Газета "Ленинец" от 12 августа 1989 года стр. 6.
Тайны старых кладбищ, хранящих память о многих жертвах репрессий
Сергей Фролович Григорьев имеет хоть и необычную профессию, но не выдающуюся. И вряд ли бы он заинтересовал нашего читателя, если бы его профессия близко не соприкасалась с тайнами белых пятен нашей истории - Истории нашей республики. Нет, он не был допущен к секретным архивным документам и не работал в ЧК. Всю сознательную жизнь он был... могильщиком. Отец его тоже, был могильщиком и комендантом Сергиевского кладбища в Уфе, А потому Сергей Фролович располагает данными, которые вряд ли имеет кто-либо еще в республике. Он доподлинно знает все места захоронения репрессированных, расстрелянных наших земляков, а также погибших в тюрьмах от истощения и побоев. Есть на этом кладбище такие участки, где покоится без роду и племени в братских могилах свыше 1000 человек. Теперь на этих костях стоят другие индивидуальные могилы с мраморными памятниками, аккуратными заборчиками.
- Позже, при рытье могил, родственники натыкались не только на останки, но и на целые скелеты, - говорит Григорьев. - Они удивлялись - откуда? А мы молчали. И отец мой молчал до самой смерти: ни матери, ни сестре ничего не говорил. Боялся.
Сергею Фроловичу в период репрессий было 10 лет и более. Возможно, воспоминания его субъективны. Однако сейчас в живых уже не осталось никого, кто мог бы еще об этом поведать: из двух больших семей, живших в одном доме на кладбище, он остался один. А читатель о своей нелегкой истории все-таки должен узнать из уст очевидца. Поэтому ему слово:
- Дом отец мой построил в конце 32-го года. Здесь мы всей семьей и поселились. За стенкой жили соседи. В этом доме я жил до 53 года, потом женился, ушел, но так и работал здесь землекопом.
Впервые о расстрелах я узнал в начале 36 года. Дело было так: к отцу пришли двое: один в штатском, другой в форме, и попросили приготовить могилы, а я был во дворе и случайно услышал. Ночью, часа в два, в окно раздался условный стук, отец быстро оделся и вышел. Потом вернулся. Но выстрелов тогда я еще не слышал. Такое стало повторяться часто. В неделю по два-три раза. Приходили те же люди и говорили: «Прислал Курбан, просил». Отец шел сразу рыть могилу. А однажды я за отцом подследил. Он пошел с фонарем, я за ним. Он меня увидел и прогнал, но я не ушел. Специально. Видел, как привезли заключенных: руки за спиной и связаны проволокой. Одетые, даже в ботинках. Потом я стал видеть их часто, некоторые были в головных уборах. А охранники их даже не закапывали: бросят в могилу вниз лицом, немножко забросают землей, а отец утром шел и закапывал. Потом стал и меня для этого брать с собой. Закапывали мы ровно, никакого холмика не делали. Захоронение никак не обозначали. До сорок восьмого года эти могилы вообще никак не регистрировали, после уже номер стали ставить, А тогда НКВдешники старались места выбирать подальше. Были заинтересованы почему-то в том, чтобы никто не слышал выстрелов и не видел свежезакопанных могил. Потом стесняться перестали.
Понравилась им одна низина. Земля хорошая, далеко от людских глаз, там-то и лежит основное количество расстрелянных. Но после 39 года отцу дали указание хоронить в разных местах кладбища.
Кроме этого, было еще множество захоронение людей из тюрьмы и морга, Из тюрьмы трупы привозили на подводе. Одного сопровождающего я запомнил: звали его Миша. Трупы привозил в «собачьем» ящике. По два человека. Гораздо чаще, чем расстреливаемых. Там были трупы и подростков, и женщин. Все очень исхудавшие.
Еще привозили из морга. Всегда очень много, по десять-пятнадцать трупов. Особенно перед финской войной (1939 год). Привозили почти каждый день. Их сваливали в кучу у ворот кладбища. Потом на веревке таскали в одну яму и скидывали туда, как дрова.
