Кумысные скитания. 2. Илецкая Защита. Самарские заведения
А. А. Тихонов. Кумысные скитания // Книжки «Недели». 1891. Октябрь.
1. Оренбург. Благословенка. В степи у киргизов
2. Илецкая Защита. Самарские заведения
3. Самарские заведения. Итоги поездки
Карл Фишер. Город Илецкая Защита. Общий вид с восточной стороны. 1892
IV
На следующее утро я выехал в Илецкую Защиту. В течение шести с лишним часов меня трясло в убийственных почтовых тарантасах, продувало степным ветром, и я любовался голой скучной степью. В короткое время вид этой пустыни надоедает до тошноты. Ну хоть бы по крайней мере трава была порядочная, - а то и этого нет. Пресловутый ковыль очень невысок, жидок и пока не цветет, скучнее всякой другой травы. Цветет же он в виде каких-то перьев, кажется тогда как будто высохшим и тоже ничем не радует взора.
К обеду я приехал в Защиту и прямо на почтовых подъехал к «грязелечебному и кумысолечебному заведению», отстоящему с полверсты от городка. Оно оказалось довольно жалкими бараками. Сезон только что открылся накануне, и жильцов в номерах еще не было. Номера эти - крохотные, грязные чуланчики с грязными кроватями и самой первобытной парой мебели: стол, стул и умывальник. В коридоре летают ласточки, всюду чувствуется запах сырости и плесени. Я не решился остаться здесь ни минуты, предпочитая переночевать, в крайнем случае, на почтовой станции. Купален и ванн я не осматривал, но, кажется, и они в таком же роде; по крайней мере потом пришлось слышать, что они плохи, а термометр в ваннах испорчен: температура воды в 30° оказывается холодной, и благоразумные больные носят с собой свой термометр. Кумысу на этом, как значилось в объявлении, «кумызолечебном заведении» совсем не оказалось. Кумыс доставляется киргизский «натуральный» только по заказу желающих прямо из кочевьев, а теперь нечего было даже и попробовать. Я попросил дать мне обед, который по цене 50 к. и по тому голоду, какой я в это время чувствовал, оказался сносным. Пообедав, я уехал на тех же почтовых лошадях из этого заведения, чтоб никогда более в него не возвращаться.
При этом я невольно обратил внимание на следующее обстоятельство. Когда я ехал в заведение, ямщик провез меня по берегу маленького соленого озерка, в котором устроена одна из купален, и провез не только по берегу, но на пространстве нескольких сажень и по самому дну, по воде озера и по отложившейся на краях его соли; на обратном же пути мы проехали другой дорогой, в стороне от озера. Зачем же, спрашивается, проложена еще дорога чрез озеро? В цивилизованной стране такое место целебных купаний обложили бы каменной стенкой и обнесли бы чугунной решеткой; у нас же в нем моют колеса телег и тарантасов и лошадиные ноги, да засаривают его всякой гадостью. Это общая черта, свойственная в различных вариантах всем русским курортам.
Карл Фишер. Илецкая Защита. Вид озера и сада. 1892
Однако нужно было где-нибудь отдохнуть с дороги и переночевать. Ямщик предложил отвезти меня в дом одного местного торговца, куда он уже накануне отвез какого-то немца, приехавшего из Самары лечиться грязными ваннами. По словам ямщика, это была лучшая въезжая квартира во всем городе.
Поехали на лучшую квартиру. Домик оказался действительно чистеньким и вся обстановка внутри мещански благообразной: в зале и два зеркальца в простенках, и ломберные столы, покрытые вязаными салфетками, и стеклянный шкаф (горка) с посудой и серебряными вещицами, и новые венские стулья по стенам. Собственно, эта комната была уже снята немцем; но так как он устроил свою спальню в сенях, то любезно уступил мне залу на одну ночь. Кроме залы, в доме были еще крошечная и довольно неприглядная общая столовая да спальня хозяев. Ни кровати, ни дивана не было; в столовой, впрочем, стояла узенькая деревянная лавка со спинкой, которую называли «диваном», но так как она была всего аршина в полтора длины, то спать на ней не было никакой возможности. Немец привез с собой из Самары матрац и спал на нем на полу; мне тоже пришлось спать на полу, только без матраца. Мне дали кошму, ковер, и из них, с прибавлением моего плэда, я устроил себе импровизированную постель в углу залы. Доро́гой ко мне в тарантас попал дождь, и один из углов моей подушки оказался подмоченным. Я попросил у хозяев подушку; принесли такую засаленную, в красной кумачной наволочке, что я не решился лечь на ней и предпочел уснуть на своей, на одном из сухих углов ее. Немец тоже жаловался на всякие неудобства. В доме не было даже умывальника, и в первый день немцу пришлось умываться среди двора, на ветру и холоде, из глиняного рукомойника, повешенного на столбе рядом с водяной бочкой. Немец в тот же день купил себе в местных лавках таз и умывальник. Хозяева не могли догадаться сделать это раньше, хотя приезжающие у них останавливаются уже не первый год, а в прошлом году у них, по их рассказам, жило в этих двух комнатках - зале и столовой - двенадцать человек, считая, впрочем, с маленькими детьми. Воображаю, какое это было столпотворение! Тем не менее - никаких даже самых первоначальных приспособлений для приема этих заезжих гостей. И все это при полном радушии хозяев, при желании с их стороны залучить к себе посетителей и взять с них елико возможно дороже!
Я почти всю ночь не мог уснуть на моем жестком ложе: всю ночь на меня из-под дверей тянула струя холодного воздуха; при малейшем неловком повороте головы мое лицо попадало на мокрый угол подушки; в соседней комнате ворчала собака, поминутно готовясь на кого-то залаять; в другой комнате раздавался дружный и разнообразный храп.
Часов в шесть утра мне наконец надоело валяться; я встал, умылся из рукомойника на дворе, продрог, и потом целый час ждал самовара и чаю. От шестидесятиверстной тряски в невозможных тарантасах у меня жестоко болела грудь, от бессонной ночи болела голова, от лежанья на полу болели бока и плечи. Хозяин между тем прилагал все усилия, чтоб уговорить меня остаться жить у него, не предлагая, однако, никаких усовершенствований по части комфорта, кроме своей любезности. И накануне вечером, и в этот день он посылал верхового искать кумысу на пробу, но во всем городке не нашлось ни одной бутылки. Мне предлагали поехать в степь к киргизам, верст за восемь. Но испытав уже это удовольствие в Оренбурге, я считал лишним проделывать то же самое еще и здесь, тем более что погода стояла сырая и холодная. Хозяин уверял, что верстах в десяти от Защиты поселились в кибитке какие-то петербуржцы, мужчина и дама. Я им не завидовал и последовать их примеру не хотел. Оставаться в Защите тоже, очевидно, было незачем. Не было ничего привлекательного ни в этой «лучшей квартире», ни в однообразном меню обедов и ужинов: кислые щи à la moujik, разопревшая и развалившаяся баранина à la prikaschik и стакан молока с ситником à la koupez. Допуская даже, что я нашел бы квартиру еще «лучше» этой, самый город не внушал мне симпатий: пыли в жаркие и ветреные дни здесь, очевидно, столько же, сколько и в Оренбурге, потому что песчаные улицы, разумеется, не мощены; кругом города голая степь, а для прогулок в тени - крохотный садик. Кумыса в Илецкой Защите я так и не попробовал. Хозяин квартиры уверял меня, что «послезавтра» базар, и кумыс привезут непременно; но я не захотел подвергать себя еще двухдневной пытке, чтоб попробовать какую-нибудь «натуральную» гадость. Я просто боялся расхвораться и спешил убраться подобру-поздорову из этих негостеприимных стран.
