Любопытно...
Странные лепестки с необозримых материков непознанного
24.01.2023 / № 370 / с. 14-15 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / 3 комментария
Владимир Борисов
Владимир Иванович Борисов - литературный критик и переводчик, библиограф, редактор фэнзинов и организатор нескольких абаканских клубов любителей фантастики, вице-координатор группы «Людены», занимавшейся изучением творчества братьев Стругацких, автор энциклопедий, посвященных фантастике. Признавшись в своей давней симпатии к ТрВ-Наука, он заметил: «Так получилось, что у меня несколько статей о Стругацких печатались на других языках, кроме русского. Может, что-то пригодится для газеты? Вот, к примеру, заметка о „Понедельнике“…» Мы с удовольствием публикуем этот текст.
Как-то в Интернете мне встретился такой пассаж: «Многие мои фотографии сделаны на Кисловодской горной астрономической станции, той самой, где братья Стругацкие написали свой роман „Понедельник начинается в субботу“. Мы же туда едем за звездным небом и хорошей погодой, что для Рязани редкость, - рассказывает Юрий Гилёв».
На самом деле это, конечно, не совсем верно. На Кисловодской ГАО в октябре 1960 года два сотрудника Пулковской обсерватории - младший научный сотрудник Борис Стругацкий и старший инженер Лидия Камионко - от скуки сочинили «рассказик без начала и конца», который заканчивался замечательными словами: «ДИВАНА НЕ БЫЛО!!!».
Аркадий же Стругацкий никогда и не был на Кисловодской станции.
Подробности об истории создания «сказки для научных сотрудников младшего возраста» можно прочитать в «Комментариях к пройденному» Бориса Стругацкого. Вот как появилось само название повести: «Надо сказать, что начало 60-х было временем повального увлечения Хемингуэем. Никого не читают сейчас с таким наслаждением и восторгом, ни о ком не говорят так много и так страстно, ни за чьими книгами не гоняются с таким азартом, причем все - вся читающая публика от старшеклассника до академика включительно. И вот однажды, когда Борис Натанович сидел у себя на работе в Пулковской обсерватории, раздался вдруг звонок из города, - звонила старинная его подруга Наташа Свенцицкая, великий знаток и почитатель (в те времена) Хемингуэя. „Боря, - произнесла она со сдержанным волнением. - Ты знаешь, сейчас в Доме Книги выбросили новый томик Хэма, называется «Понедельник начинается в субботу»…“ Сердце Бориса Натановича тотчас подпрыгнуло и сладко замлело. Это было такое точное, такое подлинно хемингуэевское название - сдержанно грустное, сурово безнадежное, холодноватое и дьявольски человечное одновременно… Понедельник начинается в субботу, это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остается серым, тусклое - тусклым… Борис Натанович не сомневался ни секунды: „Брать! - гаркнул он. - Брать сколько дадут. На все деньги!..“ Ангельский смех был ему ответом…
Шутка получилась хороша. И не пропала даром, как это обычно бывает с шутками! Борис Натанович сразу же конфисковал прекрасную выдумку, заявив, что это будет замечательное название для будущего замечательного романа о замечательно-безнадежной любви. Этот роман никогда не был написан, он даже никогда не был как следует придуман, конфискованное название жило в записной книжке своей собственной жизнью, ждало своего часа и через пару лет дождалось. Правда, братья Стругацкие придали ему совсем другой, можно сказать, прямо противоположный, сугубо оптимистический смысл, но никогда потом об этом не жалели. Наташа тоже не возражала. По-моему, она была даже в каком-то смысле польщена».
Мой коллега Александр Лукашин назвал эту книгу интеллектуальным кроссвордом. Прежде всего за то, что в ней содержится огромное количество цитат и отсылок к самым разным произведениям классической и неклассической литературы. Это действительно так. Достаточно сказать, что все цитаты Зеркала, например, взяты из реальных книг, иногда весьма древних. Исследователю творчества братьев Стругацких Виктору Курильскому удалось отыскать очень редкие издания, которые использовали авторы. Сам процесс поиска таких цитат иногда превращался в настоящее детективное расследование.
Начнем, к примеру, с самого начала: «Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим желтой осокою. Солнце садилось уже который час, всё никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием».
Раскрыв «Капитанскую дочку» Александра Пушкина, во второй главе мы обнаружим очень похожий текст: «Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями».
