225 лет Итальянскому походу Суворова: что русские делали в Ломбардии и Пьемонте в 1799 году. Часть 2
Часть 1
«Глазомер, быстрота, натиск! - этого будет довольно»
Следующее письмо Павлу он отправит 15(26) марта 1799 года из Вены: путь из заснеженного Кончанского до весенней австрийской столицы занял чуть больше пяти недель. Через пять дней Франц II присвоил Суворову звание генерал-фельдмаршала Священной Римской империи, дававшее ему право распоряжаться австрийскими военачальниками. 11(22) апреля Суворов уже на марше из Вероны по-немецки распекает австрийского генерала фон Меласа: «До сведения моего доходят жалобы на то, что пехота промочила ноги. Виною тому погода. Переход был сделан на службе могущественному монарху. За хорошею погодою гоняются женщины, щёголи да ленивцы… В военных действиях следует быстро сообразить и немедленно же исполнить, чтоб неприятелю не дать времени опомниться. У кого здоровье слабое, тот пусть остаётся назади. Италия должна быть освобождена от ига безбожных французов. Всякий честный офицер должен жертвовать собой ради этой цели. Ни в какой армии нельзя терпеть резонеров. Глазомер, быстрота, натиск! - этого будет довольно».
Портрет российского императора Павла I
Суворов с русским корпусом оставался в Италии до начала сентября. Боевые действия с его участием шли на территории герцогства Милан, герцогства Мантуя, герцогства Парма и королевства Сардиния (помимо острова оно располагало территорией в окрестностях Турина). «Адда - Рубикон. Мы её перешли на грудях неприятеля при Кассано… - писал он 29 мая российскому послу в Вене светлейшему князю Андрею Разумовскому. - Так По и другие в свете реки - все переходимы».
12 мая русский отряд под командованием генерала Андрея Розенберга потерпел поражение при попытке переправы через По у Бассиньяно, потеряв убитыми и ранеными около 1000 человек, Суворов с основными силами уже намеревался идти на выручку, но французы не стали развивать успех. Генерал Моро решил отвести войска из Пьемонта, чтобы обеспечить прикрытие Генуэзской Ривьеры, - эта территория могла оказаться как между молотом и наковальней между союзной армией и кораблями британского флота. Суворов воспользовался моментом, энергичным марш-броском на запад достиг Турина и за два дня, 25 и 26 мая, взял город (за исключением цитадели) при поддержке местного населения. К концу мая французы перебросили в Северную Италию армию генерала Этьена Макдональда, до этого времени находившуюся под Неаполем.
Моро возлагал большие надежды на воссоединение сил, но 17-19 июня Суворов в трёхдневном сражении у Треббии разгромил Макдональда и обратил его в бегство.
«Я отправляюсь в Пиаченцу, иду разбить Макдональда, - самоуверенно писал он накануне марша к Треббии австрийскому генералу Конраду Валентину Кейму, который в этот момент занят осадой цитадели в Турине. - Возьмите скорее цитадель, чтоб я не пел благодарственного молебна прежде Вас».
Записка датирована 2(13) июня. На следующий день, 3(14) июня, Суворов издаёт приказ по армии: «Неприятеля поражать холодным ружьём, штыками, саблями и пиками. Артиллерия стреляет по своему усмотрению. Кавалерии и казакам стараться неприятелю во фланг ворваться. В атаке не задерживать. Когда неприятель будет сколот, срублен, тотчас преследовать его и не давать ему времени ни собираться, ни строиться. Если неприятель будет сдаваться, то его щадить, только приказывать бросать оружие…». Расстояние до Треббии 80 км русский отряд 14-15 тысяч человек преодолел за 36 часов, выступив в поход в десять часов вечера 4 (15) июня, налегке. «Это вершина военного искусства», - сказал об этом броске Моро.