Карл Фишер. Илецкий соляной промысел
Осмотрев замечательные Илецкие соляные копи, я в тот же день уехал обратно в Оренбург. На этот раз на почтовой станции не случилось крытого тарантаса и мне пришлось ехать в открытой тележке. Как я ни закрывался кошмой, плэдом и зонтиком, холодный ветер пронизывал меня сквозь ватное пальто до костей. Продрогший и разбитый, я приехал к вечеру в Оренбург, и прямо на вокзал, где провел еще бессонную ночь, потому что единственный почтовый поезд отходит из Оренбурга в 3 часа утра. Но наконец я был в вагоне, ехал в Самару и чувствовал такое настроение, как будто я из тюрьмы вырвался на свободу. Я только думал об одном: поехав сюда лечиться, я уезжаю отсюда в худшем состоянии; но мое здоровье позволило мне еще вынести всю эту передрягу, а что, если бы на моем месте был больной более слабый? Едва ли бы он выбрался отсюда без посторонней помощи.
Карл Фишер. Илецкая Защита. Общий вид рудничных построек с западной стороны рудника
О поездке на кумысолечебное заведение д-ра Каррика я уже не помышлял. Не говоря о дороговизне этого заведения, мне довелось слышать в Оренбурге и Илецкой Защите отзывы о нем, в беспристрастности которых я не имею оснований сомневаться. Говорят, что местность, где устроено заведение, нельзя считать особенно удачной, что там по временам бывает сыро и были случаи заболевания лихорадкой. С точки зрения комфорта оно тоже будто бы не представляет ничего выдающегося в ряду других, и цены его несоразмерны с удобствами, хотя, впрочем, как говорят, и д-р Каррик не имеет от него никаких выгод.
V
Но по мере того как я приближался к Самаре, мое настроение освобожденного узника сменялось более и более пессимистическим. Я знал, что и на самарских заведениях я не могу ожидать ничего хорошего. Ехать в Уфу или Златоуст мне не хотелось, потому что и там мне, может быть, пришлось бы испытать все то же, что и в Оренбурге, а я жаждал наконец отдыха. Я уже готов был совсем отказаться от кумыса и склонялся к мысли поехать в Белебеевский уезд, в с. Нижнетроицкое, где я раньше лечился молоком. Тем не менее я решился еще попытаться найти что-нибудь в Самаре.
Приезжаю. Останавливаюсь в лучшей самарской гостинице - «Центральной». Когда я останавливался в ней несколько лет назад, она была, по-провинциальному, очень приличной; теперь же на всем печать обветшания, загрязнения, упадка.
Начинаю искать объявлений кумысолечебных заведений. Беру «Самарскую газету» и сразу же читаю в отделе местной хроники: «Кумысолечебный сезон уже начался с 15-го мая; приезд в нынешнем году очень слаб, в чем отчасти можно винить самих содержателей кумысолечебных заведений, рекламы которых далеко не соответствуют действительности. Есть такие милые хозяева, от которых в половине сезона убегают больные, чему уже бывали примеры неоднократно. Кроме того, лечение кумысом по дороговизне, заведенной кумысниками, доступно лишь лицам состоятельным. Возьмем для примера цены одного из недорогих кумысолечебных заведений, удаленных от города». Далее идет подробное перечисление расходов за три месяца лечения и затем вывод: «Итак, пятьсот рублей - самая скромная цифра на самом дешевом курорте. Но еще раз повторим, что больной, особенно же тяжко больной, всецело находится во власти содержателя кумысолечебного заведения, а потому не всегда найдется дешевое помещение, советы врача могут понадобиться чаще - словом, цифра пятьсот может обратиться в тысячу».
По тону статейки, по приведенным в ней цифрам я вижу, что ее писал какой-нибудь больной, желчный кумысник, и не воздержался от преувеличений; но известная доля правды в ней есть, и это отнюдь не настраивает меня радостно. Номер газеты с этой статейкой был старый, третьегодняшний, а вот в сегодняшнем есть уже и возражение на нее, подписанное д-ром Постниковым, приглашающим больных посетить его заведение, чтоб убедиться, что на нем все леченье обойдется за 1½ месяца 100 рублей, за 2 месяца 200 р. и за три - по тому же расчету. Однако отчего после 1½ месяцев, стоющих 100 р., следующие ½ месяца (дополнение до 2) стоют тоже 100 руб. - этого из заметки д-ра Постникова понять было нельзя.
Затем в «швейцарской» гостинице, на стенах домов и в окнах магазинов я нахожу целую серию печатных публикаций от разных кумысных заведений, и ближних, и дальних. Тут и «Первое Высочайше утвержденное кумысолечебное заведение д-ра Постникова, существующее с 1858 г.», и заведение Аннаева, и кумыс в Молоканском саду, «Лечебная колония Белебей-Аксаково», заведение в Марычевке, кумыс на хуторе Курлина, кумыс в Ставрополе, вновь открытое заведение Среднева и вступающее в 27-й лечебный сезон кумысное заведение в Богдановке. Но чем широковещательнее их рекламы, тем менее они внушают мне доверия. Вот, например, богдановское кумысное заведение (в 55 верстах от Самары), одно из самых лучших. С прошлого года оно перешло в арендное содержание к ветеринарному врачу, который до этого в продолжение 12 лет был управляющим в этом заведении. Теперь он в своих публикациях печатает с особенным подчеркиванием, жирным шрифтом, что им обращено особенное внимание на улучшение санитарной стороны дела. Это объявление говорит само за себя: значит, до сих пор санитарная сторона дела там была очень плоха (при том же управлении) и больным приходилось страдать от этого. От тех, кто там бывал, мне приходилось слышать, что хотя кумыс там и недурен, но что касается остального, то можно желать много лучшего, к все тамошние помещения носят на себе печать 25-летней кумысолечебной службы. Если теперь все это и улучшено, то все-таки не Бог весть как. Прежде чем ехать за 55 верст в Богдановку, я предпочел побывать на заведениях, ближайших к городу.
Дача Постникова. Курзал
Первое место между ними занимает заведение д-ра Постникова, как по размерам (оно рассчитано, кажется, на 150 человек больных), так и по времени его открытия. Д-р Постников - настоящий Колумб кумыса. Он первый ввел его в употребление как лечебное средство, и с его легкой руки кумысные заведения теперь распространились не только в разных местностях России, но и за границей, а кумыс сделался предметом научных исследований.