Запомнился крепко такой случай. Рядом с кладбищем был «совхоз НКВД». Это в народе так называли бараки спецпереселенцев. Откуда они - не знали. Но жили они как в лагере - за колючей проволокой и никуда не выходили. Вечером их приезжали проверять. Рядом с бараками было кукурузное поле, где они работали. Ночью, как всегда, позвали отца. А место, где расстреливать, выбрали на самом краю кладбища, рядом с полем. Услышав шорох, сторож начал палить из двухстволки. НКВдешники думали - засада! И давай стрелять в ответ. Заключенный побежал. Начали стрелять и в него. Но попали в своего шофера. Пальбу было слышно издалека. Приговоренного-таки застрелили при - попытке, к бегству, бросили в приготовленную могилу, а шофера принесли, к нам в дом. Подождали другую машину и уехали. .Наутро прибыло большое военное начальство (так мне показалось), выкопали расстрелянного и увезли с собой. После этого расстрелы прекратились. Шел 40-й год.
Миша, возивший мертвых из тюрьмы сказал, что многих отправили этапом...
Как видит читатель, из воспоминаний Сергея Фроловича возникает больше вопросов, чем ответов. Над этими вопросами сейчас ломают головы многие, ребята. Они сняли план кладбища, отметили места захоронения. Мечтают о раскопках и перезахоронении.
Время уходит, а мы и так слишком задолжал своей памяти. И какую-то часть долга, видимо, большую, отдать уже не придется, ведь о местах захоронений репрессированных на Ивановском кладбище, от которого не осталось и следа, мы уже никогда не узнаем. Умерли давно люди, служившие там, по бывшим могилам проложили аллеи сквера. Теперь это центр города! Кладбище было вовсе не старое, могилам не больше ста лет. Но мы - люди, историю свою не ценящие, без зазрения совести разровняли его экскаватором.
Приходит пора долги возвращать и, может, именно это место использовать для комплекса «Мемориала» в республиканском масштабе: чтобы было место для памятника, для библиотеки и архива. И места достаточно, - 10 гектаров.
Случайно узнала, что на месте сквера за ДК «Юбилейный» горисполком планирует парк культуры и отдыха с качелями и каруселями... Итак, построение нового мира продолжается.
С. ВАЛИЕВА.
Редакция просит всех, что-либо знаю¬щих о захоронениях и репрессиях на¬ших земляков в период 30-50-х годов, сообщить нам.
НА СНИМКАХ: С. Ф. Григорьев, заведующий Сергиевским кладбищем.
здесь были расстрелы. Правда, НКВД отказалось от этого места - дорога рядом. Теперь тут свалка.
Фото О. ЯРОВИКОВА.
Сергей Фролович Григорьев имеет хоть и необычную профессию, но не выдающуюся. И вряд ли бы он заинтересовал нашего читателя, если бы его профессия близко не соприкасалась с тайнами белых пятен нашей истории - Истории нашей республики. Нет, он не был допущен к секретным архивным документам и не работал в ЧК. Всю сознательную жизнь он был... могильщиком. Отец его тоже, был могильщиком и комендантом Сергиевского кладбища в Уфе, А потому Сергей Фролович располагает данными, которые вряд ли имеет кто-либо еще в республике. Он доподлинно знает все места захоронения репрессированных, расстрелянных наших земляков, а также погибших в тюрьмах от истощения и побоев. Есть на этом кладбище такие участки, где покоится без роду и племени в братских могилах свыше 1000 человек. Теперь на этих костях стоят другие индивидуальные могилы с мраморными памятниками, аккуратными заборчиками.
- Позже, при рытье могил, родственники натыкались не только на останки, но и на целые скелеты, - говорит Григорьев. - Они удивлялись - откуда? А мы молчали. И отец мой молчал до самой смерти: ни матери, ни сестре ничего не говорил. Боялся.
Сергею Фроловичу в период репрессий было 10 лет и более. Возможно, воспоминания его субъективны. Однако сейчас в живых уже не осталось никого, кто мог бы еще об этом поведать: из двух больших семей, живших в одном доме на кладбище, он остался один. А читатель о своей нелегкой истории все-таки должен узнать из уст очевидца. Поэтому ему слово:
- Дом отец мой построил в конце 32-го года. Здесь мы всей семьей и поселились. За стенкой жили соседи. В этом доме я жил до 53 года, потом женился, ушел, но так и работал здесь землекопом.
