Особенности приобретения российского гражданства на Оренбургской пограничной линии
А. И. Добросмыслов. Тургайская область. Исторический очерк // Известия Оренбургского отдела Императорского Русского географического общества. Выпуск № 16. 1901.
Время, в которое управлял хан Айчувак, для Малой орды было весьма тяжелым. Г. Ф. фон Генс, бывший председатель Пограничной комиссии, называет это время революционным - до того были дурные отношения одного рода к другому, и слишком часто один нападал на другого, хан же по своей слабости ничего не мог предпринять для потушения взаимных распрей. Вследствие внутренних раздоров киргизы реже, чем прежде, нападали на наши границы, но зато торговые караваны не смели показаться в степь. Самый большой караван был разграблен в 1799 году, стоимостью 295000 рублей. Пограничное начальство употребляло разные меры к предотвращению грабежей и возврату разграбленного. Задерживали в виде аманатов киргиз из тех родов, которые подозревались в грабеже, наказывали розгами, отправляли на военную службу в Архангельскую губернию, выдавали влиятельным киргизам жалованье и разного рода подарки, посылали в степь мулл для увещаний, грозили хану наказанием, прекращали ему выдачу жалованья и т. п., но все это было бесполезно, и непроизводительно тратились казенные деньги. Внутренние смуты в орде вызвали большие передвижения родов с одного места на другое, чего уже не было давно. Киргизы, кочевавшие около Урала, решились уйти на юг, вглубь степей. Последствием этого передвижения туркмены были оттеснены от реки Урала и Каспийского моря на Усть-Урт, каракалпаки, наполовину истребленные киргизами, должны были с реки Сырдарьи бежать в пределы Хивы и Бухары, где находятся и по настоящее время. Бежавшие от Урала киргизы избрали себе ханом Абулгази, сына известного Каипа. Хан Айчувак, в свою очередь, бежал от своего народа в русские пределы.
Вследствие неурядиц и обеднения многие киргизы проявили большое стремление к переходу на жительство в Башкирию; особенно много бежало сюда семейств, членами которых были башкирские женщины, захваченные киргизами в плен в разное время. Преимущественно киргизы бежали в 9, 6 и 4 башкирские кантоны. Многие из беглецов испрашивали разрешение пограничного начальства на водворение в Башкирии, а еще больше их селилось там тайно, без всякого спроса.
Мало того, киргизы вынуждены были приходить на нашу границу и продавать своих детей, иногда за несколько четвертей хлеба, и даже взрослые часто предлагали себя русским принять их в рабство или изъявляли желание поступить в казачью службу при полном с их стороны согласии принять христианскую религию. На этом обстоятельстве, как заслуживающем особого внимания, мы и остановимся несколько долее.
Вот что 2 марта 1804 года, за № 280, писала Уральская войсковая канцелярия Оренбургской пограничной комиссии: «Некоторые из располагающихся при границе здешней киргиз-кайсаков, при всем оскудении их и крайней бедности, отдают из малолетних детей своих, с ведома родоначальников их, с убедительною просьбою на воспитание здешним чиновникам и казакам, объявляя при том желание ввести их в веру по закону христианскому с тем, чтоб они, приняв святое крещение, остались уже вечно во всероссийском подданстве, в принятии коих и о крещении те чиновники и казаки просят позволительного разрешения; другие же из тех киргизцев, в совершенном уже возрасте, также при всей бедности, никакого родства не имеющие, желают воспринять святое крещение и остаться в здешнем войске в казачьей службе». Тогда же об этом войсковая канцелярия донесла и оренбургскому военному губернатору Волконскому, «испрашивая на то благосклоннейшего разрешения». Князь Волконский, прежде чем дать разрешение, потребовал 10 марта того же года, за № 506, от Пограничной комиссии ее мнение по этому поводу. Князь писал, что «хотя и нет препятствия по законам вводить в греческую веру магометан и других наций народов, но как сии киргизы объявляют желание, окрестившись, иметь жительство в войске Уральском, водворяющемся при самой линии, следственно, по мнению моему, легко могут они, от обращения впредь с их соотечественниками, по легкомыслию, обратиться опять в степь и послужить, наконец, в большой вред границам: Пограничной комиссии представляю сие обстоятельство на рассуждение и соображение с законами и учреждениями относительно здешней линии и народов киргиз-кайсацких, и мнение ее о том представить ко мне на рассмотрение». Пограничная комиссия навела справки в делах архива и дала военному губернатору такой ответ: «Хотя по привилегии, данной городу Оренбургу (нынешнему Орску) в 7 день июня 1734 года, пунктом первым указано: между прочими народами и новоподданным киргиз-кайсакам и каракалпакам в город сей приходить, селиться, жить, торговать и всяким ремеслом промышлять и паки на свои прежние жилища отходить свободно