Любопытно...
Чушики на фоне электронной рулетки
07.03.2023 / № 373 / с. 12 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / 5 комментариев
Владимир Борисов
Я вспоминаю эту повесть почти каждый день. Буквально. Когда подхожу к киоску «Роспечати» - а я их миную два-три, куда бы ни отправился. Вспоминаю тот совершенно фантастический эпизод, который вызывал в советское время колики и бешеную ненависть к авторам, которые смогли так смачно вдарить по больному месту. Помните? «Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями, о каких я никогда и не слыхал. Была „Перемена мечты“ с предисловием Сарагона. Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской. Был почти весь Фолкнер, „Новая политика“ Вебера, „Полюса благолепия“ Игнатовой, „Неизданный Сянь Ши-куй“, „История фашизма“ в издании „Память человечества“… Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Всё было. „И тоже фонит…“ - „Зато растопырочка!“ - „Чушики…“ Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий. Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции…» Нет, Минца я в киоске пока не видел. Но «Понедельник начинается в субботу»1 покупал. И «Солярис». За смешные деньги. Да, не бесплатно, «в обеспечение личных потребностей». Но очень, очень близко. Даже это они предвидели…
В 1965 году вышла новая книга Стругацких, в которой было две повести: «Попытка к бегству» и «Хищные вещи века». «Попытка к бегству», появившись в 1962 году, буквально на две недели раньше «Одного дня Ивана Денисовича»2, была прорывным произведением в творчестве Стругацких, в советской фантастике и даже - нечувствительно - во всей советской литературе. Формально она повествовала о контакте с отсталой цивилизацией на далекой планете Саула. А неформально это было первое произведение, поднявшее «лагерную тему». Чуткие редакторы издательства «Молодой гвардии» это своевременно уловили и постарались сместить акценты. В то же время «Хищные вещи века» вроде и рассказывали о будущем, но это будущее оказалось весьма странным для традиционной фантастики, в нем не было речи о завоевании космоса, не было многочисленных киберов; единственный робот, который там упоминался, вообще использовался не по назначению… Будущее «Хищных вещей века» было солнечным, разнообразным, изобильным. И совершенно некоммунистическим.
Замысел повести Борис Стругацкий датирует летом 1963 года, когда на отдыхе в Латвии Аркадию с семьей портила жизнь обретавшаяся по соседству компания каких-то наркоманов. Надо заметить, что наркомания в СССР - да и во всем мире - еще представляла собой довольно редкое явление. Однако следы и некоторые идеи повести можно вывести из более раннего замысла, условно называвшегося «Бенни Дуров на планете мещан». Кем был Бенни Дуров и почему он туда попал - история умалчивает, а авторы забыли. Но его нереализовавшиеся похождения совершенно точно дали начало и «Трудно быть богом»3, и - впоследствии - «Обитаемому острову», а в промежутке оказали воздействие на замысел «Хищных вещей века».
Первоначально произведение называлось «Крысы», но уже в октябре 1963-го появляется название, взятое из «Монолога битника» Андрея Вознесенского, опубликованного в его первой подборке стихотворений в журнале «Знамя» в 1961 году. Вероятно, тогда же появился и эпиграф из этого стихотворения, который позже авторы заменили на нынешний, из Экзюпери.
Бортинженер Иван Жилин, хорошо знакомый нам по «Пути на Амальтею» и «Стажерам»4, выступает в новом амплуа: он прибыл в Страну Дураков (так чаще всего обозначают государство, в котором происходит действие «Хищных вещей века») в качестве агента международной организации (Совета Безопасности, но знакомый ли нам орган ООН имеется в виду - открыто для интерпретаций), чтобы понять, каково происхождение и пути распространения нового наркотика. Он высаживается в городе, где когда-то помогал подавлять фашистский мятеж, и начинает выяснять обстановку. По ходу дела он проходит по «двенадцати кругам рая». Потребительского рая, надо заметить. Но ведь это происходит в стране неокапитализма, в эпоху арьергардных боев уходящего строя. В эпоху победного наступления коммунизма, как очень ясно было показано в «Стажерах» - предыдущей книге о Жилине и его товарищах.
Книга была написана вчерне в феврале-марте 1964 года, а превращена в окончательный текст в ноябре. 7 декабря 1964 года последний вариант повести отправился на перепечатку. А потом началось на удивление гладкое до поры прохождение повести в издательстве. Она, правда, отправилась для написания защитного предисловия к Ивану Ефремову. Редакторы чувствовали то, что сформулировал наглядно один из ранних читателей рукописи: «Повесть будет иметь несомненный успех среди лиц, которые ее прочтут… Разумеется - в списках». И хотя Ефремов защитил «Хищные вещи века» как мог, но свои опасения, которые не собирался высказывать открыто, Аркадию изложил.
Авторы не вняли. Хотя и пытались что-то исправить и доработать.
Увы, сработал худший вариант. В июне 1964-го, уже на стадии сверки, цензура задержала книгу. У цензорши возникли сомнения. Аркадий пишет брату: «Сомнений оказалось три, и за каждое хочется стрелять: 1) не может быть богатых стран, где всё есть, и одновременно нищих азиатских стран; 2) этот шпионаж в капиталистической стране - очень отдает привнесением революции на штыках; 3) в этой стране нет ничего, что бы можно было противопоставить разложению (это последнее замечание самое дельное, но это же не дело цензора!)».
Последовали совещания, правки, утряски вопросов. Настолько тяжело это было авторам, что Аркадий писал брату: «У меня уже выработалось к этой повестушке некое брезгливое отношение, слишком уж она захватана грязными руками, и не отмыться ей никогда».
