Одно из последних интервью БНС. Часть 2.
Отсюда: http://www.itogi.ru/arts-exclus/2012/48/184612.html
Окончание.
Удачи вам, ребятки!..
Борис Стругацкий: «Я не жалуюсь на судьбу. Главное желание моей молодости - стать приличным писателем - сбылось»
Понедельник начинается в субботу
- В ваших повестях и романах читатели и цензоры все равно искали скрытые и прямые намеки на критику строя, на предсказания будущего. И находили. Вы можете назвать себя диссидентом?
- Диссидент значит инакомыслящий. Конечно же я был диссидентом. Точнее - сделался диссидентом в начале 60-х и уже не переставал им быть никогда. Я и сейчас диссидент. Но совершенно напрасно некоторые читатели воображают, что работа наша состояла в ловком использовании эзопова языка с целью побольнее кольнуть ненавистную «Софью Власьевну» и с особой злобою разоблачить текущий государственный строй. Никогда, ни в одной из наших вещей, не ставили мы перед собой такой цели. Проблемы гораздо более общие и существенные интересовали нас. Сегодня я сформулировал бы тогдашнюю область наших интересов например так: превращение настоящего в будущее; поразительная стабильность человечества, - и неизбежность утраты этой стабильности; мир как пространство непрестанного выбора... Но это все была философия, а когда мы принимались за конкретную работу - строили мир событий, придумывали героев, детализировали сюжет, - мы с неизбежностью оказывались погружены в нашу сегодняшнюю реальность, будь то декорации Арканара или несчастного Саракша, - там ведь у нас живут, страдают, любят и ненавидят в точности те самые люди, которые окружают нас в нашей повседневной жизни, и такие же начальники «разрешают и вяжут», и те же законы правят.
И если мы хотим быть ДОСТОВЕРНЫ (а мы хотим этого, ибо фантастика есть Чудо, Тайна и Достоверность), мы должны писать то, что знаем хорошо, а хорошо мы знаем только этих людей, этих начальников и эти законы. И получается в результате «пасквиль на нашу советскую действительность» - так ненавидимый редакторами и верноподданной критикой источник нежелательных аллюзий, скрытых намеков и неуправляемых ассоциаций.
- А ваши книги кто-нибудь называл «пасквилем на советскую действительность»?
- Имен я уже не помню. Мы на это реагировали довольно спокойно. Собственно, само «клеймение» задевало нас мало. «Собака лает - ветер носит». Гораздо более важным было то, что каждый такой выпад означал очередную задержку в публикации книжки, лежащей в издательстве. Издатели приучены были рассматривать акты такого клеймения как сигналы высшего начальства: «Внимание! С этими авторами не все в порядке. Мы ими недовольны». И издатель немедленно останавливал прохождение книжки и принимался по всем каналам выяснять: что там натворили эти жиды и можно ли их вообще теперь издавать.
- Вы на себе испытывали антисемитизм?
- Неоднократно. В детстве - часто, бытовой. Когда повзрослел, реже, но зато по серьезному счету: казенный, государственный.
- Когда в стране начались перемены, чего вы ожидали от перестройки? Надежды сбылись?
- Я надеялся на лучшее, но, будучи «битым фраером», всегда ожидал худшего. Я радовался революции (бескровной революции!), но понимал, что контрреволюция неизбежна, неизбежен откат и «возвращение к блевотине». И вот сегодня я наблюдаю возрождение «совка», набирающий силу процесс огосударствления всего и вся, превращение демократии в автократию, и понимаю, что иначе и быть не могло - с историей не поспоришь, «равнодействующая миллионов воль» это серьезно, пять веков рабства-холопства за 20 лет не изживешь.
- Ничего не изменилось?
