Евро-2015 в картинках (август, 2015). Часть 7: Музей Бойманса ван Бёнингена. Роттердам, Нидерланды.
КАК ВАН ГОГ ПОССОРИЛСЯ С ГОГЕНОМ
В чем Роттердам сложно обвинить, так это в обилии музеев, но если вы делаете выбор между кокаином и музеем в пользу последнего, то без сладкого в этом портовом городе не останетесь. И речь вовсе не о специфическом Портовом музее, являющемся своеобразной гордостью Роттердама (романтиков-такелажников, конечно, я не имею в виду). Среди всех нидерландских собраний изобразительного искусства музей Бойманса ван Бёнингена (именно так в оригинале пишутся эти две фамилии, не разделяясь никакими знаками) занимает особое место, благодаря бессистемности подборки, основанной в первую очередь на личных вкусах двух людей, сыгравших главенствующую роль в создании коллекции - Франса Якоба Отто Бойманса и Даниеля Георга ван Бёнингена.
Согласно красивой сказке сначала Бойманс от щедрот душевных завещал городу свою коллекцию, а через сотню лет собрание «пополнилось» картинами из коллекции ван Бёнингена. В общем, альтруисты сделали подарок потомкам. На самом деле все было немного человечнее.
Почему Бойманс, живущий и работающий судьей в Утрехте, решил вдруг оставить свои картины именно Роттердаму? Будучи скорее мизантропом, нежели филантропом, Франс с ужасом представлял, как его прелестные картины, в которые он вложил почти все свои (нажитые честными взятками) сбережения, будут расхватываться родственниками после его смерти. И от этих мыслей всякий раз Франс оказывался на грани того, чтобы доставить родне это удовольствие. Слухи о бьющемся в падучей коллекционере начали расползаться по окрестностям, и к нашему правосудному потянулись «купцы» с предложениями. Понимая, что продать картины - не выход из ситуации (в этом случае он одарит алчную родню деньгами), Бойманс нашел изящное решение: одновременно плюнуть в вечность и в мерзких родственников. Переговоры с заинтересованными представителями всевозможных властей и бизнесменов длились не очень долго, а после того, как бургомистр Роттердама сделал самое конкретное предложение - музей будет размещен в специально отданном для этих целей здании Управления за плотинами и станет носить имя Бойманса - завещание было составлено, подписано и торжественно оглашено. Вскоре картины из ящиков свежепокойного переехали в Роттердам, и 3 июня 1849 года власти города торжественно открыли музей Бойманса, разбив на пороге здания ритуальную бутылку джина и выпив остальные 127 внутри.
Потихоньку музей приобретал новые картины, но делал это редко и неохотно. Как ни странно, первый толчок для развития музея дал… пожар. Когда в 1864 году Бойманс погорел, лишившись значительной части экспонатов (в том числе и недавно приобретенной «Семейный портрет» Фабрициуса), то денег, полученных по страховке, хватило на покупку доброй вязанки «фламандцев». Пополнение коллекции так понравилось, что занимающие пост директора музея стали регулярно бегать по частным коллекционерам и прочим любителям искусства с протянутой лапой и глазами бассета. Тут-то фишка и поперла. Музей стал пухнуть, но помещение Управления плотинами не предусматривало управления всеми плотинами мира и потому было ограниченных размеров. В 1935 году муниципальный совет на общественные деньги построил музею новое помещение, суровое с виду и увенчанное наблюдательной вышкой - ни дать ни взять тюрьма. Для завершенности форм музею не хватало второго имени. Ждать пришлось недолго. С 1916 года делами музея пристально интересовался промышленник по фамилии ван Бёнинген. Он дарил некоторые картины из своей коллекции, помогал деньгами при покупке новых полотен. Не сказать, чтобы делалось всё это абсолютно бескорыстно. Даниель Георг сам был страстным коллекционером и скопил такое собрание картин, что мог бы конкурировать с музеем. Но это в задачу не входило. Тесная кооперация с музеем помогала ван Бёнингену покупать новые картины лично для себя, предоставляла ему, как нынче говорится, конкурентные преимущества, а кроме того резко поднимала статус промышленника в мире искусства. Вы полагаете, что «пополнилось» - это еще одно завещание? Мне бы вашу веру в человечество. Дэн даже не думал дарить свои картины музею. Он спокойно умер, созерцая на стенах свое богатство. А вот родственникам эта мазня (ван Эйк, ван Гог, Брейгель, Тициан и пр.) как-то не особенно облегчала жизнь. Теперь уже с властями переговоры начали вести счастливые наследники. В 1958 году муниципалитет принял решение купить основную часть коллекции ван Бёнингена (136 картин) и присвоить музею второе имя. Ну вот, можно и внутрь зайти.
Только… тут дело такое, молодое. Музей начинается с временной выставки, где обычно резвятся молодые и весёлые голландцы. А что голландцу смех, то русскому - смерть. Мало им всяких экспонатов, так у них там еще и инсталляции разного вида: захóдите вы в небольшую комнатку, посреди круг. Станóвитесь на этот круг, а у вас под ногами пенисы летают. Не показывайте это своим детям! А то ведь ребенок может подумать, что летающий пенис - это нормально. Так им и этого мало! Там еще мастерская есть, в которой вы самостоятельно можете сделать пенисы таких размеров и раскрасок, какие вам только снились.
Начало очень позитивное. В первом же зале постоянной выставки посетителей встречает портрет Димы Маликова.
На самом деле это, конечно, никакой не Дима Маликов, а один из его предков. Зато теперь мы знаем из какой семьи произошли музыканты Маликовы - из монаршей.
Неизвестный мастер монарших портретов. «Портрет Молодого Человека Из Семьи Фонсека», (примерно 1490 год, Брюссель).
