У Алатавского хребта (2/3)
А. К. Гейнс. Дневник 1865 года. Путешествие по Киргизским степям // Собрание литературных трудов А. К. Гейнса. Том I. - СПб., 1897.
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Тигр (рис. Н. А. Северцова)
11-го ноября. Выехали утром от таранчей. Так как мы роздали им несколько серебряных денег и поили чаем, то они провожали нас с особенным сожалением.
Первоначально дорога шла по полузамерзшим сазам и ручьям, поросшим густыми камышами. В чистых местах видны были следы постоянного пребывания кабанов - взрытая ими почва. Нам приходилось переезжать множество замерзших ручьев, по которым наши некованые лошади скользили всеми четырьмя. Местами, между сазами и ручьями на буграх росла высокая трава, иглистая джигда и дикий лен. Из-под каждого куста выпрыгивали зайцы, за которыми гонялись наши собаки. Зайцы тут меньше наших, хвост у них весьма длинен и висит, как у наших баранов. Попадались зайцы и голубого цвета.
К обеду приехали в какую-то бедную юрту. Перекусив здесь имевшимися с нами запасами, мы поехали далее. Вскоре вид местности изменился, сазы прекратились. На песчаной почве, верный признак близости большой горной реки, стала подниматься высокая трава. Трехаршинное чи было перемешано с кустами джигды и росло таким образом. Далее стали попадаться высокие джигдовые деревья и купы джингилевых рощиц. Растительность становилась чрезвычайно богатою и носила на себе характер южной флоры. Вправо от нас показались целые линии деревьев и рощиц, которыми оброс Чилик. Вскоре мы подъехали и к самой реке. Она очень не широка; но кое-где попадаются островки, на которых джигдовины, джингил и урюк были переплетены плетями вьющихся растений. Почва островов, как камышом, покрыта высокою побелевшею от холода травою.
- Вот в таких местах завсегда фазаны держатся, да и тигры больше по такому ложу свое гойно устраивают, - сказал Катанаев, когда мы проезжали около одного из таких островов.
Как здесь должно быть хорошо летом и как мне досадно, что мы здесь зимою. Впрочем, это не мешало погоде быть очень теплой. На земле вовсе не было снега, только ручьи были замерзши. Зайцы так и шныряли перед нами. По временам можно было слышать, что в гуще поднимался тяжелый фазан, производя свой особенный шум. Направо виднелась последняя покатость Большого Алатау - это мыс у устьев Чарына. Там наша граница с Китаем. Против мыса, на другом берегу Или, поднималась гора, говорят, чрезвычайно богатая серебром. Впереди временами виднелся высокий правый берег Или и сверкала блестящая полоса реки. В разных местах были разбросаны густые купы больших джигдовых деревьев, и под каждою такою рощею можно было рассмотреть несколько юрт, из которых поднимался кверху синеватый дымок. Там и сям полаивали собаки, а пастухи окликали стада и перекрикивались. Кое-где виднелись всадники, двигающиеся степью. У юрт мелькали белые головные уборы женщин, копошившихся по хозяйству, а по холмам бродили или стояли неподвижно стада рогатого скота.
Мы остановились в одном из аулов на ночлег. Пока варился привезенный киргизами баран, а мы попивали чай, между нашими охотниками завязался интересный разговор, который постараюсь передать. Дело началось с того, что я стал спрашивать, нет ли следов пребывания в окрестностях тигра. Киргизы ответили, что тигров много в окрестности. Недалеко от того места, где мы находились, недавно было два случая. Недели две тому назад один киргиз гнался с беркутом за лисицею и наехал на тигрицу с маленьким. Тигрица бросилась сзади на круп лошади и одним ударом лап сломала ей хребет. Левая передняя лапа тигрицы пришлась сзади на левое плечо всадника, который и опрокинулся навзничь. Товарищи несчастного, отставшие сзади, стали кричать и вопить что было духа. Тигрица бросила всадника и лошадь и скрылась в кусты джигдовника. Киргиз выжил. Другой случай был несколько дней тому назад. Киргиз нарубил сучьев и нес их на плечах в свой аул, когда тигр бросился на него сзади. Киргиз желал защититься, но почувствовал страшную боль на лице и лишился чувств. Когда он пришел в себя, то увидел себя в крови, часть носа и губы были глубоко разорваны, но тигр удовольствовался этою шуткою. Киргиз рассказывал потом, что он видел тигрицу и маленького сбоку себя в тот момент, когда, вероятно, тигр бросился на него сзади и ударил его по лицу лапою.
Мы решились ехать завтра в те места, где показывались тигры, тем более что это совпадает с нашим путем. Это подало повод к разговору между Катанаевым и Бабиным. Первый - человек по преимуществу мистического склада ума, молчаливый, серьезный, с густою темною бородою; второй толсторожий, русый, скептик, насмешник, поддразнивающий своего товарища.
- Беспременно нужно тигру завтра в морду плюнуть, - пояснил Бабин.
- Тебе бы только зубоскалить. А нет того, чтобы праведно подумать о деле. Добрый охотник, как встанет поутру, первым долгом Богу помолится да тому пастырю, кто его охраняет. Всяк человек и зверь своего пастыря имеют. Тигра также под Богом ходит, как и всякое секомое. Не захочет Господь Бог, не возьмешь ты его. Потому благочестивый охотник спозаранку у пастыря добычи просит. Попроси только умеючи - беспременно добыча будет.
- Какой же пастырь у тигров? - спросил с сарказмом Бабин.
- Есть пастырь, узнать же его можно только через благочестие и молитву. Написано ли в твоих книжках, зубоскал, что кур Алена Голендуха охраняет. Чтобы они, значит, водились, нужно ее охраны просить.
- Какой пастырь у тигров? Ты вот что мне скажи, Александрыч.
- Зубоскал, брат, ты, вот и все. Для меня хуже того нет. Коли при почине охотник почнет зубоскалить, али коли охотники при выходе станут друг другу перечить, али окаянного призывать, - не быть пути. Бывает выезд - так сам зверь к тебе и идет, и видит охотника, да стоит, покуда ты его Божиим велением не успокоишь. Бывает, опять, выезд, и видишь зверя, и к выстрелу подпущает, только ружье али винтовку почнешь изготовлять, а зверь сейчас и пойдет, и пойдет - это окаянный его гонит от охотника.
- А я третьего года был на охоте! - перебил Бабин, - секач набежал, а ружье цокнуло, так даже волосы застыли; вот кабы тогда окаянный его отогнал, хорошо бы было, а то много страха набрался.
- Говори с тобой… Ему бы только болтать. Кабы да Господь дал бы волю окаянным, не было бы ни в чем людям удачи, и все перечило бы им. Но Господь терпит грехам нашим. Кажинный день посылает он своего архангела Михаила окаянных смирять. И сечет их посланец Божий, поколе не иссечет девять прутов железных, девять прутов медных и девять оловянных. Тем самым, что дьяволы, прости Господи, смиряются, люди и спасаются от скорби и болезни. Кому хочешь служить: окаянным либо Господу? Коли дьяволу служить, тоже можно зверя бить, и труда не приложишь. Наставь пленок, силков да тенет. Это охота, угодная окаянным. Только коли на уток пленки поставил, да первую не приколешь осинкою, не пойдут они в пленки. Киргизы, те, чертовы дети, и без осины ему угодны, потому ловят они в пленки спроста, а нашему брату нельзя. Служишь ты Богу, клади капкан, станови нож на подрез, а ружье на сторожку, и только завсегда к пастырю обратись. Теперь, на лисицу капкан ставишь, проси преподобных Кузьму и Демьяна, иначе не пойдет она в капкан…
- Постой, Александрыч, коли не хочешь ты теперь сказать, кто у тигров пастырем, завтра, как с ним сойдемся, спрошу тебя. Кто ж это святых-то расписывал по зверю, Бог, что ли, али кто другой?
- Теперь, и зверь, - продолжал Катанаев, будто не слушая Бабина, - который как следует быть, который дьяволово, прости Господи, порождение. Хоть медведь. Положил ему Господь к Здвижению в берлогу ложиться. Которая честная душа, приказ Божий сполняет, а который медведь пакостник, не станет он ложиться, и бродит он, и бродит, и нет ему покоя. Это все одно, что наш брат вор. Наступит ночь. Добрым людям покой, а его тянет на кражу. Так и медведь. Коли где к пасеке повадился, будет он ходить к ней, поколева его ни убьют.
- Это точно есть, - говорил Бабин, видимо уступая доводам Катанаева, - потому прозывается пакостник.