Что же так насторожило цензуру и привело в возбуждение идеологических зубров?
Страна Дураков - явно не социалистическое и не коммунистическое государство. Но и на расхожие штампы тогдашних обличений капитализма описанное в повести совершенно не походит. Там нет угнетаемого рабочего класса (не говоря уж о крестьянах), там вообще жители города не слишком много работают. Зато много деталей, которые выглядят весьма соблазнительно. Нет дефицита какой-либо продукции, наоборот, кое-что вообще раздается бесплатно. Как выразился писатель Владимир Немцов в статье «Для кого пишут фантасты?» (газета «Известия» от 18 января 1966 года): «Вещи оказываются не столько хищными, сколько привлекательными».
И это не осталось незамеченным.
Сначала в «Литературной газете» (от 10 февраля 1966 года) некий М. Федорович, доктор экономических наук, указывает на главные недочеты авторов:
«Действие повести разворачивается в „Стране Дураков“. Но что это за „Страна Дураков“ и какое в ней социальное устройство? На этот вопрос мы в повести находим примерно следующий ответ: „Страна Дураков“ - это страна, достигшая полного материального изобилия. Люди в ней работают всего четыре часа в день, получают всё необходимое по потребности. В свободное время они предаются чувственным удовольствиям, зачастую весьма низменного характера. В результате отсутствия всяких забот и духовных интересов жители „Страны Дураков“ впали в нравственную апатию и стали все поголовно или алкоголиками, или наркоманами, или теми и другими одновременно.
Но какой же все-таки существует социальный строй в „Стране Дураков“? На этот вопрос авторы повести дают только словесный ответ - неокапитализм. Но капитализм, хотя и „нео“, остается капитализмом. А этого-то как раз Стругацкие в повести не показывают. Создается впечатление, что „Страна Дураков“ - это некое бесклассовое общество. И здесь-то заключен главный, принципиальный просчет авторского замысла».
Собственно, наиболее одиозные и ругательные отзывы на повесть (Ю. Котляра в журнале «Октябрь», 1967, № 4; В. Сапарина в журнале «Коммунист», 1967, № 12) в основном сводились к тому же: разве можно описывать капиталистическое общество таким привлекательным? Нет ли в этом отхода от марксистских взглядов? Кто разрешил авторам такое видение?
Скудоумие идеологов начинавшегося застоя (между прочим, главным в шабаше был будущий «прораб перестройки» Александр Яковлев) помешала им заметить, что АБС первыми, откровенно говоря, начали борьбу с консьюмеризмом, который вышел на общественную авансцену как раз тогда, когда по Стругацким били из главного калибра. В том же, что и «Хищные вещи века», 1965 году в Париже вышла повесть, названная короче, чем у Стругацких, - просто «Вещи». Автором ее был Жорж Перек, кстати, тоже фантаст, хотя знаменит и почитаем он стал не поэтому. Повесть получила престижную премию Ренодо и была напечатана в «Иностранной литературе» в 1967-м. Сразу после «фантастического» номера, в котором принимали участие и Стругацкие. И тотчас же в окололитературной прессе началось обличение потребительства. Дело в том, что даже робкие реформы Косыгина, чуть-чуть подвинувшие в производстве интересы отдельного работника во главу угла, дали всплеск интереса к вещам, к материальному благополучию, которого страна людям дать просто не могла.
Видимо, столь «теплый» прием повести критикой, как, впрочем, и настороженное, с постоянным ожиданием оргвыводов общее отношение к творчеству братьев, привели к тому, что она довольно долгое время (пятнадцать лет!) не переиздавалась, и лишь в 1980 году в Баку и в 1983 году в Кишинёве (не в центральных издательствах, не в Москве и не в Ленинграде, следует заметить) «Хищные вещи века» вновь увидели свет. За это время исчезли в библиотеках и истрепались книжки первого издания…
Наверное, нынешним читателям многое в этих придирках покажется странным и непонятным. Да и мир, описанный в повести, не покажется фантастическим, ведь очень многое из него окружает нас, стало обыденным.
Совсем не так «Хищные вещи века» воспринимались в начале 1960-х годов жителями Советского Союза. Еще и двадцати лет не прошло после опустошительной войны, и если в столице, в крупных городах многое было восстановлено, то в провинции, в глуши всё виделось совсем по-другому. Автор этой статьи, тогдашний школьник, живший в сибирском селе, в котором не было асфальтированных улиц, в деревянном доме без кондиционера, холодильника, стиральной машины, телевизора, магнитофона, телефона, без теплого туалета, черт побери, конечно же, читал о роскошной жизни Страны Дураков как о несбыточной мечте.
Любопытно было по прошествии некоторого времени наблюдать вокруг проявления некоторых, поначалу совершенно невероятных признаков этой картины. Вот в нашей деревне вдруг откуда-то взялись так называемые стиляги - молодые люди, выделяющиеся своей одеждой, прической. Да это было почище артиков!
Кстати об артиках. Борис Стругацкий считал, что это сторонники радикальной изоляции от всего естественного, этакие антинатуристы. Вспомните встречу Жилина с артиком. А в наше время это читается как описание вейпера, полученное из вторых рук и с искажениями. Сигналы из будущего часто доходят до их приемников с искажениями…
Вот в студенческом общежитии в фойе проходит танцевальный вечер - с примитивными светоэффектами, но зато с мощными звуковыми колонками. Самая настоящая дрожка - дискотека! А уж когда появилась профессия диск-жокея…
Слег так и не появился, но наркотики (и наркоманы) стали самым обыденным явлением.