- Удалось вроде бы вернуться в «Россию десятых», и на том спасибо. В начале прошлого века российская империя успокоилась после революций. Монархия уступила часть власти. Есть Дума. Есть свобода печати. Процветает промышленность. Процветает средний и малый бизнес. Столыпин проводит серьезные реформы... Что-то вроде этого имеет место у нас сейчас. А ведь всего лишь тридцать лет назад сама такая возможность казалась фантастикой. Сегодня же мы - кум королю (если есть деньги и здоровье). Конечно, мы бедны. Распределение доходов несуразное - варварское, азиатское. Средний класс - опора государства! - замордован чиновниками. Власть чиновников абсолютна. Угроза тупика и застоя нависает. Элита занята только своими делами и совершенно не заинтересована в изменении ситуации... И все-таки большой шаг вперед сделан: введена частная собственность. Отменена цензура. Разрешено и состоялось свободное книгопечатание - в такой России, как нынешняя, ни мое поколение, ни поколение наших детей еще не жили никогда. И все социологические опросы свидетельствуют, что огромные массы людей ни за что не согласились бы вернуться в начало 80-х. По самым разным причинам. Я, например, потому, что это было время несвободы и лжи, а я уже успел от этого отвыкнуть за последние годы.
- Значит, у нас свободное и нелживое время?
- В стране практически любой человек имеет возможность выбрать СМИ, которое выражает (в значительной степени) его политические взгляды и которому он готов доверять. Это состояние и называется «свобода печати». Ничего другого по этому поводу в мире не придумано. Ложь, разумеется, никуда не исчезла, но реально существует противодействие лжи и разоблачение лжи. Ни о чем подобном 30 лет назад мы и не мечтали.
- Многое из того, о чем вы говорили в своих книгах, сбылось. Вас это пугает?
- С какой стати? Да и сбылось не так уж много - как правило, банальности да очевидности. Скажем, состояние страны после распада СССР. Многие восхищались, «как точно мы описали его в «Обитаемом острове». На самом деле это очевидность и банальность - рассказать, как выглядит страна, потерпевшая тотальное политическое и экономическое поражение: разруха, инфляция, деградация населения, диктатура.
Хищные вещи века
- «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» - эту фразу из романа «Трудно быть богом» я постоянно вспоминала, когда в течение двух лет следила за процессом над бандой нацистов, убивших в том числе ученого Николая Гиренко. Вы такое предвидели? Как вы относитесь к растущему национализму, к тому, что некоторые социологи называют «ползучим фашизмом»? Вы об этом говорили в своих романах?
- Хороший пример импотентности фантастов: мы НЕ предвидели этого! Нам казалось, что интернационализация советской ментальности зашла достаточно далеко и национализм потерял актуальность - как религиозность или, скажем, монархизм. Нам казалось, что национализм стал экзотикой, элитарным достоянием немногих, а огромные массы народа - безусловно, сами зараженные бациллой национализма! - приняли интернационализм как нечто вполне естественное, «приличное» и навсегда. Возникновение мира, «где нет ни эллина, ни иудея», представлялось нам попросту неизбежным. Это было заблуждение. Реванш национализма начался еще при Советах, но тогда его худо-бедно, но сдерживала тоталитарная власть - во имя главного своего принципа: «Один вождь, один народ, одна идея». Я запомнил одного гэбэшника. Он говорил (обрабатываемому диссиденту): «Ну чего вы добиваетесь? Против кого воюете? Да эта власть - единственная ваша защита. Если бы не мы, вас бы на портянки порвали наши патриоты, русские наши националисты. Вы на нас молиться должны...» Мне показалось тогда, что следователь преувеличивает, а сегодня я вижу: он знал, что говорил.
- Может ли вообще писатель изменить мир? Или, может, только в отдельно взятой стране вроде нашей (у нас ведь особое отношение к печатному слову)? Может ли наука (образование) сделать людей счастливее? А литература - только не в том смысле, что человек так зачитается, что перепутает книгу и реальность и станет счастливым идиотом?