- Ну, то-то. Тут нечего скверные слова произносить, коли на охоту идем. Теперь, тигра - это зверь большой, только, по мне, слабче будет кабана, идет потому сам к тебе. Дал промах, не смогит он убить тебя разом; а тут товарищи есть. Только одно слово: ружье на охоте выдавать да товарищей бросать - последнее дело. А на кабана промышляешь - те, нечего говорить, когда и мурашки заходят по телу. От собак это он отбаранивается, а на охотника взглядывает. И как это только он бежит: камыши, залежи, заломы, а бежит все равно как по степи. Чуть где далеко камыш заговорит, тут смотри в оба; глазом не успеешь моргнуть, как он уже тут. То ли это камыши даны ему Господом Богом? То ли ему свободно бежать, благо пятак у него острый и путь открывает? То ли и не знаю что? Одначе, во всяком случае, спасает родительское благословение, только бить нужно прямо в разбор, между глаз. Винтовку на рожки, да глаз с прицела не своди. Вот Деев так охотник, одно слово! Сколько раз видел. Никогда не стреляет, как зверь совсем набежит, а как выстрелит, так кабан либо головою в дуло еще ударится, либо рожки у его винтовки пересечет. Вишь, у меня секач руку изуродовал. Думал, что совсем съест, однако товарищи не выдали…
- Все-таки не думаю, чтобы кабан был страшнее тигра. Ты часто его видал? - заметил я Катанаеву.
- Часто приходилось видеть. Когда за кабаном на промысел ходишь, видишь его часто на гойне. Приходилось, товарищей позовешь, только не охочи они на тигру ходить. Думаешь, поколечит еще, а доходу с него нет. Как первое поселение в Алматах было, много тигра лошадей нам порезала. И крепок же этот зверь. Лошадь под самые белки потащит, а никакого следа, кроме своего, не оставит - на спине, значить, внесет. И по осыпям, и по каменьям каким, просто страсть, несет лошадь. Больше только тигра свое пропитание около кабанов имеет, потому в камышах держится; а охотника редко когда трогает. Днем охотник на промысле бывает, а тигра лежит в осоке. Ночью свиньи на пастьбу выйдут, черед тигре на промысел идти. Много раз приходилось идти около тигры сажен десять али пятнадцать будет ли?.. Как ворочаешься, смотришь, тигриное гойно, теплая еще осока, - ушел зверь от человека.
- Все-таки это самый опасный зверь здесь, - сказал я Катанаеву.
- В этом не могу вам доложить. По-нашему, секач стоит тигру. Как тигра вооружится да озлобеет, нечего греха таить, будто страшно станет. Только ничего, ладить с ним оченно можно. Раз был я на охоте с Деевым. Погнали собаки кабана. Побежал он, верхи за ним в камыш. А тигра, должно быть, уж насторожке была - прямо на Деева прыгнула. Стоит на задних лапах, прыскает, как кошка, уши приложила, а передними лапами дерет лошадь. У Деева дробовик был. Он подал-то ружье в рот тигре, да и дал выпал. Зверь заревел, да стал мять зубами дробовик, а тут фельдшер на коне подскочил, да прямо в ухо из винтовки и уметил. Зверь даже ногами не дрыгнул, так его разом и успокоил. Прибежали мы все, а тут уже и кончено… Правда, нет собаки, чтобы она на него лаяла; сейчас только услыхала тигру, бросит гнать, да к хозяину под ноги. Опять, и тигра уходит, коли увидит, что не ее сила. Ехали мы это раз с охоты с Кара-Кастека; видим, тигра идет не так далеко около дороги. Пойдемте, мол, братцы, побежим. Бог даст, успокоим зверя. Сложили мы на дороге добычу, да за тигром. В те поры, года три тому будет, не хвастать мне, держал я коней, одно слово, бегунцов. Тридцать верст отмахаешь, только в ушах поет. Поскакали мы за тигрою. Он все шел тихо да оборачивался, а как заприметил, что за ним, как пойдет он махать, так менее чем на десяти верстах из виду потеряли. Полный мах будет шагов восемнадцать охотничьих, девять, значит, сажен. А то киргизы врали, будто тигра верст десять отбежит да ляжет отдыхать, и будто таким манером они его замаривают. Это они только хлопают, потому видел сам, как тигра скакать может. Азию ты озолоти, на тигра не пойдет, как азиат сейчас голову потеряет, - а это дело пропадшее, и тигра, пожалуй, заест.
После того речь шла о разных охотах на барсов, медведей, волков, кабанов и проч., и много интересного передавали друг другу эти испытанные немвроды, эти предтечи цивилизации.
Когда вернулись стада рогатого скота (бараны и лошади были уже в отгонных табунах), я вышел на воздух. Всех коров киргизы загоняли к себе в юрты, во избежание, как они говорили, ночного холода. Кажется, они побаивались и тигров. Ночь была чрезвычайно светлая, но мороз был весьма порядочный, напоминающий Россию. При лунном освещении группа юрт, прикурнувших под развесистыми джигдами, была чрезвычайно оригинальна. Из-за скрытых тюндюков летели искры и светился огонь, разложенный на очаге. В юртах говорили, шумели, успокаивали плачущих детей… Пора спать.
12-го ноября. Утром распрощались с хозяевами.
Мы ночевали недалеко от р. Или. Выехав из аула, мы проезжали по иловатым солонцам, которые сменялись песками. Местами растительность была очень сильна, несмотря на такую почву. Все видимое пространство было усеяно джигдовыми деревьями, джингилем, тополем, и кое-где саксаулом. От этого казалось, что едем в каком-то саду. В некоторых местах пески образовали небольшие холмы, скрепленные уже покрывающею их редкою травою. Недалеко от места ночлега Катанаев заметил несколько диких степных коз, пасущихся в отдалении. Бабин пошел скрадывать их, но собаки бросились за козами и вспугнули их. Через несколько времени мы увидели еще коз, но они побежали, не подпустив нас к себе.
Изредка нам попадались и камыши, растущие по краям каких-то болот или небольших озер. Мы проезжали их, осматривая окружающую местность, где на песках отпечатывалось множество лисьих, волчьих, каракуйрюковых и заячьих следов. Но вся эта дичь была не по нас. Нам хотелось видеть кабанов или тигра.
- Убей ты мне, пожалуйста, этого орла, - сказал Тимофеич, чучельник, Катанаеву, - это, должно быть из редкой породы.
Катанаев слез с лошади, дал выстрел и промах. Он остался заряжать свою винтовку, мы же отправились далее. Обернувшись через несколько времени, я увидел Тимофеича и Катанаева, скачущих к нам во весь дух.
- Нашли след тигра, - говорил последний. - Пусть полковник Гутковский едет в ближайший аул, а мы отправимся следить зверя.
Так и сделали. Я, Бабин, Катанаев и Тимофеич, мы осмотрели тщательно оружие и поехали к следу. Недалеко от того места, где Катанаев стрелял в орла, мне показали на песке отчетливо и свеже отпечатавшиеся следы огромного хищного зверя.
- Этот след положен тигрой незадолго до нашего приезда, - говорил Катанаев, - видите, как видна вся лапа и когти?
Я положил руку на след. Рука по длине уместилась поперек следа. Должно быть, зверь очень большой. Рассматривая далее, я заметил еще другие, меньшие следы, и тоже тигра. Пальцы и часть ладони до большого пальца легли поперек этого следа. Я показал эти следы охотникам, которые и пояснили, что это, мол, маленький тигренок при матери. Мы осмотрели еще раз оружие, Бабин примкнул штык к штуцеру, и мы тронулись по следу. Розыск следов был очень затруднителен. Местами они пропадали в траве, местами становились чуть приметны на твердых солонцах, и только тогда, когда они снова отпечатывались ясно на песке, мы могли убеждаться, что след не потерян. Версты три с половиною шли мы таким образом. След привел нас к узкой полосе камыша, тянущейся по какому-то протоку. Мы здесь разделились. Двое отправились по одной стороне, двое других по другой стороне. Собаки большею частью бежали посередине камыша. Таким манером мы проехали верст шесть. Катанаев ахал, что нет снегу, а в камышах след не виден.
- Правду азия говорит, что тигра в ночь непременно обойдет сорок гор, - ворчал он про себя.
Вдруг мы увидели бегущего к нам киргиза, который кричал нам и звал нас к себе.
- Верно, тигр показался где-нибудь там, - сказали мы почти все, глядя на жестикуляции киргиза, и поскакали к нему.