Заведение д-ра Постникова расположено в довольно красивой местности, в трех-четырех верстах от Самары, почти на самом берегу Волги. Среди небольшого лиственного леса, обращенного в парк с расчищенными дорожками, построен курзал и разбросаны в разных местах и отдельные домики, и здания номеров. Заведение Аннаева (ныне Фальковского) несколько ближе к Самаре, не доезжая с версту до Постникова; оно на самом берегу Волги, к которой можно спускаться по крутым дорожкам прямо из сада заведения. Недостаток деревьев заменен здесь разбитыми повсюду цветниками и искусственными сооружениями вроде разных террасок и беседок. Аннаевское заведение, «самое аристократическое», возникшее несколькими годами позже постниковского, построено с некоторой претензией подражать заграничным курортам. В главном здании, представляющем по своей архитектуре смесь французского с нижегородским, вы найдете и общий табль-д’от, и читальню с несколькими газетами и библиотекой, и концертный зал с эстрадой и декорациями для любительских спектаклей. Комнаты обставлены мебелью так называемых хороших провинциальных гостиниц, лакеи - во фраках, горничные в форменных коричневых платьях и белых чепцах.
(chronograph)
Я не буду пока останавливаться на этих двух заведениях, они более или менее всем известны, и во всяком случае ни один кумысник, попавший в Самару, не преминет посетить их даже и в том случае, если он не предполагает поселиться в них. Заведение Постникова нередко подвергалось всевозможным нареканиям и за качество кумыса, и за недостаток его, и за неудовлетворительность помещений и стола, и за то, и за другое; говорят, там бывали чуть ли не настоящие кумысные бунты; одно время его как-то систематически избегали. Но справедливость требует сказать, что, по качеству кумыса и по местоположению своему, оно едва ли не лучшее из всех. Заведение же Аннаева всегда славилось непомерной дороговизной и натянутостью и чопорностью жизни в нем. Я помню, что когда я двадцать с лишним лет тому назад приезжал на кумыс в Самару, то и тогда уже мне почему-то эти два заведения казались не удовлетворяющими требованиям отдыха на лоне природы и усиленного питания, и я предпочел остановиться на заведении Чернышева, более простом и отстоящем дальше от города. Теперь я имел в виду это же самое заведение, а из других мое внимание привлекло «вновь открытое» заведение Среднева. С тех пор как произнесены страшные слова: «Чахотка заразительна», все нечахоточные посетители кумысных заведений стали бояться попасть в помещение, где пол и стены насквозь проплеваны чахоточными больными. Это обстоятельство является одной из причин, почему в нынешнем году в «старых» кумысных заведениях Самары было мало посетителей. Все больные, могущие обходиться без постоянного докторского надзора, стремятся в деревни, на частные дачи или, подобно мне, в киргизские кибитки, только бы не в такие заведения, которые в виде рекламы публикуют, что у них и стены, и мебель дезинфицируются раствором сулемы. Ну кому из ищущих просто поправки здоровья придет охота лечь в больницу! А обстановка некоторых кумысных заведений навевает именно такое впечатление. Поэтому всякое «вновь открытое» заведение невольно привлекает к себе.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Стерилизация посуды
VI
Я напрасно искал объявлений о кумысном заведении Чернышева - их нигде не было. Но извозчики знали его; оно верстах в восьми от Самары, несколько в стороне от той же дороги, где заведения Постникова и Аннаева; а с версту от Чернышева, ближе к большой дороге, находится и заведение Среднева.
Когда я подъезжал к чернышевскому заведению, я не узнал местности: там, где прежде была ковыльная степь, на которой паслись кобылицы, теперь раскинулись обширные фруктовые сады, отделенные друг от друга плетнями, между которыми проходят узкие, пыльные дороги. Прежний кустарник вырос в лесок, частью вырублен, частью тоже огорожен плетнями и застроен дачами. Былого приволья здесь не стало. Только перед самым заведением Чернышева осталась небольшая полянка, на которой гуляло штук семь кобылиц.
Чернышевские дачи оказались расположенными в довольно заросшем и заглохшем саду. Когда я подошел к одному из домов, по-видимому, главному, с террасы спустилась какая-то женщина, босиком, с расстегнутым воротом и подоткнутым за пояс платьем. Она, очевидно, не ожидала посетителей, смутилась и тотчас скрылась в дом. Я посмотрел вокруг: везде полный беспорядок, разбросанные предметы домашнего обихода, тряпки, развешанное белье, и при этом полная тишина; очевидно, приезжих еще нет. Чрез минуту женщина вышла снова, приняв несколько более благообразный вид. Я попросил достать мне бутылку кумысу и поставить его согреться, а тем временем показать мне комнаты. Она повела меня по грязной деревянной лестнице во второй этаж. Комнаты, которые она мне показала, были до такой степени грязны, душны, запылены, что я был поражен; в некоторых рамах оказались даже разбитые стекла; осколки стекол валялись на грязном матраце вместе с коробочками из-под папирос. Здесь не только не дезинфицировали помещений «раствором сулемы», но их даже и не убирали с прошлого лета и не отворяли в них окон. Комнаты такого рода мне случалось видать на больших сельских ярмарках; там в них останавливаются приезжие прасолы и приказчики; но и те содержатся гораздо чище. Я был до такой степени возмущен встреченным здесь безобразием, что даже не стал спрашивать цены помещений, не попробовал и кумыса, а прямо уехал. Когда я уже садился на извозчика, ко мне вышла старуха, жена хозяина заведения, в костюме, соответствовавшем убранству виденных мною комнат. Я не удержался, чтобы не сказать ей:
- Как вам не стыдно: лечебный сезон начался уже если не месяц, то две недели тому назад, а у вас даже и комнаты не подметены с прошлого года.
- Зачем? - ответила она мне с наивной уверенностью в своей правоте, - которые комнаты снимут, так и уберем их, когда будет нужно.
Зато каким резким и приятным показался мне переход от грязи к чистоте, когда от Чернышева я приехал к Средневу. Здесь все было новенькое. Заведение открыто только год тому назад, и в прошлом году здесь жили всего только два или три человека, а нынче я был первым. Курзал был отстроен вчерне, даже рам в нем не было, а один из больших флигелей еще только отстраивался. В четырех отстроенных флигелях я мог сделать выбор из 15-ти комнат, ценою от 10 до 20 р. в месяц. За исключением трех, оклеенных обоями, все остальные комнатки были с голыми бревенчатыми стенами и дощатыми потолками; но их чистота и смолистый запах сосны производили такое приятное впечатление, что всякие обои или штукатурка показались бы хуже. Полы были крашеные, новенькие, блестящие. Железные кровати, матрацы, комоды, столы, зеркала, умывальники с педалью или крантиками, - все это новое, очень приличное и даже не лишенное некоторого изящества. При этом из каждой комнаты проведен электрический звонок к прислуге. Словом, на всем заведении лежала печать комфорта без излишней роскоши: веяло цивилизацией. Я спросил кумысу - он показался мне превосходным.