- Я уже говорил здесь об этом. Литература не способна изменить мир. Хорошая литература в лучшем случае укрепляет уже созревшее мировоззрение, а в самом лучшем - редко, раз в жизни - помогает построить новое. И, разумеется, литература способна сделать человека счастливым - не надолго, не каждого, не часто, но способна. Это - специфическое счастье, ни на какое другое не похожее и ни с каким другим не сравнимое, - счастье чистого духа. Музыка тоже на это способна. И беседа с умным человеком.
- Впервые я прочитала «Хищные вещи века», когда училась в старших классах школы. В магазинах были пустые полки, и я помню свою иронию по поводу романа: мне, школьнице, тогда казалось, что если в магазинах всего будет в избытке, то не будет бедных, все будут счастливы, а жизнь станет справедливой. Сегодня в магазинах есть все, но люди не стали более счастливыми. Вы тогда все это предвидели?
- О Мире Потребления мы знали из книг, из редких фильмов, из рассказов знакомых. Это было знание далекое от совершенного, но его было достаточно, чтобы, поработав воображением, построить мир ХВВ. Вообще-то повесть эта нарочито полемична. Авторы стремятся объяснить дуракам и невеждам, что на самом деле цена тому материальному изобилию, на достижение которого так беззаветно нацеливают нас партия и правительство, - цена этому обилию - дерьмо. Можно погрузить общество в жратву, шмотки и развлечения (чтобы «каждому было по его потребностям») и при этом не сделать мир ни богаче, ни счастливее, ни вообще лучше. Мы смоделировали этот мир и были уверены, что сотворили крутую антиутопию. И только пяток лет спустя (спасибо умным читателям) мы поняли, что это не антиутопия, это - самый, наверное, вероятный из мыслимых вариантов будущего. И из этих мыслимых - самый, по сути, терпимый. Этот мир исполнен скверны, населен жалкими людишками, склонен к «самоэвтаназии», убог духом, но там реализован принцип «каждому - свое» (прекрасный принцип, замаранный, к сожалению, нацистами), человек этого мира свободен выбирать, он может выбрать «слег», а может выбрать творчество, знание, стремление к переменам. Этот мир содержит творческий потенциал, он способен изменяться, он перспективен.
- То есть да здравствует общество потребления?
- Нет. Но - «слава богу, что мир наш повернул в направлении Общества Потребления, а не к Оруэлловскому «1984».
За миллиард лет до конца света
- Ваше образование математика помогает вам в предвидении будущего? Вам что-то удалось предугадать?
- По-моему, ничего существенного. Знатоки творчества АБС оперируют внушительными списками «предсказаний», «предвидений» и успешных прогнозов, но меня эти списки не убеждают. Будущее дано нам разве что в сфере эмоций - конкретности непредсказуемы. Мы написали про БВИ (Большой Всепланетный Информаторий). Пяток лет спустя появился Интернет. Это тоже, среди всего прочего, «большой», безусловно, «всепланетный» и, конечно, «информаторий». Но рядом с ним наш, спрогнозированный, БВИ смотрится как арифмометр «Феликс» рядом с ноутбуком LENOVO . Какова цена такому «предвидению»? Конкретности непредсказуемы - и никакое «образование математика» тут не поможет.
- Вы продвинутый пользователь?
- Типичный юзер-чайник. Но знаю Турбо-Паскаль и умею программировать.
- А в игры любите играть?
- Было время, тратил на это несуразно много времени. «Панцер-генерал», «Цивилизация» Сида Мейера. Впрочем, сейчас это прошло. Совсем.
- С космонавтами дружили?
- Я довольно близко знаком с Георгием Михайловичем Гречко. Мы не раз с ним встречались в неофициальной обстановке и с удовольствием трепались о литературе и о филателии. Пару раз он даже (инкогнито) посетил заседания нашего семинара молодых писателей-фантастов.
- По вашим книгам снят уже десяток фильмов. Что вам самому кажется наиболее удачной экранизацией?