Впервые о расстрелах я узнал в начале 36 года. Дело было так: к отцу пришли двое: один в штатском, другой в форме, и попросили приготовить могилы, а я был во дворе и случайно услышал. Ночью, часа в два, в окно раздался условный стук, отец быстро оделся и вышел. Потом вернулся. Но выстрелов тогда я еще не слышал. Такое стало повторяться часто. В неделю по два-три раза. Приходили те же люди и говорили: «Прислал Курбан, просил». Отец шел сразу рыть могилу. А однажды я за отцом подследил. Он пошел с фонарем, я за ним. Он меня увидел и прогнал, но я не ушел. Специально. Видел, как привезли заключенных: руки за спиной и связаны проволокой. Одетые, даже в ботинках. Потом я стал видеть их часто, некоторые были в головных уборах. А охранники их даже не закапывали: бросят в могилу вниз лицом, немножко забросают землей, а отец утром шел и закапывал. Потом стал и меня для этого брать с собой. Закапывали мы ровно, никакого холмика не делали. Захоронение никак не обозначали. До сорок восьмого года эти могилы вообще никак не регистрировали, после уже номер стали ставить, А тогда НКВдешники старались места выбирать подальше. Были заинтересованы почему-то в том, чтобы никто не слышал выстрелов и не видел свежезакопанных могил. Потом стесняться перестали.
Понравилась им одна низина. Земля хорошая, далеко от людских глаз, там-то и лежит основное количество расстрелянных. Но после 39 года отцу дали указание хоронить в разных местах кладбища.
Кроме этого, было еще множество захоронение людей из тюрьмы и морга, Из тюрьмы трупы привозили на подводе. Одного сопровождающего я запомнил: звали его Миша. Трупы привозил в «собачьем» ящике. По два человека. Гораздо чаще, чем расстреливаемых. Там были трупы и подростков, и женщин. Все очень исхудавшие.
Еще привозили из морга. Всегда очень много, по десять-пятнадцать трупов. Особенно перед финской войной (1939 год). Привозили почти каждый день. Их сваливали в кучу у ворот кладбища. Потом на веревке таскали в одну яму и скидывали туда, как дрова.
Запомнился крепко такой случай. Рядом с кладбищем был «совхоз НКВД». Это в народе так называли бараки спецпереселенцев. Откуда они - не знали. Но жили они как в лагере - за колючей проволокой и никуда не выходили. Вечером их приезжали проверять. Рядом с бараками было кукурузное поле, где они работали. Ночью, как всегда, позвали отца. А место, где расстреливать, выбрали на самом краю кладбища, рядом с полем. Услышав шорох, сторож начал палить из двухстволки. НКВдешники думали - засада! И давай стрелять в ответ. Заключенный побежал. Начали стрелять и в него. Но попали в своего шофера. Пальбу было слышно издалека. Приговоренного-таки застрелили при - попытке, к бегству, бросили в приготовленную могилу, а шофера принесли, к нам в дом. Подождали другую машину и уехали. .Наутро прибыло большое военное начальство (так мне показалось), выкопали расстрелянного и увезли с собой. После этого расстрелы прекратились. Шел 40-й год.
Миша, возивший мертвых из тюрьмы сказал, что многих отправили этапом...
Как видит читатель, из воспоминаний Сергея Фроловича возникает больше вопросов, чем ответов. Над этими вопросами сейчас ломают головы многие, ребята. Они сняли план кладбища, отметили места захоронения. Мечтают о раскопках и перезахоронении.
Время уходит, а мы и так слишком задолжал своей памяти. И какую-то часть долга, видимо, большую, отдать уже не придется, ведь о местах захоронений репрессированных на Ивановском кладбище, от которого не осталось и следа, мы уже никогда не узнаем. Умерли давно люди, служившие там, по бывшим могилам проложили аллеи сквера. Теперь это центр города! Кладбище было вовсе не старое, могилам не больше ста лет. Но мы - люди, историю свою не ценящие, без зазрения совести разровняли его экскаватором.
Приходит пора долги возвращать и, может, именно это место использовать для комплекса «Мемориала» в республиканском масштабе: чтобы было место для памятника, для библиотеки и архива. И места достаточно, - 10 гектаров.
Случайно узнала, что на месте сквера за ДК «Юбилейный» горисполком планирует парк культуры и отдыха с качелями и каруселями... Итак, построение нового мира продолжается.
С. ВАЛИЕВА.
Редакция просит всех, что-либо знаю¬щих о захоронениях и репрессиях на¬ших земляков в период 30-50-х годов, сообщить нам.
НА СНИМКАХ: С. Ф. Григорьев, заведующий Сергиевским кладбищем.
здесь были расстрелы. Правда, НКВД отказалось от этого места - дорога рядом. Теперь тут свалка.
Фото О. ЯРОВИКОВА.