Гл. 1. Высказывание
PREV | NEXT
содержание
1.6. Усилие отождествления
Августин
Фундаментальные обстоятельства уникальности
Телепортация, сон и другие фантазии
Человек с зонтом
Пытаясь расшатать некоторые культурные рамки, взглянуть на привычные вещи с иной точки зрения, мы обращаемся к альтернативным культурам личной истории. Упомянутый ранее случай телепортации дает нам некоторую почву для размышлений в этом направлении. Как культура справляется с возможными обстоятельствами, принимающими ту или иную форму?
Предположим, что после того, как произошло считывание информации о телепортируемом объекте, исходный «образец» уничтожается. Многие сочтут это убийством. Но разве не происходит что-то подобное в случае сна? Культура, однако, благополучно справилась с этой проблемой. Мы не считаем сон смертью. Может быть, потому, что не помним боли? Или наоборот - очень хорошо помним, что происходило вчера.
В случае телепортации боль испытывал бы не клон, а то существо, которое подвергалось бы аннигиляции. Считывание могло бы происходить за некоторое время до того, как начиналась бы аннигиляция, и тогда клон уже не помнил бы об этой боли.
Биология дала нам теорию сна как особого состояния мозга, мозговых ритмов. Ничто не свидетельствует о каком бы то ни было разрушении. Эта теория успокаивает нас. Впрочем, могло бы возникнуть такое течение мысли, где существа, разделенные фазой сна, рассматривались бы как различные личности. В нашей культуре такое направление мысли было бы несколько неуместно. Другое дело, если бы культурная эволюция пошла бы иным путем, если бы личная история оказалась бы обрамлена не рождением и смертью, а пробуждением и засыпанием. В чем это себя проявляло бы?
Мы могли бы представить себе племя, в котором существовала бы подобная культура. Может быть, люди этого племени относились бы друг к другу добрее, так как чувствовали бы дыхание приближающегося с каждой минутой небытия. Может быть, ложась спать, они прощались бы с этим миром. Но самое главное - они практиковали бы иное «я». Они практиковали бы иную систему оснований. К обязательствам своего предшественника (назовем его так) эти люди относились бы в лучшем случае, как мы иногда относимся к обязательствам своих родителей, считая естественным отдавать их долги. Хотя в этой культуре было бы вообще неуместно давать долгосрочные обязательства. Вообще в такой культуре иначе осваивалась бы память и по-другому текло бы время. Возможно, что за ненадобностью память о былых днях стала бы туманной и фрагментарной.
Для нас интересно то, что такую традицию «я» можно себе представить. Это возможная традиция. Можно сказать, что она обладала бы даже некоторыми преимуществами. Культура этого племени была бы гибкой и пластичной, так как его члены не были бы скованы долгосрочными обязательствами. Мне пришлось бы прожить некоторое время в этом племени, чтобы почувствовать дух этой системы. Думаю, что в конце концов я счел бы ее разумной и естественной.
Все это замечательно. Что же послужило решающим аргументом в пользу того пути, который был избран в действительной истории? Почему именно наша культура оказалась успешной? Насколько легко мы могли бы отказаться от такого решения в пользу альтернативного? Чем нам пришлось бы пожертвовать?
Можно заявить, что наша культура просто выиграла сражение. Долгосрочные обязательства оказались важнее пластичности. Представляется, что здесь сработало несколько факторов. Во-первых, это та колоссальная роль, которую играет наше тело как предмет возможных совместных деятельностей. Лик человека, которого я видел вчера, я узнáю и сегодня. Это естественно, если я буду считать, что это один и тот же человек. Эволюция совместных деятельностей попросту не смогла обойти это обстоятельство. Деятельности, взявшие на вооружение это обстоятельство, позволяют себе развернуться во времени и при этом оказываются успешными. Второй фактор и заключается в той значимости вчера и позавчера, которая характерна для нашего способа пребывания в мире, для нашей жизнедеятельности.
Память же была развита в нужном направлении. Такое развитие оказалось физиологически возможным. Теперь было бы уже сложно изменить этой памяти и переметнуться в стан альтернативы.
