В предгорьях Заилийского Алатау
Н. А. Северцов. Путешествия по Туркестанскому краю и исследование горной страны Тянь-Шаня, совершенные по поручению Императорского Русского географического общества доктором зоологии, членом Императорского Русского географического и других ученых обществ Н. Северцовым. - СПб., 1873.
Н. А. Северцов (1827-1885)
Из Талгарской станицы (или Софьинской) мы направились через станицу Иссык (или Надеждинскую) к р. Тургени, все вдоль самой подошвы Заилийского Алатау, которого последние отроги крутыми, травянистыми склонами спускаются к совершенно ровной степи.
Это холмистые предгория, пересеченные бесчисленными лощинами, которых вершины не доходят до главного хребта - между тем как речки, стекающие с последнего, чрез каждые 10-15 верст прорывают предгория. Последние между Верным и Талгаром образуют весьма узкую холмистую полосу так называемого мелкосопочника, не выше 500-800 над степью, но к востоку все расширяются, а за Тургенью быстро возвышаются, образуя самостоятельный хребет, с которым и мелкосопочник между Верным и Тургенью геологически одинаков, именно порфировый, между тем как главный хребет гранитный. Весь мелкосопочник зарос густой травой, и его бесчисленные лощины доставляют казакам обильные, хотя и весьма разбросанные сенокосы.
Относительно самых казачьих поселений в Заилийском крае, у северной подошвы Заилийского Алатау (в теперешнем Верненском уезде) я должен отослать читателя к статье г. Абрамова о городе Верном (Зап. Геогр. Общ., по общей географии, 1867 г., стр. 255), где находятся обстоятельные статистические сведения за 1863 год. Позднейших я дать не могу, бывши в этих станицах только проездом; могу только сказать, что с тех пор усилились и население, и благосостояние жителей, основанное на земледелии и скотоводстве - несмотря на казачью лень.
П. М. Кошаров. Площадь в укреплении Верное. 1857
Развитию земледелия, кроме местного приволья, плодородия почвы и легкости орошения, весьма способствовало восстание дунгеней, загнавшее из-под Кульджи вниз по Или, в наши пределы, множество дочиста ограбленных китайцев и калмыков, что доставило нашим семиреченским казакам дешевых рабочих. И при моем проезде беспрестанно встречались у подошвы гор, на казачьих землях, бедные оборванные кибитки этих калмыков, между тем как китайцы уже уходили в Западную Монголию, к Улясутаю и Хобдо, по вызову тамошнего китайского губернатора.
Но и независимо от этой временной, легкой наживы от чужого труда, казакам привольно жить у Заилийского Алатау. Скота у них много [к сожалению, в 1868 г. более ⅓ рогатого скота в Верненском и Токмакском уездах были истреблены падежом]; земли обширны; они пользуются лесами, пастбищами и покосами, далеко сверх 30-десятинного надела; продажа хлеба обеспечена продовольствием регулярного войска и винокуренным заводом В. П. Кузнецова. Живут они в просторных, чистых, светлых домах, срубленных из великолепных еловых бревен; одеты исправно; у всякого несколько халатов, из коканских и бухарских бумажных тканей и верблюжьего сукна, нередки и полушелковые; сверх того стеганый бешмет, полушубок, тулуп; едят сытно, преимущественно дичь, кабанов, маралов, диких коз, которых мясо продается по 3-4 коп. за фунт, а пудами и дешевле - и, не разоряясь, могут проводить большую часть времени за штофом, чем большей частью и ограничивается казачья роскошь: пьянство у них самое разгульное, и пьяные драки так же часты, как обильна скандальная хроника заилийских казачек; и то и другое составляло неистощимый предмет рассказов у походного костра, весьма потешавших казаков моего конвоя. И песни их большей частью удивляют своим цинизмом даже человека, обстрелянного в этом отношении в Уральском войске.