и невозбранно, без всякой опасности и удержания, но сие разумеется о таких, которые состоят в их собственном законе, поелику же с самого вступления киргиз-кайсак в российское подданство не было примеров, чтоб из оного народа обоего пола люди, многим или малым числом приходя, предъявляли желаемость вступать в веру греческого исповедания, а потому на сей предмет доселе никакого учреждения в делах не видно. [Хотя Пограничная комиссия и утверждала, что не было примеров крещения киргиз, но это неверно. Так, в 1767 году был крещен в Оренбурге султан Аблай, а в 1775 году была крещена в Оренбурге же священником Иваном Осиповым десятилетняя киргизская девочка, которая потом называлась Верой Козьминой, и жила более четырех лет у крестной матери майорши Степаниды Михайловой. Затем жила у и. д. оренбургского губернатора князя Хвалубова, с которым ездила в Москву и С.-Петербург. По возвращении оттуда вышла замуж за бухарца и, проживши с ним 8 лет, ушла в Киргизскую степь, где жила у брата Чулдубая и, наконец, в 1805 году возвратилась в Илецкую Защиту, где вышла замуж за казака Михаила Васильева]. Далее Пограничная комиссия продолжает, что, «в рассуждении настоящего оскудения киргизского народа, желание возрастных киргизов вступить в христианский закон основано не столько на усердии, сколько на намерении доставить себе пропитание, и что киргизы сии дотоле в новопросвещенной вере будут тверды и в поведении постоянны, доколе не предстанет им случая, по вольномыслию, на какое-либо противное предприятие, которое тем удобнее произвести могут они в действо, оставаясь жительством на самой границе и в виду их единоплеменников». Потом Пограничная комиссия обращает внимание князя Волконского и на то обстоятельство, что новопросвещенные легко могут впасть в неверие, «что послужит не столько для них вредом, но и православной христианской вере предосуждением», а потому высказывает мнение, что «следует взрослых и детей от десятилетнего возраста, по приведении в веру греческого исповедания, отправлять в учрежденные в здешней губернии для новокрещен слободы (Нагайбацкую и Табынскую), записывая в казаки и давая им на первый случай, года на три или больше, от нарядов по службе льготы, а при отправлении в те места, в рассуждении сущей их бедности, и небольшое из казны снабдение деньгами, от пяти до десяти рублей на человека. Что же касается до малолетних детей обоего пола и возрастных женок киргизского же племени, кои предъявят сами или через отцов, матерей и родственников желание на восприятие святого крещения и остаться навсегда жительством в России, таковых всех, по тому наипаче резону, что они, с малых лет привыкнув к благоустроенной жизни и всегдашнему довольству, не похотят отстать от приобретения, не только в войске Уральском, но и во всех линейных крепостях принимать и крестить, и кто из них где и у кого будет находиться, следует наблюдать, чтоб новопросвещенные, под видом усыновления, не были брателями подвергаемы рабству». А во избежание того, чтобы не было впоследствии каких-либо претензий со стороны киргиз относительно крещения малолетних, Пограничная комиссия полагала, чтобы согласие на крещение их, кроме близких родственников, давали еще родовые старшины в присутствии нескольких киргиз письменно.
Мнение Пограничной комиссии было утверждено военным губернатором Волконским 10 июня 1804 года.
Условие, постановленное Пограничной комиссией, чтобы, кроме изъявления малолетними и их родителями или родственниками желания принять православную религию, было еще письменное разрешение на это родовых старшин, данное в присутствии нескольких киргиз, разумеется, сильно стеснило желавших креститься. Тем не менее и при этом условии были случаи перехода малолеток из магометанства в православие. Так, например, в Рассыпной станице был крещен в 1804 году священником Андреем Васильевым с согласия родового старшины пятилетний киргизский мальчик Бикташ Кунурбаев, сын Кунурбая Кулусова из таминского рода. Из взрослых киргиз в ноябре того же года был крещен в станице Звериноголовской киргиз кипчакского рода Карагуш Бибалин. В 1805 году в Рассыпной станице был второй случай крещения пятилетнего мальчика, а в Илецкой Защите крещена вдова-киргизка. В 1807 году крестилась в Чернореченской крепости киргизская женка Менды Шавербаева; поводом к ее крещению послужило избавление от смерти во время разлива реки Урала: она была спасена русским казаком и по этому случаю дала обет креститься. Однако старшина шумекеевского рода, к которому принадлежала новопросвещенная, требовал ее возврата в степь под тем предлогом, что, будто бы, она крещена насильно, но это не подтвердилось. В этом же году крещены: в Оренбурге девица 13 лет табынского рода Урундука Аргыбаева, мальчик 9 лет того же рода Кавун и семейство киргиза таминского рода Баймака Кубекова, состоящее из пяти человек.