Но! Питерский писатель Александр Щербаков, хорошо знавший братьев Стругацких, уточнил, что на самом деле авторы сделали здесь отсылку к циклу пародий Александра Архангельского на тему «Как написали бы современные авторы…», в котором исходной была как раз фраза «Я приближался к месту своего назначения». То есть здесь имеет место двойное цитирование, понятное лишь знатокам.
А вот цитата, которую найти было невероятно трудно: «- Тинктура экс витро антимонии, - провозгласил вдруг голос. Я вздрогнул. - Магифтериум антимон ангелий салаэ. Бафилии олеум витри антимонии алекситериум антимониалэ! - Послышалось явственное хихиканье. - Вот ведь бред какой! - сказал голос…»
Здесь использовано название методики из работы голландского химика Стефана Бланкара, опубликованной на латинском языке в Лейпциге в 1694 году! Причем выписка цитаты делалась с оригинала, поскольку слова «магифтериум» и «бафилии» - это неверное чтение слов magisterium и basilij, возникшее из-за особенностей начертания готической литеры s.
И «Нравственные мысли славнаго Юнга, извлеченные из нощных его размышлений», и пояснение про слона, и стих про «чернокрылого воробья», - всё это находки авторов из реальных книг, поданные к месту и развлекающие уже не одно поколение читателей «сказки для научных работников младшего возраста».
Но не только занятные цитаты могут стать предметом изучения. Писатели сумели обозначить в книге несколько интеллектуальных задач, которые могут быть разрешены при внимательном чтении и сопоставлении фактов.
Эта повесть насыщена отсылками ко времени написания настолько, что исследователь творчества братьев Стругацких Вадим Казаков по деталям повествования сумел установить точные даты действия описанного в книге. Так, Александр Привалов попадает в Соловец 26 июля 1962 года, а подвозит магистров к зданию НИИЧАВО утром в субботу 28 июля. Вторая история («Суета сует») происходит с 31 декабря 1962 года по 1 января 1963 года. Труднее всего было установить точную дату третьей истории («Всяческая суета»), но и это удалось сделать благодаря стенгазете, которую Привалов с товарищами делал к наступающему празднику, а именно ко Дню космонавтики 12 апреля 1963 года.
Любопытно, что если проверить эти конкретные даты по дням недели, то окажется, что среди них нет ни одного воскресенья. Еще бы, ведь понедельник начинается в субботу! Забавно, что на китайском языке повесть выходила под названием «Исчезнувшее воскресенье».
Еще одно расследование Вадима Казакова было посвящено расположению отделов НИИЧАВО в здании. Это стало возможно благодаря подробному описанию того, как Саша Привалов совершает обход института. И вот этот, казалось бы, будничный обход, вдруг обнаруживает загадку, связанную с лабораторией А. А. Выбегаллы. Во-первых, если прочие отделы и лаборатории института имеют конкретные названия (Линейного Счастья, Смысла Жизни, Универсальных Превращений и т. п.), то владения Выбегаллы никак не названы в повести ни разу. Но присмотримся к обходу Привалова внимательно. Вот несколько цитат из книги: «В девять часов вечера я опомнился, с сожалением обесточил электронный зал и поднялся на пятый этаж».
«В помещениях отдела Абсолютного Знания были открыты все форточки, потому что сюда просачивался запах селедочных голов профессора Выбегаллы <….> Я закрыл форточки и прошелся между девственно чистыми столами работников отдела».
«В половине двенадцатого я вступил на этаж Амвросия Амбруазовича Выбегаллы».
«С некоторым облегчением я покинул владения Выбегаллы и стал подниматься на шестой этаж, где Жиан Жиакомо и его сотрудники занимались теорией и практикой Универсальных Превращений».
Понимаете? За пятым этажом идет этаж Выбегаллы, после чего идет шестой этаж. Выбегалло не только возглавляет отдел без названия, он еще и располагается на этаже без номера. На НИКАКОМ этаже. Забавно, правда?
Выбегалло любит оснащать свою речь выражениями на французском, как он выражается, диалекте. Иногда это простые, широко распространенные фразы, но время от времени профессор разражается сложными оборотами вроде «Ля вибрасьён са моле гош этюн гранд синь!».
При ближайшем рассмотрении оказалось, что подавляющее большинство используемых Выбегаллой фраз простодушно позаимствовано им из романа Льва Толстого «Война и мир». В том числе и слова Наполеона: «Дрожание моей левой икры есть великий признак». Такой вот оказался знаток классической литературы наш профессор Выбегалло!
