А. М. Никольский. Переселенцы (1/2)
А. М. Никольский, доктор зоологии, приват-доцент Императорского С.-Петербургского университета и зоолог Зоологического музея Императорской Академии наук. Уроки жизни: (Очерки из жизни животных): Для детей школьного возраста. С рисунками. - М.: Издание книгопродавца М. В. Клюкина, 1902.
ОКОНЧАНИЕ
Лет 20 тому назад на берегу реки Сырдарьи стояло небольшое укрепление или форт. У русских оно называлось Ильинским, в память дня его основания, 20-го июля, но киргизы, кочевавшие в окрестностях, прозвали его Бер-Агач, что значит «одно дерево». Действительно, на дворе укрепления росла одна единственная чахлая ветла, выращенная с большим трудом солдатами. Маленькое деревцо стояло как-то так, что среди безбрежной степи, издали верст за 10, бросалось в глаза путешественнику, ехал ли он с юга или с севера.
Укрепление состояло всего-навсего из трех домов, окаймлявших небольшой дворик. Самое длинное здание было отведено под казармы; в противоположном домике помещались два офицера, а сбоку находилась лачужка, служившая складом для различного рода казенных вещей. Стены этих зданий были сложены из сырцового кирпича, крыши их состояли из толстого слоя камыша, наложенного снопами на стропила, сбоку кровли не было никаких стенок, так что под ней мог свободно гулять ветер, обвевая груду пустых ящиков, валявшихся на чердаке. Все укрепление было обнесено небольшим валом, предназначенным служить защитой от выстрелов при нападении разбойничьих шаек.
Ильинское было основано лет 30 тому назад, чтобы держать в страхе окрестных киргизов, делавших в то время набеги на проходящие караваны, на проезжих купцов и русских чиновников.
Кругом укрепления на целые сотни верст раскинулась мертвая пустыня. Ровная, как пол, голая глинистая степь, кое-где разве покрытая чахлою полынью, простиралась до горизонта во все стороны. С запада, правда, протекала широкая и мутная Сырдарья, противоположный берег которой был скалист, но за ним тянулась опять все та же безжизненная пустыня. Ни единого свежего кустика, ни одного зеленого пятна не видно было в окрестностях. Даже по берегу реки нельзя было найти обычной зеленой травки. Дарья текла здесь как в желобе, подмывая крутые глинистые берега и совершенно не орошая долины. Только кое-где вдоль реки попадались отдельные запыленные кусты барбариса; во время основания Ильинского они росли и поблизости укрепления, но солдаты в том же году вырубили их на топливо. Единственная ветла, торчавшая на дворе, стоила многих забот жителям форта: несколько раз рассаживали они молодые деревца, усердно поливали их, но ветлы скоро засыхали; наконец удалось-таки сохранить одно чахлое дерево, служившее путнику как бы маяком среди безбрежной степи. Кроме воды, все продовольствие жителей укрепления доставлялось сюда из различных мест. Из ближайшего города Казалинска привозили им муку, соль, крупу, свечи; киргизы пригоняли баранов, они же изредка доставляли рыбу, пойманную в Дарье.
В камышевой крыше домиков жило десятка три воробьев. Они вили свои гнезда в промежутках между снопами, совершенно защищенные ими и от ветра, и от дождя. Здесь же, под самым коньком крыши, устроили себе помещение две пары голубей. И голуби, и воробьи не улетали далеко от Ильинского: они даже редко выходили за пределы вала. Солдаты и оба офицера, умиравшие от скуки в глуши, чрезвычайно привязались к этим птицам. Они ежедневно кормили своих любимцев крошками хлеба и крупой: но в этом не было особой надобности, так как крошки хлеба и без того вытряхивались ежедневно на двор, да и крупу от времени до времени солдаты просыпали по дороге, перенося ее из склада в казармы. Словом, птицы жили в Ильинском, что называется, на всем готовом и были вполне довольны своей судьбой.
Было начало апреля. Солнце уже начинало пригревать. Небольшие кучи снега, лежавшие зимой там и сям среди ровной степи, уже стаяли; на глинистой поверхности пустыни появилась молодая серовато-зеленая полынь: по временам над укреплением проносились стаи уток и гусей, тянувших на север. Воробьи сидели на ветле и, распустив крылышки, молча грелись под лучами весеннего солнца. Они сидели и слушали. Уже третий день солдаты поднимали такой стук, что стены казармы дрожали.
