Н. Л. Зеланд. Кашгария и перевалы Тянь-Шаня. Путевые записки // Записки Западно-Сибирского отдела Императорского Русского географического общества. Книжка IX. 1888.
Другие отрывки:
Таш-Рабат и дорога в Кашгарию;
В Кашгарии. Китайский пикет;
Кашгар и кашгарлыки.
Перед въездом в обширную Долонскую долину ямщики мне заявили, что в горах, ее окружающих, избрали себе притон киргизские барантачи, которые здесь стерегут проезжих сартов, дунган, вообще людей, у которых не бывает оружия, и отбирают у них лошадей и другое, что найдется. К русским не решаются приближаться, так как у них предполагается огнестрельное оружие, сами же они вооружены большею частию только пиками. Действительно, когда мы въезжали, наверху что-то зашевелилось,
кучка всадников стала там разъезжать вверх и вниз, взад и вперед. Тем дело, разумеется, и ограничилось, барантачи удовольствовались многозначительными взглядами, ниспосылаемыми в нашу сторону, а в ответ получили насмешливые улыбки наших ямщиков. Вообще, несмотря на преследования со стороны администрации, баранта в разных отдаленных уголках Семиречья еще не совсем угасла, выражаясь то тут, то там вооруженным грабежом скота, но до смертоубийства дело редко доходит.
В. В. Верещагин. Кочевая дорога в горах Алатау. 1869-1870. Государственная Третьяковская галерея
Когда мы въехали на Долонский перевал, мы застали по бокам гор почти у самой дороги снег. И немудрено, перевалу этому считают 9800 фут. над уровнем моря. От него, как от узла, направляются в разные стороны несколько хребтов.
С перевала спустились в длинное живописное ущелье, по дну которого течет река Оттук. Здесь глазам неожиданно представились оживленные, более мягкие картины. Появилась не виданная с самого
Верного елка. Вообще, леса есть только по северным склонам Тянь-Шаня, и то в таких местах, где больше атмосферных осадков, вследствие встречи теплого западного и холодного восточного ветров; снега, в свою очередь, способствуют накоплению влаги.
Сначала стали встречаться ели рассеянными кучками, в виде застрельщиков, потом целым лесом, живописными группами, распределенными по бокам и верхушкам гор с обеих сторон. В одном месте он врассыпную, широким потоком спускается с горы, в другом стоит правильными шеренгами, одна над другою, как ряды солдат, в третьем из каждой складки горной стены до самого верха выглядывает зеленая ватага елей. В промежутках леса красовался ярко-зеленый ковер альпийских трав, кое-где подернутый золотистым оттенком осени, а из-под них местами виднелись обнаженные участки хребта, в виде серых, синеватых, красных зубцов и морщинистых полос горного известняка и песчаника. Мысли в голове человека перекрещиваются неожиданнейшим образом: при взгляде на одно место этого ущелья мне вдруг вспомнился альпийский вид, виденный мною еще в детстве на картинке, изображавшей Генриха IV в виде пилигрима, когда он столь жалостным образом отправлялся чрез Альпы на поклон к Гильдебранту. Кстати, здешние пейзажи действительно напоминают альпийские, как они мне представились при проезде из Вероны через Бреннер в Баварию.
Подъезжая к станции, я увидел давно не виданные бревенчатые избы, из которых одна занята станциею. Значит, лесу здесь вдоволь. В горах,
у подножия которых расположен Верный, елового леса столько, что он служит украшением пейзажа, но строить деревянные дома там, как и в остальном Семиречье, запрещается.
Следующая станция - опять новый дорожный курьез: по дну ущелья Оттук бежит до того извилисто, что приходится переезжать вброд более 30 раз. Вода местами лошади по брюхо, но это считается низкая вода. А что значит высокая, об этом красноречиво говорить десятка полтора исковерканных мостов; жалобно выставляют они свои свороченные на сторону спины, как бы говоря, что они могли бы годиться на что-нибудь, но - среда заела. Весной случается, что вовсе принуждены бывают бросать почтовый тракт и возить все вьюком, где-то высоко по горам. Скука этого почти непрерывного брода несколько искупается красивой обстановкой: сверху до самого дна ущелия спускаются по обеим сторонам дороги стройные ели, так что ехать приходится как бы лесом. Между хвойником выглядывают рябина, шиповник, барбарис и проч. Наконец при выходе из ущелья гладкая степная дорога. Она пролегает по высокой долине, обрамленной низкими горами, которые большею частию были покрыты пожелтевшей травою. Здесь опять признаки жизни, клочки, засеянные киргизским ячменем, и кое-где стоги сена. Последнее указывает на то, что киргизы - по крайней мере, некоторые - приняли к сведению бедствие прошлой зимы, постигшее нарынские волости. Известно, что большинство этих кочевников до сих пор не считают нужным припасать для животных корм на зиму, предоставляя им самим доставать его из-под снега. Но в зиму 1885-1886 г. случилось, что после снега была оттепель, потом опять мороз и глубокий снег, скот не в состоянии был добывать траву из-под льда и погибал массами. Средним счетом, из 10 баранов оставался один.