- Если речь идет именно об ЭКРАНИЗАЦИИ (не путать с «авторским фильмом» типа «Сталкера»!), то это, безусловно, «Обитаемый остров» Бондарчука. Точный выверенный сценарий, отлично переданная атмосфера чужого мира, на редкость удачный герой, вообще удачный актерский состав, - первая серия получилась на «отлично». Вторая, правда, несколько подкачала, но общее впечатление от фильма все равно получилось хорошее. Ничего лучше у нас еще не было.
- У меня впечатление - практически от всех этих фильмов - какой-то безнадеги и мрака. А у вас? Вы согласны с режиссерскими трактовками?
- Если говорить об «авторском кино», я бы выделил, конечно, «Сталкера» Тарковского в первую очередь. «Безнадеги и мрака» там предостаточно, но ведь «про то и кино». Фильм мощный, совершенно самобытный, никакого отношения к «Пикнику», да и сами авторы повести имеют отношение к фильму только как авторы сценария. Вся «идеология» фильма - достояние режиссера, и говорить о согласии или несогласии сценаристов с выбранной трактовкой некорректно.
- Вы лично знали Тарковского?
- Неоднократно общались по поводу сценария «Сталкера». Тарковский был гений. Но общаться было невероятно трудно. Может быть, потому, что он был гений. Может быть, потому, что он мыслил «звучащими образами», а не словами. А может быть, просто потому, что переводить «звучащие образы» воображения в текст на кириллице вообще невероятно трудно. Мы сделали 9 вариантов сценария, прежде чем он сказал, наконец: все; это то, что мне нужно. В этот момент от нашей повести «Пикник на обочине», которая так в свое время заинтересовала режиссера, не осталось НИЧЕГО.
- С Александром Сокуровым вы тоже работали?
- Я под его руководством писал сценарий «Дней затмения». Как раз в это время меня хватил инфаркт, и Сокуров приходил ко мне в больницу. Он был мягок, легко соглашался с моими предложениями, но на самом деле, безусловно, с самого начала имел в воображении вполне взвешенный и точный эскиз фильма. Мы вместе дружно (и беспобедно) сражались с киноначальством «Ленфильма», а когда дело дошло до дела и утомленное начальство отступило, Александр привлек к работе своего излюбленного сценариста Юрия Арабова. Тот умело реализовал все замыслы мастера, и фильм получился - никак не похожий на исходную повесть «За миллиард лет до конца света», но по-своему интересный, серьезный и значительный.
- Если бы судьба страны зависела от вас, что бы вы начали делать?
- Гм. Наверное, я тут же начал бы тихо отдавать концы. От ужаса и от отчаяния.
- Вам просто страшно или вы фаталист?
- Не знаю. Но чувствовать себя ответственным за судьбу страны - не слишком ли чрезмерная это нагрузка на психику нормального человека? Тут надо быть социальным маньяком, «джихангиром», вождем, носителем истины. Гитлером. Наполеоном. Сталиным.
- Вам предлагали пойти в политику?
- Практической политикой не занимался никогда. С миром политики и с его обитателями почти не общался. Это не мой мир, я всегда старался держаться от него подальше.
- На митинги выходили?
- О да! В конце 80-х. В защиту Гдляна и Иванова. Против ГКЧП. Еще что-то в этом же роде. Тогда казалось: отсиживаться дома значит рисковать будущим. «Потом будем локти кусать, что молчали, со стыда помрем - проср...ли свободу».
- Ваши надежды, ожидания всегда сбывались? Что вашим детям, внукам придется доделать из того, что не успели сделать вы?
- Я не жалуюсь на судьбу. Главное желание моей молодости - стать приличным писателем - сбылось. Мне бесконечно повезло с семьей (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!), у меня замечательная семья, у меня замечательные друзья, а количество бед, неприятностей и неудач никогда не зашкаливало. Детям-внукам совершенно не надо доделывать за мной недоделанное. Пусть решают свои проблемы. Удачи вам, ребятки!..