В третьей части повести Александр Привалов совершает путешествие на машине времени в будущее, описанное в фантастических произведениях. При внимательном рассмотрении оказывается, что очень много деталей этого будущего позаимствовано авторами из книг советских писателей-фантастов. Астральная пыль, ржавая ракета, призыв к освобождению братьев по разуму из-под власти кибернетического диктатора в Малом Магеллановом Облаке, маленький мальчик с глубоко посаженными горящими глазами, самопрограммирующийся кибернетический робот, - всё это и многое другое можно найти в книгах Григория Адамова, Александра Колпакова, Георгия Мартынова, Анатолия Днепрова, Олеся Бердника, Александра Казанцева, Ивана Ефремова. Большинство этих книг сейчас никто не читает, но во времена выхода «Понедельника…» такие аллюзии были понятны многим любителям фантастики и вызывали дополнительную порцию веселья при чтении.
Борис Стругацкий рассказывал также о прототипах героев повести:
«НИИЧАВО написан на 60% с Пулковской обсерватории и на 40% с множества разных институтов, о которых нам рассказывали друзья и знакомые научники.
Прототипом Фёдора Симеоновича Киврина (манера говорить, заикание) был Иван Антонович Ефремов. Янус Полуэктович Невструев сильно смахивает на тогдашнего директора Пулковской обсерватории Александра Александровича Михайлова. Кристобаль Хозевич Хунта - почти чистая выдумка, а вот профессор Выбегалло есть некая смесь академика Лысенко и писателя Казанцева.
Александр же Привалов в некоторой степени был списан с Бориса Натановича Стругацкого».
От бдительных и внимательных исследователей книг братьев Стругацких не ускользнули и ошибки авторов, немногочисленные, но иногда весьма важные.
Например, обнаружились ошибки в некоторых цитатах, в обилии разбросанных по тексту повести. Так, голодный Привалов читает из книги с подоконника: «Махно, сломав сардиночный нож, вытащил из кармана…» и т. д. Но в оригинале у Алексея Толстого Махно сломал «сардиночный ключ» - специальное приспособление к банке с сардинами. Борис Стругацкий, когда ему об этом написали, отвечал: «А вот прокол с сардиночным ключом-ножом возник, скорее всего, на уровне машинистки, при перепечатке рукописи. А мы виноваты, что не заметили вовремя и не исправили. Надо будет исправить».
Один из эпиграфов книги звучал в первых изданиях так: «Стихи ненатуральны, никто не говорит стихами, кроме бидля, когда он приходит со святочным подарком, или объявления о ваксе, или какого-нибудь там простачка. Никогда не опускайтесь до поэзии, мой мальчик». Это цитата из «Посмертных записок Пиквикского клуба» Чарлза Диккенса. Но у Диккенса бидль (церковный служитель) приходит не «со святочным подарком», а в точности наоборот - «за святочным подарком»! Дело в том, что бидль в отличие от Санта-Клауса не раздает рождественские подарки, а собирает святочные пожертвования церкви. Эта ошибка также была исправлена в более поздних изданиях.
То, что образец неразменного пятака обозначен в повести как произведенный в соответствии с государственным стандартом ГОСТ 718-62, наверное, и ошибкой считать нельзя. Авторы просто взяли эти цифры, что называется, с потолка. Вообще ГОСТ под номером 718 выходил в СССР в 1954 и 1984 годах. И содержит он технические условия производства молочных консервов «Какао со сгущенным молоком и сахаром». А второй компонент ГОСТа обозначает год, в котором он принят. Так что пятак 1961 года никак не может быть выпущен по ГОСТу 1962 года! Кстати, изъяли неразменный пятак у Привалова «в соответствии с постановлением Соловецкого горсовета от 22 марта 1959 года», т. е. это постановление также было принято ДО того, как этот пятак был изготовлен (в Советском Союзе в 1961 году была проведена денежная реформа, все деньги были деноминированы в 10 раз, и были выпущены новые и купюры, и монеты). Впрочем, на то он и неразменный пятак, чтобы при необходимости менять свой вид.
Когда Привалов разговаривает с Камноедовым и уточняет список лиц, допущенных к ночным работам, в первых изданиях повести он неправильно посчитал количество сотрудников, «поименованных с номера четвертого по номер двадцать пятый и последний включительно», и говорил: «Наличествуют товарищи в количестве… м-м-м… двадцати одного экземпляра, лично мне неизвестные». Но эту ошибку авторы легко исправили после того, как им на это указали бдительные исследователи их творчества, так что теперь количество «экземпляров», допущенных к ночным работам посмертно, стало равным двадцати двум.