Предосторожность, принятая князем Волконским и Пограничной комиссией по политическим соображениям, чтобы при крещении малолетних киргиз испрашивать согласие родовых старшин, была совершенно излишней. Положение киргиз в первое десятилетие XIX столетия было таково, что они, несмотря ни на какие стеснительные меры, вынуждены были продавать детей. В то время, когда русские были стеснены пограничным начальством в приеме на воспитание киргизских детей, татары и хивинцы их везде свободно покупали, а на оренбургском меновом дворе и в других местах пограничной линии открылся особый вид торговли киргизскими детьми. Князь Волконский, увидав ненормальное положение, донес об этом императору Александру I и ходатайствовал, чтобы хивинцам было запрещено покупать киргизских детей, а взамен того просил разрешить свободную покупку их всем желающим русским подданным, особенно же магометанам, для чего полагал необходимым командировать в Оренбург опытных мулл, чтобы они увещевали киргиз, по их бедственному положению, переселяться в селения Европейской России, где проживают магометане. Последствием этого ходатайства было издание высочайшего указа, от 23 мая 1808 года, которым запрещалось хивинцам покупать киргизских детей и дозволено приобретать их за деньги или посредством мены на товары всем русским подданным, но с тем, чтобы, по достижении 25-летнего возраста, они были совершенно свободны от всех обязательств по отношению к лицам, их купившим. Затем они могли быть причисляемы к тем обществам, где имели жительство, и если приняли христианство, то общества обязывались давать таким всевозможное пособие. Наблюдение за переселением киргиз и покупкой детей было возложено на Пограничную комиссию, а ближайшим образом на директора Оренбургской таможни коллежского советника Величко, которому было приказано присутствовать в Пограничной комиссии с правами члена и заведовать всею перепискою по переселению киргиз в Россию и по продаже и покупке киргизских детей. В октябре того же года Величко произвел на меновом дворе у хивинцев обыск, при чем им было найдено 7 киргизских девиц, в возрасте от 10 до 16 лет; мальчиков не найдено. Хивинцы приобретали девочек преимущественно потому, что приезжали в Россию для торговых дел на продолжительное время без семейств, а, во-вторых, по отправке их в Хиву, могли получить большие выгоды, чем от мальчиков, так как на Востоке женщин, вследствие многоженства, всегда было меньше, чем мужчин, и покупка жен обходилась недешево. Из означенных девиц три были взяты русскими и обращены в православие, а четыре Сарептским евангелическим братством и обращены в лютеранство. Хивинцам за 7 девиц уплачено 385 рублей.
В 1809 году крещена в Таналыцкой крепости вдова-киргизка жагалбайлинского рода Кандея Исетдина.
В сентябре 1811 года был взят на воспитание надворным советником Флором Осиповичем Доливо-Добровольским пятилетний киргизский мальчик Куш-Булат Кушпанов, по крещении в Оренбурге названный Александром Филипповым Зауральским. Доливо-Добровольский этого мальчика подарил императрице Елизавете Алексеевне, которой был отдан на воспитание в Горный корпус, откуда выпущен офицером.
В том же году крещена в Оренбурге девица 13 лет Хамида из табынского рода. В Оренбург ее привез тайно от родителей ее брат и здесь продал бухарцу, от которого она бежала и изъявила желание креститься.
В 1812 году куплено на оренбургском меновом дворе русскими два киргизских мальчика, которые и приведены в христианскую веру. В том же году крещены: в Крутоярской крепости 15-летний киргизский мальчик кипчакского поколения Карабай Арасланбаев и в Магнитной крепости взрослый киргиз Мурза Такабаев.
В 1813 году крещены: в Крутоярской крепости 16 человек киргиз кипчакского поколения, в том числе 4 семейства в полном составе; в Магнитной крепости крещена 6 лет девочка жагалбайлинского рода; в Илецкой Защите крестился 60-летний старик, которого «ради Бога, по смерть, взялся содержать казак Васильев» и в г. Оренбурге крещена 10 лет девочка, которую взял на воспитание чиновник Авакумов.