Все воробьи давно уже слышали этот стук, который действительно отравлял их существование. Последние три дня они проводили или на ветле, или на дворе укрепления, забираясь под крышу только поздней ночью, когда стук прекращался. Они положительно ничем не могли объяснить себе, что за причина, почему солдаты в эти дни совсем изменили образ жизни, перестали ходить на ученье и все что-то стучат и стучат.
Как ни был неприятен стук, однако никому из птиц и в голову не приходило переселяться из-за этой причины. Да и куда пойдешь? Никаких других человеческих жилищ воробьи не знали: кругом пустыня, где так легко умереть с голоду.
Воробьи всем обществом молча полетели на крышу казармы и расселись, кто на камышинке, свесившейся с конька, кто на стропилах, еле-еле примостившись на маленьком сучке. Вытянув шею, они заглянули под крышу и убедились, что стоявшие там ящики были вынесены; оставалось их два или три, затисканных между снопами камыша. Около них возился солдат, а другой что-то передавал людям, стоявшим на земле. Наконец были убраны последние ящики, и чердак опустел.
Молча, как прежде, улетели воробьи на дерево и расселись на свои обычные места. Долго сидели они в задумчивости, нахохлив свои серые перышки и не решаясь нарушить молчание. Наконец один старый-престарый патриарх, встречавший пятую весну в укреплении Ильинском, заметил своим товарищам:
- Да! - сказал он, - нехорошо! Кажется, волей-неволей придется переселяться: ведь солдаты собираются уходить.
Старый воробей в течение своей долгой жизни насмотрелся всякой всячины. Не раз видел он, как в укрепление приходили караваны, сопровождаемые солдатами, видел, как снимали люди с верблюдов ящики, как потом от времени до времени переносили их на чердак, - но никогда он не видал, чтобы эти ящики вытаскивали оттуда. Живо он смекнул своим воробьиным умом, что снимают их теперь только затем, чтобы уложить в них вещи; а если укладывают вещи, стало быть, хотят увозить их, а эта значит, что люди думают перебраться из форта.
Такое рассуждение, по крайней мере на этот раз, было как нельзя более основательно. Несколько дней назад, старший офицер форта получил от своего начальства бумагу следующего содержания: «Вследствие приказания Его В.-П-ства г. Туркестанского Генерал-Губернатора упразднить Ильинское укрепление, предлагаю Вашему Благородию собрать все движимое казенное имущество и, наняв потребное количества верблюдов, перевезти его в г. Казалинск. Вам самим, вместе с прапорщиком Поветовым и всей командой, предлагаю выступить вслед за караваном в тот же город, где и оставаться впредь до дальнейшего распоряжения».
Офицеры Ильинского давно уже ожидали этого предписания. В укреплении действительно не было никакой надобности. Киргизы давно успокоились, а если и бывали разбои, то сами же киргизы, обязанные отвечать за всякий грабеж всей волостью, обыкновенно выдавали воров или же выплачивали стоимость разграбленного имущества.
Все человеческое население Ильинского чрезвычайно обрадовалось упразднению укрепления; жизнь в этой глуши порядочно надоела каждому. Впереди все-таки предстояли различные перемены, а прежде всего - пребывание в Казалинске обещало кое-какие развлечения.
Упразднить укрепление в данном случае означало - бросить все его постройки на произвол судьбы, так как кроме военных в нем не было ни единой посторонней души. С упразднением форта, Ильинское должно было совершенно опустеть.
Солдаты, по распоряжению начальника, принялись за укладку в ящики казенного имущества. Чтобы ничто не пропадало даром, они отодрали от стен разные крючья, кое-какие доски, разобрали нары, которые годились на топливо в длинной дороге по пустыне. Словом, они старались не оставить нечего, что только можно было положить на спину корабля пустыни - верблюда.
При этих-то работах солдаты и производили тот стук, которым были так недовольны воробьи.
Укладка приближалась к концу. Наши птицы, сидя на ветле, уныло поглядывали на зловещие приготовления.
Да, было над чем призадуматься бедным воробьям. Как станут они жить? спокон века, из поколения в поколение, ютились они около человека и совершенно отвыкли добывать себе пищу среди природы.
Как попали их предки в Ильинское, они сами не знали. Говорят, будто давным-давно, когда еще не было укрепления, два очень смелых воробья прилетели сюда, следуя за большим русским отрядом от самого Казалинска. Время было летнее, и птицы без всяких лишений подвигались вслед за медленно шедшим войском. Ночи они проводили на вьюках, а днем во время стоянки вертелись около походной кухни. Дойдя до того места, где теперь Ильинское, часть солдат осталась и построила укрепление; с ними остались и смелые воробьи.