А вот с другой логической ошибкой справиться было труднее, и ее не стали исправлять, но дополнили текст в послесловии Александра Привалова словами: «Приключения духа, которые составляют суть жизни любого мага, почти не нашли отражения в очерках. Я, конечно, не считаю последней главы третьей части, где авторы хотя и попытались показать работу мысли, но сделали это на неблагодарном материале довольно элементарной дилетантской логической задачки (при изложении которой ухитрились допустить вдобавок достаточно примитивный логический ляп, причем не постеснялись приписать этот ляп своим героям. Что характерно)».
Впрочем, подробно и детально описывать этот «примитивный логический ляп» Привалов не стал. Догадайтесь, мол, сами. Что же это за ляп? Когда сотрудники НИИЧАВО рассуждают о дальнейшей жизни У-Януса, который с каждым днем уходит в прошлое, они предполагают, что в один совсем не прекрасный день его коллега сообщит о некрологе в «Ведомостях». Но на самом деле к моменту кончины Невструева никакого некролога не может быть в принципе - ведь умершего никто не знал до этого! Такова судьба контрамота.
И несколько слов о цензурных придирках к повести. Как пишет Борис Стругацкий, «повестушка вышла смешная, и придирки к ней тоже были смешные. Так, цензор категорически потребовал выбросить из текста какое-либо упоминание о ЗИМе. („Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим“.) Дело в том, что в те времена Молотов был заклеймен, осужден, исключен из партии, и автомобильный завод его имени был срочно переименован в ГАЗ (Горьковский автомобильный завод), точно так же как ЗИС (завод имени Сталина) назывался к тому времени уже ЗИЛ (завод имени Лихачева). Горько усмехаясь, авторы ядовито предложили, чтобы стишок звучал так: „Вот по дороге едет ЗИЛ, и им я буду задавим“. И что же? К их огромному изумлению Главлит охотно на этот собачий бред согласился. И в таком вот малопристойном виде этот стишок издавался и переиздавался неоднократно».
Не удалось отстоять авторам еще некоторые ядовитые шуточки, в советские времена считавшиеся недопустимыми. Например, упоминание «министра государственной безопасности Малюты Скуратова». Разве можно сравнивать главу опричников с уважаемой государственной конторой? Или, например, Мерлин, рассказывая о поездке с сэром председателем райсовета товарищем Переяславльским, говорит: «И они доехали до большого озера, и видит Артур: из озера поднялась рука, мозолистая и своя, и в той руке серп и молот». Как можно пародировать «Интернационал», в котором пелось: «Добьемся мы освобожденья своей мозолистой рукой»?
В начале 1990-х годов все эти цензурные усекновения были восстановлены с помощью участников группы «Людены», активно исследующей творчество братьев Стругацких.
Повесть прошла и цензурные ножницы, и восторженные вопли читателей (чему немало способствовало то, что в советские времена она оказалась самой переиздаваемой, к начальному тиражу в «Детской литературе» добавился огромный по тем меркам тираж в составе тома «Библиотеки современной фантастики»). Она вызвала к жизни огромное количество иллюстраций, разошлась на цитаты, которыми и по сей день легко оперируют хоть слегка эрудированные российские журналисты и блогеры. Даже была удостоена своеобразного продолжения - «Сказки о Тройке». Но это уже совсем другая история. Как и история о том, почему ее любят, ценят и читают все, кому работать интереснее, чем отдыхать, кто ответил на сакраментальный вопрос «Нужны ли мы нам?», кто в житейской суете различает ориентиры, за которые боролись братья Стругацкие, писатели-шестидесятники и творцы современной культуры, выдержавшие жестокую проверку и временем, и XX веком.
Приведенные выше иллюстрации Евгения Мигунова к повести «Понедельник начинается в субботу», несомненно, считаются самыми узнаваемыми.
Он иллюстрировал эту повесть дважды - для изданий «Детской литературы» 1965 и 1979 годов.