Дальнейшего перечня, по годам, крестившихся киргиз приводить не буду, как потому, что он не представляет никакого интереса, так и потому, что в смысле статистики будет далеко не полон. Хотя Оренбургской пограничной комиссии и было вверено наблюдение за продажей и покупкой киргизских детей по всей линии, начиная от Гурьева до станицы Звериноголовской, и она же должна была давать разрешение и на крещение киргиз, однако оказалось, что в комиссию за разрешением о покупке и крещении обращались только жители ближайших к Оренбургу селений, из остальных мест редко, а уральские казаки совершенно не желали исполнять эти требования. Из переписки, возникавшей по разным случаям о крещеных киргизах, видно, что Пограничная комиссия вряд ли учитывала и десятую долю всех крестившихся. Из станицы Усть-Уйской в 1814 году бежало в степь 23 крещеных киргиза, а между тем ни на одного из них не испрашивалось разрешения на крещение. По настоятельному требованию Пограничной комиссии Уральская войсковая канцелярия в 1817 году представила список о крещении 71 человека из киргизских детей и, можно предполагать, далеко не полный, так как уральцы-старообрядцы, вероятно, совершенно не желали, чтобы посторонние власти вмешивались в дела их веры. Во всяком случае, в первые два десятилетия XIX столетия ежегодно крестилось несколько сот киргиз, и малолетки отправлялись чуть ли не во все губернии России.
Киргизских детей покупали чиновники, помещики, казаки, офицеры, купцы, и даже были случаи приобретения их священниками. Момент для насаждения среди киргиз христианской религии был весьма удобный: киргизы сами искали скучая вступить в лоно православной церкви, но мы, к сожалению, ставили им к тому одни преграды - сначала в виде разрешения на принятие христианства родовых старшин-магометан, а потом разрешения Пограничной комиссии, которая к этому делу часто относилась с чисто формальной точки зрения и тормозила его. В 1816 году четыре киргиза, проживавшие в Чернореченской крепости, в возрасте от 15 до 20 лет, пожелали креститься, Пограничная же комиссия не только им не разрешила этого, но и приказала выдворить их за Урал под тем предлогом, что они, крестившись и поселившись на границе, могут красть лошадей или со временем бежать в степь. Наше местное духовенство также не принимало никаких мер к просвещению киргиз и укреплению в вере тех, которые уже были просвещены светом учения Христа Спасителя. Даже те киргизские дети, которых покупали священники, оставались магометанами. В 1823 году священники Каминской волости, Челябинского уезда Григорий Ильин и Федор Рычков купили по одному киргизскому мальчику «для услуг», но не позаботились обратить их в христианство. Впрочем, нужно сказать, что важным извинением для духовенства служит то обстоятельство, что с 1734 года, времени учреждения особого управления для Оренбургского края, до 1799 года, когда в крае была учреждена впервые епископская кафедра в Уфе, мы почти совершенно не заботились не только об обращении инородцев этого обширного края в христианство, но и русские, заброшенные сюда судьбой, часто не имели духовных пастырей и церквей, единственно счастливое исключение представляло время управления краем И. И. Неплюева (с 1742 по 1758 г.), который заботился об устройстве церквей для русских и радел о просвещении калмыков. Поэтому, когда у киргиз проявилось стремление к христианству и сближению с русскими, мы не имели достаточного числа пастырей, да и те, которыми мы располагали, были совершенно неподготовлены к миссионерской деятельности, как вообще по малому их развитию, так и незнакомству с теми инородцами, которые нуждались в их помощи.
Из всех киргизских родов Малой и Средней орд наибольшую наклонность к принятию христианства обнаруживали табынцы, таминцы, кипчаки и жагалбайлинцы, т. е. киргизы тех родов, которые кочевали близко нашей границы и имели полную возможность со времени принятия русского подданства присмотреться к христианам. Киргизы этих родов и по сие время живут при линии, но теперь уже они настолько обмусульманены, что христианская проповедь не так легко может иметь успех, как 80-100 лет тому назад.
Оренбургский меновой двор
Устройство быта новокрещенных киргиз, в большинстве, было вполне удовлетворительно: взрослые поступали чаще всего в казачье сословие с правом пользоваться всеми преимуществами, предоставленными этому сословию, и десятилетней льготой от всех повинностей. Дети, взятые чиновниками и лицами разных сословий, весьма часто воспитывались как свои собственные, многие из них были научены грамоте и разным ремеслам. Жалоб на грубое обращение и плохое содержание воспитателями со стороны новокрещенных было мало, и те жалобы, которые приносились, кажется, исключительно касались армейских офицеров. По достижении двадцатипятилетнего возраста новопросвещенные освобождались от всяких обязательств по отношению к своим воспитателям и могли свободно избирать род жизни, т. е. приписаться к тому или другому мещанскому или сельскому обществу. Больше всего приписывалось новокрещенных киргиз в мещанское общество города Оренбурга под фамилиями Степновых, Ивановых, Васильевых и т. п., и в окрестностях этого города в казачье сословие. Побегов крещеных киргиз в степь к сородичам, за исключением приведенного выше случая, имевшего место в Усть-Уйской станице, почти не было, да и те редкие случаи, которые были, обыкновенно кончались добровольным возвратом беглецов в те места, откуда они уходили.
