов. Но когда я лечу от албасты, то другого вознаграждения, кроме шкуры и грудинки, не беру, так как иначе я буду корыстолюбив и потеряю силу над албасты. Албасты знает это и меня слушает.
Однажды, не помню в каком году, меня пригласили к киргизу Жангуттыеву полечить его сноху Калкеш, которая была нездорова после родов. Я тотчас сел на лошадь и поехал. Около кибитки роженицы толпился народ. Слышались сожаления, что больной очень плохо и близка смерть. Я соскочил с лошади и с нагайкой в руках вошел в кибитку. Больная лежала неподвижно. Лицо ее посинело и глаза были крепко сомкнуты. Кругом сидело несколько мулл, набожно читавших молитвы. Вдруг я вижу албасты. Он сидел на сундуке, обтянутом кошмой. Ноги его с вывернутыми ступнями свесились и длинные груди были закинуты за плечи. Албасты о чем-то думал. Едва он меня заметил, как быстро вскочил, прыгнул и скрылся, незаметно пройдя чрез решетку кибитки. Я тихо подошел к больной, сделал массаж и три раза сильно ударил ее по спине. Она очнулась и заговорила. Меня оставили ночевать, зарезали белого барана (саксака) и хотели еще кой-чем подарить, но я отказался.
Раз мне случилось видеть сразу несколько албасты. Это было на Красном мысе, между поселком Островным и Красноярским. Меня пригласили в гости к киргизу Беркуту Мендыбаеву. Еду я и вижу на другом берегу Урала четыре албасты, которые весло играли на песке. Они были молоды. Их груди, как и всегда, были закинуты за плечи. На другой день я снова поехал к этому месту и после незначительного осмотра песчаной отмели заметил на ней шлях албасты. Ноги их были вывернуты вовнутрь.
Албасты могут принимать какой угодно, видно, вид. Так, несколько лет тому назад близ землянки киргиза Арабая Киргизбаева я видел албасты в образе козла, а вдова Кымбаш наткнулась раз на его в виде молодого козленка, который лежал под осокорем и тихо жевал траву. Когда он увидал Кымбаш, то быстро исчез, точно сквозь землю провалился.
Рассказывая это, Таже сильно волновался: глаза его блестели огнем и руки задорно жестикулировали. Видно было, что все, что он рассказывает, - непреложная правда, в которую Таже верит так же, как и в существование на земле широких степей и ароматного кумыза. Счастливый, наивный кочевник!..
Как далеко его простое миросозерцание от нашего разъедающего скептицизма, от философии отчаяния, которая за последнее время охватила нашу интеллигенцию?!..
А. Степной
М. Фишман. Бакса. Тургайская газета, 1897, приложение к № 9
Текст и фото заимствованы с istp2012.wordpress.com/2020/09/15/turgai_matov/
См. также:
• А. И. Лёвшин. Описание киргиз-казачьих, или киргиз-кайсацких, орд и степей
• П. К. Услар. Четыре месяца в Киргизской степи
• А. В. Терещенко. Следы Дешт-Кипчака и Внутренняя Киргиз-Кайсацкая орда
• Ч. Ч. Валиханов. О мусульманстве в Степи
• И. И. Завалишин. Описание Западной Сибири
• Бакса. (Из жизни оренбургских киргизов). (Оренбургский листок)
• М. Н. Ястребов. Киргизские шаманы
• С. Г. Рыбаков. Отчет о поездке к киргизам