Туркестан: Свет и тени русской колонизации (6/6)
В. П. Вощинин. Очерки нового Туркестана: Свет и тени русской колонизации. - СПб., 1914.
Предыдущие главы: I, II, III, IV-V, VI-VII.
VIII. Свет и тени колонизации
Внимательным, по мере возможности, взором мы окинули ряд поселений русских людей в Фергане - типичной и разнообразной по свойствам области Туркестанского края. При этом из возникших вновь центров указаны только лишь некоторые, ибо читателю вовсе не важно делать с нами весь длительный путь, не всегда одинаково красочный, но везде подтверждающий то, что бросалось в глаза и в описанной выше, наиболее интересной, экскурсии.
Важно иметь почву для выводов. А Туркестан - это такая страна, где свет и тени чрезвычайно контрастны, и где нет надобности для их распознавания вооружаться приборами сложными…
И вот, наиболее светлою, едва ли не ослепительною, стороною всего нами виденного - нужно признать то свободное русское народное творчество, которое выражается здесь в мирном освоении окраины, - в независимом часто от воли правительства приобщении пустынных доселе пространств Туркестана к общегосударственной, культурной и хозяйственной жизни.
Такие вещи описывать и доказывать цифрами трудно, но стоит хотя бы раз побывать на всех этих поливных сероземах, сухой и злаковой степи, в лесостепи, в степи луговой и, наконец, в зоне пастбищ альпийских, и увидеть, как всюду с интенсивной стихийностью вырастают русские центры, от которых затем распространяются и навыки русские - и тогда всякий уверится, что «новый» Туркестан нарождается, и что широкие перспективы грядущего в связи с этим уже намечаются. Использование пока еще мертвых, но плодороднейших по орошении, огромных низинных пространств под хлопок, в целях снабжения впоследствии всего нашего рынка продуктами своего производства; освоение еще больших по размеру предгорий для столь нужного здесь земледелия и культурных сельскохозяйственных промыслов, укрепление при всем этом надежным народным оплотом внешних границ государства и распространение славянской культуры в толщу тюрко-монгольских народностей, - все это предстоит еще сделать при посредстве переселения, как главного естественного и испытанного способа нашей колонизации.
Хлопковое поле около Андижана
Конечно, русский народ это сделает. Он разовьет производительные силы богатейшего Туркестанского края до пределов его воистину блестящих возможностей, он заставит сверкать этот новый бриллиант среди других русских ценностей еще невиданными самоцветными красками, - как уже оживил он веками спавшую прекрасную царевну Сибирь… Но - вопрос весь во времени.
До недавнего сравнительно прошлого, как мы выше указывали, туркестанское переселение доброжелательством власти не пользовалось, и больше того - запрещалось. Но именно здесь ярче, чем где бы то ни было, выяснилось бессилие подобных велений, и, вопреки таковым, все же несколько десятков тысяч крестьян - горсточка храбрых - «растеклась мысью по туркестанскому древу» среди враждебных иноплеменников, в необычных и трудных условиях. И если не знать русской истории и забыть, что народное движение к Востоку составляло неизменно присущее русской жизни явление, и что этим движением была создана вся азиатская Русь, то и сейчас можно было бы стать в тупик перед вопросом: что влекло сюда переселенцев?..
Но в данном случай важно, что при ином отношении правительства уже теперь, очевидно, Туркестан дал бы все то, что мы вправе ожидать от него только в будущем… Могучее течение народной волны всемерно задерживалось…
Ныне наступает, как видно, период благожелательства к колонизации. При этом ценнее всего то обстоятельство, что, в связи с общим изменением политики, уже немыслимым как будто бы, делается возврат к недавнему прошлому, ибо слишком очевидной представилась вся польза для государства от передвижений народа.
Теперь облегчение этого дела уже составляет, по-видимому, основу современного курса, и, значит, нужно ждать ускорения процесса естественного. Но для того, чтобы прежнее промедление времени не оказалось для нас «смерти безвозвратной подобно», чтобы приобщение всего Туркестана к национальной культуре отныне двинулось по пути не только кратчайшему, но и правильному, - необходимо, казалось бы, помимо отпуска весьма крупных средств на общее содействие переселенцам, обусловить заселение здешних земель применением постановлений особых, как вытекающих из чисто местных условий, так и диктуемых здравым рассудком, - хотя бы и вопреки «правоверным» теориям.
_________
Выше пришлось указать, что в Туркестан вообще, наряду с переселенцем «серьезным», т. е. мечтающим лишь о труде и о сравнительном земельном просторе, являлись нередко бродяги, не имеющие гроша за душой и ожидавшие здесь найти не только реки молочные и берега кисельные, но и наживу легкую. При этом все одинаково признавались людьми «самовольными», так как никто в Туркестан их не звал, и, в итоге, - все одинаково устраивались на казенной земле, совместно образуя поселки.
Отсюда получалась, как мы видели на примере поселков Кугартской долины, прежде всего пестрота населения этнографическая, никакой особой беды не представляющая, и с тем вместе, пестрота населения качественная, со стороны духовной и нравственной, столь важной именно здесь, на окраине, где русские люди - впервые, и где по первым пришельцам судят вообще о свойствах державного племени. Эта последняя, специфическая пестрота новоселов играет здесь печальную роль.