Время, в которое управлял хан Айчувак, для Малой орды было весьма тяжелым. Г. Ф. фон Генс, бывший председатель Пограничной комиссии, называет это время революционным - до того были дурные отношения одного рода к другому, и слишком часто один нападал на другого, хан же по своей слабости ничего не мог предпринять для потушения взаимных распрей. Вследствие внутренних раздоров киргизы реже, чем прежде, нападали на наши границы, но зато торговые караваны не смели показаться в степь. Самый большой караван был разграблен в 1799 году, стоимостью 295000 рублей. Пограничное начальство употребляло разные меры к предотвращению грабежей и возврату разграбленного. Задерживали в виде аманатов киргиз из тех родов, которые подозревались в грабеже, наказывали розгами, отправляли на военную службу в Архангельскую губернию, выдавали влиятельным киргизам жалованье и разного рода подарки, посылали в степь мулл для увещаний, грозили хану наказанием, прекращали ему выдачу жалованья и т. п., но все это было бесполезно, и непроизводительно тратились казенные деньги. Внутренние смуты в орде вызвали большие передвижения родов с одного места на другое, чего уже не было давно. Киргизы, кочевавшие около Урала, решились уйти на юг, вглубь степей. Последствием этого передвижения туркмены были оттеснены от реки Урала и Каспийского моря на Усть-Урт, каракалпаки, наполовину истребленные киргизами, должны были с реки Сырдарьи бежать в пределы Хивы и Бухары, где находятся и по настоящее время. Бежавшие от Урала киргизы избрали себе ханом Абулгази, сына известного Каипа. Хан Айчувак, в свою очередь, бежал от своего народа в русские пределы.
Вследствие неурядиц и обеднения многие киргизы проявили большое стремление к переходу на жительство в Башкирию; особенно много бежало сюда семейств, членами которых были башкирские женщины, захваченные киргизами в плен в разное время. Преимущественно киргизы бежали в 9, 6 и 4 башкирские кантоны. Многие из беглецов испрашивали разрешение пограничного начальства на водворение в Башкирии, а еще больше их селилось там тайно, без всякого спроса.
Мало того, киргизы вынуждены были приходить на нашу границу и продавать своих детей, иногда за несколько четвертей хлеба, и даже взрослые часто предлагали себя русским принять их в рабство или изъявляли желание поступить в казачью службу при полном с их стороны согласии принять христианскую религию. На этом обстоятельстве, как заслуживающем особого внимания, мы и остановимся несколько долее.
Вот что 2 марта 1804 года, за № 280, писала Уральская войсковая канцелярия Оренбургской пограничной комиссии: «Некоторые из располагающихся при границе здешней киргиз-кайсаков, при всем оскудении их и крайней бедности, отдают из малолетних детей своих, с ведома родоначальников их, с убедительною просьбою на воспитание здешним чиновникам и казакам, объявляя при том желание ввести их в веру по закону христианскому с тем, чтоб они, приняв святое крещение, остались уже вечно во всероссийском подданстве, в принятии коих и о крещении те чиновники и казаки просят позволительного разрешения; другие же из тех киргизцев, в совершенном уже возрасте, также при всей бедности, никакого родства не имеющие, желают воспринять святое крещение и остаться в здешнем войске в казачьей службе». Тогда же об этом войсковая канцелярия донесла и оренбургскому военному губернатору Волконскому, «испрашивая на то благосклоннейшего разрешения». Князь Волконский, прежде чем дать разрешение, потребовал 10 марта того же года, за № 506, от Пограничной комиссии ее мнение по этому поводу. Князь писал, что «хотя и нет препятствия по законам вводить в греческую веру магометан и других наций народов, но как сии киргизы объявляют желание, окрестившись, иметь жительство в войске Уральском, водворяющемся при самой линии, следственно, по мнению моему, легко могут они, от обращения впредь с их соотечественниками, по легкомыслию, обратиться опять в степь и послужить, наконец, в большой вред границам: Пограничной комиссии представляю сие обстоятельство на рассуждение и соображение с законами и учреждениями относительно здешней линии и народов киргиз-кайсацких, и мнение ее о том представить ко мне на рассмотрение». Пограничная комиссия навела справки в делах архива и дала военному губернатору такой ответ: «Хотя по привилегии, данной городу Оренбургу (нынешнему Орску) в 7 день июня 1734 года, пунктом первым указано: между прочими народами и новоподданным киргиз-кайсакам и каракалпакам в город сей приходить, селиться, жить, торговать и всяким ремеслом промышлять и паки на свои прежние жилища отходить свободно и невозбранно, без всякой опасности и удержания, но сие разумеется о таких, которые состоят в их собственном законе, поелику