- Что такое?
- К нам в аул приехал полковник и заплатил мне с тем, чтобы я отыскал вас и позвал бы к нему, - перевел Бабин ответ киргиза.
- Не появился ли там тигр?
- Не знаю.
Поехали. Оказалось, что киргиз переврал и что Гутковский просил его передать нам, где он находится.
Перекусив немного, мы опять поехали к камышам, но ездили совершенно безуспешно. Тигр нигде не выходил из камышей, а ширина, гуща и величина последних беспрерывно возрастала, по мере нашего движения на юго-запад. К вечеру мы возвратились безо всякого успеха в юрту, где нас ждал Гутковский с готовым обедом.
13-го ноября. Мысль о тигрице, которую мы следили вчера, не давала мне покоя всю ночь. Я решился выследить ее во что бы то ни стало. Проснувшись, я спросил, не может ли кто из присутствующих в ауле киргиз навести меня на след джюл-барса (тигра), за это я обещал пять баранов. Один вызвался.
Я, Катанаев, Бабин и этот киргиз - мы выехали чуть свет. По выезде первоначально мы двигались по песчаным холмам, покрытым кое-где травами, которые так хороши и питательны для баранов; потом стали попадаться солонцы. Через несколько времени мы въехали в лес саксаула. Страшного вида деревья, достигавшие до двух сажен высоты, кривые, изогнутые, с изъеденными стволами, с длинными игловидными листьями покрывали очень большое пространство. Саксаул чрезвычайно тверд и в такой же степени хрупок. Топор его не берет; удар же обуха разбивает ствол в куски. Саксаул горит очень жарким огнем сырой и сухой. Дыму дает мало. Уголь саксаула очень крепок, так что даже горящий трудно разбить ударом. По этим свойствам саксаул сущая драгоценность в степи и считается лучшим топливом для юрт. Корни саксаула пускают большие мочки во все стороны, как и все растения, произрастающие на песках. Благодаря этому свойству и величине корней, саксаул едва ли не самый действительный фактор в деле превращения кочующих песков в постоянно находящиеся на местах; это, как известно, самый важный шаг при обращении пустынной песчаной почвы в удобную. Саксауловый лес, по которому мы теперь проезжали, имеет около ста квадратных верст. Он разбросан по глинистым солонцоватым прогалинам и песчаным холмам. Последние совершенно изрыты норками тушканчиков (тарабагатаев) и полевых крыс. Лошадь беспрерывно проваливается по колена в эти подземные селения. Безо всякого сомнения, что и эти зверки, разрыхляя почву под корнями саксаула и вводя черноземные частицы во все слои песка, работают весьма усердно над обращением пустыни в удобообрабатываемую местность. Тушканчики десятками шныряли между дырочками, спасаясь в них при приближении наших лошадей.
При этом не мешает заметить, что солонцоватая почва, негодная для культуры, имеет большую ценность в глазах киргиз. Прежде всего, здесь не держится снег, соединяющийся с солью почвы и обращающийся в воду. Оттого на солонцах не бывает гололедицы - этого непреоборимого бича номадов. Во-вторых, на солончаках растут такие травы, которые едятся с особенным удовольствием овцами, верблюдами и даже рогатым скотом. Местности, где много солончаков, отличаются не только богатством двух первых пород скота, но и величиною их. Таким образом, покупателями ценятся овцы Каркаралинского округа, и преимущественно те, которые покупаются у баганалинцев; последние кочуют у Голодной степи, а зимуют на бесплодных солонцах последней. Также ценны овцы и верблюды Акмолинского округа.
Проехав бесполезно в разные стороны верст с пятнадцать, я иззяб, благодаря холодному времени, до того, что зашел погреться в юрту аула, попавшегося нам на пути. Хозяин оказался ловким малым. Он сказал, что в окрестностях много кабанов и тигров, но что последние - хвала Аллаху - не беспокоят скотины. Я предложил этому хозяину десять овец, если он наведет нас на след тигра. Он согласился. Мы оставили прежнего проводника в ауле и поехали с новым, но уже, видно, такое несчастье - все-таки не нашли ничего. Новый проводник, вооружившийся штуцером со штыком, повел нас в такие места, где действительно должны непременно водиться тигры. Громадный высокий камыш, сажени в полторы высотою, рос на сухой почве. Ниже камыша росла высокая, мягкая осока. Едва мы подъехали к камышу, как заметили, что он служит продолжением тех камышей, по которым мы следили тигрицу. Ясно - здесь где-то ее гойно, или логовище. Это усилило наше внимание. Мы изрезали высокий камыш во всех направлениях, крестили и колесили по нем, как могли, будучи, конечно, совершенно готовы к встрече со зверем. Все тщетно!
- Нет, барин! - говорил Катанаев. - Не быть пути. Первое дело, навязался к нам пустой товарищ, а второе - нет снегу. Как его тут выследить? Я прозакладую не знаю что, что мы несколько раз проходили около тигры. Это зверь мудрый. Кидается он на тех только, кто боится его; а коли охотник идет к тигре навстречу, она бежит от него. Никогда не слыхивал, чтобы она шла на винтовку. Коли уж ей некуда деться, - ну, пойдет тогда на охотника, только завсегда сзади. Ты по следу ее, значит, иди; а станет след крепко свеж, все оглядку назад имей, потому тигра завсегда сзади охотника встретит, даст круг, да коли нашла на след человека, сейчас станет подходить на скок. Только все это зимою будет… а теперь, вот опять вечер, а что проку.
Действительно, начинало вечереть. Мы поехали на ночлег. Мне было чрезвычайно досадно. Хоть бы увидать, какой это такой зверь тигр. В юрте обед был уже готов. Вскоре после обеда или ужина, назовите как хотите, мы легли спать.
14-го ноября. Есаул ездил еще третьего дня, чтобы собрать нам лошадей в киргизских аулах. До сих пор мы ездили все на последней подставе, выставленной казаками Иссыкской станицы. Но нужно же знать и честь. Вчера вечером приехал есаул и объявил, что во всех окрестных аулах нет лошадей, что все они в отгонных табунах. Он принес сведение также, что на противоположной стороне реки Или находятся аулы, и что там есть лошади, на которых можно бы поехать вниз по реке до переправы. Верстах же в пятнадцати от того места, где мы находились, в аулах лошади должны быть. Бабин и Катанаев прибавили, что на той стороне славная охота, может быть, встретим и тигра. На основании этих сведений мы решили ехать теперь к казакам, которые рыбачили на Или, а от них перебраться на ту сторону.
Шел отвратительный мокрый снег с дождем, когда мы сели верхом. К счастию, он скоро прекратился, и мы беспрепятственно добрались до хижины рыбаков на берегу Или. По реке шла большая шуга, тем не менее рыбаки брались перевезти нас на другую сторону. Мы стали готовить тут обед из привезенной с собой баранины и османов, большого вида форелей, которых много в Или.
Мы договорили рыбаков за три рубля не только перевезти нас на ту сторону, но везти нас вниз по течению до аула султана Астан-Бека, ставшего на зимовку недалеко от рыбаков. Они согласились. После обеда мы собрались в путь и уселись в двух лодках. По реке шел густой лед, сквозь который мы пробивались, однако, без всякого труда. Река изгибалась самым прихотливым образом, и мы ехали иногда полчаса, чтобы вернуться почти на то же место. Местами она разбивалась на острова, поросшие тальником, джигдою, джингилем и густою, высокою травою. Местами все рукава сливались в одно русло. Направо местность от реки круто шла в гору, представляя, впрочем, ровный по всей длине, покуда глаз мог хватать, спуск. На этом подъеме стояли черные солонцеватые горы. Там, вероятно, наша охота.
Верстах в десяти ниже избушки рыбаков мы увидели аул на берегу Или. Мы остановились. По расспросам оказалось, что это зимовка Астан-Бека. Султан принял нас очень радушно и указал нам юрту своего муллы, старого старика. Юрта была довольно опрятна. На сносной постели сидела дочь муллы, девочка лет тринадцати, очень хорошенькая собою, с правильными чертами лица и очень выразительными для ее лет глазами. Оказалось, что мулла ташкенец, чем и объяснилась ненормальная для киргизок правильность черт лица у дочери муллы. Султан, узнав, что я испытал несколько неудач в поисках за зверями, пояснил, что около самой его зимовки есть остров Аюлы (аю - медведь), где всегда держится несколько медведей. Я взял ружье и в сопровождении Бабина и Тимофеича отправился на остров. Нас перевезли наши же рыбаки, хотевшие ночевать в ауле Астан-Бека. Но напрасно я и Бабин, в сопровождении киргиз, крестили во всех направлениях остров, - ни живой души, ни даже фазанов, которых, как говорили, на острове гибель. Мы продирались между колючими деревьями, пропадали в густой, выше роста человеческого, траве, с трудом двигались сквозь мощную растительность, - ничего. На песчаных полосах, идущих вдоль по острову и оставляемых, вероятно, разлитиями Или, не было видно никакого следа. Песок лежал волнистыми зигзагами, как должна была оставить его сбывающая весенняя вода. Мы вернулись в аул только когда совершенно стемнело, так что оставалось только поесть и лечь спать.
