Горько!
Когда я стоял в очереди за помидорами, тётки впереди меня пустили слух, что те журналы, в которые долго не пишут, будут отдаваться рекламным ботам. И так жалко мне стало журнала, что я бросил помидоры, побежал домой, вставил вилку в розетку и стал в него что-нибудь писать.
А когда написал, то подумал, что серверы могут сломаться, провода - порваться, и журнал всё равно пропадёт. И я стал переписывать журнал в блокнотик в клеточку.
А когда переписал, то подумал, что блокнотик может сгореть при пожаре или его могут украсть. И тут уж я совсем не знал, что делать, и заплакал.
А когда заплакал, то подумал, что вообще однажды помру, и не станет ни рученек моих, ни ноженек. Горько! И стал я перед зеркалом и себя сфотографировал на память.
И сижу сейчас и плачу, и остановиться не могу, потому что жалко мне и фотоаппарата, ржавчине подверженного, и журнала, и ноженек, и пчёлку, и лета прошедшего, и ничего с этим поделать невозможно.
А когда написал, то подумал, что серверы могут сломаться, провода - порваться, и журнал всё равно пропадёт. И я стал переписывать журнал в блокнотик в клеточку.
А когда переписал, то подумал, что блокнотик может сгореть при пожаре или его могут украсть. И тут уж я совсем не знал, что делать, и заплакал.
А когда заплакал, то подумал, что вообще однажды помру, и не станет ни рученек моих, ни ноженек. Горько! И стал я перед зеркалом и себя сфотографировал на память.
И сижу сейчас и плачу, и остановиться не могу, потому что жалко мне и фотоаппарата, ржавчине подверженного, и журнала, и ноженек, и пчёлку, и лета прошедшего, и ничего с этим поделать невозможно.