(no subject)
Я еду в отпуск.
Под высокими прозрачными сводами аэропорта Франкфурта гулко и светло; в воздухе звенит взвесь лёгкого нетерпения и деловитости. В мраморном полу отражаются взлетающие и приземляющиеся самолеты. Гул моторов, чемоданы на колёсах, невнятные объявления о посадках и взвизгивание металлодетекторов складываются в хаотичную, истеричную аэропортную какосимфонию.
В голове клубятся мысли без смысла; запиваю их холодным персиковым чаем из футуристического автомата. Мимо меня проходят люди со своей ручной кладью и своими жизнями; мне нравится смотреть на них, придумывать их истории, гадать, куда они летят, и кто или что ждёт их там.
Я люблю, как всё замирает внутри, как на американских горках, когда самолет резко то набирает, но сбавляет высоту. До сих пор по-детски люблю смотреть на землю из иллюминатора, и меня никогда не покидает странное чувство, что там внизу всё не настоящее, а просто игрушечное; аккуратный, достоверный, на совесть сделанный макет.
Хельсинки, как всегда, встречает холодом и ветром; бросается этим холодом и этим ветром тебе в лицо со всего размаху, оглушает, обезоруживает.
Точно так же, оглушительно и обезоруживающе, на меня бросается с объятьями моя Дашку, немного сумасшедшая и очень родная. Я не слабый, просто добрый я, только не приостановленный.. Где глазами не влюбленный - обалдевший... ©
Исторически верный слепой маршрут - от вокзала по Маннергейментие и дальше на юг до большой воды, через пару кофеен и концептуальных дизайнерских магазинов; снег заметает наши следы, водит нас за нос, за руку, за карман, оседает на шарфе кружевными произведениями фрактального искусства; мы ходим как всегда правильно, но не в ту сторону. Возвращаемся незнакомыми тихими дворами, неожиданно оказываемся у Кафедрального собора, задираем головы и застываем в привычном немом восторге. Потом, основательно промочив ноги, фотографируем заледеневшие трубы памятника Сибелиусу - он похож на орган, на волну и на тишину. Тихо и ослепительно светит солнце, тихо подтаивает и тут же схватывается настом плотный мартовский снег.
Серое перламутровое утро; на завтрак у нас karjalanpiirakka с рисовой purro, брусничный морс, черничный йогурт, лёгкий ненавязчивый снегопад. Всю неделю я пью не чай, а просто ледяную воду из-под крана, вволю - она на вкус как свет, как жидкий свет. В пекарне покупаем румяные булочки с нечеловеческим количеством корицы и кардамона. Обедаем чёрствыми ржаными хлебным краюшками с хумусом, щедрым ломтем пирога с копчёной олениной.
Мы много ходим по магазинам, я покупаю себе и сестре узкие джинсы; смешные клетчатые юбки с косыми подолами, клиньями, хлястиками; полотняные простые сумки; футболку с пелериной - в Weekday и Monki шикарные распродажи. В Призме я покупаю 4 килограмма финского шоколада - с мягкой карамелью, с брусничным муссом, с черникой и ячменным печеньем, с клюквой и малиной; в огромном книжном - диск с фортепьянными миниатюрами Сибелиуса; мини-репродукции ретро-плакатов с соснами, румяными человечками на лыжах, лодочками под белыми парусами; значок I ♥ Helsinki. На почте отправляю стопку открыток; выбираю марки - северное сияние, морошка, лоси, белые cтуденческие шапочки, озёра среди леса.
Мы идём праздновать день Святого Патрика в Molly Malone's, айриш паб напротив вокзала; пьём Guinness, зелёный эль; знакомимся с двумя ирландскими Патриками (чтобы удостовериться в том, что они действительно Патрики, мы даже проверяем их паспорта), они покупают нам виски Jameson - шот за шотом, мы распиваем их с ними под живую ирландскую музыку; знакомимся с двумя шотладскими татуировщиками, один из них тут же рисует мне на салфетке эскиз трискеле, который я хочу набить себе вот уже года четыре и никак не решусь; знакомимся с Грегом, английским бисексуалом с личностным кризисом; знакомимся с Себастианом, полушведом-полуфинном, студентом философско-исторического факультета, музыкантом по призванию; слушаем, как он играет на гитаре и губной гармошке и поёт длинные песни Боба Дилана;
уходим домой в полседьмого утра;
город просыпается, залитый жидким солнцем, пока ещё тихий и неторопливый.