Наталья Шкуренок
Окончание.
Удачи вам, ребятки!..
Борис Стругацкий: «Я не жалуюсь на судьбу. Главное желание моей молодости - стать приличным писателем - сбылось»
Понедельник начинается в субботу
- В ваших повестях и романах читатели и цензоры все равно искали скрытые и прямые намеки на критику строя, на предсказания будущего. И находили. Вы можете назвать себя диссидентом?
- Диссидент значит инакомыслящий. Конечно же я был диссидентом. Точнее - сделался диссидентом в начале 60-х и уже не переставал им быть никогда. Я и сейчас диссидент. Но совершенно напрасно некоторые читатели воображают, что работа наша состояла в ловком использовании эзопова языка с целью побольнее кольнуть ненавистную «Софью Власьевну» и с особой злобою разоблачить текущий государственный строй. Никогда, ни в одной из наших вещей, не ставили мы перед собой такой цели. Проблемы гораздо более общие и существенные интересовали нас. Сегодня я сформулировал бы тогдашнюю область наших интересов например так: превращение настоящего в будущее; поразительная стабильность человечества, - и неизбежность утраты этой стабильности; мир как пространство непрестанного выбора... Но это все была философия, а когда мы принимались за конкретную работу - строили мир событий, придумывали героев, детализировали сюжет, - мы с неизбежностью оказывались погружены в нашу сегодняшнюю реальность, будь то декорации Арканара или несчастного Саракша, - там ведь у нас живут, страдают, любят и ненавидят в точности те самые люди, которые окружают нас в нашей повседневной жизни, и такие же начальники «разрешают и вяжут», и те же законы правят.
И если мы хотим быть ДОСТОВЕРНЫ (а мы хотим этого, ибо фантастика есть Чудо, Тайна и Достоверность), мы должны писать то, что знаем хорошо, а хорошо мы знаем только этих людей, этих начальников и эти законы. И получается в результате «пасквиль на нашу советскую действительность» - так ненавидимый редакторами и верноподданной критикой источник нежелательных аллюзий, скрытых намеков и неуправляемых ассоциаций.
- А ваши книги кто-нибудь называл «пасквилем на советскую действительность»?
- Имен я уже не помню. Мы на это реагировали довольно спокойно. Собственно, само «клеймение» задевало нас мало. «Собака лает - ветер носит». Гораздо более важным было то, что каждый такой выпад означал очередную задержку в публикации книжки, лежащей в издательстве. Издатели приучены были рассматривать акты такого клеймения как сигналы высшего начальства: «Внимание! С этими авторами не все в порядке. Мы ими недовольны». И издатель немедленно останавливал прохождение книжки и принимался по всем каналам выяснять: что там натворили эти жиды и можно ли их вообще теперь издавать.
- Вы на себе испытывали антисемитизм?
- Неоднократно. В детстве - часто, бытовой. Когда повзрослел, реже, но зато по серьезному счету: казенный, государственный.
- Когда в стране начались перемены, чего вы ожидали от перестройки? Надежды сбылись?
- Я надеялся на лучшее, но, будучи «битым фраером», всегда ожидал худшего. Я радовался революции (бескровной революции!), но понимал, что контрреволюция неизбежна, неизбежен откат и «возвращение к блевотине». И вот сегодня я наблюдаю возрождение «совка», набирающий силу процесс огосударствления всего и вся, превращение демократии в автократию, и понимаю, что иначе и быть не могло - с историей не поспоришь, «равнодействующая миллионов воль» это серьезно, пять веков рабства-холопства за 20 лет не изживешь.
- Ничего не изменилось?