Вообще, незавидным представился мне казачий характер в Семиречье: лень, пьянство, грубость и распущенность нравов [о последней я слышал множество фактов, более или менее непечатных - но все из Верного, где эта незавидная черта нравов объясняется статистически, цифрами в 4322 мужского населения и 1842 женского, между тем как в Талгаре мужчин 671, женщин 682; в Иссыке мужчин 717, женщин 584; в Кескелене мужчин 335, женщин 340 (Зап. Геогр. Общ., по общей географии, 1867, стр. 261 и 267; цифры жителей за 1862 г., по г. Абрамову)] так и бросались в глаза во всех казачьих рассказах о их житье-бытье, и никто этого не стыдился; так и быть должно, да и чужая собственность, а паче киргизская, по искреннему убеждению Семиреченского войска, создана для казачьей поживы. Особенно любили подводную повинность киргизов, которые, не платя податей, были до 1867 г. обязаны доставлять верховых лошадей и вьючных верблюдов по всякому требованию начальства.
Для наряда этих «подвод» посылались казаки - и возвращались с даровыми халатами, баранами и даже лошадьми. Теперь, впрочем, это приволье поубавилось: дешевые работники, калмыки, большей частью ушли на Черный Иртыш, а любезная казачьему сердцу подводная повинность киргизов упразднена и заменена кибиточной податью. Осталось только естественное приволье: пахотной земли, пастбища, сенокосов, лесного зверя и самого леса. Но леса не всякого: он рубится казаками беспощадно. Целы еще ельники; растут высоко и далеко, да трудно и стаскивать по крутизнам вековые деревья, потому без нужды и не рубятся, а только на постройки, и до сих пор тянутся по скатам хребта темной, широкой, почти сплошной полосой. Зато весьма уже поредели урюковые и яблонные рощи в более доступных предгорьях; они идут на дрова. Особенно истреблены урюковые рощи у Верного; у Талгарской станицы они более сберегаются.
Да и самые казаки, говорят, в станицах трезвее, домовитее и менее ленивы, нежели в Верном; на них несколько действует добрый пример переселенцев-крестьян, преимущественно из малороссов, вышедших, конечно, не прямо из Малороссии, а из Сибири, но все-таки чумаковавших на волах, как в Украйне, до падежа волов в 1868 г.
Это казачий быт и характер в мирное время; видал их и на войне, при походе генерала Черняева в 1864 г. На войне они удалой народ… на разграбление беззащитных аулов, если киргизы разбегутся; но если есть хоть некоторое основание ожидать сопротивления, то семиреченские гаврилычи, как и сибирские, весьма берегут жизнь от опасности. Я видел, напр., в 1864 г., как три самых удалых из полусотенного отряда, с штуцерами, побоялись одного киргиза с ружьем, на хромой лошади: что насмешило бывшего тут же солдата, оконенного стрелка. Он догнал киргиза, прицелился - и тот сдался без выстрела; пленный оказался выехавшим тайком на баранту, с товарищами, из киргизов, сопровождавших наш же отряд.
Излишне говорить, что и между семиреченскими казаками встречаются храбрые и честные, даже трезвые - изредка даже трудолюбивые, но общий характер незавиден. Хороша только относительная опрятность: самый бедный и пьяный казак живет лучше богатого воронежского мужика, закапывающего кубышки с деньгами, или кормящего мышей десятками своих хлебных скирдов.
Таков самый недостаточный очерк быта и нравов семиреченских казаков, которые мне хорошо известны, из 4-летнего с ними обращения, и их же собственных, многочисленных и подробных рассказов о своем житье-бытье. Но, винюсь, не мастер я на этнографические очерки - да и не охотник, в Средней Азии меня природа края интересовала более населения и русского, и инородческого. А семиреченские казаки не так еще худы, как можно бы заключить по только что изложенным, весьма действительным недостаткам: обращаю внимание на то, что эти недостатки я узнал всего более из их же откровенных и простодушных рассказов, что показывает не испорченность, а нравственную тупость; они с чистой совестью обирают, напр., киргизов при всяком удобном случае, и не скрывают этого (когда безопасно признаться), потому что не считают грехом [слыхал я, что и убить киргиза для поживы с него не грешно; так как у басурмана не душа, а пар - как у скотины; и по всей степной окраине, от Гурьева до Верного, я слыхал еще, что нехристь и пес все одно]. Так и пьянство, и легкое поведение женщин, все это в Верном не грех, а забавное дело. В умственном отношении они лучше, как все казаки. Народ ловкий и сметливый.
Пройдя станицу Иссык, мы надолго простились с русскими поселениями, и, верст 12 далее, вошли в горы, поднимаясь вверх по долине Тургени, притока Или, это довольно значительная горная речка, подобная Талгару и Иссыку.
Еще один отрывок: Мужик на Иссык-Куле.