На месте уже находились австрийские части фон Меласа, они завязали сражение, в которое прямо с похода втянулся отряд Суворова. В отличие от Адды, при Треббии французы понесли настоящее сокрушительное поражение: они потеряли убитыми, ранеными и пленными почти половину своего 35-тысячного корпуса. Суворов в письме российскому послу в Лондоне графу Семёну Воронцову писал о 6000 убитых французах, о пленении 4 генералов, 502 обер-офицеров, 11 766 унтер-офицеров и рядовых. «Пушек шесть, знамён семь и часть обозу с провизиями и снарядами» также остались в руках союзников. 19 июня всё было кончено; австрийцы фон Меласа преследовали части Макдональда в сторону Генуи. 20 июня отряд генерала Кейма вынудил к сдаче французский гарнизон Туринской цитадели.
Генерал Этьен Макдональд
Макдональд позднее при встрече с русским посланником в Париже в 1807 году вспоминал о поражении такими словами: «Я был молод во время сражения при Треббии. Эта неудача могла бы иметь пагубное влияние на мою карьеру, меня спасло лишь то, что победителем моим был Суворов». Указав после этого на придворных Наполеона, он добавил: «Не видать бы этой челяди Тюильрийского дворца, если бы у вас нашёлся другой Суворов».
«Он ростом 6 футов 4 дюйма»
Русский фельдмаршал за несколько недель освоился на севере Италии так, словно провёл там всю жизнь: разобрался в нюансах политического и военного устройства, приноровился к ландшафтам, которые до того мог видеть только на ландкартах. Никакого опыта войны в Европе у Суворова прежде не было. Но Франц II пригласил Суворова на пост командующего, поскольку был осведомлён о его успехах в войнах с Турцией - на Дунайском театре против осман Австрия несколько раз действовала с русскими в союзе.
После взятия Варшавы в 1794 году в Европе начало формироваться негативное мнение о Суворове, который при занятии варшавских предместий был вынужден преодолевать упорное сопротивление повстанцев, а затем пригласил магистрат к переговорам о сдаче прямо посреди заваленного телами поля боя. В составе французских частей в Северной Италии Суворову противостояли польские легионеры, считавшие своим долгом отомстить фельдмаршалу за Варшаву.
Но общественное мнение в Австрии, а вместе с ней и в Британии было скорее на стороне Суворова. Современники свидетельствовали, что после побед при Адде и Треббии его популярность в Европе очень выросла, Суворов, можно сказать, вошёл в моду, его портреты раскупались как сувенир. Послу Воронцову пришлось выпросить у Суворова его изображение, потому что во многих случаях в газетах и на памятных медалях вместо русского фельдмаршала изображали кого угодно - однажды даже Джорджа Вашингтона. В британских и австрийских газетах печатали дружелюбные шаржи, иногда сопровождавшиеся удивительными подписями, в которых Суворову приписывались разные небывалые свойства: «Этот замечательный человек находится сейчас в расцвете жизненных сил. Он ростом 6 футов 4 дюйма (193 см, при реальном росте Суворова 175 см), не пьёт ни вина, ни водки, ест лишь раз в день и каждое утро погружается в ледяную ванну. Он не носит ничего на голове ни днём, ни ночью, когда испытывает усталость, то заворачивается в простыню и спит на открытом воздухе. Он предводительствовал в 29 генеральных сражениях и участвовал в 75 боях». Британский полковник Генри Клинтон, служивший при штабе Суворова в итальянской и швейцарской кампаниях, называл его «волшебником» и «тактическим Рембрандтом».
Предположительно, это грубая карикатура на фельдмаршала Александра Суворова и разгром французов в Италии русскими войсками
Кроме командующего восхищение вызывали русские части, отличавшиеся стойкостью, выучкой, дисциплиной и выносливостью на марше.
Однако в то же самое время русские успехи в Северной Италии начали вызывать беспокойство у «пригласившей стороны». Почти сразу после занятия Милана у Суворова начались бесконечные споры и конфликты с австрийским генералитетом - причём не столько с полевыми командующими, сколько с придворным военным советом (Гофкригсрат) в Вене.