же с самого вступления киргиз-кайсак в российское подданство не было примеров, чтоб из оного народа обоего пола люди, многим или малым числом приходя, предъявляли желаемость вступать в веру греческого исповедания, а потому на сей предмет доселе никакого учреждения в делах не видно. [Хотя Пограничная комиссия и утверждала, что не было примеров крещения киргиз, но это неверно. Так, в 1767 году был крещен в Оренбурге султан Аблай, а в 1775 году была крещена в Оренбурге же священником Иваном Осиповым десятилетняя киргизская девочка, которая потом называлась Верой Козьминой, и жила более четырех лет у крестной матери майорши Степаниды Михайловой. Затем жила у и. д. оренбургского губернатора князя Хвалубова, с которым ездила в Москву и С.-Петербург. По возвращении оттуда вышла замуж за бухарца и, проживши с ним 8 лет, ушла в Киргизскую степь, где жила у брата Чулдубая и, наконец, в 1805 году возвратилась в Илецкую Защиту, где вышла замуж за казака Михаила Васильева]. Далее Пограничная комиссия продолжает, что, «в рассуждении настоящего оскудения киргизского народа, желание возрастных киргизов вступить в христианский закон основано не столько на усердии, сколько на намерении доставить себе пропитание, и что киргизы сии дотоле в новопросвещенной вере будут тверды и в поведении постоянны, доколе не предстанет им случая, по вольномыслию, на какое-либо противное предприятие, которое тем удобнее произвести могут они в действо, оставаясь жительством на самой границе и в виду их единоплеменников». Потом Пограничная комиссия обращает внимание князя Волконского и на то обстоятельство, что новопросвещенные легко могут впасть в неверие, «что послужит не столько для них вредом, но и православной христианской вере предосуждением», а потому высказывает мнение, что «следует взрослых и детей от десятилетнего возраста, по приведении в веру греческого исповедания, отправлять в учрежденные в здешней губернии для новокрещен слободы (Нагайбацкую и Табынскую), записывая в казаки и давая им на первый случай, года на три или больше, от нарядов по службе льготы, а при отправлении в те места, в рассуждении сущей их бедности, и небольшое из казны снабдение деньгами, от пяти до десяти рублей на человека. Что же касается до малолетних детей обоего пола и возрастных женок киргизского же племени, кои предъявят сами или через отцов, матерей и родственников желание на восприятие святого крещения и остаться навсегда жительством в России, таковых всех, по тому наипаче резону, что они, с малых лет привыкнув к благоустроенной жизни и всегдашнему довольству, не похотят отстать от приобретения, не только в войске Уральском, но и во всех линейных крепостях принимать и крестить, и кто из них где и у кого будет находиться, следует наблюдать, чтоб новопросвещенные, под видом усыновления, не были брателями подвергаемы рабству». А во избежание того, чтобы не было впоследствии каких-либо претензий со стороны киргиз относительно крещения малолетних, Пограничная комиссия полагала, чтобы согласие на крещение их, кроме близких родственников, давали еще родовые старшины в присутствии нескольких киргиз письменно.
Мнение Пограничной комиссии было утверждено военным губернатором Волконским 10 июня 1804 года.
Условие, постановленное Пограничной комиссией, чтобы, кроме изъявления малолетними и их родителями или родственниками желания принять православную религию, было еще письменное разрешение на это родовых старшин, данное в присутствии нескольких киргиз, разумеется, сильно стеснило желавших креститься. Тем не менее и при этом условии были случаи перехода малолеток из магометанства в православие. Так, например, в Рассыпной станице был крещен в 1804 году священником Андреем Васильевым с согласия родового старшины пятилетний киргизский мальчик Бикташ Кунурбаев, сын Кунурбая Кулусова из таминского рода. Из взрослых киргиз в ноябре того же года был крещен в станице Звериноголовской киргиз кипчакского рода Карагуш Бибалин. В 1805 году в Рассыпной станице был второй случай крещения пятилетнего мальчика, а в Илецкой Защите крещена вдова-киргизка. В 1807 году крестилась в Чернореченской крепости киргизская женка Менды Шавербаева; поводом к ее крещению послужило избавление от смерти во время разлива реки Урала: она была спасена русским казаком и по этому случаю дала обет креститься. Однако старшина шумекеевского рода, к которому принадлежала новопросвещенная, требовал ее возврата в степь под тем предлогом, что, будто бы, она крещена насильно, но это не подтвердилось. В этом же году крещены: в Оренбурге девица 13 лет табынского рода Урундука Аргыбаева, мальчик 9 лет того же рода Кавун и семейство киргиза таминского рода Баймака Кубекова, состоящее из пяти человек.