Владимир Борисов
Отсюда: https://www.trv-science.ru/2023/01/strannye-lepestki-s-neobozrimyx-materikov-nepoznannogo/
24.01.2023 / № 370 / с. 14-15 / Владимир Борисов / Наука и фантастика / 3 комментария
Владимир Борисов
Владимир Иванович Борисов - литературный критик и переводчик, библиограф, редактор фэнзинов и организатор нескольких абаканских клубов любителей фантастики, вице-координатор группы «Людены», занимавшейся изучением творчества братьев Стругацких, автор энциклопедий, посвященных фантастике. Признавшись в своей давней симпатии к ТрВ-Наука, он заметил: «Так получилось, что у меня несколько статей о Стругацких печатались на других языках, кроме русского. Может, что-то пригодится для газеты? Вот, к примеру, заметка о „Понедельнике“…» Мы с удовольствием публикуем этот текст.
Как-то в Интернете мне встретился такой пассаж: «Многие мои фотографии сделаны на Кисловодской горной астрономической станции, той самой, где братья Стругацкие написали свой роман „Понедельник начинается в субботу“. Мы же туда едем за звездным небом и хорошей погодой, что для Рязани редкость, - рассказывает Юрий Гилёв».
На самом деле это, конечно, не совсем верно. На Кисловодской ГАО в октябре 1960 года два сотрудника Пулковской обсерватории - младший научный сотрудник Борис Стругацкий и старший инженер Лидия Камионко - от скуки сочинили «рассказик без начала и конца», который заканчивался замечательными словами: «ДИВАНА НЕ БЫЛО!!!».
Аркадий же Стругацкий никогда и не был на Кисловодской станции.
Подробности об истории создания «сказки для научных сотрудников младшего возраста» можно прочитать в «Комментариях к пройденному» Бориса Стругацкого. Вот как появилось само название повести: «Надо сказать, что начало 60-х было временем повального увлечения Хемингуэем. Никого не читают сейчас с таким наслаждением и восторгом, ни о ком не говорят так много и так страстно, ни за чьими книгами не гоняются с таким азартом, причем все - вся читающая публика от старшеклассника до академика включительно. И вот однажды, когда Борис Натанович сидел у себя на работе в Пулковской обсерватории, раздался вдруг звонок из города, - звонила старинная его подруга Наташа Свенцицкая, великий знаток и почитатель (в те времена) Хемингуэя. „Боря, - произнесла она со сдержанным волнением. - Ты знаешь, сейчас в Доме Книги выбросили новый томик Хэма, называется «Понедельник начинается в субботу»…“ Сердце Бориса Натановича тотчас подпрыгнуло и сладко замлело. Это было такое точное, такое подлинно хемингуэевское название - сдержанно грустное, сурово безнадежное, холодноватое и дьявольски человечное одновременно… Понедельник начинается в субботу, это значит: нет праздника в нашей жизни, будни переходят снова в будни, серое остается серым, тусклое - тусклым… Борис Натанович не сомневался ни секунды: „Брать! - гаркнул он. - Брать сколько дадут. На все деньги!..“ Ангельский смех был ему ответом…
Шутка получилась хороша. И не пропала даром, как это обычно бывает с шутками! Борис Натанович сразу же конфисковал прекрасную выдумку, заявив, что это будет замечательное название для будущего замечательного романа о замечательно-безнадежной любви. Этот роман никогда не был написан, он даже никогда не был как следует придуман, конфискованное название жило в записной книжке своей собственной жизнью, ждало своего часа и через пару лет дождалось. Правда, братья Стругацкие придали ему совсем другой, можно сказать, прямо противоположный, сугубо оптимистический смысл, но никогда потом об этом не жалели. Наташа тоже не возражала. По-моему, она была даже в каком-то смысле польщена».
Мой коллега Александр Лукашин назвал эту книгу интеллектуальным кроссвордом. Прежде всего за то, что в ней содержится огромное количество цитат и отсылок к самым разным произведениям классической и неклассической литературы. Это действительно так. Достаточно сказать, что все цитаты Зеркала, например, взяты из реальных книг, иногда весьма древних. Исследователю творчества братьев Стругацких Виктору Курильскому удалось отыскать очень редкие издания, которые использовали авторы. Сам процесс поиска таких цитат иногда превращался в настоящее детективное расследование.
Начнем, к примеру, с самого начала: «Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня, прижимаясь к самой дороге, зеленел лес, изредка уступая место полянам, поросшим желтой осокою. Солнце садилось уже который час, всё никак не могло сесть и висело низко над горизонтом. Машина катилась по узкой дороге, засыпанной хрустящим гравием».
Раскрыв «Капитанскую дочку» Александра Пушкина, во второй главе мы обнаружим очень похожий текст: «Я приближался к месту моего назначения. Вокруг меня простирались печальные пустыни, пересеченные холмами и оврагами. Всё покрыто было снегом. Солнце садилось. Кибитка ехала по узкой дороге, или точнее по следу, проложенному крестьянскими санями».