Тем не менее я едва ли решился бы остаться в этом заведении, если б в числе всех показанных мне комнат не нашлась одна, совершенно изолированная от других: очень мило отделанный чердачок (над крышей одного из флигелей) с отдельной входной лестницей и отдельным балкончиком. Высокие липы, окружавшие флигель со всех сторон, предохраняли своими тенистыми ветвями и крышу, и балкончик от солнечных лучей. Я оставил эту комнату за собой с условием, что если я завтра не приеду, то она свободна. Во всех других комнатах я находил одно неизбежное неудобство, с которым встречаешься на каждом кумысном заведении: неприятное соседство больных. Флигеля у Среднева устроены на четыре комнаты каждый; в средине флигеля коридор, в который выходят с каждой стороны по две двери из номеров. Здесь все, что делается и у соседа, и у визави, слышно в любом номере. Людям больным, нервным, ищущим покоя, такое сожительство крайне неприятно: один слишком рано встает, другой слишком поздно ложится, один по ночам громко кашляет, другой храпит. Во время моего пребывания в заведении Среднева мне как раз пришлось быть свидетелем недоразумений, происходивших между соседями - жильцами одного из флигелей из-за того, что один больной отстаивал свое право кашлять и неплотно затворять дверь в коридор. Хозяин, ежедневно привлекавшийся ими в качестве судьи, не знал как примирить их. Наконец один из жильцов флигеля был переведен в только что отстроенную комнату в курзале (уборную), а другой занял мою комнату тотчас, как я уехал.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Коридор
После Среднева я, на обратном пути в город, заехал все-таки посмотреть помещения у Постникова и Аннаева.
Некоторые флигеля Постникова устроены как будто рациональнее, чем в других кумысных заведениях. Они тоже разделены на четыре помещения; но разделяющая их стена проходит крестом в средине флигеля; коридора нет, а двери выходят из каждого помещения на террасу, окружающую флигель. Каждое помещение состоит из крохотной прихожей, приемной комнаты и крохотной спальни. Цена такому помещению 25 рублей в месяц. Зато в других домах и в главном корпусе, или так называемом «Ноевом ковчеге», по три комнаты (отдаваемых вместе или порознь) сходятся в одну общую переднюю, что крайне неудобно. Там есть комнаты и дешевле 25 р., и много дороже. Но во всех постниковских помещениях меблировка весьма неприглядна: большею частию стара, грубовата, комоды без замков, да и самые комнаты производят впечатление какой-то аляповатости. При этом везде запах лекарств, не то иода, не то иодоформа: кажется, самые стены пропитались здесь этим запахом, хотя меня и старались уверить, что это запах клеевой краски от выкрашенных месяц тому назад стен. В одном месте, впрочем, запах иодоформа был настолько силен, что присутствие его отвергать было невозможно. Мы входим в крошечную, темную переднюю: открытые двери прямо, направо и налево в отдельные комнаты; одна из комнат уже занята, две другие предлагают мне на выбор.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Комната для одного человека
- Но здесь можно задохнуться от запаха иодоформа, - говорю я, - откуда это такой запах?
- А это вот отсюда, - отвечают мне, указывая на занятую уже комнату, жилец которой вышел на прогулку, - здесь живет больной, у которого в боку сделаны после плеврита проколы и вставлены дренажные трубки для выпуска экссудата; так ему присыпают иодоформом раны.
- Нет, благодарю покорно, - говорю я тогда моему спутнику, - в этом помещении я жить не стану.
А сам же д-р Постников рекомендует в своей брошюре о кумысе выбирать квартиру-особняк.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Дача-особняк
Интересно устроены у Постникова звонки из комнат к прислуге. Где-нибудь на площадке между флигелями поставлен столб вроде телеграфного, на столбе повешен колокольчик, а к колокольчику протянуты веревки от пяти или более флигелей. Чтобы позвать прислугу, нужно выйти на террасу, дернуть веревку к колокольчику и затем ждать, пока прислуга придет к столбу и увидит, кто ее зовет.
Неудовлетворительность постниковских помещений служит, конечно, причиной того, что у него нынче так мало посетителей. Когда я был у него, то вместо 150 человек, на которых рассчитано заведение, там едва ли было двадцать человек. Чтоб заманивать к себе публику, д-р Постников завел в Самаре агента, который встречает приезжих на пароходах или ходит по номерам гостиниц и зазывает к Постникову на кумыс. Но это не столько привлекает, сколько отталкивает. Я едва мог отделаться от этого агента и убедить его, что намерен в выборе заведения руководствоваться не его рекомендацией, а собственными впечатлениями.
Я слышал, что стол в заведении Постникова довольно удовлетворителен; что же касается кумыса, то в течение лета мне пришлось несколько раз попробовать его, и я убедился, что он безусловно лучше всех других. Это и понятно: д-р Постников владеет обширными пастбищами, от пастбищ зависит качество молока, а от молока и кумыс. Искусство же приготовления кумыса знакомо д-ру Постникову не только из многолетней практики, но и теоретически, научно; в этом деле он не предоставляет мастерам-татарам действовать по их разумению, а, напротив, эти мастера руководствуются данными им доктором указаниями.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Лаборатория
В этом отношении заведение Аннаева находится в значительно менее благоприятных условиях, и кумыс у Аннаева хуже, чем у Постникова, и хуже, чем у Среднева. Помещения же у Аннаева лучше, чем у Постникова, и, пожалуй, лучше, чем у Среднева; но это только с первого взгляда; в действительности же они тоже негигиеничны, душны, темны. У Среднева, невзирая на бревенчатые стены, а может быть, именно благодаря им, чувствуется как-то вольнее. Цены аннаевских комнат дороже, чем где бы то ни было. Эта дороговизна увеличивается еще тем, что здесь цены считаются посезонно, а не помесячно. Если же вы непременно желаете взять только на месяц, то сезонная цена делится на 40 дней и полученная таким образом цена суточная умножается на 30 дней; иначе сказать, 1 месяц обойдется в ¾ сезонной цены. Самая дешевая комната, которую мне показывали (а почти все были еще свободны), стоила 60 р. в сезон или 45 р. в месяц. Это был крошечный, низкий чуланчик в одно окно на террасу, а вся обстановка его заключалась в софе, заменившей кровать, небольшом комоде, столе и стуле.
- Тесновато-то действительно тесновато, - сказал провожавший меня по комнатам управляющий заведением, окинув взглядом чуланчик, - однако в прошлом году тут барыня еще вдвоем с дочкой лет десяти жила. Не знаю уж, как они и помещались.