Того же автора: Месяц плена у коканцев.
Материалы о Верном и других населенных пунктах Семиреченской области:
https://rus-turk.livejournal.com/555456.html
Н. А. Северцов (1827-1885)
Из Талгарской станицы (или Софьинской) мы направились через станицу Иссык (или Надеждинскую) к р. Тургени, все вдоль самой подошвы Заилийского Алатау, которого последние отроги крутыми, травянистыми склонами спускаются к совершенно ровной степи.
Это холмистые предгория, пересеченные бесчисленными лощинами, которых вершины не доходят до главного хребта - между тем как речки, стекающие с последнего, чрез каждые 10-15 верст прорывают предгория. Последние между Верным и Талгаром образуют весьма узкую холмистую полосу так называемого мелкосопочника, не выше 500-800 над степью, но к востоку все расширяются, а за Тургенью быстро возвышаются, образуя самостоятельный хребет, с которым и мелкосопочник между Верным и Тургенью геологически одинаков, именно порфировый, между тем как главный хребет гранитный. Весь мелкосопочник зарос густой травой, и его бесчисленные лощины доставляют казакам обильные, хотя и весьма разбросанные сенокосы.
Относительно самых казачьих поселений в Заилийском крае, у северной подошвы Заилийского Алатау (в теперешнем Верненском уезде) я должен отослать читателя к статье г. Абрамова о городе Верном (Зап. Геогр. Общ., по общей географии, 1867 г., стр. 255), где находятся обстоятельные статистические сведения за 1863 год. Позднейших я дать не могу, бывши в этих станицах только проездом; могу только сказать, что с тех пор усилились и население, и благосостояние жителей, основанное на земледелии и скотоводстве - несмотря на казачью лень.
П. М. Кошаров. Площадь в укреплении Верное. 1857
Развитию земледелия, кроме местного приволья, плодородия почвы и легкости орошения, весьма способствовало восстание дунгеней, загнавшее из-под Кульджи вниз по Или, в наши пределы, множество дочиста ограбленных китайцев и калмыков, что доставило нашим семиреченским казакам дешевых рабочих. И при моем проезде беспрестанно встречались у подошвы гор, на казачьих землях, бедные оборванные кибитки этих калмыков, между тем как китайцы уже уходили в Западную Монголию, к Улясутаю и Хобдо, по вызову тамошнего китайского губернатора.
Но и независимо от этой временной, легкой наживы от чужого труда, казакам привольно жить у Заилийского Алатау. Скота у них много [к сожалению, в 1868 г. более ⅓ рогатого скота в Верненском и Токмакском уездах были истреблены падежом]; земли обширны; они пользуются лесами, пастбищами и покосами, далеко сверх 30-десятинного надела; продажа хлеба обеспечена продовольствием регулярного войска и винокуренным заводом В. П. Кузнецова. Живут они в просторных, чистых, светлых домах, срубленных из великолепных еловых бревен; одеты исправно; у всякого несколько халатов, из коканских и бухарских бумажных тканей и верблюжьего сукна, нередки и полушелковые; сверх того стеганый бешмет, полушубок, тулуп; едят сытно, преимущественно дичь, кабанов, маралов, диких коз, которых мясо продается по 3-4 коп. за фунт, а пудами и дешевле - и, не разоряясь, могут проводить большую часть времени за штофом, чем большей частью и ограничивается казачья роскошь: пьянство у них самое разгульное, и пьяные драки так же часты, как обильна скандальная хроника заилийских казачек; и то и другое составляло неистощимый предмет рассказов у походного костра, весьма потешавших казаков моего конвоя. И песни их большей частью удивляют своим цинизмом даже человека, обстрелянного в этом отношении в Уральском войске.
Вообще, незавидным представился мне казачий характер в Семиречье: лень, пьянство, грубость и распущенность нравов [о последней я слышал множество фактов, более или менее непечатных - но все из Верного, где эта незавидная черта нравов объясняется статистически, цифрами в 4322 мужского населения и 1842 женского, между тем как в Талгаре мужчин 671, женщин 682; в Иссыке мужчин 717, женщин 584; в Кескелене мужчин 335, женщин 340 (Зап. Геогр. Общ., по общей географии, 1867, стр. 261 и 267; цифры жителей за 1862 г., по г. Абрамову)] так и бросались в глаза во всех казачьих рассказах о их житье-бытье, и никто этого не стыдился; так и быть должно, да и чужая собственность, а паче киргизская, по искреннему убеждению Семиреченского войска, создана для казачьей поживы. Особенно любили подводную повинность киргизов, которые, не платя податей, были до 1867 г. обязаны доставлять верховых лошадей и вьючных верблюдов по всякому требованию начальства.