Но! Питерский писатель Александр Щербаков, хорошо знавший братьев Стругацких, уточнил, что на самом деле авторы сделали здесь отсылку к циклу пародий Александра Архангельского на тему «Как написали бы современные авторы…», в котором исходной была как раз фраза «Я приближался к месту своего назначения». То есть здесь имеет место двойное цитирование, понятное лишь знатокам.
А вот цитата, которую найти было невероятно трудно: «- Тинктура экс витро антимонии, - провозгласил вдруг голос. Я вздрогнул. - Магифтериум антимон ангелий салаэ. Бафилии олеум витри антимонии алекситериум антимониалэ! - Послышалось явственное хихиканье. - Вот ведь бред какой! - сказал голос…»
Здесь использовано название методики из работы голландского химика Стефана Бланкара, опубликованной на латинском языке в Лейпциге в 1694 году! Причем выписка цитаты делалась с оригинала, поскольку слова «магифтериум» и «бафилии» - это неверное чтение слов magisterium и basilij, возникшее из-за особенностей начертания готической литеры s.
И «Нравственные мысли славнаго Юнга, извлеченные из нощных его размышлений», и пояснение про слона, и стих про «чернокрылого воробья», - всё это находки авторов из реальных книг, поданные к месту и развлекающие уже не одно поколение читателей «сказки для научных работников младшего возраста».
Но не только занятные цитаты могут стать предметом изучения. Писатели сумели обозначить в книге несколько интеллектуальных задач, которые могут быть разрешены при внимательном чтении и сопоставлении фактов.
Эта повесть насыщена отсылками ко времени написания настолько, что исследователь творчества братьев Стругацких Вадим Казаков по деталям повествования сумел установить точные даты действия описанного в книге. Так, Александр Привалов попадает в Соловец 26 июля 1962 года, а подвозит магистров к зданию НИИЧАВО утром в субботу 28 июля. Вторая история («Суета сует») происходит с 31 декабря 1962 года по 1 января 1963 года. Труднее всего было установить точную дату третьей истории («Всяческая суета»), но и это удалось сделать благодаря стенгазете, которую Привалов с товарищами делал к наступающему празднику, а именно ко Дню космонавтики 12 апреля 1963 года.
Любопытно, что если проверить эти конкретные даты по дням недели, то окажется, что среди них нет ни одного воскресенья. Еще бы, ведь понедельник начинается в субботу! Забавно, что на китайском языке повесть выходила под названием «Исчезнувшее воскресенье».
Еще одно расследование Вадима Казакова было посвящено расположению отделов НИИЧАВО в здании. Это стало возможно благодаря подробному описанию того, как Саша Привалов совершает обход института. И вот этот, казалось бы, будничный обход, вдруг обнаруживает загадку, связанную с лабораторией А. А. Выбегаллы. Во-первых, если прочие отделы и лаборатории института имеют конкретные названия (Линейного Счастья, Смысла Жизни, Универсальных Превращений и т. п.), то владения Выбегаллы никак не названы в повести ни разу. Но присмотримся к обходу Привалова внимательно. Вот несколько цитат из книги: «В девять часов вечера я опомнился, с сожалением обесточил электронный зал и поднялся на пятый этаж».
«В помещениях отдела Абсолютного Знания были открыты все форточки, потому что сюда просачивался запах селедочных голов профессора Выбегаллы <….> Я закрыл форточки и прошелся между девственно чистыми столами работников отдела».
«В половине двенадцатого я вступил на этаж Амвросия Амбруазовича Выбегаллы».
«С некоторым облегчением я покинул владения Выбегаллы и стал подниматься на шестой этаж, где Жиан Жиакомо и его сотрудники занимались теорией и практикой Универсальных Превращений».
Понимаете? За пятым этажом идет этаж Выбегаллы, после чего идет шестой этаж. Выбегалло не только возглавляет отдел без названия, он еще и располагается на этаже без номера. На НИКАКОМ этаже. Забавно, правда?
Выбегалло любит оснащать свою речь выражениями на французском, как он выражается, диалекте. Иногда это простые, широко распространенные фразы, но время от времени профессор разражается сложными оборотами вроде «Ля вибрасьён са моле гош этюн гранд синь!».