Мыльные телевизионные сериалы - о! - первые переводные («Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут», «Санта-Барбара») тут же породили кучу поклонников, жадно припадающих к экранам, для которых пропуск отдельной серии был жизненной трагедией. А ведь впервые их описали именно Стругацкие! Парикмахер, который всю жизнь смотрит свою, парикмахерскую «мыльную оперу»! Чтобы описать такое социальное явление, необходимо было социальное предвидение на порядки выше коллективного разума всевозможных институционализированных «хлопобудов» из всяких «Рэнд Корпорейшн» и Институтов исследования будущего. Впрочем, предшественники у Стругацких были именитые. Еще ждут пришествия телестены и «соседи» Брэдбери. Но социальные сети, насыщенные ИИ-ботами, - шаг в «правильном» направлении.
О ляпнике и пейнтболе даже не говорю.
Особо стоит отметить изменения, происходившие с книгами. Почти три десятилетия, до начала 1990-х годов, книги в Советском Союзе находились на особом положении. Если в начале 1960-х годов даже в сельском магазине можно было свободно купить любую художественную новинку, то к началу 1970-х ситуация резко поменялась. Нет, книг по-прежнему выходило много и в магазинах книжные полки не пустовали, но далеко не каждую новинку можно было приобрести! Появился так называемый дефицит - книги отдельных авторов или отдельных направлений, которые продавали «из-под прилавка», только «своим» покупателям, или по разнарядке, в зависимости от должности. «Дефицитом» были книги модных поэтов, некоторых зарубежных авторов, например Хемингуэя или Ремарка. И страшным «дефицитом» стала фантастика. Книги самих братьев Стругацких на полки магазинов не попадали! Ими спекулировали, продавая втридорога на так называемых толкучках, которые были во многих крупных городах. За это наказывали, штрафовали, устраивали милицейские облавы, но «толкучки» оставались единственной возможностью приобрести нужную книгу. И сборник с «Хищными вещами века» был в разделе заоблачного дефицита.
И вот то, что в Городе Дураков можно было свободно (или даже чуть ли не бесплатно!) приобрести редкое издание, довольно долго казалось в Советском Союзе настоящей фантастикой. И только в конце 1980-х годов, когда стали появляться независимые издательства, и в этом направлении стала сбываться эта повесть.
Оглядываясь вокруг, мы вдруг стали ясно понимать и осознавать, что мир привлекательных «хищных вещей» стал реальностью, окружающей действительностью! Мы по инерции еще пугались этого, но при внимательном рассмотрении этот мир потребления, мир капитализма оказался ничуть не хуже мира социализма, тем более, что прежний социализм часто оказывался ненастоящим, лишь на словах якобы нацеленный на заботу о населении, а на деле обычно ограничивался лишь лакировкой действительности.
Это удивило и Бориса Стругацкого, дожившего до новых времен. Он признавался, что, возможно, это наилучший вариант нынешнего состояния общества. Как водится, его тут же обвинили в том, что он отказался от своих идеалов, хотя Борис по-прежнему называл Мир Полудня таким миром, в котором он хотел бы жить. Он просто констатировал факт.
К сожалению, в России этот мир продолжался совсем недолго, и в XXI веке государство начало активно восстанавливать прежнюю действительность, подделывая теперь уже капиталистическое общество. И в первую очередь под раздачу попали нынешние «интели» - те, кто пытался протестовать против ограничения прав и свобод. В соответствии с древнейшим лозунгом «разделяй и властвуй» стало шириться расслоение общества на множество враждебных субкультур по самым различным вопросам: религиозным, идеологическим (при провозглашенном в конституции страны принципе отсутствия государственной или обязательной идеологии), политическим, языковым. Хотя внешне всё казалось пристойным, суды так и не стали независимыми; образование, здравоохранение и наука теряли финансирование; средства массовой информации перешли под полный контроль власти; с самого верха поощрялось развращение населения; ложь захватила экраны телевидения… Постепенно начало забываться и отсутствие цензуры, провозглашенное в Конституции.
Отдельно стоит сказать о предупреждении. Еще Иван Ефремов, изображая свой вариант утопического общества в «Туманности Андромеды» (1957-1958), разбросал по тексту намеки и детали, говорящие внимательному читателю о том, что переход к справедливому и гармоничному общественному устройству вовсе не будет гладким. Проще говоря, то и дело герои «Туманности» натыкаются на реликты недоброго прошлого, вспоминают эпоху жесточайших войн, Эру Разобщенного Мира. Деликатные критики постарались не обращать внимания на то, что по Ефремову путь в коммунизм проходит через горнило по меньшей мере одной ядерной войны. Братья Стругацкие в спорах о будущей книге тоже не оставили эту тему без внимания. «Пек подбил бронетранспортер из „гремучки“». «Нас высаживали ночью, лил дождь, семь тысяч измученных курортников стояли на пирсах, глядя на догорающий лайнер». Когда началась резня в Сумгаите и стрельба в Баку, я вспомнил эти фразы. Братья, обсуждая замысел, ожесточенно спорили о негладком пути к коммунизму. И были ЕДИНСТВЕННЫМИ, кто сказал об этом без обиняков, даже четко обозначив зреющие под корочкой мнимого благополучия советской действительности (ведь речь шла именно о советской действительности, ее бедах и проблемах!) смертельные угрозы.