- Удалось вроде бы вернуться в «Россию десятых», и на том спасибо. В начале прошлого века российская империя успокоилась после революций. Монархия уступила часть власти. Есть Дума. Есть свобода печати. Процветает промышленность. Процветает средний и малый бизнес. Столыпин проводит серьезные реформы... Что-то вроде этого имеет место у нас сейчас. А ведь всего лишь тридцать лет назад сама такая возможность казалась фантастикой. Сегодня же мы - кум королю (если есть деньги и здоровье). Конечно, мы бедны. Распределение доходов несуразное - варварское, азиатское. Средний класс - опора государства! - замордован чиновниками. Власть чиновников абсолютна. Угроза тупика и застоя нависает. Элита занята только своими делами и совершенно не заинтересована в изменении ситуации... И все-таки большой шаг вперед сделан: введена частная собственность. Отменена цензура. Разрешено и состоялось свободное книгопечатание - в такой России, как нынешняя, ни мое поколение, ни поколение наших детей еще не жили никогда. И все социологические опросы свидетельствуют, что огромные массы людей ни за что не согласились бы вернуться в начало 80-х. По самым разным причинам. Я, например, потому, что это было время несвободы и лжи, а я уже успел от этого отвыкнуть за последние годы.
- Значит, у нас свободное и нелживое время?
- В стране практически любой человек имеет возможность выбрать СМИ, которое выражает (в значительной степени) его политические взгляды и которому он готов доверять. Это состояние и называется «свобода печати». Ничего другого по этому поводу в мире не придумано. Ложь, разумеется, никуда не исчезла, но реально существует противодействие лжи и разоблачение лжи. Ни о чем подобном 30 лет назад мы и не мечтали.
- Многое из того, о чем вы говорили в своих книгах, сбылось. Вас это пугает?
- С какой стати? Да и сбылось не так уж много - как правило, банальности да очевидности. Скажем, состояние страны после распада СССР. Многие восхищались, «как точно мы описали его в «Обитаемом острове». На самом деле это очевидность и банальность - рассказать, как выглядит страна, потерпевшая тотальное политическое и экономическое поражение: разруха, инфляция, деградация населения, диктатура.
Хищные вещи века
- «Там, где торжествует серость, к власти всегда приходят черные» - эту фразу из романа «Трудно быть богом» я постоянно вспоминала, когда в течение двух лет следила за процессом над бандой нацистов, убивших в том числе ученого Николая Гиренко. Вы такое предвидели? Как вы относитесь к растущему национализму, к тому, что некоторые социологи называют «ползучим фашизмом»? Вы об этом говорили в своих романах?
- Хороший пример импотентности фантастов: мы НЕ предвидели этого! Нам казалось, что интернационализация советской ментальности зашла достаточно далеко и национализм потерял актуальность - как религиозность или, скажем, монархизм. Нам казалось, что национализм стал экзотикой, элитарным достоянием немногих, а огромные массы народа - безусловно, сами зараженные бациллой национализма! - приняли интернационализм как нечто вполне естественное, «приличное» и навсегда. Возникновение мира, «где нет ни эллина, ни иудея», представлялось нам попросту неизбежным. Это было заблуждение. Реванш национализма начался еще при Советах, но тогда его худо-бедно, но сдерживала тоталитарная власть - во имя главного своего принципа: «Один вождь, один народ, одна идея». Я запомнил одного гэбэшника. Он говорил (обрабатываемому диссиденту): «Ну чего вы добиваетесь? Против кого воюете? Да эта власть - единственная ваша защита. Если бы не мы, вас бы на портянки порвали наши патриоты, русские наши националисты. Вы на нас молиться должны...» Мне показалось тогда, что следователь преувеличивает, а сегодня я вижу: он знал, что говорил.
- Может ли вообще писатель изменить мир? Или, может, только в отдельно взятой стране вроде нашей (у нас ведь особое отношение к печатному слову)? Может ли наука (образование) сделать людей счастливее? А литература - только не в том смысле, что человек так зачитается, что перепутает книгу и реальность и станет счастливым идиотом?