15-го ноября. Сегодня утром мы решились сделать последнее усилие, чтобы поправить нашу охоту. Мы решились ехать на тиков, которых много в окрестных горах. Тик - это каменный козел, Steinbock.
С рассветом выехали из аула в горы. Эти горы называются Калкан и служат последними южными отрогами Копальского Алатау. Они состоят из красного глинистого сланца, почему ущелье, к которому мы теперь направлялись, по-киргизски называется Кизыл-Аус, красный перевал или ворота. Калканские горы поднимаются на довольно значительную высоту, но вся покатость их, обращенная на юг, не покрыта снегом; только на более высоких горах лежит неглубокий слой снега наверху. От Или до гор будет верст с десять. Приходится подниматься кверху по ровному подъему. Подъезжая к ущелью, я увидел на левой скале огромного рогатого тика. Его рога были видны, несмотря на большое расстояние, разделявшее нас. Завидев нас со своего наблюдательного поста, козел несколько раз беспокойно повернулся. Вслед за тем я увидел, что на камень, на котором стоял рогач, стало выпрыгивать один за другим несколько тиков. Они, видно, осматривали нас.
- Куда как чутки, - говорил Бабин. - Сторож увидит, сейчас пикнет, целое стадо и начнет к нему прыгать, тоже осматривать; а потом и пойдут с вершины на вершину шажком, да все выше, да выше станут забирать, и все будут оглядываться на людей, от которых они уходят.
Поехали по ущелью. Почти на всякой скале можно было рассмотреть стадо кикликов, каменных рябчиков. Обыкновенно впереди прыгает по каменьям и выступам скал вожак стада, скликая других звонким криком, если откуда-нибудь грозит опасность. За вожаком с разных сторон прыгают и бегут эти в высшей степени красивые и грациозные птички. Бабин выстрелил по одному стаду и убил пару рябчиков. По ущелью мы поднимались все выше берегом ручья, который оброс, к моему удивлению, камышом, - обстоятельство, почему по снегу здесь в горах отыскивают охотники много кабанов. Вскоре на одной из окрестных гор мы заметили новое стадо тиков. Эти были к нам гораздо ближе первых. Сторожевой козел показался мне пегой масти. Когда он «пикнул», как выражается Бабин, к нему на камень бросилось целое стадо разношерстных тиков. Тут были и гнедые, и бурые. Они посмотрели на нас несколько секунд, потом скрылись за каменную вершину горы.
Вскоре мы приехали на высокое горное седло. Здесь Катанаев и Бабин стали снимать с себя шубы и сказали мне, что нужно нам охотиться следующим образом: каждый из нас взберется на высокую сопку и оттуда уже высмотрит тиков, к которым и станет подбираться. Сказано - сделано. Я начал карабкаться на какую-то проклятую стену громадной высоты. Из-под ног сыпались камешки, руки и ноги срывались с осыпи, покрытой полуталым снегом; штуцер приходилось нести еще в руке, потому что забыли бандульер. Когда, выбившись из сил, я останавливался и взглядывал вниз, то у меня кружилась голова. Наконец после долгих и трудных усилий я уселся на самой верхушке горы и стал внимательно всматриваться в горные обрывы. В полутора верстах правее меня карабкался Катанаев; Бабина не было видно. Далеко внизу, за увалом, стояли наши лошади и бродили два киргиза, - вот все живое, что я увидел.
Прождав на горе и на ее разных уступах около часу, я пошел вниз. Большею частью я не спускался, а ехал на спине, опасаясь только докатиться до низу с изорванным на осыпях лицом и с переломанными руками и ногами. Снизу я опять поднялся на другую гору, - тот же успех. Было около двух часов пополудни. Есть мне хотелось до смерти. Я слез с горы и кое-как, большею частью при помощи мимики, расспросил киргиза, есть ли аулы в окрестности. В это время гораздо правее меня раздался гул выстрела. Выждав немного, я отправился в аул. По пути вдруг раздалось нечто вроде трубного гласа с одной из высот. Это был Бабин, который окликал проезжих. Узнав меня, он быстро стал спускаться по чрезвычайно крутой трещине. За каждым его шагом из-под ног срывались камешки, которые с шумом катились к ногам моей лошади.
- Вы стреляли?
- Нет.
- Значит, должно быть, Катанаев.
- Дождись Катанаева и приезжай по следу за мной в аул.
- Слушаю.
Мы ехали с киргизом глубоким и узким ущельем. Далее оно суживалось еще более, а спуски по сторонам превратились в отвесные обрывы. В одном из рукавов этой щели, между двух скал, близ ручья, поросшего густым и высоким камышом, стоял аул. Я вошел в первую попавшуюся юрту. Весь аул или, лучше, все его мужское население состояло из охотников. Всю зиму киргизы этого аула занимаются охотою, в ближних окрестностях - на тиков и архаров, в дальних - на маралов. Теперь их промысел упал, после восстания дунгеней, потому что никто не покупает маральих рогов. Киргизы, при помощи приехавшего Бабина, передали мне, что в ущельях они всякий день находят свежий помет медведей, но что они никогда не встречают последних. Есть тоже много по щелям кабанов, но и те скрываются очень ловко.
Обогревшись в ауле, мы поехали к Или. Дорога лежала в чрезвычайно красивых щелях. По бокам поднимались то совершенно отвесные темные скалы, с затейливо-переломанными слоями сланцев и метаморфических пород; то от самого верху до низу шли крутые осыпи мелкораздробленных горных пород. На вершине, из осыпи, торчала причудливая вершина с зубчатыми вертикальными обрывами во все стороны. В одном месте ущелье запиралось со всех сторон скалами. Для выезда оставались только небольшие ворота, промытые горным потоком, который и низвергался далее вниз по ложбине, проточенной почти в вертикально лежащей скале. Это живописное ущелье называется у киргизов Теректы. Выехав из него, мы опять увидели длинный спуск к Или, извилистую реку со множеством на ней островов, которые отчетливо рисовались всеми своими контурами. Приехали мы в аул Астан-Бека, когда начало уже темнеть.
Султан Астан или, вернее, Истам-Бек Сеильханов принадлежит к дулатовским волостям. Он рассказывал, что для продовольствия команды, шедшей недавно с калмыками мимо его аула, взято у него и у его теленгутов шесть верблюдов, пять лошадей, десять быков и шесть юрт. На продовольствие отрядом взято у султана две рогатые скотины, которые и зарезаны безвозмездно. Кроме того, взято из аула же безвозмездно одиннадцать баранов. За все это ротный офицер прислал рубль сер. В числе взятых в подводы лошадей был один бегунец, принадлежащий султанскому теленгуту. Пехотный офицер купил его у подводчика за три лошади и три рубля денег, а хозяин не согласен продать и за сто рублей сер. Из его же аула дано в подводы на Чингильдинский пикет под проезд комиссии пятнадцать лошадей уже месяц тому назад, но по настоящее время лошади не возвращены.
По уверению султана, киргизы охотно будут платить по рублю с кибитки взамен натуральной подводной повинности.
Отряд, про который шла речь - отряд Рейнталя, препровождающего калмыков из Алтын-Имеля в Алматы, где их хотят раздать по квартирам. Нам рассказывали у Астан-Бека, что пять дней тому назад, когда препровождали калмыков, тигр зарезал у них одну из лошадей.
Теленгуты рассказывали мне также следующий случай: однажды тигр поселился около самой зимовки султана и ежедневно истреблял по одной крупной скотине. Чтобы избавиться от него, табуны отогнали в другое место; тогда тигр стал нападать на людей и задрал двух киргиз. Чтобы избавиться от него, устроили облаву и с пожертвованием еще одного человека убили страшного зверя топорами, чепами и чем ни попало.