Звериный оскал (капитализма - конечно же капитализма!) «хищных вещей» не мог не породить своих противников. Жилин прибывает извне, но внутри Страны Дураков есть своя оппозиция, интели. Те, кто любой ценой хочет всколыхнуть болото жизни, где главное - чтобы было весело и не надо думать. Снова братья выступают пророками. Впереди был бурный 1968-й, студенческое движение, левоэкстремистские интеллигентские группировки, в 1970-е перешедшие к прямому террору. Да, «заварушка» интелей выглядит не очень впечатляюще на фоне событий последующих десятилетий. Но братья угадали и цель, и, к сожалению, средства.
Идеи собственно научной фантастики в повести не выбиваются из пестрого и богатого контекста «НФ-оттепели». «Волновую психотехнику» до братьев изобрел Анатолий Днепров («Уравнения Максвелла», 1959). Те же самые идеи непосредственного управления центром удовольствия в человеческом мозгу, что так тревожили Кингсли Эмиса, появились в рассказе «Приговоренный к наслаждению» Михаила Емцева и Еремея Парнова, опубликованном практически одновременно с «Хищными вещами века». Благополучие любой ценой - так можно сформулировать и основную идею «Возвращения со звезд» Станислава Лема - книги, перевод которой знали и авторы, и читатели повести Стругацких, а некоторые вполне серьезно сравнивали эти произведения.
Судьба повести в бесцензурное время тоже была негладкой. Борис Стругацкий вспоминал, как уже в новейшее время, когда из текста были убраны вставки, сделанные под давлением, один из редакторов стал уговаривать автора восстановить эти убранные места. Но писатель категорически отказался сглаживать остроту проблемы.
Парадоксально, но правы были обе стороны конфликта. Прав был безымянный редактор. Братья Стругацкие вошли в мировую культуру такими, какими вошли. С цензурными и редакторскими правками (не всегда шедшими во вред, как бы ни ругались сами авторы), с той точкой зрения, которую они выражали в литературе в начале 1960-х годов. Это их подцензурные тексты создали целые пласты образности, фразеологии и идей, которые стали одной из основ интеллигентской культуры конца XX - начала XXI века. Все отличия, «возвращения к истокам» мало что могли добавить к тому, что уже прозвучало. Ясно же, что выискивать новые смыслы в новых вариантах текстов будет уж очень ограниченный круг читателей.
Но абсолютно прав оказался и Борис Стругацкий. «Хищные вещи века» вовсе не остались фактом литературного процесса 1960-х годов, приснопамятных времен «оттепели». Они оказались востребованы новым временем и новой страной чуть ли не больше, чем при своем возникновении. И в таком качестве возвращение первоначального текста было вполне оправдано. Новое время - новые смыслы. Чем их больше в книге - тем она лучше. Исходя из этих простых соображений, новые читатели повести имеют дополнительные преимущества, знакомясь с авторским вариантом текста. Те оттенки смыслов, что вкладывали братья Стругацкие в этот текст, входят в новое зацепление с новой реальностью Страны Дураков, окружающей нас.
Показательно однако, что вопрос о соотношении старого и нового в тексте возник именно в приложении к «Хищным вещам века». Чем-то повесть отлична от других, какое-то особое место она занимает в сознании прежних читателей. Возможно, потому что уж очень мощным сигналом из будущего она была, очень сильный профетический заряд содержала. Потому и привязанность к каждому слову - неправильному, продиктованному цензором из-за плеча или внутренним цензором, несовременному, - остается для тех, кто прочитал ее в 1965-1966 годах, такой прочной.
Когда думаешь о воспроизведении первоначального текста, еще одно соображение приходит в голову. А надежным ли автором являлся Борис Стругацкий? Не водили ли его рукой соображения, возникшие много позже самой книги? Некоторое подтверждение тому - свидетельство составителей собрания сочинений. Светлана Бондаренко и Вадим Казаков пишут: «В 2011 году БНС согласился изменить свое первоначальное решение в отношении последнего фрагмента (помогли его собственные записные книжки, где антитеза „развлекаться или работать“ датируется началом написания ХВВ, но никак не периодом вынужденной редактуры повести). Так что теперь это тоже часть канонического текста» (речь идет обо окончании разговора Жилина с посетителем кафе-автомата). Пытаясь соответствовать - обычное занятие для писателей-фантастов социалистических стран, см. хотя бы судьбу ранних книг Лема, - они всё равно черпали материал для правки в своих собственных убеждениях, в своих нереализованных мыслях, и упорно вели свою линию. Как бы кому ни хотелось подменить ее линией партии и правительства. Поэтому правки, сделанные когда-то вполне чистосердечно, только для улучшения текста, как тогда это понимали авторы, с годами могли представляться и вынужденными.
Прошло более полувека. Очень немногие книги переживают такой срок. Довлеет дневи злоба его. Однако нет ничего странного в том, что призрак Страны Дураков вдруг проступает сквозь пестрые кадры рекламы с телеэкрана. Оборачивается хищным оскалом непредставимых античеловеческих сил лжи и безумия, потихоньку подступающих в попытках изменить саму природу человека в угоду его хотениям. «Люди, будьте бдительны!» - когда-то сказали братья Стругацкие, повторяя слова чешского борца против фашизма. Читатели у этой книги будут.
Владимир Борисов
1 Борисов В. Странные лепестки с необозримых материков непознанного // ТрВ-Наука № 370 от 24.01.2023.
2 Про «Один день Ивана Денисовича» см. trv-science.ru/tag/odin-den-ivana-denisovicha/
3 См. Борисов В. Гамлет из Арканара // ТрВ-Наука № 371 от 07.02.2023.