Ташкентский переселенческий врачебно-остановочный пункт.
Предохранительная прививка.
«Настоящий» переселенец, помолясь жарко Богу, с огромным напряжением физических сил, воли и мысли принимается за плуг и лопату. Труда не жаль этим людям. Они буквально ворочают горы в надежде скорее «обжиться», они готовы от всего отказаться лишь бы скорее стать на ноги. Добрые соседи туземцам, такие колонизаторы перенимают от них в первый же год все, что можно, а глядишь, еще через год или два - прежней кочевник киргиз засеивает уже поле пшеницею, а сарт - представитель тысячелетней первобытной туземной хлопковой культуры - вдруг приобретает машины… Это - переселенцы нормальные, благополучие которых впереди обеспечено, как обеспечено и превращение заселяемого ими района - хотя бы и на краю даже света - в настоящую русскую землю, как по облику, так и по содержанию.
Двор киргиза Чимкентского уезда в ауле вблизи русского селения Вознесенского. Веют пшеницу.
Рядом с этим народом - другой элемент, вышеупомянутого, бродячего типа. Некоторые из них именно здесь «устают» от всяких невзгод и злоключений, а потому и принимаются кое-как за обработку земли, без достаточного, впрочем, усердия и результата, а иные так и остаются бродягами по существу, предоставляя свои наделы в аренду и меньше всего озабочиваясь созданием крепких хозяйств. Отсутствие трудовой подготовки и стремление к жизни полегче, при тяжелых первоначально условиях водворения на новых местах, приводит подобных людей обыкновенно к действиям совсем нежелательным: тут и бессмысленная рубка деревьев - бессмысленная потому, что переселенцам дается достаточно казенного леса, - и небрежное отношение к арыкам, влекущее за собою их засорение, и сведение на нет старинных сооружений, и прочие тому подобные «шалости» - доселе здесь неизвестные. А хуже всего - распространение пьянства.
И вот образуется новый поселок, населенный столь разными типами. На первых порах, когда хозяйства еще не наладились, когда вновь пришедшие серьезные люди не начали еще себя чувствовать ставшими на ноги крепко, - психологически понятным делается и нравственное колебание крестьянина. Он не уверен еще в завтрашнем дне, беспокоится, а рядом - пример легкой наживы, и под рукою забвение, в виде проклятого «шкалика»… Не всегда и удержишься, но вот тут-то и обнаруживается свойство крепкой русской натуры: постепенно, с упрочением своей экономики, неизбежным при маломальской затрате труда, переселенец быстро берет себя в руки, и первое, что заставляет его отвернуться иной раз и от водки, это - поголовно воспитываемое познанием новых условий в каждом пришедшем на чужбину крестьянине сознание собственного достоинства, граничащее часто с самоуверенностью: мы-де не как-нибудь!
И уже замечается в старых поселках не только резкое уменьшение пьянства и вообще «озорства», но и презрительное обхождение с кабатчиками и иными подозрительными личностями, вплоть до выселения их приговором и самостоятельного их выдворения на поиски лучшего… А вслед за тем и общее повышение нравов.
Что же говорят эти факты? Только лишь то, что вследствие всеобщего, равного, без разбора, устройства пришлых людей в Туркестане - затруднялся до сих пор настоящим переселенцам, в дополнение к другим запретительным мерам, и без того не легкий процесс водворения, - что этим «справедливым» устройством отдалялось на неопределенное время и даже ставилось иной раз на карту благополучие самых надежных засельщиков… Счастье, что всюду озорников и бездельников мало, и если они успели все-таки оказать влияние на массу, если по отдельным их действиям в иных, прискорбнейших, случаях составилось мнение о русском, совершенно противное истине, то скоро картина меняется…
До сих пор все это перерабатывали и исправляли сами крестьяне. Но нужно надеяться, что современная власть теперь придет к ним с посильной помощью, облегчив колонизацию прежде всего надлежащим подбором засельщиков.
Начало такому подбору, хотя и одностороннее, положено в проект заселения Голодной степи: только тот там получит участок, кто обладает имуществом ценностью в тысячу рублей, либо кто раньше арендовал землю здесь, в крае. Но если этот признак имущественного достатка приемлем как некоторая гарантия успешности нового, требующего особых первоначальных расходов хозяйства с ценной хлопковой культурой, то на богарных полях Туркестана, где интенсивность и рентабельность не столь значительны, и где прежде всего нужны труд и люди - признак этот совсем не пригоден. Следует смотреть проще.
Переселенческой организации должно быть законом предоставлено право отбирать раз отведенную землю у тех, кто в известный срок не докажет своих положительных свойств как хозяина.
И пусть будет здесь лучше элемент «усмотрения» со стороны переселенческой власти, чем современное, почти безусловное, общее право пришельцев оставаться на казенной земле.