Для наряда этих «подвод» посылались казаки - и возвращались с даровыми халатами, баранами и даже лошадьми. Теперь, впрочем, это приволье поубавилось: дешевые работники, калмыки, большей частью ушли на Черный Иртыш, а любезная казачьему сердцу подводная повинность киргизов упразднена и заменена кибиточной податью. Осталось только естественное приволье: пахотной земли, пастбища, сенокосов, лесного зверя и самого леса. Но леса не всякого: он рубится казаками беспощадно. Целы еще ельники; растут высоко и далеко, да трудно и стаскивать по крутизнам вековые деревья, потому без нужды и не рубятся, а только на постройки, и до сих пор тянутся по скатам хребта темной, широкой, почти сплошной полосой. Зато весьма уже поредели урюковые и яблонные рощи в более доступных предгорьях; они идут на дрова. Особенно истреблены урюковые рощи у Верного; у Талгарской станицы они более сберегаются.
Да и самые казаки, говорят, в станицах трезвее, домовитее и менее ленивы, нежели в Верном; на них несколько действует добрый пример переселенцев-крестьян, преимущественно из малороссов, вышедших, конечно, не прямо из Малороссии, а из Сибири, но все-таки чумаковавших на волах, как в Украйне, до падежа волов в 1868 г.
Это казачий быт и характер в мирное время; видал их и на войне, при походе генерала Черняева в 1864 г. На войне они удалой народ… на разграбление беззащитных аулов, если киргизы разбегутся; но если есть хоть некоторое основание ожидать сопротивления, то семиреченские гаврилычи, как и сибирские, весьма берегут жизнь от опасности. Я видел, напр., в 1864 г., как три самых удалых из полусотенного отряда, с штуцерами, побоялись одного киргиза с ружьем, на хромой лошади: что насмешило бывшего тут же солдата, оконенного стрелка. Он догнал киргиза, прицелился - и тот сдался без выстрела; пленный оказался выехавшим тайком на баранту, с товарищами, из киргизов, сопровождавших наш же отряд.
Излишне говорить, что и между семиреченскими казаками встречаются храбрые и честные, даже трезвые - изредка даже трудолюбивые, но общий характер незавиден. Хороша только относительная опрятность: самый бедный и пьяный казак живет лучше богатого воронежского мужика, закапывающего кубышки с деньгами, или кормящего мышей десятками своих хлебных скирдов.
Таков самый недостаточный очерк быта и нравов семиреченских казаков, которые мне хорошо известны, из 4-летнего с ними обращения, и их же собственных, многочисленных и подробных рассказов о своем житье-бытье. Но, винюсь, не мастер я на этнографические очерки - да и не охотник, в Средней Азии меня природа края интересовала более населения и русского, и инородческого. А семиреченские казаки не так еще худы, как можно бы заключить по только что изложенным, весьма действительным недостаткам: обращаю внимание на то, что эти недостатки я узнал всего более из их же откровенных и простодушных рассказов, что показывает не испорченность, а нравственную тупость; они с чистой совестью обирают, напр., киргизов при всяком удобном случае, и не скрывают этого (когда безопасно признаться), потому что не считают грехом [слыхал я, что и убить киргиза для поживы с него не грешно; так как у басурмана не душа, а пар - как у скотины; и по всей степной окраине, от Гурьева до Верного, я слыхал еще, что нехристь и пес все одно]. Так и пьянство, и легкое поведение женщин, все это в Верном не грех, а забавное дело. В умственном отношении они лучше, как все казаки. Народ ловкий и сметливый.
Пройдя станицу Иссык, мы надолго простились с русскими поселениями, и, верст 12 далее, вошли в горы, поднимаясь вверх по долине Тургени, притока Или, это довольно значительная горная речка, подобная Талгару и Иссыку.
Еще один отрывок: Мужик на Иссык-Куле.
Того же автора: Месяц плена у коканцев.
Материалы о Верном и других населенных пунктах Семиреченской области:
https://rus-turk.livejournal.com/555456.html