4 trv-science.ru/2023/02/strugackie-i-nauka/
Отсюда: https://www.trv-science.ru/2023/03/chushiki-na-fone-elektronnoj-ruletki/
07.03.2023 / № 373 / с. 12 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / 5 комментариев
Владимир Борисов
Я вспоминаю эту повесть почти каждый день. Буквально. Когда подхожу к киоску «Роспечати» - а я их миную два-три, куда бы ни отправился. Вспоминаю тот совершенно фантастический эпизод, который вызывал в советское время колики и бешеную ненависть к авторам, которые смогли так смачно вдарить по больному месту. Помните? «Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями, о каких я никогда и не слыхал. Была „Перемена мечты“ с предисловием Сарагона. Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской. Был почти весь Фолкнер, „Новая политика“ Вебера, „Полюса благолепия“ Игнатовой, „Неизданный Сянь Ши-куй“, „История фашизма“ в издании „Память человечества“… Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Всё было. „И тоже фонит…“ - „Зато растопырочка!“ - „Чушики…“ Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий. Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции…» Нет, Минца я в киоске пока не видел. Но «Понедельник начинается в субботу»1 покупал. И «Солярис». За смешные деньги. Да, не бесплатно, «в обеспечение личных потребностей». Но очень, очень близко. Даже это они предвидели…
В 1965 году вышла новая книга Стругацких, в которой было две повести: «Попытка к бегству» и «Хищные вещи века». «Попытка к бегству», появившись в 1962 году, буквально на две недели раньше «Одного дня Ивана Денисовича»2, была прорывным произведением в творчестве Стругацких, в советской фантастике и даже - нечувствительно - во всей советской литературе. Формально она повествовала о контакте с отсталой цивилизацией на далекой планете Саула. А неформально это было первое произведение, поднявшее «лагерную тему». Чуткие редакторы издательства «Молодой гвардии» это своевременно уловили и постарались сместить акценты. В то же время «Хищные вещи века» вроде и рассказывали о будущем, но это будущее оказалось весьма странным для традиционной фантастики, в нем не было речи о завоевании космоса, не было многочисленных киберов; единственный робот, который там упоминался, вообще использовался не по назначению… Будущее «Хищных вещей века» было солнечным, разнообразным, изобильным. И совершенно некоммунистическим.
Замысел повести Борис Стругацкий датирует летом 1963 года, когда на отдыхе в Латвии Аркадию с семьей портила жизнь обретавшаяся по соседству компания каких-то наркоманов. Надо заметить, что наркомания в СССР - да и во всем мире - еще представляла собой довольно редкое явление. Однако следы и некоторые идеи повести можно вывести из более раннего замысла, условно называвшегося «Бенни Дуров на планете мещан». Кем был Бенни Дуров и почему он туда попал - история умалчивает, а авторы забыли. Но его нереализовавшиеся похождения совершенно точно дали начало и «Трудно быть богом»3, и - впоследствии - «Обитаемому острову», а в промежутке оказали воздействие на замысел «Хищных вещей века».
Первоначально произведение называлось «Крысы», но уже в октябре 1963-го появляется название, взятое из «Монолога битника» Андрея Вознесенского, опубликованного в его первой подборке стихотворений в журнале «Знамя» в 1961 году. Вероятно, тогда же появился и эпиграф из этого стихотворения, который позже авторы заменили на нынешний, из Экзюпери.
Бортинженер Иван Жилин, хорошо знакомый нам по «Пути на Амальтею» и «Стажерам»4, выступает в новом амплуа: он прибыл в Страну Дураков (так чаще всего обозначают государство, в котором происходит действие «Хищных вещей века») в качестве агента международной организации (Совета Безопасности, но знакомый ли нам орган ООН имеется в виду - открыто для интерпретаций), чтобы понять, каково происхождение и пути распространения нового наркотика. Он высаживается в городе, где когда-то помогал подавлять фашистский мятеж, и начинает выяснять обстановку. По ходу дела он проходит по «двенадцати кругам рая». Потребительского рая, надо заметить. Но ведь это происходит в стране неокапитализма, в эпоху арьергардных боев уходящего строя. В эпоху победного наступления коммунизма, как очень ясно было показано в «Стажерах» - предыдущей книге о Жилине и его товарищах.
Книга была написана вчерне в феврале-марте 1964 года, а превращена в окончательный текст в ноябре. 7 декабря 1964 года последний вариант повести отправился на перепечатку. А потом началось на удивление гладкое до поры прохождение повести в издательстве. Она, правда, отправилась для написания защитного предисловия к Ивану Ефремову. Редакторы чувствовали то, что сформулировал наглядно один из ранних читателей рукописи: «Повесть будет иметь несомненный успех среди лиц, которые ее прочтут… Разумеется - в списках». И хотя Ефремов защитил «Хищные вещи века» как мог, но свои опасения, которые не собирался высказывать открыто, Аркадию изложил.
Авторы не вняли. Хотя и пытались что-то исправить и доработать.
Увы, сработал худший вариант. В июне 1964-го, уже на стадии сверки, цензура задержала книгу. У цензорши возникли сомнения. Аркадий пишет брату: «Сомнений оказалось три, и за каждое хочется стрелять: 1) не может быть богатых стран, где всё есть, и одновременно нищих азиатских стран; 2) этот шпионаж в капиталистической стране - очень отдает привнесением революции на штыках; 3) в этой стране нет ничего, что бы можно было противопоставить разложению (это последнее замечание самое дельное, но это же не дело цензора!)».
Последовали совещания, правки, утряски вопросов. Настолько тяжело это было авторам, что Аркадий писал брату: «У меня уже выработалось к этой повестушке некое брезгливое отношение, слишком уж она захватана грязными руками, и не отмыться ей никогда».