Убедившись, что лучше заведения Среднева мне ничего не найти, я на другой же день переехал туда, и с этого момента почувствовал себя наконец на отдыхе.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
П. М. Богоявленский. Полное практическое руководство приготовления и употребления кумыса как врачебного напитка
Материалы об Илецке (Илецкой Защите) и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html
1. Оренбург. Благословенка. В степи у киргизов
2. Илецкая Защита. Самарские заведения
3. Самарские заведения. Итоги поездки
Карл Фишер. Город Илецкая Защита. Общий вид с восточной стороны. 1892
IV
На следующее утро я выехал в Илецкую Защиту. В течение шести с лишним часов меня трясло в убийственных почтовых тарантасах, продувало степным ветром, и я любовался голой скучной степью. В короткое время вид этой пустыни надоедает до тошноты. Ну хоть бы по крайней мере трава была порядочная, - а то и этого нет. Пресловутый ковыль очень невысок, жидок и пока не цветет, скучнее всякой другой травы. Цветет же он в виде каких-то перьев, кажется тогда как будто высохшим и тоже ничем не радует взора.
К обеду я приехал в Защиту и прямо на почтовых подъехал к «грязелечебному и кумысолечебному заведению», отстоящему с полверсты от городка. Оно оказалось довольно жалкими бараками. Сезон только что открылся накануне, и жильцов в номерах еще не было. Номера эти - крохотные, грязные чуланчики с грязными кроватями и самой первобытной парой мебели: стол, стул и умывальник. В коридоре летают ласточки, всюду чувствуется запах сырости и плесени. Я не решился остаться здесь ни минуты, предпочитая переночевать, в крайнем случае, на почтовой станции. Купален и ванн я не осматривал, но, кажется, и они в таком же роде; по крайней мере потом пришлось слышать, что они плохи, а термометр в ваннах испорчен: температура воды в 30° оказывается холодной, и благоразумные больные носят с собой свой термометр. Кумысу на этом, как значилось в объявлении, «кумызолечебном заведении» совсем не оказалось. Кумыс доставляется киргизский «натуральный» только по заказу желающих прямо из кочевьев, а теперь нечего было даже и попробовать. Я попросил дать мне обед, который по цене 50 к. и по тому голоду, какой я в это время чувствовал, оказался сносным. Пообедав, я уехал на тех же почтовых лошадях из этого заведения, чтоб никогда более в него не возвращаться.
При этом я невольно обратил внимание на следующее обстоятельство. Когда я ехал в заведение, ямщик провез меня по берегу маленького соленого озерка, в котором устроена одна из купален, и провез не только по берегу, но на пространстве нескольких сажень и по самому дну, по воде озера и по отложившейся на краях его соли; на обратном же пути мы проехали другой дорогой, в стороне от озера. Зачем же, спрашивается, проложена еще дорога чрез озеро? В цивилизованной стране такое место целебных купаний обложили бы каменной стенкой и обнесли бы чугунной решеткой; у нас же в нем моют колеса телег и тарантасов и лошадиные ноги, да засаривают его всякой гадостью. Это общая черта, свойственная в различных вариантах всем русским курортам.
Карл Фишер. Илецкая Защита. Вид озера и сада. 1892
Однако нужно было где-нибудь отдохнуть с дороги и переночевать. Ямщик предложил отвезти меня в дом одного местного торговца, куда он уже накануне отвез какого-то немца, приехавшего из Самары лечиться грязными ваннами. По словам ямщика, это была лучшая въезжая квартира во всем городе.
Поехали на лучшую квартиру. Домик оказался действительно чистеньким и вся обстановка внутри мещански благообразной: в зале и два зеркальца в простенках, и ломберные столы, покрытые вязаными салфетками, и стеклянный шкаф (горка) с посудой и серебряными вещицами, и новые венские стулья по стенам. Собственно, эта комната была уже снята немцем; но так как он устроил свою спальню в сенях, то любезно уступил мне залу на одну ночь. Кроме залы, в доме были еще крошечная и довольно неприглядная общая столовая да спальня хозяев. Ни кровати, ни дивана не было; в столовой, впрочем, стояла узенькая деревянная лавка со спинкой, которую называли «диваном», но так как она была всего аршина в полтора длины, то спать на ней не было никакой возможности. Немец привез с собой из Самары матрац и спал на нем на полу; мне тоже пришлось спать на полу, только без матраца. Мне дали кошму, ковер, и из них, с прибавлением моего плэда, я устроил себе импровизированную постель в углу залы. Доро́гой ко мне в тарантас попал дождь, и один из углов моей подушки оказался подмоченным. Я попросил у хозяев подушку; принесли такую засаленную, в красной кумачной наволочке, что я не решился лечь на ней и предпочел уснуть на своей, на одном из сухих углов ее. Немец тоже жаловался на всякие неудобства. В доме не было даже умывальника, и в первый день немцу пришлось умываться среди двора, на ветру и холоде, из глиняного рукомойника, повешенного на столбе рядом с водяной бочкой. Немец в тот же день купил себе в местных лавках таз и умывальник. Хозяева не могли догадаться сделать это раньше, хотя приезжающие у них останавливаются уже не первый год, а в прошлом году у них, по их рассказам, жило в этих двух комнатках - зале и столовой - двенадцать человек, считая, впрочем, с маленькими детьми. Воображаю, какое это было столпотворение! Тем не менее - никаких даже самых первоначальных приспособлений для приема этих заезжих гостей. И все это при полном радушии хозяев, при желании с их стороны залучить к себе посетителей и взять с них елико возможно дороже!
Я почти всю ночь не мог уснуть на моем жестком ложе: всю ночь на меня из-под дверей тянула струя холодного воздуха; при малейшем неловком повороте головы мое лицо попадало на мокрый угол подушки; в соседней комнате ворчала собака, поминутно готовясь на кого-то залаять; в другой комнате раздавался дружный и разнообразный храп.
Часов в шесть утра мне наконец надоело валяться; я встал, умылся из рукомойника на дворе, продрог, и потом целый час ждал самовара и чаю. От шестидесятиверстной тряски в невозможных тарантасах у меня жестоко болела грудь, от бессонной ночи болела голова, от лежанья на полу болели бока и плечи. Хозяин между тем прилагал все усилия, чтоб уговорить меня остаться жить у него, не предлагая, однако, никаких усовершенствований по части комфорта, кроме своей любезности. И накануне вечером, и в этот день он посылал верхового искать кумысу на пробу, но во всем городке не нашлось ни одной бутылки. Мне предлагали поехать в степь к киргизам, верст за восемь. Но испытав уже это удовольствие в Оренбурге, я считал лишним проделывать то же самое еще и здесь, тем более что погода стояла сырая и холодная. Хозяин уверял, что верстах в десяти от Защиты поселились в кибитке какие-то петербуржцы, мужчина и дама. Я им не завидовал и последовать их примеру не хотел. Оставаться в Защите тоже, очевидно, было незачем. Не было ничего привлекательного ни в этой «лучшей квартире», ни в однообразном меню обедов и ужинов: кислые щи à la moujik, разопревшая и развалившаяся баранина à la prikaschik и стакан молока с ситником à la koupez. Допуская даже, что я нашел бы квартиру еще «лучше» этой, самый город не внушал мне симпатий: пыли в жаркие и ветреные дни здесь, очевидно, столько же, сколько и в Оренбурге, потому что песчаные улицы, разумеется, не мощены; кругом города голая степь, а для прогулок в тени - крохотный садик. Кумыса в Илецкой Защите я так и не попробовал. Хозяин квартиры уверял меня, что «послезавтра» базар, и кумыс привезут непременно; но я не захотел подвергать себя еще двухдневной пытке, чтоб попробовать какую-нибудь «натуральную» гадость. Я просто боялся расхвораться и спешил убраться подобру-поздорову из этих негостеприимных стран.