Веселье продолжается, и в следующем зале не менее ценное полотно - Чингиз Христос, страдающий флюсом. Автор этой картины - Дирк Баутс - сумел на подобных картинках сколотить весьма значительное состояние, сделав художниками и двух своих сыновей. Вот что голова животворящая делает!
Дирк Баутс (1415-1475). «Голова Христа» (примерно 1470).
Вообще, начало экспозиции почти целиком сколочено Боймансом, поэтому плотной чередой идут лохматые фламандцы, но очень скоро музей проявляет свой своеобразный норов и непохожесть на остальные, тщательно выверенные по подбору авторов, галереи. Одна из главных ценностей - Босх. С приобретением этой картины связано еще одно имя, которое должно было бы заслужить большее внимание тех мужей, что навешивали имена на этот храм искусства. Йорган Петер ван дер Схилден, не имея прямых наследников, без торгов и условий оставил музею по завещанию не только картины, среди которых есть весьма серьезные полотна, но и приличную кучку денег. Именно эти деньги позволили купить Босха. О самой картине, пожалуй, говорить нечего - известный шедевр.
Иероним Босх (1450-1516). «Блудный Сын» (примерно 1500).
Тициан, конечно, был крутым макаронником. И в этом легко убедиться, не уезжая в далекие страны, а просто зайдя в Эрмитаж, но Тициан от ван Бёнингена - это какой-то Полиграф Полиграфович с мольбертом в руке. Сложно относиться серьезно к мальчику с перекошенным лицом, заряжающему кулаком в ухо несчастному псу. И вот над этим трагическим полотном Тициан трудился вплоть до самой смерти? Перфекционист, ничего не скажешь.
Тициан (1485/1490-1576). «Мальчик С Собаками» (1565-1576).
Фламандцы, надо заметить, в XVI веке уже лупили итальянцев во все дыры, создав собственную школу. И что самое главное - они были товаром массового спроса. Не все имена получили равнозначную известность, но в цене от этого не сильно упали, как ни странно. Взять, например, не очень раскрученного, но весьма высоко котируемого Корнелиса ван Далема. Он рисовал в основном пейзажи, но делал это настолько искусно и сообразно фламандской школе, что его нередко путали с Питером Брейгелем («Сельский двор с нищим» и вовсе был куплен Лувром, как картина Брейгеля, и только двадцатый век сумел вернуть истинное авторство картине). Силен, бродяга.
Корнелис ван Далем (1534-1573). «На Заре Цивилизации» (1560-1570).
Сказанное выше ничуть не умаляет заслуг и достоинств самого Брейгеля и, в частности, одного из самых известных его шедевров (у ван Бёнингена был неплохой вкус, не правда ли?).
Питер Брейгель (I или Старший) (1526/1530-1569). «Вавилонская Башня» (примерно 1565).
Ходишь вот так по Боймансу, рассматриваешь шедевры, полушедевры и просто картины и всё пытаешься уловить основную черту музея, его персональный идентификационный код. И в какой-то момент останавливаешься перед падающим на тебя голым мужиком и понимаешь: саспенс и «бу-моменты», прямая параллель классического построения «ужастиков», игра на контрастах и прочая нервотрепка. Здесь нет места равнодушию и пресыщению. Когда тебя накрывает свалившаяся с небес обнаженная плоть, четко осознаешь, что доминирующее устремление этого музея - поиметь во все фибры чувства посетителей. А посетители не против.
Корнелис ван Харлем - это прозвище Корнелиса Корнелиса (вот кем вдохновлялся Набоков!) из Харлема - был как раз из тех засранцев-художников, которых хамоном не корми, дай пошокировать ханжей. Он учился у Фонтенбло, но к счастью быстро отошел от его влияния. Вознеся на свой щит возникшее в Италии незадолго до его рождения модное течение, прозванное «маньеризмом», изгалялся изо всех своих немалых сил над религиозными и мифологическими сюжетами. Вроде бы, ничего такого оскорбительного для верующих он не рисовал, но в каждой его картине костром Клааса полыхал сублимированный эротизм и утрированный натурализм, граничащий с пародийностью.
И это… Кажись, какой-то нервный средневековый цензор замарал на картине первичные половые признаки, вражина.
Корнелис ван Харлем (1562-1638). «Падение Иксиона» (ок. 1588)
Не зря речь зашла о фильмах ужасов, потому что сюжеты на картинах порой дадут фору «Пятнице, 13» или «Техасской резне бензопилой». Земляк Корнелиса Хендрик Гольциус тоже проникся будоражащими идеями маньеризма, но одного эротизма ему не хватало и Хендрик густо сдабривал сиськи мифологическими извращениями. Это ведь надо было еще откопать такую историю, в которой благородный джентльмен сначала отпилил сопернику голову, а потом спокойненько так выковыривает глаза, дабы помочь трансплантатом юной деве.
Хендрик Гольциус (1558-1616). «Меркурий Отдает Глаза Аргуса Юноне» (1615)
Еще одна картина в копилку ужасов и кошмаров - мрачное полотно Герарда тер Борха младшего. Возможно, на ту же тему Франсиско Гойя высказался более ярко, но только Герард сумел передать в полной мере восхитительный и отвратительный мрак, который сопровождал движение флагеллантов. Эти накрученные религиозной истерией, несчастные по-своему люди истово верили в искупление грехов путем умерщвления собственной плоти. Ладно хоть не соседской.
Герард тер Борх (мл.) (1617-1681). «Процессия Флагеллантов» (ок. 1638)
Следующую картину я собирался оставить без упоминания, но не удержался. Извините. Пусть это и общее место, но - шедевр. Это сейчас, в век цифровой фототехники, подобные портреты стали привычны, а тогда выбранная композиция смотрелась едва ли не революционно. Ну и плюс исполнение, разумеется. Что ни говорите, а Рембрандт неизмеримо катетернее пафосного старика-извращенца Рубенса.
Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669). «Титус За Партой» (1655)
Компенсировать «Титуса» в Бойманс ван Бёнинген не составляет большого труда, ибо здесь достаточно не самых раскрученных картин знатных мастеров. Скажем, впечатляющая версия «Иуды» ван Дейка.
Антонис ван Дейк (1599-1641). «Апостол Иуда Фаддей» (1618-1620)
А следующего автора и вовсе невозможно узнать, если не знать точно, кто это нарисовал. Я неуважительно отозвался о Рубенсе? Приношу свои искренние извинения.
Питер Пауль Рубенс (1577-1640). «Все Святые» (ок. 1614)
И по соседству шедевр Рубенса (наверняка найдутся такие, кто назовет эту картину его лучшей работой) в совершенно не свойственной ему манере. Многие ли из вас видели такого Рубенса?
Питер Пауль Рубенс (1577-1640). «Три Креста» (ок. 1620)
Завершает сеанс реабилитации его виновник - сам Рембрандт. Сумрачная картина, контрастирующая с окном, тени, запахи, шорохи. Здесь по углам запрятаны секреты мастерства гениального фламандца, а невидимое значит куда больше, чем то, что можно разглядеть.
Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669). «Товий И Его Жена» (1659)
Отдельная часть экспозиции посвящена современному искусству. К слову сказать, это весьма расплывчатый термин, обозначающий ту часть искусства, которая восходит к модернизму, но исповедует либо постмодернизм, либо альтернативу модернизму. От этих казуистических изысков голова иногда начинает функционировать в холостом режиме, отказываясь переваривать терминологические хитросплетения. Люди с более примитивной организацией начинают тут же рассказывать, как «правильно» и как «на самом деле». Не слушайте их. Даже Розалинда Краусс (крупнейший авторитет в области современного искусства) толком не может ограничить формальными рамками обозреваемую делянку и уже утомилась бороться с модернистскими мифами, имя которым - легион. А ведь не так давно еще и «актуальное искусство» пыталось поднять голову (благо, быстро перестало быть актуальным). Так что можете смело использовать термин «современное искусство» ровно в том смысле, в котором кажется правильным именно вам. Среди аналитиков получила небольшое (к сожалению) распространение даже идея называть современным искусством то, которое укладывается в строго определенные временные рамки от текущего дня (скажем, 50 лет).
К чему это тягомотное отступление? Да вот к этой милой зверушке, которая олицетворяет собой переход к той части коллекции, которая условно именуется «современным искусством».
Неизвестный автор(?-?). «Гротескный Зверь» (ок. 1850-1900)
Безусловным королем этой части экспозиции является наш Сальвадор достопочтенный Дали. И здесь стоило бы, наверное, сделать еще одно отступление о споре с неожиданным подзаголовком «Надо ли ходить в музеи?», но ввиду его бессмысленности, ничего такого делать не будем. Однако, не лишне будет заметить сотрудникам музея, что к размещению картин надо подходить со всем возможным тщанием. Если уж застекляешь картину (кстати, не очень понятно, по каким причинам какие-то картины оказываются под стеклом, а какие-то - нет), то будь добр, вешай ее так, чтобы окно напротив не становилось главной частью произведения.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Африканские Впечатления» (1938)
Дали здесь немного, да и странно ехать любоваться его картинами непременно в Нидерланды, но место у него в музее особое и почетное. Картины выбраны крупные и эффектные.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Пейзаж С Девушкой Со Скакалкой» (1936)
Но особняком стоит (висит, конечно же) занимающий отдельную стену с ровным боковым освещением романтический диптих. Потрясающая картина, от которой сложно отойти. Я отходил раза четыре. И каждый раз казалось, что вот еще не досмотрел какую-то важную деталь, не ощутил еще какой-то нотки впечатлений. Приходилось возвращаться и снова вглядываться в эту композицию, полную нежности и почти осязаемой тревоги. Ветер в ивах, тучи в головах. И еще чертовски сильно хотелось потрогать раму, провести рукой по изгибам дерева, но мы люди культурные и воспитанные (В этом зале не было смотрителя! В зале Дали не было смотрителя!) - только ножичком кусочек краски на память отколупал. Но тоже мысленно.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Пара С Головами, Полными Облаков» (1936)
«Соберись, тряпка!» - вовремя крикнула интуиция откуда-то снизу. Взгляд невольно скользнул вниз и… От неожиданности я чуть не подпрыгнул: прямо под ногами из пролома в полу торчала голова ремонтника. Защитное стекло в первую секунду осталось незамеченным, зато живо представились заголовки газет на следующее утро: «Русский турист попирает традиционные ценности», «Смерть в музее» «Подошва 42-го размера - последнее, что увидел отец троих детей», «Shit happens».
Да уж, современное искусство. Современнее - некуда.
Маурицио Каттелан (художник-самоучка, род. 1960). «Без Названия» (2001)
Уж на что я не люблю натюрморты, но с ними как-то спокойнее, что ли. Цветочки умиротворяют, висят на удобной высоте, в глаза не бросаются, под ноги не лезут. Да и сам мусье ван Гог как-то традиционнее, привычнее,
Винсент ван Гог (1853-1890). «Цинерария» (1886)
особенно, если без цветочков и много зеленого.
Небольшая ремарка. Этот портрет любопытен тем, что пришелся на тот короткий отрезок времени, когда ван Гог поселил у себя Гогена, надеясь на звездный творческий тандем. Он всерьез предполагал творить в четыре руки там, где и одной-то было тесно. Разумеется, Гогену не нравилась толстослойная мазня ван Гога, а тот в свою очередь издевался над весьма приблизительными формами конесобак Гогена. Ван Гог хотел отрезать Гогену ухо, а тот хотел заразить сожителя проказой. Именно в этот период жесткого разлада ван Гогу и подвернулся сын приятеля Жозефа. Все чувства художника по отношению к коллеге на картине хорошо различимы (чему вряд ли радовался молодой Арман).