содержание
1.6. Усилие отождествления
Августин
Фундаментальные обстоятельства уникальности
Телепортация, сон и другие фантазии
Человек с зонтом
Пытаясь расшатать некоторые культурные рамки, взглянуть на привычные вещи с иной точки зрения, мы обращаемся к альтернативным культурам личной истории. Упомянутый ранее случай телепортации дает нам некоторую почву для размышлений в этом направлении. Как культура справляется с возможными обстоятельствами, принимающими ту или иную форму?
Предположим, что после того, как произошло считывание информации о телепортируемом объекте, исходный «образец» уничтожается. Многие сочтут это убийством. Но разве не происходит что-то подобное в случае сна? Культура, однако, благополучно справилась с этой проблемой. Мы не считаем сон смертью. Может быть, потому, что не помним боли? Или наоборот - очень хорошо помним, что происходило вчера.
В случае телепортации боль испытывал бы не клон, а то существо, которое подвергалось бы аннигиляции. Считывание могло бы происходить за некоторое время до того, как начиналась бы аннигиляция, и тогда клон уже не помнил бы об этой боли.
Биология дала нам теорию сна как особого состояния мозга, мозговых ритмов. Ничто не свидетельствует о каком бы то ни было разрушении. Эта теория успокаивает нас. Впрочем, могло бы возникнуть такое течение мысли, где существа, разделенные фазой сна, рассматривались бы как различные личности. В нашей культуре такое направление мысли было бы несколько неуместно. Другое дело, если бы культурная эволюция пошла бы иным путем, если бы личная история оказалась бы обрамлена не рождением и смертью, а пробуждением и засыпанием. В чем это себя проявляло бы?
Мы могли бы представить себе племя, в котором существовала бы подобная культура. Может быть, люди этого племени относились бы друг к другу добрее, так как чувствовали бы дыхание приближающегося с каждой минутой небытия. Может быть, ложась спать, они прощались бы с этим миром. Но самое главное - они практиковали бы иное «я». Они практиковали бы иную систему оснований. К обязательствам своего предшественника (назовем его так) эти люди относились бы в лучшем случае, как мы иногда относимся к обязательствам своих родителей, считая естественным отдавать их долги. Хотя в этой культуре было бы вообще неуместно давать долгосрочные обязательства. Вообще в такой культуре иначе осваивалась бы память и по-другому текло бы время. Возможно, что за ненадобностью память о былых днях стала бы туманной и фрагментарной.
Для нас интересно то, что такую традицию «я» можно себе представить. Это возможная традиция. Можно сказать, что она обладала бы даже некоторыми преимуществами. Культура этого племени была бы гибкой и пластичной, так как его члены не были бы скованы долгосрочными обязательствами. Мне пришлось бы прожить некоторое время в этом племени, чтобы почувствовать дух этой системы. Думаю, что в конце концов я счел бы ее разумной и естественной.
Все это замечательно. Что же послужило решающим аргументом в пользу того пути, который был избран в действительной истории? Почему именно наша культура оказалась успешной? Насколько легко мы могли бы отказаться от такого решения в пользу альтернативного? Чем нам пришлось бы пожертвовать?
Можно заявить, что наша культура просто выиграла сражение. Долгосрочные обязательства оказались важнее пластичности. Представляется, что здесь сработало несколько факторов. Во-первых, это та колоссальная роль, которую играет наше тело как предмет возможных совместных деятельностей. Лик человека, которого я видел вчера, я узнáю и сегодня. Это естественно, если я буду считать, что это один и тот же человек. Эволюция совместных деятельностей попросту не смогла обойти это обстоятельство. Деятельности, взявшие на вооружение это обстоятельство, позволяют себе развернуться во времени и при этом оказываются успешными. Второй фактор и заключается в той значимости вчера и позавчера, которая характерна для нашего способа пребывания в мире, для нашей жизнедеятельности.
Память же была развита в нужном направлении. Такое развитие оказалось физиологически возможным. Теперь было бы уже сложно изменить этой памяти и переметнуться в стан альтернативы.