Карл Фишер. Илецкий соляной промысел
Осмотрев замечательные Илецкие соляные копи, я в тот же день уехал обратно в Оренбург. На этот раз на почтовой станции не случилось крытого тарантаса и мне пришлось ехать в открытой тележке. Как я ни закрывался кошмой, плэдом и зонтиком, холодный ветер пронизывал меня сквозь ватное пальто до костей. Продрогший и разбитый, я приехал к вечеру в Оренбург, и прямо на вокзал, где провел еще бессонную ночь, потому что единственный почтовый поезд отходит из Оренбурга в 3 часа утра. Но наконец я был в вагоне, ехал в Самару и чувствовал такое настроение, как будто я из тюрьмы вырвался на свободу. Я только думал об одном: поехав сюда лечиться, я уезжаю отсюда в худшем состоянии; но мое здоровье позволило мне еще вынести всю эту передрягу, а что, если бы на моем месте был больной более слабый? Едва ли бы он выбрался отсюда без посторонней помощи.
Карл Фишер. Илецкая Защита. Общий вид рудничных построек с западной стороны рудника
О поездке на кумысолечебное заведение д-ра Каррика я уже не помышлял. Не говоря о дороговизне этого заведения, мне довелось слышать в Оренбурге и Илецкой Защите отзывы о нем, в беспристрастности которых я не имею оснований сомневаться. Говорят, что местность, где устроено заведение, нельзя считать особенно удачной, что там по временам бывает сыро и были случаи заболевания лихорадкой. С точки зрения комфорта оно тоже будто бы не представляет ничего выдающегося в ряду других, и цены его несоразмерны с удобствами, хотя, впрочем, как говорят, и д-р Каррик не имеет от него никаких выгод.
V
Но по мере того как я приближался к Самаре, мое настроение освобожденного узника сменялось более и более пессимистическим. Я знал, что и на самарских заведениях я не могу ожидать ничего хорошего. Ехать в Уфу или Златоуст мне не хотелось, потому что и там мне, может быть, пришлось бы испытать все то же, что и в Оренбурге, а я жаждал наконец отдыха. Я уже готов был совсем отказаться от кумыса и склонялся к мысли поехать в Белебеевский уезд, в с. Нижнетроицкое, где я раньше лечился молоком. Тем не менее я решился еще попытаться найти что-нибудь в Самаре.
Приезжаю. Останавливаюсь в лучшей самарской гостинице - «Центральной». Когда я останавливался в ней несколько лет назад, она была, по-провинциальному, очень приличной; теперь же на всем печать обветшания, загрязнения, упадка.
Начинаю искать объявлений кумысолечебных заведений. Беру «Самарскую газету» и сразу же читаю в отделе местной хроники: «Кумысолечебный сезон уже начался с 15-го мая; приезд в нынешнем году очень слаб, в чем отчасти можно винить самих содержателей кумысолечебных заведений, рекламы которых далеко не соответствуют действительности. Есть такие милые хозяева, от которых в половине сезона убегают больные, чему уже бывали примеры неоднократно. Кроме того, лечение кумысом по дороговизне, заведенной кумысниками, доступно лишь лицам состоятельным. Возьмем для примера цены одного из недорогих кумысолечебных заведений, удаленных от города». Далее идет подробное перечисление расходов за три месяца лечения и затем вывод: «Итак, пятьсот рублей - самая скромная цифра на самом дешевом курорте. Но еще раз повторим, что больной, особенно же тяжко больной, всецело находится во власти содержателя кумысолечебного заведения, а потому не всегда найдется дешевое помещение, советы врача могут понадобиться чаще - словом, цифра пятьсот может обратиться в тысячу».
По тону статейки, по приведенным в ней цифрам я вижу, что ее писал какой-нибудь больной, желчный кумысник, и не воздержался от преувеличений; но известная доля правды в ней есть, и это отнюдь не настраивает меня радостно. Номер газеты с этой статейкой был старый, третьегодняшний, а вот в сегодняшнем есть уже и возражение на нее, подписанное д-ром Постниковым, приглашающим больных посетить его заведение, чтоб убедиться, что на нем все леченье обойдется за 1½ месяца 100 рублей, за 2 месяца 200 р. и за три - по тому же расчету. Однако отчего после 1½ месяцев, стоющих 100 р., следующие ½ месяца (дополнение до 2) стоют тоже 100 руб. - этого из заметки д-ра Постникова понять было нельзя.
Затем в «швейцарской» гостинице, на стенах домов и в окнах магазинов я нахожу целую серию печатных публикаций от разных кумысных заведений, и ближних, и дальних. Тут и «Первое Высочайше утвержденное кумысолечебное заведение д-ра Постникова, существующее с 1858 г.», и заведение Аннаева, и кумыс в Молоканском саду, «Лечебная колония Белебей-Аксаково», заведение в Марычевке, кумыс на хуторе Курлина, кумыс в Ставрополе, вновь открытое заведение Среднева и вступающее в 27-й лечебный сезон кумысное заведение в Богдановке. Но чем широковещательнее их рекламы, тем менее они внушают мне доверия. Вот, например, богдановское кумысное заведение (в 55 верстах от Самары), одно из самых лучших. С прошлого года оно перешло в арендное содержание к ветеринарному врачу, который до этого в продолжение 12 лет был управляющим в этом заведении. Теперь он в своих публикациях печатает с особенным подчеркиванием, жирным шрифтом, что им обращено особенное внимание на улучшение санитарной стороны дела. Это объявление говорит само за себя: значит, до сих пор санитарная сторона дела там была очень плоха (при том же управлении) и больным приходилось страдать от этого. От тех, кто там бывал, мне приходилось слышать, что хотя кумыс там и недурен, но что касается остального, то можно желать много лучшего, к все тамошние помещения носят на себе печать 25-летней кумысолечебной службы. Если теперь все это и улучшено, то все-таки не Бог весть как. Прежде чем ехать за 55 верст в Богдановку, я предпочел побывать на заведениях, ближайших к городу.
Дача Постникова. Курзал
Первое место между ними занимает заведение д-ра Постникова, как по размерам (оно рассчитано, кажется, на 150 человек больных), так и по времени его открытия. Д-р Постников - настоящий Колумб кумыса. Он первый ввел его в употребление как лечебное средство, и с его легкой руки кумысные заведения теперь распространились не только в разных местностях России, но и за границей, а кумыс сделался предметом научных исследований.