Это - первое, к чему следовало бы решительно придти в Туркестане, благо и выбор огромнейший - до 10 тысяч неустроенных еще самовольцев - несомненно переселенцев серьезных.
Второе - вытекает из первого. А именно. Повсеместно в Азиатской России теперь признается за правило, что переселенцы в различных местах, в зависимости от трудности заселения последних, должны пользоваться неодинакими льготами. Это начало пока проводится новым законом в отношении размеров ссуд на устройство хозяйства, но его же имеется в виду применить и в деле собственно землеотводном: в лучших местах не наделять землею даром, но продавать эту землю на льготных условиях.
А в Туркестане? Интереснее всего, что, несмотря на закрытость и по сю пору этого края для переселения, т. е. невыдачу сюда ходаческих и проходных свидетельств, расписание здесь ссудных норм по закону объявлено. Нормы эти такие: на всем пространстве областей Туркестана, кроме Заалайского и Памирского пограничных районов - 165 рублей на семью. Таким образом, в Голодной степи, на поливном и исключительно ценном наделе, близ станций железной дороги, и в отрезанном пока от мира Солдатском - одинаковое воспособление, носящее притом по закону характер обязательной выдачи, независимо от надобности и личности каждого, а иногда и вовсе утрачивающее значение всегда принципиально уместной кредитной помощи, вследствие последующего «сложения» долга… С другой стороны, везде в Андижанском уезде и частью в Голодной степи условия хозяйства и жизни блестящи - гораздо лучше, чем во многих местностях Центральной России, и, конечно, значительной части Сибири, где те же переселенцы - но в худших условиях, а потому и более нуждающиеся, - либо лишены вовсе ссуд, либо получают по сто и по полтораста рублей. К тому же приток переселенцев в Туркестан всегда превышал и превышает возможность их устройства, и таким образом не находит себе применения, по-видимому, и та идея нового закона о ссудах - чтобы «разнообразие норм ссудной помощи, содействуя более равномерному распределению переселенцев по отдельным районам Азиатской России, служило бы государственной власти своего рода дополнительным регулятором движения переселенцев» [Объясн. зап. к законопроекту, стр. 5].
Необходимо приблизить ссудные нормы «к обстоятельствам», «к людям» и «к месту».
Далее: неужели возможно отдавать на одинаковых основаниях наделы участков Воздвиженского и, близ снегов, Благодатного? И на точно таких же, как в таежной и урманной Сибири? Совсем не в даровом наделении нуждаются все здешние переселенцы, ибо многие из них легко арендуют большие пространства, и несомненно зажиточны. Несколько десятков рублей уже назначено в уплату за участок в Голодной степи в возмещение расходов на орошение: чем оправдывается даровая раздача хотя бы и менее ценных, но во всяком случае натурально превосходных земель, на которые все же необходимо затрачивать казенные средства, чтобы облегчить их заселение и эксплоатацию? И почему переселенцы старожилых кугартских поселков с радостью платят свои 20 рублей с десятины лишь за право остаться на них, а позднее пришедшие, хотя бы и [не] на лучшие земли, получают их безвозмездно? Удастся ли даром устроить все 10 тысяч переселенцев, ожидающих теперь очереди, именно в лучших местах Туркестана? И не проще ли было бы обратить хотя бы и ничтожную плату за эти самые земли на создание близ них благоприятных общих культурных условий?..
Земля государственная должна поступать в руки лишь тех, кто может и умеет ею пользоваться, и притом за известную плату - иногда на очень льготных условиях.
Если вспомнит читатель, в Воздвиженском превосходные наделы садовой природной культуры, причем многие переселенцы смущаются: «Хорошо - это верно, да разве мы огородники?..» И они по-своему правы, так как здесь место для промыслов - в частности, для садоводов. Затем, чем выше расположен участок, тем на нем роскошнее пастбища, невиданные по богатству и мощности, и переселенцы нередко чувствуют себя на них затрудненными, не имея возможности и не умея использовать их надлежаще. В то же время в Переселенческом управлении в Ташкенте копятся просьбы многих предприимчивых лиц о предоставлении им для культурного скотоводства участков на общую площадь в 15.000 десятин…
Ввиду этого невольно задаешься вопросом: почему так называемый «переселенческий» фонд должен быть весь пригоден только для пашни, и не время ли, в связи с всесословным началом в переселении и расширением задач колонизации, водворять скотоводов, лесоводов, промышленников наравне с земледельцами, но лишь на разного размера участках?
Необходимо различать колонизационный фонд по естественному предназначению земель и соответственно распределять таковые.
И теперь многие переселенцы, как сказано, развивают свое скотоводство на арендованных у киргизов участках. Но эти арендные сделки с формальной стороны недействительны, так как туркестанским киргизам-кочевникам права сдавать в наем земли, хотя бы после отграничения, не предоставлено, и тем затрудняется хозяйственная инициатива тех же русских пришельцев. Кстати здесь нужно заметить, что киргизы Туркестанского края в огромном большинстве полуоседлые, и те нормы кочевые, по которым теперь их устраивают, несомненно, для киргизов чрезмерны, чем и объясняется столь легкая сдача в аренду излишков. Но так или иначе, получив надел окончательно, киргизы почему-то не сравниваются в основаниях владения землею с остальными туземцами, тогда как, казалось бы, предоставление оседлым киргизам общего права полного распоряжения землею привело бы к результатам положительным. А теперь даже у сартов русские пришельцы приобрести землю большею частью не могут, так как цены непомерно велики, а кредита надлежащего нет.