ОКОНЧАНИЕ
Материалы о Верном и других населенных пунктах Семиреченской области:
https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Того же автора:
https://rus-turk.livejournal.com/537572.html
Часть 1. Часть 2. Часть 3.
Тигр (рис. Н. А. Северцова)
11-го ноября. Выехали утром от таранчей. Так как мы роздали им несколько серебряных денег и поили чаем, то они провожали нас с особенным сожалением.
Первоначально дорога шла по полузамерзшим сазам и ручьям, поросшим густыми камышами. В чистых местах видны были следы постоянного пребывания кабанов - взрытая ими почва. Нам приходилось переезжать множество замерзших ручьев, по которым наши некованые лошади скользили всеми четырьмя. Местами, между сазами и ручьями на буграх росла высокая трава, иглистая джигда и дикий лен. Из-под каждого куста выпрыгивали зайцы, за которыми гонялись наши собаки. Зайцы тут меньше наших, хвост у них весьма длинен и висит, как у наших баранов. Попадались зайцы и голубого цвета.
К обеду приехали в какую-то бедную юрту. Перекусив здесь имевшимися с нами запасами, мы поехали далее. Вскоре вид местности изменился, сазы прекратились. На песчаной почве, верный признак близости большой горной реки, стала подниматься высокая трава. Трехаршинное чи было перемешано с кустами джигды и росло таким образом. Далее стали попадаться высокие джигдовые деревья и купы джингилевых рощиц. Растительность становилась чрезвычайно богатою и носила на себе характер южной флоры. Вправо от нас показались целые линии деревьев и рощиц, которыми оброс Чилик. Вскоре мы подъехали и к самой реке. Она очень не широка; но кое-где попадаются островки, на которых джигдовины, джингил и урюк были переплетены плетями вьющихся растений. Почва островов, как камышом, покрыта высокою побелевшею от холода травою.
- Вот в таких местах завсегда фазаны держатся, да и тигры больше по такому ложу свое гойно устраивают, - сказал Катанаев, когда мы проезжали около одного из таких островов.
Как здесь должно быть хорошо летом и как мне досадно, что мы здесь зимою. Впрочем, это не мешало погоде быть очень теплой. На земле вовсе не было снега, только ручьи были замерзши. Зайцы так и шныряли перед нами. По временам можно было слышать, что в гуще поднимался тяжелый фазан, производя свой особенный шум. Направо виднелась последняя покатость Большого Алатау - это мыс у устьев Чарына. Там наша граница с Китаем. Против мыса, на другом берегу Или, поднималась гора, говорят, чрезвычайно богатая серебром. Впереди временами виднелся высокий правый берег Или и сверкала блестящая полоса реки. В разных местах были разбросаны густые купы больших джигдовых деревьев, и под каждою такою рощею можно было рассмотреть несколько юрт, из которых поднимался кверху синеватый дымок. Там и сям полаивали собаки, а пастухи окликали стада и перекрикивались. Кое-где виднелись всадники, двигающиеся степью. У юрт мелькали белые головные уборы женщин, копошившихся по хозяйству, а по холмам бродили или стояли неподвижно стада рогатого скота.
Мы остановились в одном из аулов на ночлег. Пока варился привезенный киргизами баран, а мы попивали чай, между нашими охотниками завязался интересный разговор, который постараюсь передать. Дело началось с того, что я стал спрашивать, нет ли следов пребывания в окрестностях тигра. Киргизы ответили, что тигров много в окрестности. Недалеко от того места, где мы находились, недавно было два случая. Недели две тому назад один киргиз гнался с беркутом за лисицею и наехал на тигрицу с маленьким. Тигрица бросилась сзади на круп лошади и одним ударом лап сломала ей хребет. Левая передняя лапа тигрицы пришлась сзади на левое плечо всадника, который и опрокинулся навзничь. Товарищи несчастного, отставшие сзади, стали кричать и вопить что было духа. Тигрица бросила всадника и лошадь и скрылась в кусты джигдовника. Киргиз выжил. Другой случай был несколько дней тому назад. Киргиз нарубил сучьев и нес их на плечах в свой аул, когда тигр бросился на него сзади. Киргиз желал защититься, но почувствовал страшную боль на лице и лишился чувств. Когда он пришел в себя, то увидел себя в крови, часть носа и губы были глубоко разорваны, но тигр удовольствовался этою шуткою. Киргиз рассказывал потом, что он видел тигрицу и маленького сбоку себя в тот момент, когда, вероятно, тигр бросился на него сзади и ударил его по лицу лапою.
Мы решились ехать завтра в те места, где показывались тигры, тем более что это совпадает с нашим путем. Это подало повод к разговору между Катанаевым и Бабиным. Первый - человек по преимуществу мистического склада ума, молчаливый, серьезный, с густою темною бородою; второй толсторожий, русый, скептик, насмешник, поддразнивающий своего товарища.
- Беспременно нужно тигру завтра в морду плюнуть, - пояснил Бабин.
- Тебе бы только зубоскалить. А нет того, чтобы праведно подумать о деле. Добрый охотник, как встанет поутру, первым долгом Богу помолится да тому пастырю, кто его охраняет. Всяк человек и зверь своего пастыря имеют. Тигра также под Богом ходит, как и всякое секомое. Не захочет Господь Бог, не возьмешь ты его. Потому благочестивый охотник спозаранку у пастыря добычи просит. Попроси только умеючи - беспременно добыча будет.
- Какой же пастырь у тигров? - спросил с сарказмом Бабин.
- Есть пастырь, узнать же его можно только через благочестие и молитву. Написано ли в твоих книжках, зубоскал, что кур Алена Голендуха охраняет. Чтобы они, значит, водились, нужно ее охраны просить.
- Какой пастырь у тигров? Ты вот что мне скажи, Александрыч.
- Зубоскал, брат, ты, вот и все. Для меня хуже того нет. Коли при почине охотник почнет зубоскалить, али коли охотники при выходе станут друг другу перечить, али окаянного призывать, - не быть пути. Бывает выезд - так сам зверь к тебе и идет, и видит охотника, да стоит, покуда ты его Божиим велением не успокоишь. Бывает, опять, выезд, и видишь зверя, и к выстрелу подпущает, только ружье али винтовку почнешь изготовлять, а зверь сейчас и пойдет, и пойдет - это окаянный его гонит от охотника.
- А я третьего года был на охоте! - перебил Бабин, - секач набежал, а ружье цокнуло, так даже волосы застыли; вот кабы тогда окаянный его отогнал, хорошо бы было, а то много страха набрался.
- Говори с тобой… Ему бы только болтать. Кабы да Господь дал бы волю окаянным, не было бы ни в чем людям удачи, и все перечило бы им. Но Господь терпит грехам нашим. Кажинный день посылает он своего архангела Михаила окаянных смирять. И сечет их посланец Божий, поколе не иссечет девять прутов железных, девять прутов медных и девять оловянных. Тем самым, что дьяволы, прости Господи, смиряются, люди и спасаются от скорби и болезни. Кому хочешь служить: окаянным либо Господу? Коли дьяволу служить, тоже можно зверя бить, и труда не приложишь. Наставь пленок, силков да тенет. Это охота, угодная окаянным. Только коли на уток пленки поставил, да первую не приколешь осинкою, не пойдут они в пленки. Киргизы, те, чертовы дети, и без осины ему угодны, потому ловят они в пленки спроста, а нашему брату нельзя. Служишь ты Богу, клади капкан, станови нож на подрез, а ружье на сторожку, и только завсегда к пастырю обратись. Теперь, на лисицу капкан ставишь, проси преподобных Кузьму и Демьяна, иначе не пойдет она в капкан…
- Постой, Александрыч, коли не хочешь ты теперь сказать, кто у тигров пастырем, завтра, как с ним сойдемся, спрошу тебя. Кто ж это святых-то расписывал по зверю, Бог, что ли, али кто другой?
- Теперь, и зверь, - продолжал Катанаев, будто не слушая Бабина, - который как следует быть, который дьяволово, прости Господи, порождение. Хоть медведь. Положил ему Господь к Здвижению в берлогу ложиться. Которая честная душа, приказ Божий сполняет, а который медведь пакостник, не станет он ложиться, и бродит он, и бродит, и нет ему покоя. Это все одно, что наш брат вор. Наступит ночь. Добрым людям покой, а его тянет на кражу. Так и медведь. Коли где к пасеке повадился, будет он ходить к ней, поколева его ни убьют.
- Это точно есть, - говорил Бабин, видимо уступая доводам Катанаева, - потому прозывается пакостник.