Заведение д-ра Постникова расположено в довольно красивой местности, в трех-четырех верстах от Самары, почти на самом берегу Волги. Среди небольшого лиственного леса, обращенного в парк с расчищенными дорожками, построен курзал и разбросаны в разных местах и отдельные домики, и здания номеров. Заведение Аннаева (ныне Фальковского) несколько ближе к Самаре, не доезжая с версту до Постникова; оно на самом берегу Волги, к которой можно спускаться по крутым дорожкам прямо из сада заведения. Недостаток деревьев заменен здесь разбитыми повсюду цветниками и искусственными сооружениями вроде разных террасок и беседок. Аннаевское заведение, «самое аристократическое», возникшее несколькими годами позже постниковского, построено с некоторой претензией подражать заграничным курортам. В главном здании, представляющем по своей архитектуре смесь французского с нижегородским, вы найдете и общий табль-д’от, и читальню с несколькими газетами и библиотекой, и концертный зал с эстрадой и декорациями для любительских спектаклей. Комнаты обставлены мебелью так называемых хороших провинциальных гостиниц, лакеи - во фраках, горничные в форменных коричневых платьях и белых чепцах.
(chronograph)
Я не буду пока останавливаться на этих двух заведениях, они более или менее всем известны, и во всяком случае ни один кумысник, попавший в Самару, не преминет посетить их даже и в том случае, если он не предполагает поселиться в них. Заведение Постникова нередко подвергалось всевозможным нареканиям и за качество кумыса, и за недостаток его, и за неудовлетворительность помещений и стола, и за то, и за другое; говорят, там бывали чуть ли не настоящие кумысные бунты; одно время его как-то систематически избегали. Но справедливость требует сказать, что, по качеству кумыса и по местоположению своему, оно едва ли не лучшее из всех. Заведение же Аннаева всегда славилось непомерной дороговизной и натянутостью и чопорностью жизни в нем. Я помню, что когда я двадцать с лишним лет тому назад приезжал на кумыс в Самару, то и тогда уже мне почему-то эти два заведения казались не удовлетворяющими требованиям отдыха на лоне природы и усиленного питания, и я предпочел остановиться на заведении Чернышева, более простом и отстоящем дальше от города. Теперь я имел в виду это же самое заведение, а из других мое внимание привлекло «вновь открытое» заведение Среднева. С тех пор как произнесены страшные слова: «Чахотка заразительна», все нечахоточные посетители кумысных заведений стали бояться попасть в помещение, где пол и стены насквозь проплеваны чахоточными больными. Это обстоятельство является одной из причин, почему в нынешнем году в «старых» кумысных заведениях Самары было мало посетителей. Все больные, могущие обходиться без постоянного докторского надзора, стремятся в деревни, на частные дачи или, подобно мне, в киргизские кибитки, только бы не в такие заведения, которые в виде рекламы публикуют, что у них и стены, и мебель дезинфицируются раствором сулемы. Ну кому из ищущих просто поправки здоровья придет охота лечь в больницу! А обстановка некоторых кумысных заведений навевает именно такое впечатление. Поэтому всякое «вновь открытое» заведение невольно привлекает к себе.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Стерилизация посуды
VI
Я напрасно искал объявлений о кумысном заведении Чернышева - их нигде не было. Но извозчики знали его; оно верстах в восьми от Самары, несколько в стороне от той же дороги, где заведения Постникова и Аннаева; а с версту от Чернышева, ближе к большой дороге, находится и заведение Среднева.
Когда я подъезжал к чернышевскому заведению, я не узнал местности: там, где прежде была ковыльная степь, на которой паслись кобылицы, теперь раскинулись обширные фруктовые сады, отделенные друг от друга плетнями, между которыми проходят узкие, пыльные дороги. Прежний кустарник вырос в лесок, частью вырублен, частью тоже огорожен плетнями и застроен дачами. Былого приволья здесь не стало. Только перед самым заведением Чернышева осталась небольшая полянка, на которой гуляло штук семь кобылиц.
Чернышевские дачи оказались расположенными в довольно заросшем и заглохшем саду. Когда я подошел к одному из домов, по-видимому, главному, с террасы спустилась какая-то женщина, босиком, с расстегнутым воротом и подоткнутым за пояс платьем. Она, очевидно, не ожидала посетителей, смутилась и тотчас скрылась в дом. Я посмотрел вокруг: везде полный беспорядок, разбросанные предметы домашнего обихода, тряпки, развешанное белье, и при этом полная тишина; очевидно, приезжих еще нет. Чрез минуту женщина вышла снова, приняв несколько более благообразный вид. Я попросил достать мне бутылку кумысу и поставить его согреться, а тем временем показать мне комнаты. Она повела меня по грязной деревянной лестнице во второй этаж. Комнаты, которые она мне показала, были до такой степени грязны, душны, запылены, что я был поражен; в некоторых рамах оказались даже разбитые стекла; осколки стекол валялись на грязном матраце вместе с коробочками из-под папирос. Здесь не только не дезинфицировали помещений «раствором сулемы», но их даже и не убирали с прошлого лета и не отворяли в них окон. Комнаты такого рода мне случалось видать на больших сельских ярмарках; там в них останавливаются приезжие прасолы и приказчики; но и те содержатся гораздо чище. Я был до такой степени возмущен встреченным здесь безобразием, что даже не стал спрашивать цены помещений, не попробовал и кумыса, а прямо уехал. Когда я уже садился на извозчика, ко мне вышла старуха, жена хозяина заведения, в костюме, соответствовавшем убранству виденных мною комнат. Я не удержался, чтобы не сказать ей:
- Как вам не стыдно: лечебный сезон начался уже если не месяц, то две недели тому назад, а у вас даже и комнаты не подметены с прошлого года.
- Зачем? - ответила она мне с наивной уверенностью в своей правоте, - которые комнаты снимут, так и уберем их, когда будет нужно.
Зато каким резким и приятным показался мне переход от грязи к чистоте, когда от Чернышева я приехал к Средневу. Здесь все было новенькое. Заведение открыто только год тому назад, и в прошлом году здесь жили всего только два или три человека, а нынче я был первым. Курзал был отстроен вчерне, даже рам в нем не было, а один из больших флигелей еще только отстраивался. В четырех отстроенных флигелях я мог сделать выбор из 15-ти комнат, ценою от 10 до 20 р. в месяц. За исключением трех, оклеенных обоями, все остальные комнатки были с голыми бревенчатыми стенами и дощатыми потолками; но их чистота и смолистый запах сосны производили такое приятное впечатление, что всякие обои или штукатурка показались бы хуже. Полы были крашеные, новенькие, блестящие. Железные кровати, матрацы, комоды, столы, зеркала, умывальники с педалью или крантиками, - все это новое, очень приличное и даже не лишенное некоторого изящества. При этом из каждой комнаты проведен электрический звонок к прислуге. Словом, на всем заведении лежала печать комфорта без излишней роскоши: веяло цивилизацией. Я спросил кумысу - он показался мне превосходным.