Но таково ли в действительности было происхождение предков, никто из наших птиц достоверно не знал. Между тем это сказание как бы само собой указывало, как надо поступить в тех критических обстоятельствах, которые переживали теперь воробьи. Однако никто и не заикнулся предложить идти вслед за солдатами.
Время было весеннее. Воробьи подумывали уже о том, чтобы вить новые гнезда, скоро надо было нести яйца, - куда же девать их? ведь не бросать же их по дороге? Старые воробьи хорошо знали, как медленно идут караваны; они знали, что, может быть, пройдет целый месяц, пока солдаты доберутся до соседнего укрепления. В обществе наших птиц ходили слухи, что во все стороны, на расстоянии трех дней полета, нет никаких человеческих жилищ; попадаются, правда, киргизские юрты, но в них невозможно строить гнезда.
Но старые воробьи понимали всю безвыходность положения. Оставаться здесь - помрешь с голоду; идти за караваном - значит погубить потомство. Переселиться раньше солдат, самостоятельно, - но куда? где ближайшее жилье человеческое?
Такие неутешительные мысли бродили в головах убитых горем воробьев. Печально передавали они друг другу свои соображения, решительно не зная, что делать. Наконец старый воробей, пользовавшийся всеобщим уважением, заключил рассуждения следующими словами:
- Вы сами видите наше положение: нам ничего не остается, как улететь. Подвигаться за караваном нам нельзя: вы сами знаете, почему. Поэтому нам следует подождать, когда выступят солдаты, посмотреть, куда они пойдут, и направиться в ту же сторону вперед каравана. При счастье, дня через три мы, может быть, найдем новое укрепление. Не беда, если в дороге придется немного поголодать, - прибавил он, - как-нибудь пробьемся; я знаю одно растение, у которого зерна немного напоминают крупу, хотя они уже осыпались теперь, все же найдется немного.
Этот совет был принят всем обществом.
ОКОНЧАНИЕ
Того же автора:
• Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область
• В стране глины и песку
• Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• Летние поездки натуралиста
- В Туркестане
- В Северной Персии
Материалы о Казалинске и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html
ОКОНЧАНИЕ
Лет 20 тому назад на берегу реки Сырдарьи стояло небольшое укрепление или форт. У русских оно называлось Ильинским, в память дня его основания, 20-го июля, но киргизы, кочевавшие в окрестностях, прозвали его Бер-Агач, что значит «одно дерево». Действительно, на дворе укрепления росла одна единственная чахлая ветла, выращенная с большим трудом солдатами. Маленькое деревцо стояло как-то так, что среди безбрежной степи, издали верст за 10, бросалось в глаза путешественнику, ехал ли он с юга или с севера.
Укрепление состояло всего-навсего из трех домов, окаймлявших небольшой дворик. Самое длинное здание было отведено под казармы; в противоположном домике помещались два офицера, а сбоку находилась лачужка, служившая складом для различного рода казенных вещей. Стены этих зданий были сложены из сырцового кирпича, крыши их состояли из толстого слоя камыша, наложенного снопами на стропила, сбоку кровли не было никаких стенок, так что под ней мог свободно гулять ветер, обвевая груду пустых ящиков, валявшихся на чердаке. Все укрепление было обнесено небольшим валом, предназначенным служить защитой от выстрелов при нападении разбойничьих шаек.
Ильинское было основано лет 30 тому назад, чтобы держать в страхе окрестных киргизов, делавших в то время набеги на проходящие караваны, на проезжих купцов и русских чиновников.
Кругом укрепления на целые сотни верст раскинулась мертвая пустыня. Ровная, как пол, голая глинистая степь, кое-где разве покрытая чахлою полынью, простиралась до горизонта во все стороны. С запада, правда, протекала широкая и мутная Сырдарья, противоположный берег которой был скалист, но за ним тянулась опять все та же безжизненная пустыня. Ни единого свежего кустика, ни одного зеленого пятна не видно было в окрестностях. Даже по берегу реки нельзя было найти обычной зеленой травки. Дарья текла здесь как в желобе, подмывая крутые глинистые берега и совершенно не орошая долины. Только кое-где вдоль реки попадались отдельные запыленные кусты барбариса; во время основания Ильинского они росли и поблизости укрепления, но солдаты в том же году вырубили их на топливо. Единственная ветла, торчавшая на дворе, стоила многих забот жителям форта: несколько раз рассаживали они молодые деревца, усердно поливали их, но ветлы скоро засыхали; наконец удалось-таки сохранить одно чахлое дерево, служившее путнику как бы маяком среди безбрежной степи. Кроме воды, все продовольствие жителей укрепления доставлялось сюда из различных мест. Из ближайшего города Казалинска привозили им муку, соль, крупу, свечи; киргизы пригоняли баранов, они же изредка доставляли рыбу, пойманную в Дарье.