- Ну, то-то. Тут нечего скверные слова произносить, коли на охоту идем. Теперь, тигра - это зверь большой, только, по мне, слабче будет кабана, идет потому сам к тебе. Дал промах, не смогит он убить тебя разом; а тут товарищи есть. Только одно слово: ружье на охоте выдавать да товарищей бросать - последнее дело. А на кабана промышляешь - те, нечего говорить, когда и мурашки заходят по телу. От собак это он отбаранивается, а на охотника взглядывает. И как это только он бежит: камыши, залежи, заломы, а бежит все равно как по степи. Чуть где далеко камыш заговорит, тут смотри в оба; глазом не успеешь моргнуть, как он уже тут. То ли это камыши даны ему Господом Богом? То ли ему свободно бежать, благо пятак у него острый и путь открывает? То ли и не знаю что? Одначе, во всяком случае, спасает родительское благословение, только бить нужно прямо в разбор, между глаз. Винтовку на рожки, да глаз с прицела не своди. Вот Деев так охотник, одно слово! Сколько раз видел. Никогда не стреляет, как зверь совсем набежит, а как выстрелит, так кабан либо головою в дуло еще ударится, либо рожки у его винтовки пересечет. Вишь, у меня секач руку изуродовал. Думал, что совсем съест, однако товарищи не выдали…
- Все-таки не думаю, чтобы кабан был страшнее тигра. Ты часто его видал? - заметил я Катанаеву.
- Часто приходилось видеть. Когда за кабаном на промысел ходишь, видишь его часто на гойне. Приходилось, товарищей позовешь, только не охочи они на тигру ходить. Думаешь, поколечит еще, а доходу с него нет. Как первое поселение в Алматах было, много тигра лошадей нам порезала. И крепок же этот зверь. Лошадь под самые белки потащит, а никакого следа, кроме своего, не оставит - на спине, значить, внесет. И по осыпям, и по каменьям каким, просто страсть, несет лошадь. Больше только тигра свое пропитание около кабанов имеет, потому в камышах держится; а охотника редко когда трогает. Днем охотник на промысле бывает, а тигра лежит в осоке. Ночью свиньи на пастьбу выйдут, черед тигре на промысел идти. Много раз приходилось идти около тигры сажен десять али пятнадцать будет ли?.. Как ворочаешься, смотришь, тигриное гойно, теплая еще осока, - ушел зверь от человека.
- Все-таки это самый опасный зверь здесь, - сказал я Катанаеву.
- В этом не могу вам доложить. По-нашему, секач стоит тигру. Как тигра вооружится да озлобеет, нечего греха таить, будто страшно станет. Только ничего, ладить с ним оченно можно. Раз был я на охоте с Деевым. Погнали собаки кабана. Побежал он, верхи за ним в камыш. А тигра, должно быть, уж насторожке была - прямо на Деева прыгнула. Стоит на задних лапах, прыскает, как кошка, уши приложила, а передними лапами дерет лошадь. У Деева дробовик был. Он подал-то ружье в рот тигре, да и дал выпал. Зверь заревел, да стал мять зубами дробовик, а тут фельдшер на коне подскочил, да прямо в ухо из винтовки и уметил. Зверь даже ногами не дрыгнул, так его разом и успокоил. Прибежали мы все, а тут уже и кончено… Правда, нет собаки, чтобы она на него лаяла; сейчас только услыхала тигру, бросит гнать, да к хозяину под ноги. Опять, и тигра уходит, коли увидит, что не ее сила. Ехали мы это раз с охоты с Кара-Кастека; видим, тигра идет не так далеко около дороги. Пойдемте, мол, братцы, побежим. Бог даст, успокоим зверя. Сложили мы на дороге добычу, да за тигром. В те поры, года три тому будет, не хвастать мне, держал я коней, одно слово, бегунцов. Тридцать верст отмахаешь, только в ушах поет. Поскакали мы за тигрою. Он все шел тихо да оборачивался, а как заприметил, что за ним, как пойдет он махать, так менее чем на десяти верстах из виду потеряли. Полный мах будет шагов восемнадцать охотничьих, девять, значит, сажен. А то киргизы врали, будто тигра верст десять отбежит да ляжет отдыхать, и будто таким манером они его замаривают. Это они только хлопают, потому видел сам, как тигра скакать может. Азию ты озолоти, на тигра не пойдет, как азиат сейчас голову потеряет, - а это дело пропадшее, и тигра, пожалуй, заест.
После того речь шла о разных охотах на барсов, медведей, волков, кабанов и проч., и много интересного передавали друг другу эти испытанные немвроды, эти предтечи цивилизации.
Когда вернулись стада рогатого скота (бараны и лошади были уже в отгонных табунах), я вышел на воздух. Всех коров киргизы загоняли к себе в юрты, во избежание, как они говорили, ночного холода. Кажется, они побаивались и тигров. Ночь была чрезвычайно светлая, но мороз был весьма порядочный, напоминающий Россию. При лунном освещении группа юрт, прикурнувших под развесистыми джигдами, была чрезвычайно оригинальна. Из-за скрытых тюндюков летели искры и светился огонь, разложенный на очаге. В юртах говорили, шумели, успокаивали плачущих детей… Пора спать.
12-го ноября. Утром распрощались с хозяевами.
Мы ночевали недалеко от р. Или. Выехав из аула, мы проезжали по иловатым солонцам, которые сменялись песками. Местами растительность была очень сильна, несмотря на такую почву. Все видимое пространство было усеяно джигдовыми деревьями, джингилем, тополем, и кое-где саксаулом. От этого казалось, что едем в каком-то саду. В некоторых местах пески образовали небольшие холмы, скрепленные уже покрывающею их редкою травою. Недалеко от места ночлега Катанаев заметил несколько диких степных коз, пасущихся в отдалении. Бабин пошел скрадывать их, но собаки бросились за козами и вспугнули их. Через несколько времени мы увидели еще коз, но они побежали, не подпустив нас к себе.
Изредка нам попадались и камыши, растущие по краям каких-то болот или небольших озер. Мы проезжали их, осматривая окружающую местность, где на песках отпечатывалось множество лисьих, волчьих, каракуйрюковых и заячьих следов. Но вся эта дичь была не по нас. Нам хотелось видеть кабанов или тигра.
- Убей ты мне, пожалуйста, этого орла, - сказал Тимофеич, чучельник, Катанаеву, - это, должно быть из редкой породы.
Катанаев слез с лошади, дал выстрел и промах. Он остался заряжать свою винтовку, мы же отправились далее. Обернувшись через несколько времени, я увидел Тимофеича и Катанаева, скачущих к нам во весь дух.
- Нашли след тигра, - говорил последний. - Пусть полковник Гутковский едет в ближайший аул, а мы отправимся следить зверя.
Так и сделали. Я, Бабин, Катанаев и Тимофеич, мы осмотрели тщательно оружие и поехали к следу. Недалеко от того места, где Катанаев стрелял в орла, мне показали на песке отчетливо и свеже отпечатавшиеся следы огромного хищного зверя.
- Этот след положен тигрой незадолго до нашего приезда, - говорил Катанаев, - видите, как видна вся лапа и когти?
Я положил руку на след. Рука по длине уместилась поперек следа. Должно быть, зверь очень большой. Рассматривая далее, я заметил еще другие, меньшие следы, и тоже тигра. Пальцы и часть ладони до большого пальца легли поперек этого следа. Я показал эти следы охотникам, которые и пояснили, что это, мол, маленький тигренок при матери. Мы осмотрели еще раз оружие, Бабин примкнул штык к штуцеру, и мы тронулись по следу. Розыск следов был очень затруднителен. Местами они пропадали в траве, местами становились чуть приметны на твердых солонцах, и только тогда, когда они снова отпечатывались ясно на песке, мы могли убеждаться, что след не потерян. Версты три с половиною шли мы таким образом. След привел нас к узкой полосе камыша, тянущейся по какому-то протоку. Мы здесь разделились. Двое отправились по одной стороне, двое других по другой стороне. Собаки большею частью бежали посередине камыша. Таким манером мы проехали верст шесть. Катанаев ахал, что нет снегу, а в камышах след не виден.
- Правду азия говорит, что тигра в ночь непременно обойдет сорок гор, - ворчал он про себя.
Вдруг мы увидели бегущего к нам киргиза, который кричал нам и звал нас к себе.
- Верно, тигр показался где-нибудь там, - сказали мы почти все, глядя на жестикуляции киргиза, и поскакали к нему.
- Что такое?