Следует возможно скорее признать некоторых туркестанских киргизов оседлыми, предоставив им соответствующие на землю права, и вообще распространит на Туркестан деятельность Крестьянского банка.
Все русские переселенцы Туркестанского края, как бы ни была кругом роскошна природа, все же долго тоскуют по родине. И обязанность государственной власти всецело придти им на помощь созданием соответственной русской душе обстановки. С другой стороны, те же русские большею частью совершенно беспомощны, заводя хозяйство «на нови» - им нужно учиться у сартов, просить последних о помощи. Едва ли не к их знахарям приходится обращаться крестьянам и в случае заболеваний, так как только пять медицинских переселенческих пунктов открыто во всем Туркестане. Такое положение вещей нельзя признать нормальным, и большие кредиты должны быть ассигнованы, в дополнение к теперь незначительным, на:
Церкви, школы, агрономическую помощь, больницы.
Наконец, правительство обязано подать помощь народу в деле искоренения пьянства - единственной действительно мрачной стороны новой жизни этой старой страны. В кугартском селении Михайловском - в том селении, что устроено было местной администрациею совсем без разбора засельщиков - выпито было в минувшем году пять тысяч ведер водки при 200 с лишних дворах; в Ивановском - лишь несколько менее, в Воздвиженском - соответственно столько же. И лишь в предгорных поселках переселенцев, куда не так-то легко и добраться, и где не было поэтому места ни одной подозрительной личности - пьянства не наблюдалось: естественный подбор новоселов. Но и вообще, если принять во внимание, что ныне даже туземцы, вопреки шариату, пьют горькую, то в интересах престижа русского имени и экономического процветания страны необходимо -
Прекратить в сельских местностях края всякую продажу питий.
Соответствующая попытка, увы, место имела… Это в связи с пожеланием Государственной Думы о том, чтобы на землях, отведенных под переселение, продажи спиртных напитков не производилось [по смете Переселенческого управления на 1909 год]. По отношению к тем местностям, где введена казенная продажа вина, вопрос разрешался несложно: можно было просто отдать нужное распоряжение; что же касается районов вне монополии, к каковым относится и Туркестан, то здесь администрации предоставлено право пресекать лишь раздробительную продажу напитков, оптовые же заведения, т. е. для таких потребителей, которые приобретают не менее трех ведер водки единовременно, - открываются без ее ведома… Само собою разумеется, что вслед за намерением туркестанской администрации «пресечь» еще в 1907 году раздробительную продажу, - едва ли не в каждом селении открылись оптовые склады, которые, по известному толкованию «подлежащего» ведомства, законом установлены именно с целью противодействовать пьянству. И вот, немедленно же началось пьянство оптовое, в размерах невиданных, причем неизвестно: потому ли, что каждый теперь лояльно покупал законом определенную порцию и долгом своим почитал выпить все три ведра, или же «опт» являлся только рекламою, а по существу увеличилась «розница». Высшая местная власть тогда возбудила ходатайство об изменении такого порядка в сторону предоставления ей права влиять также и на ограничение оптовой продажи, но в ответ было указано вышеприведенное толкование о благе именно этого способа преподнесения спирта народу. Когда же сказала свое справедливое слово Дума, то туркестанская власть вновь повторила свое представление, поддержанное теперь даже и в Петербурге кем следует, т. е. заинтересованными уже в прочном устройстве хозяйств новоселов местами и лицами…
С тех пор протекло пятилетие, а в Туркестанском генерал-губернаторстве по-прежнему «веселие Руси» продолжается… Но теперь уже сам «темный» крестьянин начинает постановлять приговоры о закрытии складов оптовых: личным опытом воспринял он то, что не всегда бывало понятно столице, - что водка есть яд универсальный, и одинаково гибельный как для души и здоровья, так и для благосостояния народного…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Постепенно, по мере того, как живительные лучи русского солнца все глубже проникают в недра туземного края, и светом европейской культуры все сильнее озаряется старая Азия, - смягчаются контрасты последней, и исчезают самые мрачные тени.
Но пока только утро новой туркестанской действительности, и от нас, несомненно, зависит приблизить теперь наступление здесь полдня, или замедлить течение времени.
Нужны хорошие рабочие силы, отдельные, вооруженные знаниями, энергичные русские люди, огромные материальные средства и искренность во всех начинаниях, подчиненных определенному и твердому плану.
И тогда новая, молодая страна, созданная подвигами «белых рубах» - славных войск, покорителей края, и мирной работою «картузов» и «смушковых шапок», - Туркестан, тысячелетиями таивший в себе, вместе с радием, неисчерпаемые запасы животворных производительных сил, явит миру столь пышный расцвет всех возможностей, какой не снился прежним владетелям края - персам, скифам, китайцам, арабам…
14 октября 1913 года.