Винсент ван Гог (1853-1890). «Портрет Армана Рулена (мл.)» (1886)
Или взять того же Моне: сплошная пастораль, идиллия и умиляшка. Кстати, Клод прекрасно понимал все преимущества своих картин и клепал их в промышленных масштабах. Одну только «Весну в Ветёе» он нарисовал около десятка раз - хороший спрос на неё был. Новые картины рисует тот, у кого старые плохие.
Клод Моне (1840-1926). «Весна В Ветёе» (1880)
Горячо любимый мною Синьяк сам был в восторге от Моне и старался приблизиться к нему по воздушности цветовых решений. Он так сильно любил Клода Моне, что даже готов был подарить ему яхту. Нет, яхты Поль Синьяк любил, все-таки, больше (за свою жизнь он купил 28 яхт, чем задал Роману Абрамовичу непомерно высокую планку), поэтому Клоду пришлось строить утлую яхтенку самостоятельно. Кстати, свою первую «селедочку» (или как яхтсмены ласково кличут свои суда?) Синьяк назвал, поглумившись над кумиром, «Мане-Золя-Вагнер». Поговаривают, что Клод даже хотел подтереть в паспорте свою фамилию, чтобы все думали, будто яхта названа в честь него.
В Роттердаме Синьяк совсем не синьячный, чем и дорог сердцам хранителей и посетителей: можно оценить начало его пути, грязную тяжесть смешанных красок и повышенный уровень мизантропии. Через пару лет он попадет под благотворное влияние Сёра и станет тем самым жизнерадостным пуантилистом, которого мы все так любим. Или не все, но всё равно любим.
Поль Синьяк (1863-1935). «Вид На Порт, Сен-Бриак» (1885)
И еще один сюрприз от музея. Дега и балерины? Это боян! А если это не картина, а скульптура? А если она еще и чукча? Вот именно.
Изначально скульптура была сделана из воска (для каркаса он использовал свои старые кисти!), украшена париком из волос и одета в настоящую пачку (Дега сделал предварительно 17 эскизов, постепенно переходя от обнаженной девочки к одетой). По тем временам скульптура шокировала обывателей, один критик даже назвал ее «обезьяной и абортированным зародышем» (а если бы Киплинг не снял у него с языка, то и «земляным червяком» назвал бы). После смерти Дега в 1922 году было отлито 28 бронзовых копий (оригинал хранится в Вашингтоне), одна из которых и попала в Роттердам. А девочка (ее звали - Мэри ван Гетем), которая позировала художнику, не сумела прожить на балетные хлеба и стала проституткой.
Эдгар Дега (1834-1917). «Маленькая Четырнадцатилетняя Танцовщица» (1881)
А вот бельгийский художник Ипполит Даей не стал париться с эскизами и одеванием девочки. Зато она не стала проституткой!
Ипполит Даей (1873-1952). «Портрет Дочери Художника» (1917)
Мало того, что Оскар Кокошка был учеником Климта, так ведь он еще участвовал в Первой мировой, был ранен, пережил плен, после которого был признан врачами психически нестабильным. На протяжении оставшейся жизни (а жил он долго) Оскар пытался сделать психически нестабильными всех остальных.
Оскар Кокошка (1886-1980). «Мандрил» (1926)
Странным ветром занесло (а кто тут не странным ветром занесен?) в компанию авангардистов и модернистов блестящего стилиста и верного последователя школы «магического реализма» Рауля Хинкеса. Пусть даже он и начинал, как импрессионист, но, подойдя к возрасту Христа, оглянулся на пройденный путь и улучшил свою технику за три года, как за тридцать.
Рауль Хинкес (1893-1973). «Натюрморт С Черепами И Цепями» (1934)
И на сладкое человек с именем-поэмой: Рене Франсуа Гислен Магритт. Бельгийский мальчик Рене отхватил на барахолке судьбы бурное детство. Родившись в семье портного и модистки, он начал рисовать поздно для такой семьи - в 12 лет. Но тут-то все и началось. В 13 лет Рене влюбился по уши в сверстницу Жоржетту. С этого момента он перестал рисовать голых тёток и переключился на отдельные части тела своей возлюбленной - на те, которые не были закрыты одеяниями. И на одежду с обувью - тоже.
Рене Магритт (1898-1967).«Красная Модель III» (1937)
Когда ему стукнуло 14 лет, мама добралась до тайника с его рисунками, смотрела их до ночи. А потом пошла и утопилась. В 17 лет Рене уехал в Брюссель обучаться искусству рисовать так, чтобы люди не умирали. К двадцати годам основные навыки были приобретены, а желание учиться наоборот утрачено. В связи с этим начинающий художник стал недоучившимся художником. Перед ним была вся жизнь, но он, только ступив на этот путь, сразу же столкнулся со своей возлюбленной Жоржеттой. Официальные источники настаивают на случайности этой встречи, но мы-то знаем, что девушка тайно преследовала юное дарование и подстроила тет-а-тет. Два года потратила Жоржетт Бурже на то, чтобы стать Жоржетт Магритт. С тех пор бедный Рене до конца жизни более не видел в своей постели никакой другой женщины. Некоторые ему завидуют.
Рене Магритт (1898-1967).«Иллюстрированная Молодость» (1937)
Упоение своей музой доходило у Магритта до смешного. Для того чтобы писать в коммунистической газетенке статьи левацкого толка, Рене брал в качестве псевдонима фамилию любимой жены. Думаете, он хорошо кончил? Рак поджелудочной железы. Правда, произошло это не сразу: ко времени смерти Магритт успел хапнуть полной грудью славы и даже денег (которые все равно отбирала жена).
Рене Магритт (1898-1967).«На Пороге Свободы» (1930)
На этом с музеем Бойманс ван Бёнинген можно проститься. Всё остальное вы сможете увидеть сами, приехав в Роттердам. И не забывайте сказанное господином Сальвадором Дали в 1940 году: «Миру нужно больше фантазии. Наша цивилизация слишком механистична». До новых встреч, товарищи!