- К нам в аул приехал полковник и заплатил мне с тем, чтобы я отыскал вас и позвал бы к нему, - перевел Бабин ответ киргиза.
- Не появился ли там тигр?
- Не знаю.
Поехали. Оказалось, что киргиз переврал и что Гутковский просил его передать нам, где он находится.
Перекусив немного, мы опять поехали к камышам, но ездили совершенно безуспешно. Тигр нигде не выходил из камышей, а ширина, гуща и величина последних беспрерывно возрастала, по мере нашего движения на юго-запад. К вечеру мы возвратились безо всякого успеха в юрту, где нас ждал Гутковский с готовым обедом.
13-го ноября. Мысль о тигрице, которую мы следили вчера, не давала мне покоя всю ночь. Я решился выследить ее во что бы то ни стало. Проснувшись, я спросил, не может ли кто из присутствующих в ауле киргиз навести меня на след джюл-барса (тигра), за это я обещал пять баранов. Один вызвался.
Я, Катанаев, Бабин и этот киргиз - мы выехали чуть свет. По выезде первоначально мы двигались по песчаным холмам, покрытым кое-где травами, которые так хороши и питательны для баранов; потом стали попадаться солонцы. Через несколько времени мы въехали в лес саксаула. Страшного вида деревья, достигавшие до двух сажен высоты, кривые, изогнутые, с изъеденными стволами, с длинными игловидными листьями покрывали очень большое пространство. Саксаул чрезвычайно тверд и в такой же степени хрупок. Топор его не берет; удар же обуха разбивает ствол в куски. Саксаул горит очень жарким огнем сырой и сухой. Дыму дает мало. Уголь саксаула очень крепок, так что даже горящий трудно разбить ударом. По этим свойствам саксаул сущая драгоценность в степи и считается лучшим топливом для юрт. Корни саксаула пускают большие мочки во все стороны, как и все растения, произрастающие на песках. Благодаря этому свойству и величине корней, саксаул едва ли не самый действительный фактор в деле превращения кочующих песков в постоянно находящиеся на местах; это, как известно, самый важный шаг при обращении пустынной песчаной почвы в удобную. Саксауловый лес, по которому мы теперь проезжали, имеет около ста квадратных верст. Он разбросан по глинистым солонцоватым прогалинам и песчаным холмам. Последние совершенно изрыты норками тушканчиков (тарабагатаев) и полевых крыс. Лошадь беспрерывно проваливается по колена в эти подземные селения. Безо всякого сомнения, что и эти зверки, разрыхляя почву под корнями саксаула и вводя черноземные частицы во все слои песка, работают весьма усердно над обращением пустыни в удобообрабатываемую местность. Тушканчики десятками шныряли между дырочками, спасаясь в них при приближении наших лошадей.
При этом не мешает заметить, что солонцоватая почва, негодная для культуры, имеет большую ценность в глазах киргиз. Прежде всего, здесь не держится снег, соединяющийся с солью почвы и обращающийся в воду. Оттого на солонцах не бывает гололедицы - этого непреоборимого бича номадов. Во-вторых, на солончаках растут такие травы, которые едятся с особенным удовольствием овцами, верблюдами и даже рогатым скотом. Местности, где много солончаков, отличаются не только богатством двух первых пород скота, но и величиною их. Таким образом, покупателями ценятся овцы Каркаралинского округа, и преимущественно те, которые покупаются у баганалинцев; последние кочуют у Голодной степи, а зимуют на бесплодных солонцах последней. Также ценны овцы и верблюды Акмолинского округа.
Проехав бесполезно в разные стороны верст с пятнадцать, я иззяб, благодаря холодному времени, до того, что зашел погреться в юрту аула, попавшегося нам на пути. Хозяин оказался ловким малым. Он сказал, что в окрестностях много кабанов и тигров, но что последние - хвала Аллаху - не беспокоят скотины. Я предложил этому хозяину десять овец, если он наведет нас на след тигра. Он согласился. Мы оставили прежнего проводника в ауле и поехали с новым, но уже, видно, такое несчастье - все-таки не нашли ничего. Новый проводник, вооружившийся штуцером со штыком, повел нас в такие места, где действительно должны непременно водиться тигры. Громадный высокий камыш, сажени в полторы высотою, рос на сухой почве. Ниже камыша росла высокая, мягкая осока. Едва мы подъехали к камышу, как заметили, что он служит продолжением тех камышей, по которым мы следили тигрицу. Ясно - здесь где-то ее гойно, или логовище. Это усилило наше внимание. Мы изрезали высокий камыш во всех направлениях, крестили и колесили по нем, как могли, будучи, конечно, совершенно готовы к встрече со зверем. Все тщетно!
- Нет, барин! - говорил Катанаев. - Не быть пути. Первое дело, навязался к нам пустой товарищ, а второе - нет снегу. Как его тут выследить? Я прозакладую не знаю что, что мы несколько раз проходили около тигры. Это зверь мудрый. Кидается он на тех только, кто боится его; а коли охотник идет к тигре навстречу, она бежит от него. Никогда не слыхивал, чтобы она шла на винтовку. Коли уж ей некуда деться, - ну, пойдет тогда на охотника, только завсегда сзади. Ты по следу ее, значит, иди; а станет след крепко свеж, все оглядку назад имей, потому тигра завсегда сзади охотника встретит, даст круг, да коли нашла на след человека, сейчас станет подходить на скок. Только все это зимою будет… а теперь, вот опять вечер, а что проку.
Действительно, начинало вечереть. Мы поехали на ночлег. Мне было чрезвычайно досадно. Хоть бы увидать, какой это такой зверь тигр. В юрте обед был уже готов. Вскоре после обеда или ужина, назовите как хотите, мы легли спать.
14-го ноября. Есаул ездил еще третьего дня, чтобы собрать нам лошадей в киргизских аулах. До сих пор мы ездили все на последней подставе, выставленной казаками Иссыкской станицы. Но нужно же знать и честь. Вчера вечером приехал есаул и объявил, что во всех окрестных аулах нет лошадей, что все они в отгонных табунах. Он принес сведение также, что на противоположной стороне реки Или находятся аулы, и что там есть лошади, на которых можно бы поехать вниз по реке до переправы. Верстах же в пятнадцати от того места, где мы находились, в аулах лошади должны быть. Бабин и Катанаев прибавили, что на той стороне славная охота, может быть, встретим и тигра. На основании этих сведений мы решили ехать теперь к казакам, которые рыбачили на Или, а от них перебраться на ту сторону.
Шел отвратительный мокрый снег с дождем, когда мы сели верхом. К счастию, он скоро прекратился, и мы беспрепятственно добрались до хижины рыбаков на берегу Или. По реке шла большая шуга, тем не менее рыбаки брались перевезти нас на другую сторону. Мы стали готовить тут обед из привезенной с собой баранины и османов, большого вида форелей, которых много в Или.
Мы договорили рыбаков за три рубля не только перевезти нас на ту сторону, но везти нас вниз по течению до аула султана Астан-Бека, ставшего на зимовку недалеко от рыбаков. Они согласились. После обеда мы собрались в путь и уселись в двух лодках. По реке шел густой лед, сквозь который мы пробивались, однако, без всякого труда. Река изгибалась самым прихотливым образом, и мы ехали иногда полчаса, чтобы вернуться почти на то же место. Местами она разбивалась на острова, поросшие тальником, джигдою, джингилем и густою, высокою травою. Местами все рукава сливались в одно русло. Направо местность от реки круто шла в гору, представляя, впрочем, ровный по всей длине, покуда глаз мог хватать, спуск. На этом подъеме стояли черные солонцеватые горы. Там, вероятно, наша охота.
Верстах в десяти ниже избушки рыбаков мы увидели аул на берегу Или. Мы остановились. По расспросам оказалось, что это зимовка Астан-Бека. Султан принял нас очень радушно и указал нам юрту своего муллы, старого старика. Юрта была довольно опрятна. На сносной постели сидела дочь муллы, девочка лет тринадцати, очень хорошенькая собою, с правильными чертами лица и очень выразительными для ее лет глазами. Оказалось, что мулла ташкенец, чем и объяснилась ненормальная для киргизок правильность черт лица у дочери муллы. Султан, узнав, что я испытал несколько неудач в поисках за зверями, пояснил, что около самой его зимовки есть остров Аюлы (аю - медведь), где всегда держится несколько медведей. Я взял ружье и в сопровождении Бабина и Тимофеича отправился на остров. Нас перевезли наши же рыбаки, хотевшие ночевать в ауле Астан-Бека. Но напрасно я и Бабин, в сопровождении киргиз, крестили во всех направлениях остров, - ни живой души, ни даже фазанов, которых, как говорили, на острове гибель. Мы продирались между колючими деревьями, пропадали в густой, выше роста человеческого, траве, с трудом двигались сквозь мощную растительность, - ничего. На песчаных полосах, идущих вдоль по острову и оставляемых, вероятно, разлитиями Или, не было видно никакого следа. Песок лежал волнистыми зигзагами, как должна была оставить его сбывающая весенняя вода. Мы вернулись в аул только когда совершенно стемнело, так что оставалось только поесть и лечь спать.