Предыдущие главы: I, II, III, IV-V, VI-VII.
VIII. Свет и тени колонизации
Внимательным, по мере возможности, взором мы окинули ряд поселений русских людей в Фергане - типичной и разнообразной по свойствам области Туркестанского края. При этом из возникших вновь центров указаны только лишь некоторые, ибо читателю вовсе не важно делать с нами весь длительный путь, не всегда одинаково красочный, но везде подтверждающий то, что бросалось в глаза и в описанной выше, наиболее интересной, экскурсии.
Важно иметь почву для выводов. А Туркестан - это такая страна, где свет и тени чрезвычайно контрастны, и где нет надобности для их распознавания вооружаться приборами сложными…
И вот, наиболее светлою, едва ли не ослепительною, стороною всего нами виденного - нужно признать то свободное русское народное творчество, которое выражается здесь в мирном освоении окраины, - в независимом часто от воли правительства приобщении пустынных доселе пространств Туркестана к общегосударственной, культурной и хозяйственной жизни.
Такие вещи описывать и доказывать цифрами трудно, но стоит хотя бы раз побывать на всех этих поливных сероземах, сухой и злаковой степи, в лесостепи, в степи луговой и, наконец, в зоне пастбищ альпийских, и увидеть, как всюду с интенсивной стихийностью вырастают русские центры, от которых затем распространяются и навыки русские - и тогда всякий уверится, что «новый» Туркестан нарождается, и что широкие перспективы грядущего в связи с этим уже намечаются. Использование пока еще мертвых, но плодороднейших по орошении, огромных низинных пространств под хлопок, в целях снабжения впоследствии всего нашего рынка продуктами своего производства; освоение еще больших по размеру предгорий для столь нужного здесь земледелия и культурных сельскохозяйственных промыслов, укрепление при всем этом надежным народным оплотом внешних границ государства и распространение славянской культуры в толщу тюрко-монгольских народностей, - все это предстоит еще сделать при посредстве переселения, как главного естественного и испытанного способа нашей колонизации.
Хлопковое поле около Андижана
Конечно, русский народ это сделает. Он разовьет производительные силы богатейшего Туркестанского края до пределов его воистину блестящих возможностей, он заставит сверкать этот новый бриллиант среди других русских ценностей еще невиданными самоцветными красками, - как уже оживил он веками спавшую прекрасную царевну Сибирь… Но - вопрос весь во времени.
До недавнего сравнительно прошлого, как мы выше указывали, туркестанское переселение доброжелательством власти не пользовалось, и больше того - запрещалось. Но именно здесь ярче, чем где бы то ни было, выяснилось бессилие подобных велений, и, вопреки таковым, все же несколько десятков тысяч крестьян - горсточка храбрых - «растеклась мысью по туркестанскому древу» среди враждебных иноплеменников, в необычных и трудных условиях. И если не знать русской истории и забыть, что народное движение к Востоку составляло неизменно присущее русской жизни явление, и что этим движением была создана вся азиатская Русь, то и сейчас можно было бы стать в тупик перед вопросом: что влекло сюда переселенцев?..
Но в данном случай важно, что при ином отношении правительства уже теперь, очевидно, Туркестан дал бы все то, что мы вправе ожидать от него только в будущем… Могучее течение народной волны всемерно задерживалось…
Ныне наступает, как видно, период благожелательства к колонизации. При этом ценнее всего то обстоятельство, что, в связи с общим изменением политики, уже немыслимым как будто бы, делается возврат к недавнему прошлому, ибо слишком очевидной представилась вся польза для государства от передвижений народа.
Теперь облегчение этого дела уже составляет, по-видимому, основу современного курса, и, значит, нужно ждать ускорения процесса естественного. Но для того, чтобы прежнее промедление времени не оказалось для нас «смерти безвозвратной подобно», чтобы приобщение всего Туркестана к национальной культуре отныне двинулось по пути не только кратчайшему, но и правильному, - необходимо, казалось бы, помимо отпуска весьма крупных средств на общее содействие переселенцам, обусловить заселение здешних земель применением постановлений особых, как вытекающих из чисто местных условий, так и диктуемых здравым рассудком, - хотя бы и вопреки «правоверным» теориям.
_________
Выше пришлось указать, что в Туркестан вообще, наряду с переселенцем «серьезным», т. е. мечтающим лишь о труде и о сравнительном земельном просторе, являлись нередко бродяги, не имеющие гроша за душой и ожидавшие здесь найти не только реки молочные и берега кисельные, но и наживу легкую. При этом все одинаково признавались людьми «самовольными», так как никто в Туркестан их не звал, и, в итоге, - все одинаково устраивались на казенной земле, совместно образуя поселки.
Отсюда получалась, как мы видели на примере поселков Кугартской долины, прежде всего пестрота населения этнографическая, никакой особой беды не представляющая, и с тем вместе, пестрота населения качественная, со стороны духовной и нравственной, столь важной именно здесь, на окраине, где русские люди - впервые, и где по первым пришельцам судят вообще о свойствах державного племени. Эта последняя, специфическая пестрота новоселов играет здесь печальную роль.