Что же так насторожило цензуру и привело в возбуждение идеологических зубров?
Страна Дураков - явно не социалистическое и не коммунистическое государство. Но и на расхожие штампы тогдашних обличений капитализма описанное в повести совершенно не походит. Там нет угнетаемого рабочего класса (не говоря уж о крестьянах), там вообще жители города не слишком много работают. Зато много деталей, которые выглядят весьма соблазнительно. Нет дефицита какой-либо продукции, наоборот, кое-что вообще раздается бесплатно. Как выразился писатель Владимир Немцов в статье «Для кого пишут фантасты?» (газета «Известия» от 18 января 1966 года): «Вещи оказываются не столько хищными, сколько привлекательными».
И это не осталось незамеченным.
Сначала в «Литературной газете» (от 10 февраля 1966 года) некий М. Федорович, доктор экономических наук, указывает на главные недочеты авторов:
«Действие повести разворачивается в „Стране Дураков“. Но что это за „Страна Дураков“ и какое в ней социальное устройство? На этот вопрос мы в повести находим примерно следующий ответ: „Страна Дураков“ - это страна, достигшая полного материального изобилия. Люди в ней работают всего четыре часа в день, получают всё необходимое по потребности. В свободное время они предаются чувственным удовольствиям, зачастую весьма низменного характера. В результате отсутствия всяких забот и духовных интересов жители „Страны Дураков“ впали в нравственную апатию и стали все поголовно или алкоголиками, или наркоманами, или теми и другими одновременно.
Но какой же все-таки существует социальный строй в „Стране Дураков“? На этот вопрос авторы повести дают только словесный ответ - неокапитализм. Но капитализм, хотя и „нео“, остается капитализмом. А этого-то как раз Стругацкие в повести не показывают. Создается впечатление, что „Страна Дураков“ - это некое бесклассовое общество. И здесь-то заключен главный, принципиальный просчет авторского замысла».
Собственно, наиболее одиозные и ругательные отзывы на повесть (Ю. Котляра в журнале «Октябрь», 1967, № 4; В. Сапарина в журнале «Коммунист», 1967, № 12) в основном сводились к тому же: разве можно описывать капиталистическое общество таким привлекательным? Нет ли в этом отхода от марксистских взглядов? Кто разрешил авторам такое видение?
Скудоумие идеологов начинавшегося застоя (между прочим, главным в шабаше был будущий «прораб перестройки» Александр Яковлев) помешала им заметить, что АБС первыми, откровенно говоря, начали борьбу с консьюмеризмом, который вышел на общественную авансцену как раз тогда, когда по Стругацким били из главного калибра. В том же, что и «Хищные вещи века», 1965 году в Париже вышла повесть, названная короче, чем у Стругацких, - просто «Вещи». Автором ее был Жорж Перек, кстати, тоже фантаст, хотя знаменит и почитаем он стал не поэтому. Повесть получила престижную премию Ренодо и была напечатана в «Иностранной литературе» в 1967-м. Сразу после «фантастического» номера, в котором принимали участие и Стругацкие. И тотчас же в окололитературной прессе началось обличение потребительства. Дело в том, что даже робкие реформы Косыгина, чуть-чуть подвинувшие в производстве интересы отдельного работника во главу угла, дали всплеск интереса к вещам, к материальному благополучию, которого страна людям дать просто не могла.
Видимо, столь «теплый» прием повести критикой, как, впрочем, и настороженное, с постоянным ожиданием оргвыводов общее отношение к творчеству братьев, привели к тому, что она довольно долгое время (пятнадцать лет!) не переиздавалась, и лишь в 1980 году в Баку и в 1983 году в Кишинёве (не в центральных издательствах, не в Москве и не в Ленинграде, следует заметить) «Хищные вещи века» вновь увидели свет. За это время исчезли в библиотеках и истрепались книжки первого издания…
Наверное, нынешним читателям многое в этих придирках покажется странным и непонятным. Да и мир, описанный в повести, не покажется фантастическим, ведь очень многое из него окружает нас, стало обыденным.
Совсем не так «Хищные вещи века» воспринимались в начале 1960-х годов жителями Советского Союза. Еще и двадцати лет не прошло после опустошительной войны, и если в столице, в крупных городах многое было восстановлено, то в провинции, в глуши всё виделось совсем по-другому. Автор этой статьи, тогдашний школьник, живший в сибирском селе, в котором не было асфальтированных улиц, в деревянном доме без кондиционера, холодильника, стиральной машины, телевизора, магнитофона, телефона, без теплого туалета, черт побери, конечно же, читал о роскошной жизни Страны Дураков как о несбыточной мечте.
Любопытно было по прошествии некоторого времени наблюдать вокруг проявления некоторых, поначалу совершенно невероятных признаков этой картины. Вот в нашей деревне вдруг откуда-то взялись так называемые стиляги - молодые люди, выделяющиеся своей одеждой, прической. Да это было почище артиков!
Кстати об артиках. Борис Стругацкий считал, что это сторонники радикальной изоляции от всего естественного, этакие антинатуристы. Вспомните встречу Жилина с артиком. А в наше время это читается как описание вейпера, полученное из вторых рук и с искажениями. Сигналы из будущего часто доходят до их приемников с искажениями…
Вот в студенческом общежитии в фойе проходит танцевальный вечер - с примитивными светоэффектами, но зато с мощными звуковыми колонками. Самая настоящая дрожка - дискотека! А уж когда появилась профессия диск-жокея…
Слег так и не появился, но наркотики (и наркоманы) стали самым обыденным явлением.