- Я уже говорил здесь об этом. Литература не способна изменить мир. Хорошая литература в лучшем случае укрепляет уже созревшее мировоззрение, а в самом лучшем - редко, раз в жизни - помогает построить новое. И, разумеется, литература способна сделать человека счастливым - не надолго, не каждого, не часто, но способна. Это - специфическое счастье, ни на какое другое не похожее и ни с каким другим не сравнимое, - счастье чистого духа. Музыка тоже на это способна. И беседа с умным человеком.
- Впервые я прочитала «Хищные вещи века», когда училась в старших классах школы. В магазинах были пустые полки, и я помню свою иронию по поводу романа: мне, школьнице, тогда казалось, что если в магазинах всего будет в избытке, то не будет бедных, все будут счастливы, а жизнь станет справедливой. Сегодня в магазинах есть все, но люди не стали более счастливыми. Вы тогда все это предвидели?
- О Мире Потребления мы знали из книг, из редких фильмов, из рассказов знакомых. Это было знание далекое от совершенного, но его было достаточно, чтобы, поработав воображением, построить мир ХВВ. Вообще-то повесть эта нарочито полемична. Авторы стремятся объяснить дуракам и невеждам, что на самом деле цена тому материальному изобилию, на достижение которого так беззаветно нацеливают нас партия и правительство, - цена этому обилию - дерьмо. Можно погрузить общество в жратву, шмотки и развлечения (чтобы «каждому было по его потребностям») и при этом не сделать мир ни богаче, ни счастливее, ни вообще лучше. Мы смоделировали этот мир и были уверены, что сотворили крутую антиутопию. И только пяток лет спустя (спасибо умным читателям) мы поняли, что это не антиутопия, это - самый, наверное, вероятный из мыслимых вариантов будущего. И из этих мыслимых - самый, по сути, терпимый. Этот мир исполнен скверны, населен жалкими людишками, склонен к «самоэвтаназии», убог духом, но там реализован принцип «каждому - свое» (прекрасный принцип, замаранный, к сожалению, нацистами), человек этого мира свободен выбирать, он может выбрать «слег», а может выбрать творчество, знание, стремление к переменам. Этот мир содержит творческий потенциал, он способен изменяться, он перспективен.
- То есть да здравствует общество потребления?
- Нет. Но - «слава богу, что мир наш повернул в направлении Общества Потребления, а не к Оруэлловскому «1984».
За миллиард лет до конца света
- Ваше образование математика помогает вам в предвидении будущего? Вам что-то удалось предугадать?
- По-моему, ничего существенного. Знатоки творчества АБС оперируют внушительными списками «предсказаний», «предвидений» и успешных прогнозов, но меня эти списки не убеждают. Будущее дано нам разве что в сфере эмоций - конкретности непредсказуемы. Мы написали про БВИ (Большой Всепланетный Информаторий). Пяток лет спустя появился Интернет. Это тоже, среди всего прочего, «большой», безусловно, «всепланетный» и, конечно, «информаторий». Но рядом с ним наш, спрогнозированный, БВИ смотрится как арифмометр «Феликс» рядом с ноутбуком LENOVO . Какова цена такому «предвидению»? Конкретности непредсказуемы - и никакое «образование математика» тут не поможет.
- Вы продвинутый пользователь?
- Типичный юзер-чайник. Но знаю Турбо-Паскаль и умею программировать.
- А в игры любите играть?
- Было время, тратил на это несуразно много времени. «Панцер-генерал», «Цивилизация» Сида Мейера. Впрочем, сейчас это прошло. Совсем.
- С космонавтами дружили?
- Я довольно близко знаком с Георгием Михайловичем Гречко. Мы не раз с ним встречались в неофициальной обстановке и с удовольствием трепались о литературе и о филателии. Пару раз он даже (инкогнито) посетил заседания нашего семинара молодых писателей-фантастов.
- По вашим книгам снят уже десяток фильмов. Что вам самому кажется наиболее удачной экранизацией?
