«Отказывались читать газету «Правда», потому что она была на русском»
Как известно, мировая история знает только один прецедент, когда идиш был объявлен государственным языком - это случилось в Советской Белоруссии на заре ее формирования. Евреи до начала Второй мировой войны составляли практически треть всего населения республики.
Как ни странно, позитивное влияние на развитие еврейских школ, в которых обучение велось на идиш, оказала политика белорусизации - программа продвижения национального языка в БССР, развернутая в 1920ые гг. Ее инициаторы рассматривали русскую и польскую культуры как угрозу, но не опасались еврейской. Ведь белорусскому языку, как и идишу, приходилось бороться за свое признание. Кроме того, власти БССР, стараясь не допустить русификации, даже поощряли развитие идиш среди евреев - чтобы те не внесли свой вклад в популяризацию русского языка.
Цифры говорят сами за себя: к 1927 году 28,7% городских школ и 53,9% школ-четырехлеток в местечках в БССР были еврейскими, при этом 55,5% всех школьников еврейской национальности проходили обучение только на идиш. В том же году квоты на издание художественной литературы в Советской Белоруссии составляли: 70% для белорусскоязычных изданий, 15% - для изданий на идише, и всего 8% - на русскую литературу (5% - на польском, 2% - на латышском языках).
Добавьте сюда традиционное отсутствие антисемитизма среди белорусов и широкое распространение идиш не только среди самих евреев, но и в рядах титульной нации: так, во многих городах и местечках Витебской области почти все белорусские дети, как и их родители, свободно владели идишем. Они родились и выросли среди евреев, работали рядом с ними и свободно общались на двух языках. Евгений Ганкин вспоминал, что он учился в единственной на весь Щедрин семилетней школе, обучение в которой велось на идише. В его классе вместе с евреями учились несколько девочек из белорусских семей, которые прекрасно усваивали школьную программу.
Политика белорусизации нравилась далеко не всем. Ускоренный перевод учреждений культуры и учебных заведений с русского на белорусский, введение белорусскоязычного делопроизводства вызывали негативную реакцию в традиционно русскоязычных районах БССР, прежде всего в Гомельском и Речицком уездах, которые были включены в состав республики в 1926 году.
В отчете Наркомпроса в 1930 г. говорилось о сопротивлении части населения политике белорусизации. Учитель Петрашень называла белорусский язык «грубым» и «варварским», утверждала, что рано или поздно он будет поглощен русским. На этом основании она заявила, что будет работать только в русской школе. Против белорусского языка выступали также служащие окружного суда, рабочие Гомельского железнодорожного узла. Они называли белорусский язык «глупым», «идиотским» и «хамским», считали, что белорусской культуры не существует, и она создается искусственно.
В ответ «беларускамоуныя» не принимали русский язык в любых его формах, принижали достижения русской культуры. Учителя ряда школ не хотели отвечать на вопросы учеников, заданные по-русски, отказывались выписывать и читать газету «Правда» на том основании, что она выходила на русском языке. Власти БССР расценивали сопротивление белорусизации (например, случай с учителем в Наровле, который из принципа вел уроки обществоведения на русском) как проявление «великодержавного шовинизма», на следующий день после таких обвинений мятежный русофил покончил с собой, отравившись серной кислотой.
Белорусские власти никоим образом не поощряли стремление родителей отправить своих детей в русскоязычные школы. Контингент учебных заведений формировали по национальному признаку в принудительном порядке: белорусов отправляли учиться на белорусском, евреев - на идиш, и т.д. К 1931/1932 учебному году количество еврейских школ в республике возросло с 220 до 230, польских - со 147 до 226, других национальных меньшинств - с 39 до 55, и только число русских школ осталось на прежнем уровне - 84.
Впрочем, советские еврейские школы можно лишь условно было назвать национальными. Еврейский их характер заключался только в языке, на котором велось обучение. На уроках литературы дети изучали советских классиков (и чуть-чуть рассказов Шолом-Алейхема - чуть ли не факультативно), их не знакомили ни с еврейской историей, ни с культурой, ни с традициями. А в преддверии традиционных праздников наоборот проводили массовые антирелигиозные кампании и призывали учеников не повиноваться «темным» родителям.
Быстрый упадок советской идишской школы в БССР начался в 1935-1937гг. - на волне массовых сталинских репрессий и борьбы с национализмом (белорусским в том числе). Почти все проявления еврейской культурной жизни были объявлены националистическими, к 1941 году в республике практически не осталось ни одной еврейской школы.