При ближайшем рассмотрении оказалось, что подавляющее большинство используемых Выбегаллой фраз простодушно позаимствовано им из романа Льва Толстого «Война и мир». В том числе и слова Наполеона: «Дрожание моей левой икры есть великий признак». Такой вот оказался знаток классической литературы наш профессор Выбегалло!
В третьей части повести Александр Привалов совершает путешествие на машине времени в будущее, описанное в фантастических произведениях. При внимательном рассмотрении оказывается, что очень много деталей этого будущего позаимствовано авторами из книг советских писателей-фантастов. Астральная пыль, ржавая ракета, призыв к освобождению братьев по разуму из-под власти кибернетического диктатора в Малом Магеллановом Облаке, маленький мальчик с глубоко посаженными горящими глазами, самопрограммирующийся кибернетический робот, - всё это и многое другое можно найти в книгах Григория Адамова, Александра Колпакова, Георгия Мартынова, Анатолия Днепрова, Олеся Бердника, Александра Казанцева, Ивана Ефремова. Большинство этих книг сейчас никто не читает, но во времена выхода «Понедельника…» такие аллюзии были понятны многим любителям фантастики и вызывали дополнительную порцию веселья при чтении.
Борис Стругацкий рассказывал также о прототипах героев повести:
«НИИЧАВО написан на 60% с Пулковской обсерватории и на 40% с множества разных институтов, о которых нам рассказывали друзья и знакомые научники.
Прототипом Фёдора Симеоновича Киврина (манера говорить, заикание) был Иван Антонович Ефремов. Янус Полуэктович Невструев сильно смахивает на тогдашнего директора Пулковской обсерватории Александра Александровича Михайлова. Кристобаль Хозевич Хунта - почти чистая выдумка, а вот профессор Выбегалло есть некая смесь академика Лысенко и писателя Казанцева.
Александр же Привалов в некоторой степени был списан с Бориса Натановича Стругацкого».
От бдительных и внимательных исследователей книг братьев Стругацких не ускользнули и ошибки авторов, немногочисленные, но иногда весьма важные.
Например, обнаружились ошибки в некоторых цитатах, в обилии разбросанных по тексту повести. Так, голодный Привалов читает из книги с подоконника: «Махно, сломав сардиночный нож, вытащил из кармана…» и т. д. Но в оригинале у Алексея Толстого Махно сломал «сардиночный ключ» - специальное приспособление к банке с сардинами. Борис Стругацкий, когда ему об этом написали, отвечал: «А вот прокол с сардиночным ключом-ножом возник, скорее всего, на уровне машинистки, при перепечатке рукописи. А мы виноваты, что не заметили вовремя и не исправили. Надо будет исправить».
Один из эпиграфов книги звучал в первых изданиях так: «Стихи ненатуральны, никто не говорит стихами, кроме бидля, когда он приходит со святочным подарком, или объявления о ваксе, или какого-нибудь там простачка. Никогда не опускайтесь до поэзии, мой мальчик». Это цитата из «Посмертных записок Пиквикского клуба» Чарлза Диккенса. Но у Диккенса бидль (церковный служитель) приходит не «со святочным подарком», а в точности наоборот - «за святочным подарком»! Дело в том, что бидль в отличие от Санта-Клауса не раздает рождественские подарки, а собирает святочные пожертвования церкви. Эта ошибка также была исправлена в более поздних изданиях.
То, что образец неразменного пятака обозначен в повести как произведенный в соответствии с государственным стандартом ГОСТ 718-62, наверное, и ошибкой считать нельзя. Авторы просто взяли эти цифры, что называется, с потолка. Вообще ГОСТ под номером 718 выходил в СССР в 1954 и 1984 годах. И содержит он технические условия производства молочных консервов «Какао со сгущенным молоком и сахаром». А второй компонент ГОСТа обозначает год, в котором он принят. Так что пятак 1961 года никак не может быть выпущен по ГОСТу 1962 года! Кстати, изъяли неразменный пятак у Привалова «в соответствии с постановлением Соловецкого горсовета от 22 марта 1959 года», т. е. это постановление также было принято ДО того, как этот пятак был изготовлен (в Советском Союзе в 1961 году была проведена денежная реформа, все деньги были деноминированы в 10 раз, и были выпущены новые и купюры, и монеты). Впрочем, на то он и неразменный пятак, чтобы при необходимости менять свой вид.