Мы идём на концерт Poets of the Fall - первый концерт тура, все билеты проданы, клуб забит битком; мы стоим прямо у сцены, я смотрю на Марко, я слушаю Марко, рядом с ним Олли занимается любовью со своей гитарой; у меня кружится голова, я не верю, что это происходит со мной на самом деле. Вот выключается свет, первые аккорды на синтезаторе, Марко поёт - feel your heartbeat beat a frantic pace, and it's not even 7 am - и у меня перед глазами прокручиваются последние 4 года моей жизни, сумасшедшие, счастливые, несчастные, разные; столько всего было, столько всего менялось, но одно всегда оставалось со мной - этот голос, эта гитара и эта песня. После концерта я фотографируюсь с ребятами - у всех нас улыбки до ушей и голубые глаза, счастливые и немного пьяные; Марко обнимает меня за плечи и обещает приехать в Германию.
Мы идём в театр - балет "Манон" по одноименной опере Пуччини, весьма неоднозначная, но от того не менее прекрасная постановка; наблюдение из жизни - в каком бы городе мира не идти в театр, весь зал обязательно будет кашлять.
Мы встречаемся со старыми друзьями - Саара, Алёна, Андрей; как хорошо с такими людьми, которых можешь не видеть по 2-3 года, но когда вы, наконец, снова встречаетесь, то между вами нет никакой пропасти, вы всё так же близки, всё так же хохочете над каждым пустяком, рассказываете взахлёб всякое, перебиваете друг друга, обнимаетесь, печёте черничный пирог, варите манно-брусничный пудинг, снова обнимаетесь.
Очень быстро пришла пора уезжать; очень странное чувство, как будто я уезжаю из дома домой.
Еду в автобусе в аэропорт; у обочины припаркован длинный лимузин, который когда-то, возможно, до ледникового периода, был белым; на заднем стекле розовое сердечко с надписью "Just married". Я смотрю на него и думаю - мой белый, холодный северный город, я не зря купила тот значок в книжном магазине, я и правда люблю тебя, странной, противоречивой любовью. Никуда я от тебя не денусь, мы с тобой повенчаны этим холодом и этими семью ветрами; сколько бы я не убегала от тебя на юг, искать то-не-знаю-что, всё равно я буду раз за разом возвращаться к тебе и обнимать твои булыжные мостовые, твои скалы, мачты и белые колонны Кафедрального собора. If there is no end - there can be no beginning.
Под высокими прозрачными сводами аэропорта Франкфурта гулко и светло; в воздухе звенит взвесь лёгкого нетерпения и деловитости. В мраморном полу отражаются взлетающие и приземляющиеся самолеты. Гул моторов, чемоданы на колёсах, невнятные объявления о посадках и взвизгивание металлодетекторов складываются в хаотичную, истеричную аэропортную какосимфонию.
В голове клубятся мысли без смысла; запиваю их холодным персиковым чаем из футуристического автомата. Мимо меня проходят люди со своей ручной кладью и своими жизнями; мне нравится смотреть на них, придумывать их истории, гадать, куда они летят, и кто или что ждёт их там.
Я люблю, как всё замирает внутри, как на американских горках, когда самолет резко то набирает, но сбавляет высоту. До сих пор по-детски люблю смотреть на землю из иллюминатора, и меня никогда не покидает странное чувство, что там внизу всё не настоящее, а просто игрушечное; аккуратный, достоверный, на совесть сделанный макет.
Хельсинки, как всегда, встречает холодом и ветром; бросается этим холодом и этим ветром тебе в лицо со всего размаху, оглушает, обезоруживает.
Точно так же, оглушительно и обезоруживающе, на меня бросается с объятьями моя Дашку, немного сумасшедшая и очень родная. Я не слабый, просто добрый я, только не приостановленный.. Где глазами не влюбленный - обалдевший... ©
Исторически верный слепой маршрут - от вокзала по Маннергейментие и дальше на юг до большой воды, через пару кофеен и концептуальных дизайнерских магазинов; снег заметает наши следы, водит нас за нос, за руку, за карман, оседает на шарфе кружевными произведениями фрактального искусства; мы ходим как всегда правильно, но не в ту сторону. Возвращаемся незнакомыми тихими дворами, неожиданно оказываемся у Кафедрального собора, задираем головы и застываем в привычном немом восторге. Потом, основательно промочив ноги, фотографируем заледеневшие трубы памятника Сибелиусу - он похож на орган, на волну и на тишину. Тихо и ослепительно светит солнце, тихо подтаивает и тут же схватывается настом плотный мартовский снег.