Леонид Смиловицкий, "Еврейское образование в Белоруссии. 1921-1941 гг."
Как ни странно, позитивное влияние на развитие еврейских школ, в которых обучение велось на идиш, оказала политика белорусизации - программа продвижения национального языка в БССР, развернутая в 1920ые гг. Ее инициаторы рассматривали русскую и польскую культуры как угрозу, но не опасались еврейской. Ведь белорусскому языку, как и идишу, приходилось бороться за свое признание. Кроме того, власти БССР, стараясь не допустить русификации, даже поощряли развитие идиш среди евреев - чтобы те не внесли свой вклад в популяризацию русского языка.
Цифры говорят сами за себя: к 1927 году 28,7% городских школ и 53,9% школ-четырехлеток в местечках в БССР были еврейскими, при этом 55,5% всех школьников еврейской национальности проходили обучение только на идиш. В том же году квоты на издание художественной литературы в Советской Белоруссии составляли: 70% для белорусскоязычных изданий, 15% - для изданий на идише, и всего 8% - на русскую литературу (5% - на польском, 2% - на латышском языках).
Добавьте сюда традиционное отсутствие антисемитизма среди белорусов и широкое распространение идиш не только среди самих евреев, но и в рядах титульной нации: так, во многих городах и местечках Витебской области почти все белорусские дети, как и их родители, свободно владели идишем. Они родились и выросли среди евреев, работали рядом с ними и свободно общались на двух языках. Евгений Ганкин вспоминал, что он учился в единственной на весь Щедрин семилетней школе, обучение в которой велось на идише. В его классе вместе с евреями учились несколько девочек из белорусских семей, которые прекрасно усваивали школьную программу.
Политика белорусизации нравилась далеко не всем. Ускоренный перевод учреждений культуры и учебных заведений с русского на белорусский, введение белорусскоязычного делопроизводства вызывали негативную реакцию в традиционно русскоязычных районах БССР, прежде всего в Гомельском и Речицком уездах, которые были включены в состав республики в 1926 году.
В отчете Наркомпроса в 1930 г. говорилось о сопротивлении части населения политике белорусизации. Учитель Петрашень называла белорусский язык «грубым» и «варварским», утверждала, что рано или поздно он будет поглощен русским. На этом основании она заявила, что будет работать только в русской школе. Против белорусского языка выступали также служащие окружного суда, рабочие Гомельского железнодорожного узла. Они называли белорусский язык «глупым», «идиотским» и «хамским», считали, что белорусской культуры не существует, и она создается искусственно.
В ответ «беларускамоуныя» не принимали русский язык в любых его формах, принижали достижения русской культуры. Учителя ряда школ не хотели отвечать на вопросы учеников, заданные по-русски, отказывались выписывать и читать газету «Правда» на том основании, что она выходила на русском языке. Власти БССР расценивали сопротивление белорусизации (например, случай с учителем в Наровле, который из принципа вел уроки обществоведения на русском) как проявление «великодержавного шовинизма», на следующий день после таких обвинений мятежный русофил покончил с собой, отравившись серной кислотой.
Белорусские власти никоим образом не поощряли стремление родителей отправить своих детей в русскоязычные школы. Контингент учебных заведений формировали по национальному признаку в принудительном порядке: белорусов отправляли учиться на белорусском, евреев - на идиш, и т.д. К 1931/1932 учебному году количество еврейских школ в республике возросло с 220 до 230, польских - со 147 до 226, других национальных меньшинств - с 39 до 55, и только число русских школ осталось на прежнем уровне - 84.
Впрочем, советские еврейские школы можно лишь условно было назвать национальными. Еврейский их характер заключался только в языке, на котором велось обучение. На уроках литературы дети изучали советских классиков (и чуть-чуть рассказов Шолом-Алейхема - чуть ли не факультативно), их не знакомили ни с еврейской историей, ни с культурой, ни с традициями. А в преддверии традиционных праздников наоборот проводили массовые антирелигиозные кампании и призывали учеников не повиноваться «темным» родителям.
Быстрый упадок советской идишской школы в БССР начался в 1935-1937гг. - на волне массовых сталинских репрессий и борьбы с национализмом (белорусским в том числе). Почти все проявления еврейской культурной жизни были объявлены националистическими, к 1941 году в республике практически не осталось ни одной еврейской школы.
Леонид Смиловицкий, "Еврейское образование в Белоруссии. 1921-1941 гг."