В чем Роттердам сложно обвинить, так это в обилии музеев, но если вы делаете выбор между кокаином и музеем в пользу последнего, то без сладкого в этом портовом городе не останетесь. И речь вовсе не о специфическом Портовом музее, являющемся своеобразной гордостью Роттердама (романтиков-такелажников, конечно, я не имею в виду). Среди всех нидерландских собраний изобразительного искусства музей Бойманса ван Бёнингена (именно так в оригинале пишутся эти две фамилии, не разделяясь никакими знаками) занимает особое место, благодаря бессистемности подборки, основанной в первую очередь на личных вкусах двух людей, сыгравших главенствующую роль в создании коллекции - Франса Якоба Отто Бойманса и Даниеля Георга ван Бёнингена.
Согласно красивой сказке сначала Бойманс от щедрот душевных завещал городу свою коллекцию, а через сотню лет собрание «пополнилось» картинами из коллекции ван Бёнингена. В общем, альтруисты сделали подарок потомкам. На самом деле все было немного человечнее.
Почему Бойманс, живущий и работающий судьей в Утрехте, решил вдруг оставить свои картины именно Роттердаму? Будучи скорее мизантропом, нежели филантропом, Франс с ужасом представлял, как его прелестные картины, в которые он вложил почти все свои (нажитые честными взятками) сбережения, будут расхватываться родственниками после его смерти. И от этих мыслей всякий раз Франс оказывался на грани того, чтобы доставить родне это удовольствие. Слухи о бьющемся в падучей коллекционере начали расползаться по окрестностям, и к нашему правосудному потянулись «купцы» с предложениями. Понимая, что продать картины - не выход из ситуации (в этом случае он одарит алчную родню деньгами), Бойманс нашел изящное решение: одновременно плюнуть в вечность и в мерзких родственников. Переговоры с заинтересованными представителями всевозможных властей и бизнесменов длились не очень долго, а после того, как бургомистр Роттердама сделал самое конкретное предложение - музей будет размещен в специально отданном для этих целей здании Управления за плотинами и станет носить имя Бойманса - завещание было составлено, подписано и торжественно оглашено. Вскоре картины из ящиков свежепокойного переехали в Роттердам, и 3 июня 1849 года власти города торжественно открыли музей Бойманса, разбив на пороге здания ритуальную бутылку джина и выпив остальные 127 внутри.
Потихоньку музей приобретал новые картины, но делал это редко и неохотно. Как ни странно, первый толчок для развития музея дал… пожар. Когда в 1864 году Бойманс погорел, лишившись значительной части экспонатов (в том числе и недавно приобретенной «Семейный портрет» Фабрициуса), то денег, полученных по страховке, хватило на покупку доброй вязанки «фламандцев». Пополнение коллекции так понравилось, что занимающие пост директора музея стали регулярно бегать по частным коллекционерам и прочим любителям искусства с протянутой лапой и глазами бассета. Тут-то фишка и поперла. Музей стал пухнуть, но помещение Управления плотинами не предусматривало управления всеми плотинами мира и потому было ограниченных размеров. В 1935 году муниципальный совет на общественные деньги построил музею новое помещение, суровое с виду и увенчанное наблюдательной вышкой - ни дать ни взять тюрьма. Для завершенности форм музею не хватало второго имени. Ждать пришлось недолго. С 1916 года делами музея пристально интересовался промышленник по фамилии ван Бёнинген. Он дарил некоторые картины из своей коллекции, помогал деньгами при покупке новых полотен. Не сказать, чтобы делалось всё это абсолютно бескорыстно. Даниель Георг сам был страстным коллекционером и скопил такое собрание картин, что мог бы конкурировать с музеем. Но это в задачу не входило. Тесная кооперация с музеем помогала ван Бёнингену покупать новые картины лично для себя, предоставляла ему, как нынче говорится, конкурентные преимущества, а кроме того резко поднимала статус промышленника в мире искусства. Вы полагаете, что «пополнилось» - это еще одно завещание? Мне бы вашу веру в человечество. Дэн даже не думал дарить свои картины музею. Он спокойно умер, созерцая на стенах свое богатство. А вот родственникам эта мазня (ван Эйк, ван Гог, Брейгель, Тициан и пр.) как-то не особенно облегчала жизнь. Теперь уже с властями переговоры начали вести счастливые наследники. В 1958 году муниципалитет принял решение купить основную часть коллекции ван Бёнингена (136 картин) и присвоить музею второе имя. Ну вот, можно и внутрь зайти.
Только… тут дело такое, молодое. Музей начинается с временной выставки, где обычно резвятся молодые и весёлые голландцы. А что голландцу смех, то русскому - смерть. Мало им всяких экспонатов, так у них там еще и инсталляции разного вида: захóдите вы в небольшую комнатку, посреди круг. Станóвитесь на этот круг, а у вас под ногами пенисы летают. Не показывайте это своим детям! А то ведь ребенок может подумать, что летающий пенис - это нормально. Так им и этого мало! Там еще мастерская есть, в которой вы самостоятельно можете сделать пенисы таких размеров и раскрасок, какие вам только снились.
Начало очень позитивное. В первом же зале постоянной выставки посетителей встречает портрет Димы Маликова.
На самом деле это, конечно, никакой не Дима Маликов, а один из его предков. Зато теперь мы знаем из какой семьи произошли музыканты Маликовы - из монаршей.
Неизвестный мастер монарших портретов. «Портрет Молодого Человека Из Семьи Фонсека», (примерно 1490 год, Брюссель).
Веселье продолжается, и в следующем зале не менее ценное полотно - Чингиз Христос, страдающий флюсом. Автор этой картины - Дирк Баутс - сумел на подобных картинках сколотить весьма значительное состояние, сделав художниками и двух своих сыновей. Вот что голова животворящая делает!