- Если речь идет именно об ЭКРАНИЗАЦИИ (не путать с «авторским фильмом» типа «Сталкера»!), то это, безусловно, «Обитаемый остров» Бондарчука. Точный выверенный сценарий, отлично переданная атмосфера чужого мира, на редкость удачный герой, вообще удачный актерский состав, - первая серия получилась на «отлично». Вторая, правда, несколько подкачала, но общее впечатление от фильма все равно получилось хорошее. Ничего лучше у нас еще не было.
- У меня впечатление - практически от всех этих фильмов - какой-то безнадеги и мрака. А у вас? Вы согласны с режиссерскими трактовками?
- Если говорить об «авторском кино», я бы выделил, конечно, «Сталкера» Тарковского в первую очередь. «Безнадеги и мрака» там предостаточно, но ведь «про то и кино». Фильм мощный, совершенно самобытный, никакого отношения к «Пикнику», да и сами авторы повести имеют отношение к фильму только как авторы сценария. Вся «идеология» фильма - достояние режиссера, и говорить о согласии или несогласии сценаристов с выбранной трактовкой некорректно.
- Вы лично знали Тарковского?
- Неоднократно общались по поводу сценария «Сталкера». Тарковский был гений. Но общаться было невероятно трудно. Может быть, потому, что он был гений. Может быть, потому, что он мыслил «звучащими образами», а не словами. А может быть, просто потому, что переводить «звучащие образы» воображения в текст на кириллице вообще невероятно трудно. Мы сделали 9 вариантов сценария, прежде чем он сказал, наконец: все; это то, что мне нужно. В этот момент от нашей повести «Пикник на обочине», которая так в свое время заинтересовала режиссера, не осталось НИЧЕГО.
- С Александром Сокуровым вы тоже работали?
- Я под его руководством писал сценарий «Дней затмения». Как раз в это время меня хватил инфаркт, и Сокуров приходил ко мне в больницу. Он был мягок, легко соглашался с моими предложениями, но на самом деле, безусловно, с самого начала имел в воображении вполне взвешенный и точный эскиз фильма. Мы вместе дружно (и беспобедно) сражались с киноначальством «Ленфильма», а когда дело дошло до дела и утомленное начальство отступило, Александр привлек к работе своего излюбленного сценариста Юрия Арабова. Тот умело реализовал все замыслы мастера, и фильм получился - никак не похожий на исходную повесть «За миллиард лет до конца света», но по-своему интересный, серьезный и значительный.
- Если бы судьба страны зависела от вас, что бы вы начали делать?
- Гм. Наверное, я тут же начал бы тихо отдавать концы. От ужаса и от отчаяния.
- Вам просто страшно или вы фаталист?
- Не знаю. Но чувствовать себя ответственным за судьбу страны - не слишком ли чрезмерная это нагрузка на психику нормального человека? Тут надо быть социальным маньяком, «джихангиром», вождем, носителем истины. Гитлером. Наполеоном. Сталиным.
- Вам предлагали пойти в политику?
- Практической политикой не занимался никогда. С миром политики и с его обитателями почти не общался. Это не мой мир, я всегда старался держаться от него подальше.
- На митинги выходили?
- О да! В конце 80-х. В защиту Гдляна и Иванова. Против ГКЧП. Еще что-то в этом же роде. Тогда казалось: отсиживаться дома значит рисковать будущим. «Потом будем локти кусать, что молчали, со стыда помрем - проср...ли свободу».
- Ваши надежды, ожидания всегда сбывались? Что вашим детям, внукам придется доделать из того, что не успели сделать вы?
- Я не жалуюсь на судьбу. Главное желание моей молодости - стать приличным писателем - сбылось. Мне бесконечно повезло с семьей (тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!), у меня замечательная семья, у меня замечательные друзья, а количество бед, неприятностей и неудач никогда не зашкаливало. Детям-внукам совершенно не надо доделывать за мной недоделанное. Пусть решают свои проблемы. Удачи вам, ребятки!..
Наталья Шкуренок