Ташкентский переселенческий врачебно-остановочный пункт.
Предохранительная прививка.
«Настоящий» переселенец, помолясь жарко Богу, с огромным напряжением физических сил, воли и мысли принимается за плуг и лопату. Труда не жаль этим людям. Они буквально ворочают горы в надежде скорее «обжиться», они готовы от всего отказаться лишь бы скорее стать на ноги. Добрые соседи туземцам, такие колонизаторы перенимают от них в первый же год все, что можно, а глядишь, еще через год или два - прежней кочевник киргиз засеивает уже поле пшеницею, а сарт - представитель тысячелетней первобытной туземной хлопковой культуры - вдруг приобретает машины… Это - переселенцы нормальные, благополучие которых впереди обеспечено, как обеспечено и превращение заселяемого ими района - хотя бы и на краю даже света - в настоящую русскую землю, как по облику, так и по содержанию.
Двор киргиза Чимкентского уезда в ауле вблизи русского селения Вознесенского. Веют пшеницу.
Рядом с этим народом - другой элемент, вышеупомянутого, бродячего типа. Некоторые из них именно здесь «устают» от всяких невзгод и злоключений, а потому и принимаются кое-как за обработку земли, без достаточного, впрочем, усердия и результата, а иные так и остаются бродягами по существу, предоставляя свои наделы в аренду и меньше всего озабочиваясь созданием крепких хозяйств. Отсутствие трудовой подготовки и стремление к жизни полегче, при тяжелых первоначально условиях водворения на новых местах, приводит подобных людей обыкновенно к действиям совсем нежелательным: тут и бессмысленная рубка деревьев - бессмысленная потому, что переселенцам дается достаточно казенного леса, - и небрежное отношение к арыкам, влекущее за собою их засорение, и сведение на нет старинных сооружений, и прочие тому подобные «шалости» - доселе здесь неизвестные. А хуже всего - распространение пьянства.
И вот образуется новый поселок, населенный столь разными типами. На первых порах, когда хозяйства еще не наладились, когда вновь пришедшие серьезные люди не начали еще себя чувствовать ставшими на ноги крепко, - психологически понятным делается и нравственное колебание крестьянина. Он не уверен еще в завтрашнем дне, беспокоится, а рядом - пример легкой наживы, и под рукою забвение, в виде проклятого «шкалика»… Не всегда и удержишься, но вот тут-то и обнаруживается свойство крепкой русской натуры: постепенно, с упрочением своей экономики, неизбежным при маломальской затрате труда, переселенец быстро берет себя в руки, и первое, что заставляет его отвернуться иной раз и от водки, это - поголовно воспитываемое познанием новых условий в каждом пришедшем на чужбину крестьянине сознание собственного достоинства, граничащее часто с самоуверенностью: мы-де не как-нибудь!
И уже замечается в старых поселках не только резкое уменьшение пьянства и вообще «озорства», но и презрительное обхождение с кабатчиками и иными подозрительными личностями, вплоть до выселения их приговором и самостоятельного их выдворения на поиски лучшего… А вслед за тем и общее повышение нравов.
Что же говорят эти факты? Только лишь то, что вследствие всеобщего, равного, без разбора, устройства пришлых людей в Туркестане - затруднялся до сих пор настоящим переселенцам, в дополнение к другим запретительным мерам, и без того не легкий процесс водворения, - что этим «справедливым» устройством отдалялось на неопределенное время и даже ставилось иной раз на карту благополучие самых надежных засельщиков… Счастье, что всюду озорников и бездельников мало, и если они успели все-таки оказать влияние на массу, если по отдельным их действиям в иных, прискорбнейших, случаях составилось мнение о русском, совершенно противное истине, то скоро картина меняется…
До сих пор все это перерабатывали и исправляли сами крестьяне. Но нужно надеяться, что современная власть теперь придет к ним с посильной помощью, облегчив колонизацию прежде всего надлежащим подбором засельщиков.
Начало такому подбору, хотя и одностороннее, положено в проект заселения Голодной степи: только тот там получит участок, кто обладает имуществом ценностью в тысячу рублей, либо кто раньше арендовал землю здесь, в крае. Но если этот признак имущественного достатка приемлем как некоторая гарантия успешности нового, требующего особых первоначальных расходов хозяйства с ценной хлопковой культурой, то на богарных полях Туркестана, где интенсивность и рентабельность не столь значительны, и где прежде всего нужны труд и люди - признак этот совсем не пригоден. Следует смотреть проще.
Переселенческой организации должно быть законом предоставлено право отбирать раз отведенную землю у тех, кто в известный срок не докажет своих положительных свойств как хозяина.
И пусть будет здесь лучше элемент «усмотрения» со стороны переселенческой власти, чем современное, почти безусловное, общее право пришельцев оставаться на казенной земле.
Это - первое, к чему следовало бы решительно придти в Туркестане, благо и выбор огромнейший - до 10 тысяч неустроенных еще самовольцев - несомненно переселенцев серьезных.