Тем не менее я едва ли решился бы остаться в этом заведении, если б в числе всех показанных мне комнат не нашлась одна, совершенно изолированная от других: очень мило отделанный чердачок (над крышей одного из флигелей) с отдельной входной лестницей и отдельным балкончиком. Высокие липы, окружавшие флигель со всех сторон, предохраняли своими тенистыми ветвями и крышу, и балкончик от солнечных лучей. Я оставил эту комнату за собой с условием, что если я завтра не приеду, то она свободна. Во всех других комнатах я находил одно неизбежное неудобство, с которым встречаешься на каждом кумысном заведении: неприятное соседство больных. Флигеля у Среднева устроены на четыре комнаты каждый; в средине флигеля коридор, в который выходят с каждой стороны по две двери из номеров. Здесь все, что делается и у соседа, и у визави, слышно в любом номере. Людям больным, нервным, ищущим покоя, такое сожительство крайне неприятно: один слишком рано встает, другой слишком поздно ложится, один по ночам громко кашляет, другой храпит. Во время моего пребывания в заведении Среднева мне как раз пришлось быть свидетелем недоразумений, происходивших между соседями - жильцами одного из флигелей из-за того, что один больной отстаивал свое право кашлять и неплотно затворять дверь в коридор. Хозяин, ежедневно привлекавшийся ими в качестве судьи, не знал как примирить их. Наконец один из жильцов флигеля был переведен в только что отстроенную комнату в курзале (уборную), а другой занял мою комнату тотчас, как я уехал.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Коридор
После Среднева я, на обратном пути в город, заехал все-таки посмотреть помещения у Постникова и Аннаева.
Некоторые флигеля Постникова устроены как будто рациональнее, чем в других кумысных заведениях. Они тоже разделены на четыре помещения; но разделяющая их стена проходит крестом в средине флигеля; коридора нет, а двери выходят из каждого помещения на террасу, окружающую флигель. Каждое помещение состоит из крохотной прихожей, приемной комнаты и крохотной спальни. Цена такому помещению 25 рублей в месяц. Зато в других домах и в главном корпусе, или так называемом «Ноевом ковчеге», по три комнаты (отдаваемых вместе или порознь) сходятся в одну общую переднюю, что крайне неудобно. Там есть комнаты и дешевле 25 р., и много дороже. Но во всех постниковских помещениях меблировка весьма неприглядна: большею частию стара, грубовата, комоды без замков, да и самые комнаты производят впечатление какой-то аляповатости. При этом везде запах лекарств, не то иода, не то иодоформа: кажется, самые стены пропитались здесь этим запахом, хотя меня и старались уверить, что это запах клеевой краски от выкрашенных месяц тому назад стен. В одном месте, впрочем, запах иодоформа был настолько силен, что присутствие его отвергать было невозможно. Мы входим в крошечную, темную переднюю: открытые двери прямо, направо и налево в отдельные комнаты; одна из комнат уже занята, две другие предлагают мне на выбор.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Комната для одного человека
- Но здесь можно задохнуться от запаха иодоформа, - говорю я, - откуда это такой запах?
- А это вот отсюда, - отвечают мне, указывая на занятую уже комнату, жилец которой вышел на прогулку, - здесь живет больной, у которого в боку сделаны после плеврита проколы и вставлены дренажные трубки для выпуска экссудата; так ему присыпают иодоформом раны.
- Нет, благодарю покорно, - говорю я тогда моему спутнику, - в этом помещении я жить не стану.
А сам же д-р Постников рекомендует в своей брошюре о кумысе выбирать квартиру-особняк.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Дача-особняк
Интересно устроены у Постникова звонки из комнат к прислуге. Где-нибудь на площадке между флигелями поставлен столб вроде телеграфного, на столбе повешен колокольчик, а к колокольчику протянуты веревки от пяти или более флигелей. Чтобы позвать прислугу, нужно выйти на террасу, дернуть веревку к колокольчику и затем ждать, пока прислуга придет к столбу и увидит, кто ее зовет.
Неудовлетворительность постниковских помещений служит, конечно, причиной того, что у него нынче так мало посетителей. Когда я был у него, то вместо 150 человек, на которых рассчитано заведение, там едва ли было двадцать человек. Чтоб заманивать к себе публику, д-р Постников завел в Самаре агента, который встречает приезжих на пароходах или ходит по номерам гостиниц и зазывает к Постникову на кумыс. Но это не столько привлекает, сколько отталкивает. Я едва мог отделаться от этого агента и убедить его, что намерен в выборе заведения руководствоваться не его рекомендацией, а собственными впечатлениями.
Я слышал, что стол в заведении Постникова довольно удовлетворителен; что же касается кумыса, то в течение лета мне пришлось несколько раз попробовать его, и я убедился, что он безусловно лучше всех других. Это и понятно: д-р Постников владеет обширными пастбищами, от пастбищ зависит качество молока, а от молока и кумыс. Искусство же приготовления кумыса знакомо д-ру Постникову не только из многолетней практики, но и теоретически, научно; в этом деле он не предоставляет мастерам-татарам действовать по их разумению, а, напротив, эти мастера руководствуются данными им доктором указаниями.
Карл Фишер. Кумысолечебница Климушкина. Лаборатория
В этом отношении заведение Аннаева находится в значительно менее благоприятных условиях, и кумыс у Аннаева хуже, чем у Постникова, и хуже, чем у Среднева. Помещения же у Аннаева лучше, чем у Постникова, и, пожалуй, лучше, чем у Среднева; но это только с первого взгляда; в действительности же они тоже негигиеничны, душны, темны. У Среднева, невзирая на бревенчатые стены, а может быть, именно благодаря им, чувствуется как-то вольнее. Цены аннаевских комнат дороже, чем где бы то ни было. Эта дороговизна увеличивается еще тем, что здесь цены считаются посезонно, а не помесячно. Если же вы непременно желаете взять только на месяц, то сезонная цена делится на 40 дней и полученная таким образом цена суточная умножается на 30 дней; иначе сказать, 1 месяц обойдется в ¾ сезонной цены. Самая дешевая комната, которую мне показывали (а почти все были еще свободны), стоила 60 р. в сезон или 45 р. в месяц. Это был крошечный, низкий чуланчик в одно окно на террасу, а вся обстановка его заключалась в софе, заменившей кровать, небольшом комоде, столе и стуле.
- Тесновато-то действительно тесновато, - сказал провожавший меня по комнатам управляющий заведением, окинув взглядом чуланчик, - однако в прошлом году тут барыня еще вдвоем с дочкой лет десяти жила. Не знаю уж, как они и помещались.
Убедившись, что лучше заведения Среднева мне ничего не найти, я на другой же день переехал туда, и с этого момента почувствовал себя наконец на отдыхе.
ОКОНЧАНИЕ
См. также:
П. М. Богоявленский. Полное практическое руководство приготовления и употребления кумыса как врачебного напитка
Материалы об Илецке (Илецкой Защите) и других населенных пунктах Оренбургской губернии:
https://rus-turk.livejournal.com/597223.html