Предосторожность, принятая князем Волконским и Пограничной комиссией по политическим соображениям, чтобы при крещении малолетних киргиз испрашивать согласие родовых старшин, была совершенно излишней. Положение киргиз в первое десятилетие XIX столетия было таково, что они, несмотря ни на какие стеснительные меры, вынуждены были продавать детей. В то время, когда русские были стеснены пограничным начальством в приеме на воспитание киргизских детей, татары и хивинцы их везде свободно покупали, а на оренбургском меновом дворе и в других местах пограничной линии открылся особый вид торговли киргизскими детьми. Князь Волконский, увидав ненормальное положение, донес об этом императору Александру I и ходатайствовал, чтобы хивинцам было запрещено покупать киргизских детей, а взамен того просил разрешить свободную покупку их всем желающим русским подданным, особенно же магометанам, для чего полагал необходимым командировать в Оренбург опытных мулл, чтобы они увещевали киргиз, по их бедственному положению, переселяться в селения Европейской России, где проживают магометане. Последствием этого ходатайства было издание высочайшего указа, от 23 мая 1808 года, которым запрещалось хивинцам покупать киргизских детей и дозволено приобретать их за деньги или посредством мены на товары всем русским подданным, но с тем, чтобы, по достижении 25-летнего возраста, они были совершенно свободны от всех обязательств по отношению к лицам, их купившим. Затем они могли быть причисляемы к тем обществам, где имели жительство, и если приняли христианство, то общества обязывались давать таким всевозможное пособие. Наблюдение за переселением киргиз и покупкой детей было возложено на Пограничную комиссию, а ближайшим образом на директора Оренбургской таможни коллежского советника Величко, которому было приказано присутствовать в Пограничной комиссии с правами члена и заведовать всею перепискою по переселению киргиз в Россию и по продаже и покупке киргизских детей. В октябре того же года Величко произвел на меновом дворе у хивинцев обыск, при чем им было найдено 7 киргизских девиц, в возрасте от 10 до 16 лет; мальчиков не найдено. Хивинцы приобретали девочек преимущественно потому, что приезжали в Россию для торговых дел на продолжительное время без семейств, а, во-вторых, по отправке их в Хиву, могли получить большие выгоды, чем от мальчиков, так как на Востоке женщин, вследствие многоженства, всегда было меньше, чем мужчин, и покупка жен обходилась недешево. Из означенных девиц три были взяты русскими и обращены в православие, а четыре Сарептским евангелическим братством и обращены в лютеранство. Хивинцам за 7 девиц уплачено 385 рублей.
В 1809 году крещена в Таналыцкой крепости вдова-киргизка жагалбайлинского рода Кандея Исетдина.
В сентябре 1811 года был взят на воспитание надворным советником Флором Осиповичем Доливо-Добровольским пятилетний киргизский мальчик Куш-Булат Кушпанов, по крещении в Оренбурге названный Александром Филипповым Зауральским. Доливо-Добровольский этого мальчика подарил императрице Елизавете Алексеевне, которой был отдан на воспитание в Горный корпус, откуда выпущен офицером.
В том же году крещена в Оренбурге девица 13 лет Хамида из табынского рода. В Оренбург ее привез тайно от родителей ее брат и здесь продал бухарцу, от которого она бежала и изъявила желание креститься.
В 1812 году куплено на оренбургском меновом дворе русскими два киргизских мальчика, которые и приведены в христианскую веру. В том же году крещены: в Крутоярской крепости 15-летний киргизский мальчик кипчакского поколения Карабай Арасланбаев и в Магнитной крепости взрослый киргиз Мурза Такабаев.
В 1813 году крещены: в Крутоярской крепости 16 человек киргиз кипчакского поколения, в том числе 4 семейства в полном составе; в Магнитной крепости крещена 6 лет девочка жагалбайлинского рода; в Илецкой Защите крестился 60-летний старик, которого «ради Бога, по смерть, взялся содержать казак Васильев» и в г. Оренбурге крещена 10 лет девочка, которую взял на воспитание чиновник Авакумов.