В камышевой крыше домиков жило десятка три воробьев. Они вили свои гнезда в промежутках между снопами, совершенно защищенные ими и от ветра, и от дождя. Здесь же, под самым коньком крыши, устроили себе помещение две пары голубей. И голуби, и воробьи не улетали далеко от Ильинского: они даже редко выходили за пределы вала. Солдаты и оба офицера, умиравшие от скуки в глуши, чрезвычайно привязались к этим птицам. Они ежедневно кормили своих любимцев крошками хлеба и крупой: но в этом не было особой надобности, так как крошки хлеба и без того вытряхивались ежедневно на двор, да и крупу от времени до времени солдаты просыпали по дороге, перенося ее из склада в казармы. Словом, птицы жили в Ильинском, что называется, на всем готовом и были вполне довольны своей судьбой.
Было начало апреля. Солнце уже начинало пригревать. Небольшие кучи снега, лежавшие зимой там и сям среди ровной степи, уже стаяли; на глинистой поверхности пустыни появилась молодая серовато-зеленая полынь: по временам над укреплением проносились стаи уток и гусей, тянувших на север. Воробьи сидели на ветле и, распустив крылышки, молча грелись под лучами весеннего солнца. Они сидели и слушали. Уже третий день солдаты поднимали такой стук, что стены казармы дрожали.
Все воробьи давно уже слышали этот стук, который действительно отравлял их существование. Последние три дня они проводили или на ветле, или на дворе укрепления, забираясь под крышу только поздней ночью, когда стук прекращался. Они положительно ничем не могли объяснить себе, что за причина, почему солдаты в эти дни совсем изменили образ жизни, перестали ходить на ученье и все что-то стучат и стучат.
Как ни был неприятен стук, однако никому из птиц и в голову не приходило переселяться из-за этой причины. Да и куда пойдешь? Никаких других человеческих жилищ воробьи не знали: кругом пустыня, где так легко умереть с голоду.
Воробьи всем обществом молча полетели на крышу казармы и расселись, кто на камышинке, свесившейся с конька, кто на стропилах, еле-еле примостившись на маленьком сучке. Вытянув шею, они заглянули под крышу и убедились, что стоявшие там ящики были вынесены; оставалось их два или три, затисканных между снопами камыша. Около них возился солдат, а другой что-то передавал людям, стоявшим на земле. Наконец были убраны последние ящики, и чердак опустел.
Молча, как прежде, улетели воробьи на дерево и расселись на свои обычные места. Долго сидели они в задумчивости, нахохлив свои серые перышки и не решаясь нарушить молчание. Наконец один старый-престарый патриарх, встречавший пятую весну в укреплении Ильинском, заметил своим товарищам:
- Да! - сказал он, - нехорошо! Кажется, волей-неволей придется переселяться: ведь солдаты собираются уходить.
Старый воробей в течение своей долгой жизни насмотрелся всякой всячины. Не раз видел он, как в укрепление приходили караваны, сопровождаемые солдатами, видел, как снимали люди с верблюдов ящики, как потом от времени до времени переносили их на чердак, - но никогда он не видал, чтобы эти ящики вытаскивали оттуда. Живо он смекнул своим воробьиным умом, что снимают их теперь только затем, чтобы уложить в них вещи; а если укладывают вещи, стало быть, хотят увозить их, а эта значит, что люди думают перебраться из форта.
Такое рассуждение, по крайней мере на этот раз, было как нельзя более основательно. Несколько дней назад, старший офицер форта получил от своего начальства бумагу следующего содержания: «Вследствие приказания Его В.-П-ства г. Туркестанского Генерал-Губернатора упразднить Ильинское укрепление, предлагаю Вашему Благородию собрать все движимое казенное имущество и, наняв потребное количества верблюдов, перевезти его в г. Казалинск. Вам самим, вместе с прапорщиком Поветовым и всей командой, предлагаю выступить вслед за караваном в тот же город, где и оставаться впредь до дальнейшего распоряжения».