Мыльные телевизионные сериалы - о! - первые переводные («Рабыня Изаура», «Богатые тоже плачут», «Санта-Барбара») тут же породили кучу поклонников, жадно припадающих к экранам, для которых пропуск отдельной серии был жизненной трагедией. А ведь впервые их описали именно Стругацкие! Парикмахер, который всю жизнь смотрит свою, парикмахерскую «мыльную оперу»! Чтобы описать такое социальное явление, необходимо было социальное предвидение на порядки выше коллективного разума всевозможных институционализированных «хлопобудов» из всяких «Рэнд Корпорейшн» и Институтов исследования будущего. Впрочем, предшественники у Стругацких были именитые. Еще ждут пришествия телестены и «соседи» Брэдбери. Но социальные сети, насыщенные ИИ-ботами, - шаг в «правильном» направлении.
О ляпнике и пейнтболе даже не говорю.
Особо стоит отметить изменения, происходившие с книгами. Почти три десятилетия, до начала 1990-х годов, книги в Советском Союзе находились на особом положении. Если в начале 1960-х годов даже в сельском магазине можно было свободно купить любую художественную новинку, то к началу 1970-х ситуация резко поменялась. Нет, книг по-прежнему выходило много и в магазинах книжные полки не пустовали, но далеко не каждую новинку можно было приобрести! Появился так называемый дефицит - книги отдельных авторов или отдельных направлений, которые продавали «из-под прилавка», только «своим» покупателям, или по разнарядке, в зависимости от должности. «Дефицитом» были книги модных поэтов, некоторых зарубежных авторов, например Хемингуэя или Ремарка. И страшным «дефицитом» стала фантастика. Книги самих братьев Стругацких на полки магазинов не попадали! Ими спекулировали, продавая втридорога на так называемых толкучках, которые были во многих крупных городах. За это наказывали, штрафовали, устраивали милицейские облавы, но «толкучки» оставались единственной возможностью приобрести нужную книгу. И сборник с «Хищными вещами века» был в разделе заоблачного дефицита.
И вот то, что в Городе Дураков можно было свободно (или даже чуть ли не бесплатно!) приобрести редкое издание, довольно долго казалось в Советском Союзе настоящей фантастикой. И только в конце 1980-х годов, когда стали появляться независимые издательства, и в этом направлении стала сбываться эта повесть.
Оглядываясь вокруг, мы вдруг стали ясно понимать и осознавать, что мир привлекательных «хищных вещей» стал реальностью, окружающей действительностью! Мы по инерции еще пугались этого, но при внимательном рассмотрении этот мир потребления, мир капитализма оказался ничуть не хуже мира социализма, тем более, что прежний социализм часто оказывался ненастоящим, лишь на словах якобы нацеленный на заботу о населении, а на деле обычно ограничивался лишь лакировкой действительности.
Это удивило и Бориса Стругацкого, дожившего до новых времен. Он признавался, что, возможно, это наилучший вариант нынешнего состояния общества. Как водится, его тут же обвинили в том, что он отказался от своих идеалов, хотя Борис по-прежнему называл Мир Полудня таким миром, в котором он хотел бы жить. Он просто констатировал факт.
К сожалению, в России этот мир продолжался совсем недолго, и в XXI веке государство начало активно восстанавливать прежнюю действительность, подделывая теперь уже капиталистическое общество. И в первую очередь под раздачу попали нынешние «интели» - те, кто пытался протестовать против ограничения прав и свобод. В соответствии с древнейшим лозунгом «разделяй и властвуй» стало шириться расслоение общества на множество враждебных субкультур по самым различным вопросам: религиозным, идеологическим (при провозглашенном в конституции страны принципе отсутствия государственной или обязательной идеологии), политическим, языковым. Хотя внешне всё казалось пристойным, суды так и не стали независимыми; образование, здравоохранение и наука теряли финансирование; средства массовой информации перешли под полный контроль власти; с самого верха поощрялось развращение населения; ложь захватила экраны телевидения… Постепенно начало забываться и отсутствие цензуры, провозглашенное в Конституции.
Отдельно стоит сказать о предупреждении. Еще Иван Ефремов, изображая свой вариант утопического общества в «Туманности Андромеды» (1957-1958), разбросал по тексту намеки и детали, говорящие внимательному читателю о том, что переход к справедливому и гармоничному общественному устройству вовсе не будет гладким. Проще говоря, то и дело герои «Туманности» натыкаются на реликты недоброго прошлого, вспоминают эпоху жесточайших войн, Эру Разобщенного Мира. Деликатные критики постарались не обращать внимания на то, что по Ефремову путь в коммунизм проходит через горнило по меньшей мере одной ядерной войны. Братья Стругацкие в спорах о будущей книге тоже не оставили эту тему без внимания. «Пек подбил бронетранспортер из „гремучки“». «Нас высаживали ночью, лил дождь, семь тысяч измученных курортников стояли на пирсах, глядя на догорающий лайнер». Когда началась резня в Сумгаите и стрельба в Баку, я вспомнил эти фразы. Братья, обсуждая замысел, ожесточенно спорили о негладком пути к коммунизму. И были ЕДИНСТВЕННЫМИ, кто сказал об этом без обиняков, даже четко обозначив зреющие под корочкой мнимого благополучия советской действительности (ведь речь шла именно о советской действительности, ее бедах и проблемах!) смертельные угрозы.