Дирк Баутс (1415-1475). «Голова Христа» (примерно 1470).
Вообще, начало экспозиции почти целиком сколочено Боймансом, поэтому плотной чередой идут лохматые фламандцы, но очень скоро музей проявляет свой своеобразный норов и непохожесть на остальные, тщательно выверенные по подбору авторов, галереи. Одна из главных ценностей - Босх. С приобретением этой картины связано еще одно имя, которое должно было бы заслужить большее внимание тех мужей, что навешивали имена на этот храм искусства. Йорган Петер ван дер Схилден, не имея прямых наследников, без торгов и условий оставил музею по завещанию не только картины, среди которых есть весьма серьезные полотна, но и приличную кучку денег. Именно эти деньги позволили купить Босха. О самой картине, пожалуй, говорить нечего - известный шедевр.
Иероним Босх (1450-1516). «Блудный Сын» (примерно 1500).
Тициан, конечно, был крутым макаронником. И в этом легко убедиться, не уезжая в далекие страны, а просто зайдя в Эрмитаж, но Тициан от ван Бёнингена - это какой-то Полиграф Полиграфович с мольбертом в руке. Сложно относиться серьезно к мальчику с перекошенным лицом, заряжающему кулаком в ухо несчастному псу. И вот над этим трагическим полотном Тициан трудился вплоть до самой смерти? Перфекционист, ничего не скажешь.
Тициан (1485/1490-1576). «Мальчик С Собаками» (1565-1576).
Фламандцы, надо заметить, в XVI веке уже лупили итальянцев во все дыры, создав собственную школу. И что самое главное - они были товаром массового спроса. Не все имена получили равнозначную известность, но в цене от этого не сильно упали, как ни странно. Взять, например, не очень раскрученного, но весьма высоко котируемого Корнелиса ван Далема. Он рисовал в основном пейзажи, но делал это настолько искусно и сообразно фламандской школе, что его нередко путали с Питером Брейгелем («Сельский двор с нищим» и вовсе был куплен Лувром, как картина Брейгеля, и только двадцатый век сумел вернуть истинное авторство картине). Силен, бродяга.
Корнелис ван Далем (1534-1573). «На Заре Цивилизации» (1560-1570).
Сказанное выше ничуть не умаляет заслуг и достоинств самого Брейгеля и, в частности, одного из самых известных его шедевров (у ван Бёнингена был неплохой вкус, не правда ли?).
Питер Брейгель (I или Старший) (1526/1530-1569). «Вавилонская Башня» (примерно 1565).
Ходишь вот так по Боймансу, рассматриваешь шедевры, полушедевры и просто картины и всё пытаешься уловить основную черту музея, его персональный идентификационный код. И в какой-то момент останавливаешься перед падающим на тебя голым мужиком и понимаешь: саспенс и «бу-моменты», прямая параллель классического построения «ужастиков», игра на контрастах и прочая нервотрепка. Здесь нет места равнодушию и пресыщению. Когда тебя накрывает свалившаяся с небес обнаженная плоть, четко осознаешь, что доминирующее устремление этого музея - поиметь во все фибры чувства посетителей. А посетители не против.
Корнелис ван Харлем - это прозвище Корнелиса Корнелиса (вот кем вдохновлялся Набоков!) из Харлема - был как раз из тех засранцев-художников, которых хамоном не корми, дай пошокировать ханжей. Он учился у Фонтенбло, но к счастью быстро отошел от его влияния. Вознеся на свой щит возникшее в Италии незадолго до его рождения модное течение, прозванное «маньеризмом», изгалялся изо всех своих немалых сил над религиозными и мифологическими сюжетами. Вроде бы, ничего такого оскорбительного для верующих он не рисовал, но в каждой его картине костром Клааса полыхал сублимированный эротизм и утрированный натурализм, граничащий с пародийностью.
И это… Кажись, какой-то нервный средневековый цензор замарал на картине первичные половые признаки, вражина.
Корнелис ван Харлем (1562-1638). «Падение Иксиона» (ок. 1588)
Не зря речь зашла о фильмах ужасов, потому что сюжеты на картинах порой дадут фору «Пятнице, 13» или «Техасской резне бензопилой». Земляк Корнелиса Хендрик Гольциус тоже проникся будоражащими идеями маньеризма, но одного эротизма ему не хватало и Хендрик густо сдабривал сиськи мифологическими извращениями. Это ведь надо было еще откопать такую историю, в которой благородный джентльмен сначала отпилил сопернику голову, а потом спокойненько так выковыривает глаза, дабы помочь трансплантатом юной деве.
Хендрик Гольциус (1558-1616). «Меркурий Отдает Глаза Аргуса Юноне» (1615)
Еще одна картина в копилку ужасов и кошмаров - мрачное полотно Герарда тер Борха младшего. Возможно, на ту же тему Франсиско Гойя высказался более ярко, но только Герард сумел передать в полной мере восхитительный и отвратительный мрак, который сопровождал движение флагеллантов. Эти накрученные религиозной истерией, несчастные по-своему люди истово верили в искупление грехов путем умерщвления собственной плоти. Ладно хоть не соседской.
Герард тер Борх (мл.) (1617-1681). «Процессия Флагеллантов» (ок. 1638)
Следующую картину я собирался оставить без упоминания, но не удержался. Извините. Пусть это и общее место, но - шедевр. Это сейчас, в век цифровой фототехники, подобные портреты стали привычны, а тогда выбранная композиция смотрелась едва ли не революционно. Ну и плюс исполнение, разумеется. Что ни говорите, а Рембрандт неизмеримо катетернее пафосного старика-извращенца Рубенса.
Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669). «Титус За Партой» (1655)
Компенсировать «Титуса» в Бойманс ван Бёнинген не составляет большого труда, ибо здесь достаточно не самых раскрученных картин знатных мастеров. Скажем, впечатляющая версия «Иуды» ван Дейка.