Гофкригсрат под председательством канцлера барона Иоганна Амадеуса Франца фон Тугута смотрел на войну иначе, чем Суворов. Суворов, который в 1795 году, после Польской кампании, сформулировал свои тактические взгляды в брошюре «Наука побеждать», видел преимущества в скорости и смелости спонтанного манёвра: думай и решай быстро, не давая врагу одуматься. Приверженность этому принципу он несколько раз показал в ходе кампании, сначала не замедлив ударить против растянутой французской линии на Адде, а затем предприняв беспрецедентный марш к Треббии. Очевидно, что эти движения Суворов не имел возможности согласовать с Веной. Высказываемые по этому поводу претензии приводили его в ярость. Он высмеивал Гофкригсрат, называл его членов и чиновников «немогузнайками» и «бештиммтзагерами» (от нем. «Ich kann nicht bestimmt sagen» - «не могу сказать определённо») и в конечном итоге создал саркастический образ австрийского командования, который повлиял не только на отношения между союзниками в следующих коалициях, но и на русскую литературную классику: до Аустерлица, в деталях описанного Львом Толстым, оставалось всего шесть лет.
Суворов считал членов Гофкригсрата неоправданно медлительными, «глупо-робкими», не слишком стратегически одарёнными и двуличными - и в силу своего собственного характера не стеснялся всё это высказывать.
К скорости манёвра сводилось и другое разногласие между двором в Вене и русским командующим: Суворов предпочитал не тратить по возможности времени на регулярную осаду крепостей, препятствующую оперативному движению, и не хотел оставлять там гарнизоны. С точки зрения Гофкригсрата это не укладывалось в формальные правила ведения войны: нельзя было, например, идти на Турин, оставив за французами Мантую.
Через несколько дней после Треббии 25 июня/6 июля Суворов жалуется в письме Андрею Разумовскому: «Кабинет желает утвердить, что потрясение Ломбардии - умечтание меня, яко бременного ему чужестранца, паче чтобы сумасходные свои правилы не опорочить перед Европой и доказать, что я только должен быть стражем пред венскими вратами». Из гневной русской скорописи фельдмаршала легко понять: Гофкригсрат начинает считать действия Суворова ошибочными, а его присутствие обременительным.
Скорость, на которую делает ставку Суворов, не просто тактическое предпочтение. Ещё перед Треббией в письме тому же Разумовскому он делает точнейшее предвидение исхода кампании: или 30-летняя война с французами, или Кампоформио (то есть новый ненадёжный мир). В оценке продолжительности войны фельдмаршал ошибся: Наполеоновские войны продлятся до 1815 года. Но Суворов не столько делает прогноз, сколько метафорически ссылается на Тридцатилетнюю войну 1618-1648 годов, разорившую Центральную Европу и сильно изменившую её политическую карту. Чтобы избежать новой Тридцатилетней войны, Суворов предлагает немедленно идти на Париж прямо из северо-восточной Италии, форсированным маршем из Турина на Гренобль и Лион. Но в перспективу безостановочной войны до 1815 года никто ещё не верит. И мягко говоря, Суворов не встречает понимания в Вене.
6 июля он пишет из своей полевой ставки в Алессандрии (Пьемонт) письмо Павлу: «Всепресветлейший, державнейший Великий Государь Император Павел Петрович, самодержец Всероссийский, Государь Всемилостивейший! Робость венского кабинета, зависть ко мне, как чужестранцу, интриги частных, двуличных начальников, относящихся прямо в Гофкригсрат, который до сего операциями правил, и безвластие моё в производстве сих прежде доклада на 1000 верстах принуждают меня Вашего Императорского Величества всеподданнейше просить о отзыве моём, ежели сие не переменится. Я хочу мои кости положить в отечестве моём и молить Бога за Государя».
Александр Суворов на коне, 1897-1898 гг.