Когда Привалов разговаривает с Камноедовым и уточняет список лиц, допущенных к ночным работам, в первых изданиях повести он неправильно посчитал количество сотрудников, «поименованных с номера четвертого по номер двадцать пятый и последний включительно», и говорил: «Наличествуют товарищи в количестве… м-м-м… двадцати одного экземпляра, лично мне неизвестные». Но эту ошибку авторы легко исправили после того, как им на это указали бдительные исследователи их творчества, так что теперь количество «экземпляров», допущенных к ночным работам посмертно, стало равным двадцати двум.
А вот с другой логической ошибкой справиться было труднее, и ее не стали исправлять, но дополнили текст в послесловии Александра Привалова словами: «Приключения духа, которые составляют суть жизни любого мага, почти не нашли отражения в очерках. Я, конечно, не считаю последней главы третьей части, где авторы хотя и попытались показать работу мысли, но сделали это на неблагодарном материале довольно элементарной дилетантской логической задачки (при изложении которой ухитрились допустить вдобавок достаточно примитивный логический ляп, причем не постеснялись приписать этот ляп своим героям. Что характерно)».
Впрочем, подробно и детально описывать этот «примитивный логический ляп» Привалов не стал. Догадайтесь, мол, сами. Что же это за ляп? Когда сотрудники НИИЧАВО рассуждают о дальнейшей жизни У-Януса, который с каждым днем уходит в прошлое, они предполагают, что в один совсем не прекрасный день его коллега сообщит о некрологе в «Ведомостях». Но на самом деле к моменту кончины Невструева никакого некролога не может быть в принципе - ведь умершего никто не знал до этого! Такова судьба контрамота.
И несколько слов о цензурных придирках к повести. Как пишет Борис Стругацкий, «повестушка вышла смешная, и придирки к ней тоже были смешные. Так, цензор категорически потребовал выбросить из текста какое-либо упоминание о ЗИМе. („Вот по дороге едет ЗИМ, и им я буду задавим“.) Дело в том, что в те времена Молотов был заклеймен, осужден, исключен из партии, и автомобильный завод его имени был срочно переименован в ГАЗ (Горьковский автомобильный завод), точно так же как ЗИС (завод имени Сталина) назывался к тому времени уже ЗИЛ (завод имени Лихачева). Горько усмехаясь, авторы ядовито предложили, чтобы стишок звучал так: „Вот по дороге едет ЗИЛ, и им я буду задавим“. И что же? К их огромному изумлению Главлит охотно на этот собачий бред согласился. И в таком вот малопристойном виде этот стишок издавался и переиздавался неоднократно».
Не удалось отстоять авторам еще некоторые ядовитые шуточки, в советские времена считавшиеся недопустимыми. Например, упоминание «министра государственной безопасности Малюты Скуратова». Разве можно сравнивать главу опричников с уважаемой государственной конторой? Или, например, Мерлин, рассказывая о поездке с сэром председателем райсовета товарищем Переяславльским, говорит: «И они доехали до большого озера, и видит Артур: из озера поднялась рука, мозолистая и своя, и в той руке серп и молот». Как можно пародировать «Интернационал», в котором пелось: «Добьемся мы освобожденья своей мозолистой рукой»?
В начале 1990-х годов все эти цензурные усекновения были восстановлены с помощью участников группы «Людены», активно исследующей творчество братьев Стругацких.
Повесть прошла и цензурные ножницы, и восторженные вопли читателей (чему немало способствовало то, что в советские времена она оказалась самой переиздаваемой, к начальному тиражу в «Детской литературе» добавился огромный по тем меркам тираж в составе тома «Библиотеки современной фантастики»). Она вызвала к жизни огромное количество иллюстраций, разошлась на цитаты, которыми и по сей день легко оперируют хоть слегка эрудированные российские журналисты и блогеры. Даже была удостоена своеобразного продолжения - «Сказки о Тройке». Но это уже совсем другая история. Как и история о том, почему ее любят, ценят и читают все, кому работать интереснее, чем отдыхать, кто ответил на сакраментальный вопрос «Нужны ли мы нам?», кто в житейской суете различает ориентиры, за которые боролись братья Стругацкие, писатели-шестидесятники и творцы современной культуры, выдержавшие жестокую проверку и временем, и XX веком.
Приведенные выше иллюстрации Евгения Мигунова к повести «Понедельник начинается в субботу», несомненно, считаются самыми узнаваемыми.
Он иллюстрировал эту повесть дважды - для изданий «Детской литературы» 1965 и 1979 годов.
Владимир Борисов
Отсюда: https://www.trv-science.ru/2023/01/strannye-lepestki-s-neobozrimyx-materikov-nepoznannogo/