Антонис ван Дейк (1599-1641). «Апостол Иуда Фаддей» (1618-1620)
А следующего автора и вовсе невозможно узнать, если не знать точно, кто это нарисовал. Я неуважительно отозвался о Рубенсе? Приношу свои искренние извинения.
Питер Пауль Рубенс (1577-1640). «Все Святые» (ок. 1614)
И по соседству шедевр Рубенса (наверняка найдутся такие, кто назовет эту картину его лучшей работой) в совершенно не свойственной ему манере. Многие ли из вас видели такого Рубенса?
Питер Пауль Рубенс (1577-1640). «Три Креста» (ок. 1620)
Завершает сеанс реабилитации его виновник - сам Рембрандт. Сумрачная картина, контрастирующая с окном, тени, запахи, шорохи. Здесь по углам запрятаны секреты мастерства гениального фламандца, а невидимое значит куда больше, чем то, что можно разглядеть.
Рембрандт Харменс ван Рейн (1606-1669). «Товий И Его Жена» (1659)
Отдельная часть экспозиции посвящена современному искусству. К слову сказать, это весьма расплывчатый термин, обозначающий ту часть искусства, которая восходит к модернизму, но исповедует либо постмодернизм, либо альтернативу модернизму. От этих казуистических изысков голова иногда начинает функционировать в холостом режиме, отказываясь переваривать терминологические хитросплетения. Люди с более примитивной организацией начинают тут же рассказывать, как «правильно» и как «на самом деле». Не слушайте их. Даже Розалинда Краусс (крупнейший авторитет в области современного искусства) толком не может ограничить формальными рамками обозреваемую делянку и уже утомилась бороться с модернистскими мифами, имя которым - легион. А ведь не так давно еще и «актуальное искусство» пыталось поднять голову (благо, быстро перестало быть актуальным). Так что можете смело использовать термин «современное искусство» ровно в том смысле, в котором кажется правильным именно вам. Среди аналитиков получила небольшое (к сожалению) распространение даже идея называть современным искусством то, которое укладывается в строго определенные временные рамки от текущего дня (скажем, 50 лет).
К чему это тягомотное отступление? Да вот к этой милой зверушке, которая олицетворяет собой переход к той части коллекции, которая условно именуется «современным искусством».
Неизвестный автор(?-?). «Гротескный Зверь» (ок. 1850-1900)
Безусловным королем этой части экспозиции является наш Сальвадор достопочтенный Дали. И здесь стоило бы, наверное, сделать еще одно отступление о споре с неожиданным подзаголовком «Надо ли ходить в музеи?», но ввиду его бессмысленности, ничего такого делать не будем. Однако, не лишне будет заметить сотрудникам музея, что к размещению картин надо подходить со всем возможным тщанием. Если уж застекляешь картину (кстати, не очень понятно, по каким причинам какие-то картины оказываются под стеклом, а какие-то - нет), то будь добр, вешай ее так, чтобы окно напротив не становилось главной частью произведения.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Африканские Впечатления» (1938)
Дали здесь немного, да и странно ехать любоваться его картинами непременно в Нидерланды, но место у него в музее особое и почетное. Картины выбраны крупные и эффектные.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Пейзаж С Девушкой Со Скакалкой» (1936)
Но особняком стоит (висит, конечно же) занимающий отдельную стену с ровным боковым освещением романтический диптих. Потрясающая картина, от которой сложно отойти. Я отходил раза четыре. И каждый раз казалось, что вот еще не досмотрел какую-то важную деталь, не ощутил еще какой-то нотки впечатлений. Приходилось возвращаться и снова вглядываться в эту композицию, полную нежности и почти осязаемой тревоги. Ветер в ивах, тучи в головах. И еще чертовски сильно хотелось потрогать раму, провести рукой по изгибам дерева, но мы люди культурные и воспитанные (В этом зале не было смотрителя! В зале Дали не было смотрителя!) - только ножичком кусочек краски на память отколупал. Но тоже мысленно.
Сальвадор Дали (1904-1989). «Пара С Головами, Полными Облаков» (1936)
«Соберись, тряпка!» - вовремя крикнула интуиция откуда-то снизу. Взгляд невольно скользнул вниз и… От неожиданности я чуть не подпрыгнул: прямо под ногами из пролома в полу торчала голова ремонтника. Защитное стекло в первую секунду осталось незамеченным, зато живо представились заголовки газет на следующее утро: «Русский турист попирает традиционные ценности», «Смерть в музее» «Подошва 42-го размера - последнее, что увидел отец троих детей», «Shit happens».
Да уж, современное искусство. Современнее - некуда.
Маурицио Каттелан (художник-самоучка, род. 1960). «Без Названия» (2001)
Уж на что я не люблю натюрморты, но с ними как-то спокойнее, что ли. Цветочки умиротворяют, висят на удобной высоте, в глаза не бросаются, под ноги не лезут. Да и сам мусье ван Гог как-то традиционнее, привычнее,
Винсент ван Гог (1853-1890). «Цинерария» (1886)
особенно, если без цветочков и много зеленого.
Небольшая ремарка. Этот портрет любопытен тем, что пришелся на тот короткий отрезок времени, когда ван Гог поселил у себя Гогена, надеясь на звездный творческий тандем. Он всерьез предполагал творить в четыре руки там, где и одной-то было тесно. Разумеется, Гогену не нравилась толстослойная мазня ван Гога, а тот в свою очередь издевался над весьма приблизительными формами конесобак Гогена. Ван Гог хотел отрезать Гогену ухо, а тот хотел заразить сожителя проказой. Именно в этот период жесткого разлада ван Гогу и подвернулся сын приятеля Жозефа. Все чувства художника по отношению к коллеге на картине хорошо различимы (чему вряд ли радовался молодой Арман).