«Здесь хоть и победно, но тяжело»
Положение отчасти спасает падение Мантуи - её французский гарнизон сложил оружие 28 июля. К этому моменту освобождены при участии русского десанта с эскадры Ушакова Неаполь и Папская область. В Вене это считают огромными достижениями. Поскольку Суворов отвечает в качестве командующего за итальянский театр войны, освобождение Мантуи ставится ему в несомненную заслугу.
Павел, вместо того чтобы отзывать строптивца в Россию, возводит фельдмаршала в княжеское достоинство: граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский, князь Италийский. Король Сардинии герцог Савойский Карл Эммануил IV объявляет Суворова своим кузеном, грандом Сардинии и маршалом Пьемонта. Павел, дозволяя Суворову принять титулы, пишет ему: «Через сие вы и мне войдёте в родство, быв единожды приняты в одну царскую фамилию: владетельные особы между собою все почитаются роднёю».
Суворов по-прежнему мечтает о броске на Гренобль и Париж, но пока перед ним стоит задача завершить кампанию в Италии, разбив французскую армию, которая пытается закрепиться на Генуэзской Ривьере и контратаковать.
27 июля Суворов пишет британскому адмиралу Горацио Нельсону, корабли которого находятся в Тирренском море: «Господин адмирал! После взятия Александрии обращаюсь я к Генуэзской Ривьере, дабы изгнать оттуда неприятеля… Главное дело - блокировать неприятеля, чтоб ему никаких припасов получить не было возможности. С суши он уже отрезан, со стороны же моря потребно пресечь всякий подвоз провианта в Ривьеру открытым морем, хоть из Африки, хоть с островов Архипелага… Вследствие сего убедительно прошу Ваше Высокопревосходительство поддержать также с Вашей стороны сей план, от коего зависит победа и общее благополучие». Британский адмирал и русский фельдмаршал обменяются несколькими полными взаимного уважения письмами, но так и не встретятся.
Тем временем французы меняют командующего в Италии. Генерал Бартелеми Жубер прибыл в ставку Моро 4 августа. Моро, уступив должность, предложил Жуберу свою помощь, тот не отказался, и, как выяснилось уже через 11 дней, не напрасно. 30-летний Жубер, как и Макдональд, и Моро, был одним из лучших генералов Директории; он участвовал в Итальянском походе Бонапарта, который высоко ценил его военный талант. Жубер привёл с собой из Франции подкрепления, так что накануне решающего столкновения о Нови на границе Сардинии и Генуи у французов под ружьём снова стояло почти 35 тысяч человек при 40 орудиях.
Русско-австрийские войска под командованием Суворова и австрийского командующего Пауля Края снова имели численное преимущество - в их распоряжении находилась 51 тысяча человек - и снова это не имело решающего значения, поскольку французы намеревались оборонять надёжную и удобную позицию, для защиты которой им как будто хватало сил.
Ранним утром 15 августа авангард Края с марша атаковал правый фланг французов. Жубера это не смутило - он не мог видеть всех частей противника, который не образовал классической боевой линии. Жубер полагал, что войско союзников подходит двумя колоннами, и рассчитывал разбить края, а затем - вторую колонну. Впрочем, и Суворов, вероятно, не сразу верно оценил численность противника. Он практически сразу ввёл большую часть наличных сил.
Жубер не просто выдержал первый удар, но и попытался контратаковать, однако в одной из стычек он был смертельно ранен одним из тирольских стрелков. Тогда командование принял Моро; ситуация всё ещё отнюдь не казалась французам безвыходной: их центр надёжно опирался на крепость Нови, и они рассчитывали опрокинуть атакующих союзников. В девять утра Суворов приказал Петру Багратиону и Михаилу Милорадовичу (первый найдёт свою смерть на Бородинском поле в 1812 году, а второй - на Сенатской площади в 1825-м от пули декабриста Каховского) с десятью батальонами пехоты взять Нови.