Офицеры Ильинского давно уже ожидали этого предписания. В укреплении действительно не было никакой надобности. Киргизы давно успокоились, а если и бывали разбои, то сами же киргизы, обязанные отвечать за всякий грабеж всей волостью, обыкновенно выдавали воров или же выплачивали стоимость разграбленного имущества.
Все человеческое население Ильинского чрезвычайно обрадовалось упразднению укрепления; жизнь в этой глуши порядочно надоела каждому. Впереди все-таки предстояли различные перемены, а прежде всего - пребывание в Казалинске обещало кое-какие развлечения.
Упразднить укрепление в данном случае означало - бросить все его постройки на произвол судьбы, так как кроме военных в нем не было ни единой посторонней души. С упразднением форта, Ильинское должно было совершенно опустеть.
Солдаты, по распоряжению начальника, принялись за укладку в ящики казенного имущества. Чтобы ничто не пропадало даром, они отодрали от стен разные крючья, кое-какие доски, разобрали нары, которые годились на топливо в длинной дороге по пустыне. Словом, они старались не оставить нечего, что только можно было положить на спину корабля пустыни - верблюда.
При этих-то работах солдаты и производили тот стук, которым были так недовольны воробьи.
Укладка приближалась к концу. Наши птицы, сидя на ветле, уныло поглядывали на зловещие приготовления.
Да, было над чем призадуматься бедным воробьям. Как станут они жить? спокон века, из поколения в поколение, ютились они около человека и совершенно отвыкли добывать себе пищу среди природы.
Как попали их предки в Ильинское, они сами не знали. Говорят, будто давным-давно, когда еще не было укрепления, два очень смелых воробья прилетели сюда, следуя за большим русским отрядом от самого Казалинска. Время было летнее, и птицы без всяких лишений подвигались вслед за медленно шедшим войском. Ночи они проводили на вьюках, а днем во время стоянки вертелись около походной кухни. Дойдя до того места, где теперь Ильинское, часть солдат осталась и построила укрепление; с ними остались и смелые воробьи.
Но таково ли в действительности было происхождение предков, никто из наших птиц достоверно не знал. Между тем это сказание как бы само собой указывало, как надо поступить в тех критических обстоятельствах, которые переживали теперь воробьи. Однако никто и не заикнулся предложить идти вслед за солдатами.
Время было весеннее. Воробьи подумывали уже о том, чтобы вить новые гнезда, скоро надо было нести яйца, - куда же девать их? ведь не бросать же их по дороге? Старые воробьи хорошо знали, как медленно идут караваны; они знали, что, может быть, пройдет целый месяц, пока солдаты доберутся до соседнего укрепления. В обществе наших птиц ходили слухи, что во все стороны, на расстоянии трех дней полета, нет никаких человеческих жилищ; попадаются, правда, киргизские юрты, но в них невозможно строить гнезда.
Но старые воробьи понимали всю безвыходность положения. Оставаться здесь - помрешь с голоду; идти за караваном - значит погубить потомство. Переселиться раньше солдат, самостоятельно, - но куда? где ближайшее жилье человеческое?
Такие неутешительные мысли бродили в головах убитых горем воробьев. Печально передавали они друг другу свои соображения, решительно не зная, что делать. Наконец старый воробей, пользовавшийся всеобщим уважением, заключил рассуждения следующими словами:
- Вы сами видите наше положение: нам ничего не остается, как улететь. Подвигаться за караваном нам нельзя: вы сами знаете, почему. Поэтому нам следует подождать, когда выступят солдаты, посмотреть, куда они пойдут, и направиться в ту же сторону вперед каравана. При счастье, дня через три мы, может быть, найдем новое укрепление. Не беда, если в дороге придется немного поголодать, - прибавил он, - как-нибудь пробьемся; я знаю одно растение, у которого зерна немного напоминают крупу, хотя они уже осыпались теперь, все же найдется немного.
Этот совет был принят всем обществом.
ОКОНЧАНИЕ
Того же автора:
• Путешествие на озеро Балхаш и в Семиреченскую область
• В стране глины и песку
• Поездка в северо-восточную Персию и Закаспийскую область
• Летние поездки натуралиста
- В Туркестане
- В Северной Персии
Материалы о Казалинске и других населенных пунктах Сырдарьинской области:
https://rus-turk.livejournal.com/539147.html