Серое перламутровое утро; на завтрак у нас karjalanpiirakka с рисовой purro, брусничный морс, черничный йогурт, лёгкий ненавязчивый снегопад. Всю неделю я пью не чай, а просто ледяную воду из-под крана, вволю - она на вкус как свет, как жидкий свет. В пекарне покупаем румяные булочки с нечеловеческим количеством корицы и кардамона. Обедаем чёрствыми ржаными хлебным краюшками с хумусом, щедрым ломтем пирога с копчёной олениной.
Мы много ходим по магазинам, я покупаю себе и сестре узкие джинсы; смешные клетчатые юбки с косыми подолами, клиньями, хлястиками; полотняные простые сумки; футболку с пелериной - в Weekday и Monki шикарные распродажи. В Призме я покупаю 4 килограмма финского шоколада - с мягкой карамелью, с брусничным муссом, с черникой и ячменным печеньем, с клюквой и малиной; в огромном книжном - диск с фортепьянными миниатюрами Сибелиуса; мини-репродукции ретро-плакатов с соснами, румяными человечками на лыжах, лодочками под белыми парусами; значок I ♥ Helsinki. На почте отправляю стопку открыток; выбираю марки - северное сияние, морошка, лоси, белые cтуденческие шапочки, озёра среди леса.
Мы идём праздновать день Святого Патрика в Molly Malone's, айриш паб напротив вокзала; пьём Guinness, зелёный эль; знакомимся с двумя ирландскими Патриками (чтобы удостовериться в том, что они действительно Патрики, мы даже проверяем их паспорта), они покупают нам виски Jameson - шот за шотом, мы распиваем их с ними под живую ирландскую музыку; знакомимся с двумя шотладскими татуировщиками, один из них тут же рисует мне на салфетке эскиз трискеле, который я хочу набить себе вот уже года четыре и никак не решусь; знакомимся с Грегом, английским бисексуалом с личностным кризисом; знакомимся с Себастианом, полушведом-полуфинном, студентом философско-исторического факультета, музыкантом по призванию; слушаем, как он играет на гитаре и губной гармошке и поёт длинные песни Боба Дилана;
уходим домой в полседьмого утра;
город просыпается, залитый жидким солнцем, пока ещё тихий и неторопливый.
Мы идём на концерт Poets of the Fall - первый концерт тура, все билеты проданы, клуб забит битком; мы стоим прямо у сцены, я смотрю на Марко, я слушаю Марко, рядом с ним Олли занимается любовью со своей гитарой; у меня кружится голова, я не верю, что это происходит со мной на самом деле. Вот выключается свет, первые аккорды на синтезаторе, Марко поёт - feel your heartbeat beat a frantic pace, and it's not even 7 am - и у меня перед глазами прокручиваются последние 4 года моей жизни, сумасшедшие, счастливые, несчастные, разные; столько всего было, столько всего менялось, но одно всегда оставалось со мной - этот голос, эта гитара и эта песня. После концерта я фотографируюсь с ребятами - у всех нас улыбки до ушей и голубые глаза, счастливые и немного пьяные; Марко обнимает меня за плечи и обещает приехать в Германию.
Мы идём в театр - балет "Манон" по одноименной опере Пуччини, весьма неоднозначная, но от того не менее прекрасная постановка; наблюдение из жизни - в каком бы городе мира не идти в театр, весь зал обязательно будет кашлять.
Мы встречаемся со старыми друзьями - Саара, Алёна, Андрей; как хорошо с такими людьми, которых можешь не видеть по 2-3 года, но когда вы, наконец, снова встречаетесь, то между вами нет никакой пропасти, вы всё так же близки, всё так же хохочете над каждым пустяком, рассказываете взахлёб всякое, перебиваете друг друга, обнимаетесь, печёте черничный пирог, варите манно-брусничный пудинг, снова обнимаетесь.
Очень быстро пришла пора уезжать; очень странное чувство, как будто я уезжаю из дома домой.
Еду в автобусе в аэропорт; у обочины припаркован длинный лимузин, который когда-то, возможно, до ледникового периода, был белым; на заднем стекле розовое сердечко с надписью "Just married". Я смотрю на него и думаю - мой белый, холодный северный город, я не зря купила тот значок в книжном магазине, я и правда люблю тебя, странной, противоречивой любовью. Никуда я от тебя не денусь, мы с тобой повенчаны этим холодом и этими семью ветрами; сколько бы я не убегала от тебя на юг, искать то-не-знаю-что, всё равно я буду раз за разом возвращаться к тебе и обнимать твои булыжные мостовые, твои скалы, мачты и белые колонны Кафедрального собора. If there is no end - there can be no beginning.