Генерал Бартелеми Катрин Жубер убит во главе французской армии Италии в битве при Нови, 15 августа 1799 года
Относительно удачной оказалась лишь четвёртая атака, которую повёл сам Суворов, стремясь воодушевить солдат и командиров своим примером. Взять Нови не удалось и на этот раз, но в пределы стен загнали часть оборонявших городок французов.
Около полудня Суворов вводит в бой 9-тысячный корпус Меласа, который должен очистить поле перед Нови. Мелас не спешит, и Суворов, как полагают некоторые авторы, даже грозит генералу расстрелом. К 15 часам корпус Меласа выполняет поставленную задачу, и в 17 часов, спустя 12 часов после начала сражения, русский отряд под командованием генерал-аншефа Вилима Дерфельдена ворвался в Нови. Всего сражение длилось около 16 часов. Армия французов оказалась полностью разгромлена. Суворов в письме Фёдору Ушакову оценивал общий урон французов в 20 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными - последних не менее 5 тысяч человек. 39 из 40 пушек были захвачены, оставшиеся французские части беспорядочно бежали.
Бой у Нови был одним из самых продолжительных и кровопролитных в карьере Суворова: только русских полегло около 2500 человек, австрийцев, вероятно, вдвое больше. Ни в одном из трёх главных сражений Итальянского похода ему не удалось минимизировать потери, но победа всякий раз оставалась на его стороне. Задача освобождения Северной Италии от французов была выполнена.
Бонапарт, которому в день сражения у Нови исполнилось 30, всё ещё находился в Египте, намереваясь покинуть армию и отправиться в Париж. Он, вероятно, жалел, что не может сам принять участие в борьбе с Суворовым. Позже он скажет, что у русского фельдмаршала было сердце, но не разум великого полководца. Впрочем, многие военные историки будут говорить о том, что на самом деле Бонапарт многому учился у Суворова.
Совершенно довершить разгром Моро Суворову, однако, не удалось: русский авангард генерала Андрея Розенберга вынужден прекратить преследование врага при его отступлении в сторону Ниццы, в том числе из-за австрийского саботажа при заготовке припасов.
Суворов снова хандрит.
«Русский Бог велик… охают французы, усмехаются цесарцы (австрийцы)… а здесь, хоть и победно, но тяжело… - пишет он после Нови президенту коллегии иностранных дел графу Фёдору Ростопчину. - Наши - лутше нельзя. Цесарцы долго ровняются, французы горячи, им жарко; побили их много, сберечь трудно. И в Англии мною довольны, и Семён Романович (Воронцов, посол России в Лондоне) меня хвалит! - а у меня чулки спустились… Политика, критика, Тугут, Директория, Лондон, Париж, Потсдам… Боже сохрани Вас и супругу Вашу».
Он снова заговаривает об отзыве: «Прошу Ваше сиятельство доложить Его Императорскому величеству, что после Генуэзской операции буду просить об отзыве формально и уеду отсюда. Более писать слабость не позволяет» (снова письмо Ростопчину). Возраст не может не брать своё. Суворов уже почти семь месяцев в пути, очень утомлён и неважно себя чувствует. Но превратности войны и политики таковы, что о возвращении приходится забыть ещё на пять месяцев. Союзные державы решают сосредоточить силы в Швейцарии, где французы располагают корпусом под командованием генерала Андре Массена. Суворов в конце первой декады сентября получил предписание с русскими частями, в которых остаётся около 23 тысяч солдат и офицеров, выступить через Альпы в Швейцарию на соединение с русским корпусом Александра Михайловича Римского-Корсакова и войсками австрийского лейтенант-фельдмаршала Иоганна Фридриха фон Готце. 11 сентября 1799 года Александр Суворов во главе колонны русских войск выступил из Алессандрии в Пьемонте в свой последний поход.
Могила Александра Суворова находится в Свято-Троицкой Александро-Невской Лавре в Санкт-Петербурге
■ Газета «Коммерсантъ». 28 апреля 2024 г.