Дальнейшего перечня, по годам, крестившихся киргиз приводить не буду, как потому, что он не представляет никакого интереса, так и потому, что в смысле статистики будет далеко не полон. Хотя Оренбургской пограничной комиссии и было вверено наблюдение за продажей и покупкой киргизских детей по всей линии, начиная от Гурьева до станицы Звериноголовской, и она же должна была давать разрешение и на крещение киргиз, однако оказалось, что в комиссию за разрешением о покупке и крещении обращались только жители ближайших к Оренбургу селений, из остальных мест редко, а уральские казаки совершенно не желали исполнять эти требования. Из переписки, возникавшей по разным случаям о крещеных киргизах, видно, что Пограничная комиссия вряд ли учитывала и десятую долю всех крестившихся. Из станицы Усть-Уйской в 1814 году бежало в степь 23 крещеных киргиза, а между тем ни на одного из них не испрашивалось разрешения на крещение. По настоятельному требованию Пограничной комиссии Уральская войсковая канцелярия в 1817 году представила список о крещении 71 человека из киргизских детей и, можно предполагать, далеко не полный, так как уральцы-старообрядцы, вероятно, совершенно не желали, чтобы посторонние власти вмешивались в дела их веры. Во всяком случае, в первые два десятилетия XIX столетия ежегодно крестилось несколько сот киргиз, и малолетки отправлялись чуть ли не во все губернии России.
Киргизских детей покупали чиновники, помещики, казаки, офицеры, купцы, и даже были случаи приобретения их священниками. Момент для насаждения среди киргиз христианской религии был весьма удобный: киргизы сами искали скучая вступить в лоно православной церкви, но мы, к сожалению, ставили им к тому одни преграды - сначала в виде разрешения на принятие христианства родовых старшин-магометан, а потом разрешения Пограничной комиссии, которая к этому делу часто относилась с чисто формальной точки зрения и тормозила его. В 1816 году четыре киргиза, проживавшие в Чернореченской крепости, в возрасте от 15 до 20 лет, пожелали креститься, Пограничная же комиссия не только им не разрешила этого, но и приказала выдворить их за Урал под тем предлогом, что они, крестившись и поселившись на границе, могут красть лошадей или со временем бежать в степь. Наше местное духовенство также не принимало никаких мер к просвещению киргиз и укреплению в вере тех, которые уже были просвещены светом учения Христа Спасителя. Даже те киргизские дети, которых покупали священники, оставались магометанами. В 1823 году священники Каминской волости, Челябинского уезда Григорий Ильин и Федор Рычков купили по одному киргизскому мальчику «для услуг», но не позаботились обратить их в христианство. Впрочем, нужно сказать, что важным извинением для духовенства служит то обстоятельство, что с 1734 года, времени учреждения особого управления для Оренбургского края, до 1799 года, когда в крае была учреждена впервые епископская кафедра в Уфе, мы почти совершенно не заботились не только об обращении инородцев этого обширного края в христианство, но и русские, заброшенные сюда судьбой, часто не имели духовных пастырей и церквей, единственно счастливое исключение представляло время управления краем И. И. Неплюева (с 1742 по 1758 г.), который заботился об устройстве церквей для русских и радел о просвещении калмыков. Поэтому, когда у киргиз проявилось стремление к христианству и сближению с русскими, мы не имели достаточного числа пастырей, да и те, которыми мы располагали, были совершенно неподготовлены к миссионерской деятельности, как вообще по малому их развитию, так и незнакомству с теми инородцами, которые нуждались в их помощи.
Из всех киргизских родов Малой и Средней орд наибольшую наклонность к принятию христианства обнаруживали табынцы, таминцы, кипчаки и жагалбайлинцы, т. е. киргизы тех родов, которые кочевали близко нашей границы и имели полную возможность со времени принятия русского подданства присмотреться к христианам. Киргизы этих родов и по сие время живут при линии, но теперь уже они настолько обмусульманены, что христианская проповедь не так легко может иметь успех, как 80-100 лет тому назад.
Оренбургский меновой двор
Устройство быта новокрещенных киргиз, в большинстве, было вполне удовлетворительно: взрослые поступали чаще всего в казачье сословие с правом пользоваться всеми преимуществами, предоставленными этому сословию, и десятилетней льготой от всех повинностей. Дети, взятые чиновниками и лицами разных сословий, весьма часто воспитывались как свои собственные, многие из них были научены грамоте и разным ремеслам. Жалоб на грубое обращение и плохое содержание воспитателями со стороны новокрещенных было мало, и те жалобы, которые приносились, кажется, исключительно касались армейских офицеров. По достижении двадцатипятилетнего возраста новопросвещенные освобождались от всяких обязательств по отношению к своим воспитателям и могли свободно избирать род жизни, т. е. приписаться к тому или другому мещанскому или сельскому обществу. Больше всего приписывалось новокрещенных киргиз в мещанское общество города Оренбурга под фамилиями Степновых, Ивановых, Васильевых и т. п., и в окрестностях этого города в казачье сословие. Побегов крещеных киргиз в степь к сородичам, за исключением приведенного выше случая, имевшего место в Усть-Уйской станице, почти не было, да и те редкие случаи, которые были, обыкновенно кончались добровольным возвратом беглецов в те места, откуда они уходили.