Всё, что опубликовано и напечатано после смерти Виктора - это всё вражеские происки разных уродов и обиженных бездарей, которые нас ненавидели, завидовали и мечтали это разрушить. По крайней мере, после 90-го года все эти люди оказались самыми близкими друзьями Виктора. Все эти мемуары… Всё это с целью личного обогащения. Верить этому нельзя. Что эти суки сделали: нашли где-то, не знаю м.б. даже и мной или кем угодно, чудовищно исчириканную фотографию и сделали из нее обложку. Это просто ужас. Я могу вам показать настоящую обложку. Ее делал Евгений Козлов, и у меня есть оригинал. Это художественная работа, изящнейшая, красивая, искусная… Очень тонкая работа. При тиражировании на бобинах ее было не реально воспроизвести в таком формате и в таком качестве.
Была еще одна хорошая версия обложки «Начальника Камчатки», которую сам Виктор сделал. Там была фотография японского малыша с маленьким «кассио»: такая электронная новая волна, неоромантика. Как и задуман этот альбом.
...
О-о-о… Бошетунмай - это отдельная история. Вам никто не рассказывал? Это наше с Тимуром китайское слово.
Была такая группа «Ю би фоти» - реггей, британский «нью вейв». Они приехали к нам в Петербург, мы ходили на их концерт, слушали их песню, даже исполняли ее сами. А у них же всё вокруг марихуаны, косяков. Виктор под впечатлением всего этого написал реггей-песню. А «бошетунмай» - это одно из наших названий этого продукта. Скорее это всё Тимур придумал. Там был круг друзей, и они говорили между собой, что человек, который бросил это курить, продался. Соответственно, когда предлагалось курнуть, говорили: «давай не продадимся». Так не продавались, не продавались, а потом для конспирации перевели слово на китайский язык. Он был очень модным. Слово взяли из разговорника. «Не продаваться» - это глагол…
Никто значения этого слова до сих пор и не знает, м.б. лучше и не знать.
...
Нет. Я говорю Вам. Никогда. Никаких наркотиков. Курить он не мог. У него с физиологией что-то случалось. С ним коллапс был, он рассказывал, кто-то его угостил косяком, он лег и не мог пошевелиться ни рукой, ни ногой. Ему было так плохо, что было бы глупо дальше экспериментировать с этим. Потом когда человек любит выпить, то зачем ему еще что-то.
...
Вот-вот, он любил такие темы: поиздеваться над всеми. Это отдельный разговор, как мы всем кости мыли. Все думают, что вот какой ангел Виктор. Забавно. Люди, в общем-то, добавляют, формируют то, что они хотят видеть.
...
Да! Еще бы... Это был Последний концерт в Москве, в Лужниках. Пафосный, с салютом, но ужасный по звуку. И он очень медленный, это было в два раза медленнее, где я играл на барабане. У меня было какое-то предчувствие неприятное, что это Последний концерт. Мы устали очень друг от друга. Этот Айзеншпис… Ох. Тяжелое время… Все хотели нас поссорить, разлучить, как-то испортить всё, сломать, уничтожить или просто иметь. Если можно так сказать, коллеги. Я не обращал внимание. Я потом сразу это прочувствовал на сто процентов. Последний концерт - тяжелый случай.
...
Ну еще бы! Айзеншпис вылизывал все места. Если Вы смотрели фильм «Строгий юноша», - фильм, который тоже сыграл очень большую роль, - там есть некто Подчеркиватель неравенства, единственный отрицательный персонаж. Конечно, это всё отвратительно было: по два-три концерта в день, перелеты, фаны, гостиницы и рестораны. Гостиницы - совдеповские, рестораны - чудовищные, где кроме вялых огурцов с помидорами была только одна котлета по-киевски, из которой, когда ее протыкаешь, вытекает машинное масло. Я с тех пор не могу их есть, все ем, кроме котлет по-киевски. Конечно, тяжело. Потом мы же не были этими фейковыми знаменитостями, которые органично вливаются в эту среду.
Всё и сразу. Я нашёл ссылку в
фейсбуке Вишни, который вот такие комментарии дал:
С автором не знаком, но Гурьянова знал, и ничего, из сказанного им в интервью не расходится с моим пониманием мира. Скорее всего слова даже излишне точны в расшифровке.
...
Больших гадостей, чем те, что наговорил на микрофон Густав может и можно найти в природе, но мне не довелось. Мне насрать, что там пишет этот Дамер про пидарасов. Мне не нравится, что любовь чистую, не предвзятую, искреннюю Георгий принял за ненависть. Ничего личного, я уважал Гурьянова, хоть и не принимал близко к сердцу. И до сих пор уважаю, как могу. Ненавижу снобизм, прости.