В. В. Верещагин. Укрепление Нарын в Тянь-Шане (Небесных горах) близ кашгарской границы. 1869-1870. Приморская государственная картинная галерея
Вот и река Нарын,
чистая, не бурная и уже довольно широкая [Нарын не что иное, как начало Сырдарьи. В Средней Азии нередко одна и та же река носит различные названия в различных местах своего течения.], а на левом ее берегу укрепление. Последнее, конечно, не может быть названо чудом фортификации. Невысокая стена, валик, ров и казармы, в которых помещаются человек 100 команды, полусотня казаков и несколько крепостной артиллерии; все это может быть страшным только для азиатов, но это только и требуется. Нарын, по отдаленности и пустынности своей, одно из тех злачных мест наших окраин, которых служащие наши обыкновенно избегают как ссылки на поселение. Что делать! без этих мест нельзя, - они передовые звенья той цепи русских поселений, которая внедряется в мусульманский и китайский Восток, шаг за шагом, отвоевывая почву от азиатского варварства.
Что эти слова не слишком сильны, мы увидим ниже. Мне кажется, что каждый, кто прожил год-другой в таких местах, некоторым образом заслужил право на название пионера цивилизации, и было бы справедливо, чтобы служба в таких изолированных пунктах, по крайней мере, пользовалась некоторыми привилегиями, которых, однако, до сих пор нет. Нигде, как в этих обездоленных углах, вся атмосфера зависит от качества местного старшего начальства. В этом отношении в настоящее время Нарын счастлив. Влияние К. А. Ларионова, соединяющего образование и знание края с достоинством характера, может быть названо благотворным. В этом ему помогает и его супруга, которая в прежнее время сопровождала его во всех экспедициях для исследования этого края в топографическом и метеорологическом отношении.
Самое поселение Нарын, находящееся вне укрепления, довольно приличное и почти исключительно торговое. Несколько длинных, широких и чистых улиц, дома сырцовокирпичные, с плоскими крышами и палисадниками. Зелень последних - преимущественно ива - оказалась еще свежею. Главная улица представляет гостиный двор, лавки которого исключительно азиатские, а хозяева их частию татары, большею же частию чернобородые сарты в халатах и чалмах; здесь проходит главная часть товаров из
Кашгара. Всех торговцев считают до 300.
Окрестности Нарына непривлекательны. Котловина, окруженная голыми желтовато-серыми горами, по недостатку открытого горизонта названная солдатами «карцером». В некотором отдалении в горах есть несколько пятнышек низкорослого ельника. Почва замечательно плотная, состоящая из суглинка вперемежку с мелкой галькой. Вода относительно богата известью, которой вообще в здешних горах довольно. Есть, между прочим, богатая залежь алебастра. Климат, вследствие высокого положения (7000-8000 фут. над уровнем моря), очень холодный; капуста здесь не вызревает, а картофель бывает немногим более лесного ореха. Благодаря холодности климата, плотности почвы, отсутствию болот, сравнительно чистой воде, ширине и чистоте улиц, Нарын остается одним из более здоровых мест Семиречья, о чем, между прочим, свидетельствует экономический запас хинина, накопившийся в аптеке лазарета, тогда как в большинстве остальных наших лазаретных аптек в нем постоянный недостаток. Следует, однако, заметить, что вновь приезжие здесь нередко страдают нервными припадками - головною болью, чувством одышки и беспредметной душевною тоскою, что отчасти объясняется высотою места.
Во время прогулки по Нарынскому гостиному двору пришлось мне быть свидетелем сцены в восточном вкусе. Скамейки, ступеньки и завалинки перед несколькими лавками посыпаны халатоносной публикой. От белобородых старцев в белых чалмах до босоногих мальчишек все сидят, как окаменелые, приковав взоры к человеку, ходящему взад и вперед по улице, на некотором расстоянии от лавок. Субъект этот в белой чалме с желтым кушаком и в шелковом халате, громким голосом что-то рассказывает. То он остановится, протягивая руки вперед, надсаживая голос и вылупляя глаза, то пойдет ускоренным шагом, говоря скороговоркой, то сядет, как бы в задумчивости, говоря чуть не шепотом, то опять войдет в пафос, словом, импровизирует что-то очень трогательное. Это, оказывается, был странствующий рассказчик или лектор, преподающий легенды из жития мусульманских святых. Ремесло это
очень выгодное, рассказчика носят на руках и хорошо одаривают.
________________________________________
См. также:
•
А. Д. Соколов. Тогуз-Торау. (По новой дороге из Семиречья в Фергану.)