Второе - вытекает из первого. А именно. Повсеместно в Азиатской России теперь признается за правило, что переселенцы в различных местах, в зависимости от трудности заселения последних, должны пользоваться неодинакими льготами. Это начало пока проводится новым законом в отношении размеров ссуд на устройство хозяйства, но его же имеется в виду применить и в деле собственно землеотводном: в лучших местах не наделять землею даром, но продавать эту землю на льготных условиях.
А в Туркестане? Интереснее всего, что, несмотря на закрытость и по сю пору этого края для переселения, т. е. невыдачу сюда ходаческих и проходных свидетельств, расписание здесь ссудных норм по закону объявлено. Нормы эти такие: на всем пространстве областей Туркестана, кроме Заалайского и Памирского пограничных районов - 165 рублей на семью. Таким образом, в Голодной степи, на поливном и исключительно ценном наделе, близ станций железной дороги, и в отрезанном пока от мира Солдатском - одинаковое воспособление, носящее притом по закону характер обязательной выдачи, независимо от надобности и личности каждого, а иногда и вовсе утрачивающее значение всегда принципиально уместной кредитной помощи, вследствие последующего «сложения» долга… С другой стороны, везде в Андижанском уезде и частью в Голодной степи условия хозяйства и жизни блестящи - гораздо лучше, чем во многих местностях Центральной России, и, конечно, значительной части Сибири, где те же переселенцы - но в худших условиях, а потому и более нуждающиеся, - либо лишены вовсе ссуд, либо получают по сто и по полтораста рублей. К тому же приток переселенцев в Туркестан всегда превышал и превышает возможность их устройства, и таким образом не находит себе применения, по-видимому, и та идея нового закона о ссудах - чтобы «разнообразие норм ссудной помощи, содействуя более равномерному распределению переселенцев по отдельным районам Азиатской России, служило бы государственной власти своего рода дополнительным регулятором движения переселенцев» [Объясн. зап. к законопроекту, стр. 5].
Необходимо приблизить ссудные нормы «к обстоятельствам», «к людям» и «к месту».
Далее: неужели возможно отдавать на одинаковых основаниях наделы участков Воздвиженского и, близ снегов, Благодатного? И на точно таких же, как в таежной и урманной Сибири? Совсем не в даровом наделении нуждаются все здешние переселенцы, ибо многие из них легко арендуют большие пространства, и несомненно зажиточны. Несколько десятков рублей уже назначено в уплату за участок в Голодной степи в возмещение расходов на орошение: чем оправдывается даровая раздача хотя бы и менее ценных, но во всяком случае натурально превосходных земель, на которые все же необходимо затрачивать казенные средства, чтобы облегчить их заселение и эксплоатацию? И почему переселенцы старожилых кугартских поселков с радостью платят свои 20 рублей с десятины лишь за право остаться на них, а позднее пришедшие, хотя бы и [не] на лучшие земли, получают их безвозмездно? Удастся ли даром устроить все 10 тысяч переселенцев, ожидающих теперь очереди, именно в лучших местах Туркестана? И не проще ли было бы обратить хотя бы и ничтожную плату за эти самые земли на создание близ них благоприятных общих культурных условий?..
Земля государственная должна поступать в руки лишь тех, кто может и умеет ею пользоваться, и притом за известную плату - иногда на очень льготных условиях.
Если вспомнит читатель, в Воздвиженском превосходные наделы садовой природной культуры, причем многие переселенцы смущаются: «Хорошо - это верно, да разве мы огородники?..» И они по-своему правы, так как здесь место для промыслов - в частности, для садоводов. Затем, чем выше расположен участок, тем на нем роскошнее пастбища, невиданные по богатству и мощности, и переселенцы нередко чувствуют себя на них затрудненными, не имея возможности и не умея использовать их надлежаще. В то же время в Переселенческом управлении в Ташкенте копятся просьбы многих предприимчивых лиц о предоставлении им для культурного скотоводства участков на общую площадь в 15.000 десятин…
Ввиду этого невольно задаешься вопросом: почему так называемый «переселенческий» фонд должен быть весь пригоден только для пашни, и не время ли, в связи с всесословным началом в переселении и расширением задач колонизации, водворять скотоводов, лесоводов, промышленников наравне с земледельцами, но лишь на разного размера участках?
Необходимо различать колонизационный фонд по естественному предназначению земель и соответственно распределять таковые.
И теперь многие переселенцы, как сказано, развивают свое скотоводство на арендованных у киргизов участках. Но эти арендные сделки с формальной стороны недействительны, так как туркестанским киргизам-кочевникам права сдавать в наем земли, хотя бы после отграничения, не предоставлено, и тем затрудняется хозяйственная инициатива тех же русских пришельцев. Кстати здесь нужно заметить, что киргизы Туркестанского края в огромном большинстве полуоседлые, и те нормы кочевые, по которым теперь их устраивают, несомненно, для киргизов чрезмерны, чем и объясняется столь легкая сдача в аренду излишков. Но так или иначе, получив надел окончательно, киргизы почему-то не сравниваются в основаниях владения землею с остальными туземцами, тогда как, казалось бы, предоставление оседлым киргизам общего права полного распоряжения землею привело бы к результатам положительным. А теперь даже у сартов русские пришельцы приобрести землю большею частью не могут, так как цены непомерно велики, а кредита надлежащего нет.