Звериный оскал (капитализма - конечно же капитализма!) «хищных вещей» не мог не породить своих противников. Жилин прибывает извне, но внутри Страны Дураков есть своя оппозиция, интели. Те, кто любой ценой хочет всколыхнуть болото жизни, где главное - чтобы было весело и не надо думать. Снова братья выступают пророками. Впереди был бурный 1968-й, студенческое движение, левоэкстремистские интеллигентские группировки, в 1970-е перешедшие к прямому террору. Да, «заварушка» интелей выглядит не очень впечатляюще на фоне событий последующих десятилетий. Но братья угадали и цель, и, к сожалению, средства.
Идеи собственно научной фантастики в повести не выбиваются из пестрого и богатого контекста «НФ-оттепели». «Волновую психотехнику» до братьев изобрел Анатолий Днепров («Уравнения Максвелла», 1959). Те же самые идеи непосредственного управления центром удовольствия в человеческом мозгу, что так тревожили Кингсли Эмиса, появились в рассказе «Приговоренный к наслаждению» Михаила Емцева и Еремея Парнова, опубликованном практически одновременно с «Хищными вещами века». Благополучие любой ценой - так можно сформулировать и основную идею «Возвращения со звезд» Станислава Лема - книги, перевод которой знали и авторы, и читатели повести Стругацких, а некоторые вполне серьезно сравнивали эти произведения.
Судьба повести в бесцензурное время тоже была негладкой. Борис Стругацкий вспоминал, как уже в новейшее время, когда из текста были убраны вставки, сделанные под давлением, один из редакторов стал уговаривать автора восстановить эти убранные места. Но писатель категорически отказался сглаживать остроту проблемы.
Парадоксально, но правы были обе стороны конфликта. Прав был безымянный редактор. Братья Стругацкие вошли в мировую культуру такими, какими вошли. С цензурными и редакторскими правками (не всегда шедшими во вред, как бы ни ругались сами авторы), с той точкой зрения, которую они выражали в литературе в начале 1960-х годов. Это их подцензурные тексты создали целые пласты образности, фразеологии и идей, которые стали одной из основ интеллигентской культуры конца XX - начала XXI века. Все отличия, «возвращения к истокам» мало что могли добавить к тому, что уже прозвучало. Ясно же, что выискивать новые смыслы в новых вариантах текстов будет уж очень ограниченный круг читателей.
Но абсолютно прав оказался и Борис Стругацкий. «Хищные вещи века» вовсе не остались фактом литературного процесса 1960-х годов, приснопамятных времен «оттепели». Они оказались востребованы новым временем и новой страной чуть ли не больше, чем при своем возникновении. И в таком качестве возвращение первоначального текста было вполне оправдано. Новое время - новые смыслы. Чем их больше в книге - тем она лучше. Исходя из этих простых соображений, новые читатели повести имеют дополнительные преимущества, знакомясь с авторским вариантом текста. Те оттенки смыслов, что вкладывали братья Стругацкие в этот текст, входят в новое зацепление с новой реальностью Страны Дураков, окружающей нас.
Показательно однако, что вопрос о соотношении старого и нового в тексте возник именно в приложении к «Хищным вещам века». Чем-то повесть отлична от других, какое-то особое место она занимает в сознании прежних читателей. Возможно, потому что уж очень мощным сигналом из будущего она была, очень сильный профетический заряд содержала. Потому и привязанность к каждому слову - неправильному, продиктованному цензором из-за плеча или внутренним цензором, несовременному, - остается для тех, кто прочитал ее в 1965-1966 годах, такой прочной.
Когда думаешь о воспроизведении первоначального текста, еще одно соображение приходит в голову. А надежным ли автором являлся Борис Стругацкий? Не водили ли его рукой соображения, возникшие много позже самой книги? Некоторое подтверждение тому - свидетельство составителей собрания сочинений. Светлана Бондаренко и Вадим Казаков пишут: «В 2011 году БНС согласился изменить свое первоначальное решение в отношении последнего фрагмента (помогли его собственные записные книжки, где антитеза „развлекаться или работать“ датируется началом написания ХВВ, но никак не периодом вынужденной редактуры повести). Так что теперь это тоже часть канонического текста» (речь идет обо окончании разговора Жилина с посетителем кафе-автомата). Пытаясь соответствовать - обычное занятие для писателей-фантастов социалистических стран, см. хотя бы судьбу ранних книг Лема, - они всё равно черпали материал для правки в своих собственных убеждениях, в своих нереализованных мыслях, и упорно вели свою линию. Как бы кому ни хотелось подменить ее линией партии и правительства. Поэтому правки, сделанные когда-то вполне чистосердечно, только для улучшения текста, как тогда это понимали авторы, с годами могли представляться и вынужденными.
Прошло более полувека. Очень немногие книги переживают такой срок. Довлеет дневи злоба его. Однако нет ничего странного в том, что призрак Страны Дураков вдруг проступает сквозь пестрые кадры рекламы с телеэкрана. Оборачивается хищным оскалом непредставимых античеловеческих сил лжи и безумия, потихоньку подступающих в попытках изменить саму природу человека в угоду его хотениям. «Люди, будьте бдительны!» - когда-то сказали братья Стругацкие, повторяя слова чешского борца против фашизма. Читатели у этой книги будут.
Владимир Борисов
1 Борисов В. Странные лепестки с необозримых материков непознанного // ТрВ-Наука № 370 от 24.01.2023.
2 Про «Один день Ивана Денисовича» см. trv-science.ru/tag/odin-den-ivana-denisovicha/
3 См. Борисов В. Гамлет из Арканара // ТрВ-Наука № 371 от 07.02.2023.
4 trv-science.ru/2023/02/strugackie-i-nauka/
Отсюда: https://www.trv-science.ru/2023/03/chushiki-na-fone-elektronnoj-ruletki/