Винсент ван Гог (1853-1890). «Портрет Армана Рулена (мл.)» (1886)
Или взять того же Моне: сплошная пастораль, идиллия и умиляшка. Кстати, Клод прекрасно понимал все преимущества своих картин и клепал их в промышленных масштабах. Одну только «Весну в Ветёе» он нарисовал около десятка раз - хороший спрос на неё был. Новые картины рисует тот, у кого старые плохие.
Клод Моне (1840-1926). «Весна В Ветёе» (1880)
Горячо любимый мною Синьяк сам был в восторге от Моне и старался приблизиться к нему по воздушности цветовых решений. Он так сильно любил Клода Моне, что даже готов был подарить ему яхту. Нет, яхты Поль Синьяк любил, все-таки, больше (за свою жизнь он купил 28 яхт, чем задал Роману Абрамовичу непомерно высокую планку), поэтому Клоду пришлось строить утлую яхтенку самостоятельно. Кстати, свою первую «селедочку» (или как яхтсмены ласково кличут свои суда?) Синьяк назвал, поглумившись над кумиром, «Мане-Золя-Вагнер». Поговаривают, что Клод даже хотел подтереть в паспорте свою фамилию, чтобы все думали, будто яхта названа в честь него.
В Роттердаме Синьяк совсем не синьячный, чем и дорог сердцам хранителей и посетителей: можно оценить начало его пути, грязную тяжесть смешанных красок и повышенный уровень мизантропии. Через пару лет он попадет под благотворное влияние Сёра и станет тем самым жизнерадостным пуантилистом, которого мы все так любим. Или не все, но всё равно любим.
Поль Синьяк (1863-1935). «Вид На Порт, Сен-Бриак» (1885)
И еще один сюрприз от музея. Дега и балерины? Это боян! А если это не картина, а скульптура? А если она еще и чукча? Вот именно.
Изначально скульптура была сделана из воска (для каркаса он использовал свои старые кисти!), украшена париком из волос и одета в настоящую пачку (Дега сделал предварительно 17 эскизов, постепенно переходя от обнаженной девочки к одетой). По тем временам скульптура шокировала обывателей, один критик даже назвал ее «обезьяной и абортированным зародышем» (а если бы Киплинг не снял у него с языка, то и «земляным червяком» назвал бы). После смерти Дега в 1922 году было отлито 28 бронзовых копий (оригинал хранится в Вашингтоне), одна из которых и попала в Роттердам. А девочка (ее звали - Мэри ван Гетем), которая позировала художнику, не сумела прожить на балетные хлеба и стала проституткой.
Эдгар Дега (1834-1917). «Маленькая Четырнадцатилетняя Танцовщица» (1881)
А вот бельгийский художник Ипполит Даей не стал париться с эскизами и одеванием девочки. Зато она не стала проституткой!
Ипполит Даей (1873-1952). «Портрет Дочери Художника» (1917)
Мало того, что Оскар Кокошка был учеником Климта, так ведь он еще участвовал в Первой мировой, был ранен, пережил плен, после которого был признан врачами психически нестабильным. На протяжении оставшейся жизни (а жил он долго) Оскар пытался сделать психически нестабильными всех остальных.
Оскар Кокошка (1886-1980). «Мандрил» (1926)
Странным ветром занесло (а кто тут не странным ветром занесен?) в компанию авангардистов и модернистов блестящего стилиста и верного последователя школы «магического реализма» Рауля Хинкеса. Пусть даже он и начинал, как импрессионист, но, подойдя к возрасту Христа, оглянулся на пройденный путь и улучшил свою технику за три года, как за тридцать.
Рауль Хинкес (1893-1973). «Натюрморт С Черепами И Цепями» (1934)
И на сладкое человек с именем-поэмой: Рене Франсуа Гислен Магритт. Бельгийский мальчик Рене отхватил на барахолке судьбы бурное детство. Родившись в семье портного и модистки, он начал рисовать поздно для такой семьи - в 12 лет. Но тут-то все и началось. В 13 лет Рене влюбился по уши в сверстницу Жоржетту. С этого момента он перестал рисовать голых тёток и переключился на отдельные части тела своей возлюбленной - на те, которые не были закрыты одеяниями. И на одежду с обувью - тоже.
Рене Магритт (1898-1967).«Красная Модель III» (1937)
Когда ему стукнуло 14 лет, мама добралась до тайника с его рисунками, смотрела их до ночи. А потом пошла и утопилась. В 17 лет Рене уехал в Брюссель обучаться искусству рисовать так, чтобы люди не умирали. К двадцати годам основные навыки были приобретены, а желание учиться наоборот утрачено. В связи с этим начинающий художник стал недоучившимся художником. Перед ним была вся жизнь, но он, только ступив на этот путь, сразу же столкнулся со своей возлюбленной Жоржеттой. Официальные источники настаивают на случайности этой встречи, но мы-то знаем, что девушка тайно преследовала юное дарование и подстроила тет-а-тет. Два года потратила Жоржетт Бурже на то, чтобы стать Жоржетт Магритт. С тех пор бедный Рене до конца жизни более не видел в своей постели никакой другой женщины. Некоторые ему завидуют.
Рене Магритт (1898-1967).«Иллюстрированная Молодость» (1937)
Упоение своей музой доходило у Магритта до смешного. Для того чтобы писать в коммунистической газетенке статьи левацкого толка, Рене брал в качестве псевдонима фамилию любимой жены. Думаете, он хорошо кончил? Рак поджелудочной железы. Правда, произошло это не сразу: ко времени смерти Магритт успел хапнуть полной грудью славы и даже денег (которые все равно отбирала жена).
Рене Магритт (1898-1967).«На Пороге Свободы» (1930)
На этом с музеем Бойманс ван Бёнинген можно проститься. Всё остальное вы сможете увидеть сами, приехав в Роттердам. И не забывайте сказанное господином Сальвадором Дали в 1940 году: «Миру нужно больше фантазии. Наша цивилизация слишком механистична». До новых встреч, товарищи!