Следует возможно скорее признать некоторых туркестанских киргизов оседлыми, предоставив им соответствующие на землю права, и вообще распространит на Туркестан деятельность Крестьянского банка.
Все русские переселенцы Туркестанского края, как бы ни была кругом роскошна природа, все же долго тоскуют по родине. И обязанность государственной власти всецело придти им на помощь созданием соответственной русской душе обстановки. С другой стороны, те же русские большею частью совершенно беспомощны, заводя хозяйство «на нови» - им нужно учиться у сартов, просить последних о помощи. Едва ли не к их знахарям приходится обращаться крестьянам и в случае заболеваний, так как только пять медицинских переселенческих пунктов открыто во всем Туркестане. Такое положение вещей нельзя признать нормальным, и большие кредиты должны быть ассигнованы, в дополнение к теперь незначительным, на:
Церкви, школы, агрономическую помощь, больницы.
Наконец, правительство обязано подать помощь народу в деле искоренения пьянства - единственной действительно мрачной стороны новой жизни этой старой страны. В кугартском селении Михайловском - в том селении, что устроено было местной администрациею совсем без разбора засельщиков - выпито было в минувшем году пять тысяч ведер водки при 200 с лишних дворах; в Ивановском - лишь несколько менее, в Воздвиженском - соответственно столько же. И лишь в предгорных поселках переселенцев, куда не так-то легко и добраться, и где не было поэтому места ни одной подозрительной личности - пьянства не наблюдалось: естественный подбор новоселов. Но и вообще, если принять во внимание, что ныне даже туземцы, вопреки шариату, пьют горькую, то в интересах престижа русского имени и экономического процветания страны необходимо -
Прекратить в сельских местностях края всякую продажу питий.
Соответствующая попытка, увы, место имела… Это в связи с пожеланием Государственной Думы о том, чтобы на землях, отведенных под переселение, продажи спиртных напитков не производилось [по смете Переселенческого управления на 1909 год]. По отношению к тем местностям, где введена казенная продажа вина, вопрос разрешался несложно: можно было просто отдать нужное распоряжение; что же касается районов вне монополии, к каковым относится и Туркестан, то здесь администрации предоставлено право пресекать лишь раздробительную продажу напитков, оптовые же заведения, т. е. для таких потребителей, которые приобретают не менее трех ведер водки единовременно, - открываются без ее ведома… Само собою разумеется, что вслед за намерением туркестанской администрации «пресечь» еще в 1907 году раздробительную продажу, - едва ли не в каждом селении открылись оптовые склады, которые, по известному толкованию «подлежащего» ведомства, законом установлены именно с целью противодействовать пьянству. И вот, немедленно же началось пьянство оптовое, в размерах невиданных, причем неизвестно: потому ли, что каждый теперь лояльно покупал законом определенную порцию и долгом своим почитал выпить все три ведра, или же «опт» являлся только рекламою, а по существу увеличилась «розница». Высшая местная власть тогда возбудила ходатайство об изменении такого порядка в сторону предоставления ей права влиять также и на ограничение оптовой продажи, но в ответ было указано вышеприведенное толкование о благе именно этого способа преподнесения спирта народу. Когда же сказала свое справедливое слово Дума, то туркестанская власть вновь повторила свое представление, поддержанное теперь даже и в Петербурге кем следует, т. е. заинтересованными уже в прочном устройстве хозяйств новоселов местами и лицами…
С тех пор протекло пятилетие, а в Туркестанском генерал-губернаторстве по-прежнему «веселие Руси» продолжается… Но теперь уже сам «темный» крестьянин начинает постановлять приговоры о закрытии складов оптовых: личным опытом воспринял он то, что не всегда бывало понятно столице, - что водка есть яд универсальный, и одинаково гибельный как для души и здоровья, так и для благосостояния народного…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Постепенно, по мере того, как живительные лучи русского солнца все глубже проникают в недра туземного края, и светом европейской культуры все сильнее озаряется старая Азия, - смягчаются контрасты последней, и исчезают самые мрачные тени.
Но пока только утро новой туркестанской действительности, и от нас, несомненно, зависит приблизить теперь наступление здесь полдня, или замедлить течение времени.
Нужны хорошие рабочие силы, отдельные, вооруженные знаниями, энергичные русские люди, огромные материальные средства и искренность во всех начинаниях, подчиненных определенному и твердому плану.
И тогда новая, молодая страна, созданная подвигами «белых рубах» - славных войск, покорителей края, и мирной работою «картузов» и «смушковых шапок», - Туркестан, тысячелетиями таивший в себе, вместе с радием, неисчерпаемые запасы животворных производительных сил, явит миру столь пышный расцвет всех возможностей, какой не снился прежним владетелям края - персам, скифам, китайцам, арабам…
14 октября 1913 года.