15-го ноября. Сегодня утром мы решились сделать последнее усилие, чтобы поправить нашу охоту. Мы решились ехать на тиков, которых много в окрестных горах. Тик - это каменный козел, Steinbock.
С рассветом выехали из аула в горы. Эти горы называются Калкан и служат последними южными отрогами Копальского Алатау. Они состоят из красного глинистого сланца, почему ущелье, к которому мы теперь направлялись, по-киргизски называется Кизыл-Аус, красный перевал или ворота. Калканские горы поднимаются на довольно значительную высоту, но вся покатость их, обращенная на юг, не покрыта снегом; только на более высоких горах лежит неглубокий слой снега наверху. От Или до гор будет верст с десять. Приходится подниматься кверху по ровному подъему. Подъезжая к ущелью, я увидел на левой скале огромного рогатого тика. Его рога были видны, несмотря на большое расстояние, разделявшее нас. Завидев нас со своего наблюдательного поста, козел несколько раз беспокойно повернулся. Вслед за тем я увидел, что на камень, на котором стоял рогач, стало выпрыгивать один за другим несколько тиков. Они, видно, осматривали нас.
- Куда как чутки, - говорил Бабин. - Сторож увидит, сейчас пикнет, целое стадо и начнет к нему прыгать, тоже осматривать; а потом и пойдут с вершины на вершину шажком, да все выше, да выше станут забирать, и все будут оглядываться на людей, от которых они уходят.
Поехали по ущелью. Почти на всякой скале можно было рассмотреть стадо кикликов, каменных рябчиков. Обыкновенно впереди прыгает по каменьям и выступам скал вожак стада, скликая других звонким криком, если откуда-нибудь грозит опасность. За вожаком с разных сторон прыгают и бегут эти в высшей степени красивые и грациозные птички. Бабин выстрелил по одному стаду и убил пару рябчиков. По ущелью мы поднимались все выше берегом ручья, который оброс, к моему удивлению, камышом, - обстоятельство, почему по снегу здесь в горах отыскивают охотники много кабанов. Вскоре на одной из окрестных гор мы заметили новое стадо тиков. Эти были к нам гораздо ближе первых. Сторожевой козел показался мне пегой масти. Когда он «пикнул», как выражается Бабин, к нему на камень бросилось целое стадо разношерстных тиков. Тут были и гнедые, и бурые. Они посмотрели на нас несколько секунд, потом скрылись за каменную вершину горы.
Вскоре мы приехали на высокое горное седло. Здесь Катанаев и Бабин стали снимать с себя шубы и сказали мне, что нужно нам охотиться следующим образом: каждый из нас взберется на высокую сопку и оттуда уже высмотрит тиков, к которым и станет подбираться. Сказано - сделано. Я начал карабкаться на какую-то проклятую стену громадной высоты. Из-под ног сыпались камешки, руки и ноги срывались с осыпи, покрытой полуталым снегом; штуцер приходилось нести еще в руке, потому что забыли бандульер. Когда, выбившись из сил, я останавливался и взглядывал вниз, то у меня кружилась голова. Наконец после долгих и трудных усилий я уселся на самой верхушке горы и стал внимательно всматриваться в горные обрывы. В полутора верстах правее меня карабкался Катанаев; Бабина не было видно. Далеко внизу, за увалом, стояли наши лошади и бродили два киргиза, - вот все живое, что я увидел.
Прождав на горе и на ее разных уступах около часу, я пошел вниз. Большею частью я не спускался, а ехал на спине, опасаясь только докатиться до низу с изорванным на осыпях лицом и с переломанными руками и ногами. Снизу я опять поднялся на другую гору, - тот же успех. Было около двух часов пополудни. Есть мне хотелось до смерти. Я слез с горы и кое-как, большею частью при помощи мимики, расспросил киргиза, есть ли аулы в окрестности. В это время гораздо правее меня раздался гул выстрела. Выждав немного, я отправился в аул. По пути вдруг раздалось нечто вроде трубного гласа с одной из высот. Это был Бабин, который окликал проезжих. Узнав меня, он быстро стал спускаться по чрезвычайно крутой трещине. За каждым его шагом из-под ног срывались камешки, которые с шумом катились к ногам моей лошади.
- Вы стреляли?
- Нет.
- Значит, должно быть, Катанаев.
- Дождись Катанаева и приезжай по следу за мной в аул.
- Слушаю.
Мы ехали с киргизом глубоким и узким ущельем. Далее оно суживалось еще более, а спуски по сторонам превратились в отвесные обрывы. В одном из рукавов этой щели, между двух скал, близ ручья, поросшего густым и высоким камышом, стоял аул. Я вошел в первую попавшуюся юрту. Весь аул или, лучше, все его мужское население состояло из охотников. Всю зиму киргизы этого аула занимаются охотою, в ближних окрестностях - на тиков и архаров, в дальних - на маралов. Теперь их промысел упал, после восстания дунгеней, потому что никто не покупает маральих рогов. Киргизы, при помощи приехавшего Бабина, передали мне, что в ущельях они всякий день находят свежий помет медведей, но что они никогда не встречают последних. Есть тоже много по щелям кабанов, но и те скрываются очень ловко.
Обогревшись в ауле, мы поехали к Или. Дорога лежала в чрезвычайно красивых щелях. По бокам поднимались то совершенно отвесные темные скалы, с затейливо-переломанными слоями сланцев и метаморфических пород; то от самого верху до низу шли крутые осыпи мелкораздробленных горных пород. На вершине, из осыпи, торчала причудливая вершина с зубчатыми вертикальными обрывами во все стороны. В одном месте ущелье запиралось со всех сторон скалами. Для выезда оставались только небольшие ворота, промытые горным потоком, который и низвергался далее вниз по ложбине, проточенной почти в вертикально лежащей скале. Это живописное ущелье называется у киргизов Теректы. Выехав из него, мы опять увидели длинный спуск к Или, извилистую реку со множеством на ней островов, которые отчетливо рисовались всеми своими контурами. Приехали мы в аул Астан-Бека, когда начало уже темнеть.
Султан Астан или, вернее, Истам-Бек Сеильханов принадлежит к дулатовским волостям. Он рассказывал, что для продовольствия команды, шедшей недавно с калмыками мимо его аула, взято у него и у его теленгутов шесть верблюдов, пять лошадей, десять быков и шесть юрт. На продовольствие отрядом взято у султана две рогатые скотины, которые и зарезаны безвозмездно. Кроме того, взято из аула же безвозмездно одиннадцать баранов. За все это ротный офицер прислал рубль сер. В числе взятых в подводы лошадей был один бегунец, принадлежащий султанскому теленгуту. Пехотный офицер купил его у подводчика за три лошади и три рубля денег, а хозяин не согласен продать и за сто рублей сер. Из его же аула дано в подводы на Чингильдинский пикет под проезд комиссии пятнадцать лошадей уже месяц тому назад, но по настоящее время лошади не возвращены.
По уверению султана, киргизы охотно будут платить по рублю с кибитки взамен натуральной подводной повинности.
Отряд, про который шла речь - отряд Рейнталя, препровождающего калмыков из Алтын-Имеля в Алматы, где их хотят раздать по квартирам. Нам рассказывали у Астан-Бека, что пять дней тому назад, когда препровождали калмыков, тигр зарезал у них одну из лошадей.
Теленгуты рассказывали мне также следующий случай: однажды тигр поселился около самой зимовки султана и ежедневно истреблял по одной крупной скотине. Чтобы избавиться от него, табуны отогнали в другое место; тогда тигр стал нападать на людей и задрал двух киргиз. Чтобы избавиться от него, устроили облаву и с пожертвованием еще одного человека убили страшного зверя топорами, чепами и чем ни попало.
ОКОНЧАНИЕ
Материалы о Верном и других населенных пунктах Семиреченской области:
https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Того же автора:
https://rus-turk.livejournal.com/537572.html