Владимир Аринин. «Не прошу мне верить…», январь 1990
Статья была опубликована в вологодской газете "Красный Севере (№ 25) январь 1990 года. Электронная версия номера - на сайте Вологодской областной научной библиотеки.
«Не прошу мне верить…»
О «вишерском» автопортрете Варлама Шаламова
Каким он был человеком - Варлам Шаламов - по своему характеру, убеждениям, морали? Ныне о нем есть воспоминания, свидетельства современников. Но более всего об этом свидетельствует его проза, она автобиографична, исповедальна.
Шаламов сказал о себе так: «Я никого не прошу мне верить, и сам не верю никому». Это - горькие слова, сказанные человеком, перенесшим тяжкие страдания. И тем не менее я абсолютно убежден - Шаламову можно и нужно верить, он - абсолютно честен как человек и писатель. Шаламов способен открыто сказать о себе и своих близких то, чего обычно не говорят - о самом тяжелом, потаенном, «подпольном» (но Достоевскому). Он не боится этого, и некоторые его признания и высказывания поражают...
Читатели могут убедиться к этом, если внимательно вчитаются в «Четвертую Вологду» и другие прозаические произведения писателя. Правда, мы еще не имеем возможности читать полного Шаламова - издано из его прозы еще немного и с купюрами. Вряд ли многие смогут прочитать и его книгу «Вишера», вышедшую недавно в издательстве «Книга» (совместно с кооперативом «Арнон»). Но главное, что это уже издано. Что же это за произведение? В аннотации говорится так: «Цикл автобиографических рассказов и очерков он назвал «Вишерой» и определил его жанр - антироман (проза 1970 года). Да, антироман - в нем нет выдуманного сюжета и выдуманных героев, тщательно сведенных сводов сложной формы». Тем не менее это - литературное произведение, документальная проза. И разумеется, она заслуживает специального, подробного анализа, но, отступив от жанра традиционной рецензии, мне хочется сегодня попытаться выяснить, каким рисуется нам автор по его повествованию, каков его автопортрет.
Человек определяется прежде всего своими поступками. По ним мы о нем и судим. Какие же поступки совершает Шаламов, описывая свое прошлое в этом «антиромане»?
Повествование начинается так. «19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни - первым истинным испытанием в жестких условиях».
Для большинства репрессированных арест - это страшный перелом, крах. Шаламов воспринимал арест иначе. «Мне подлежало испытать свои истинные качества… Никакой подавленности не было, точно все это -
и цементный пол, и решетки - все это было давно видено мной, испытано в снах и мечтах. Все оказывалось таким же прекрасным, как в моих затаенных сновидениях, и я только радовался».
Молодой Варлам Шаламов- натура деятельная, кипучая, был идеалистом. Его арестовали за то, что он примкнул к оппозиции, распространял завещание Ленина. Он являлся «представителем тех людей, которые выступали против Сталина... Со школьной скамьи я мечтал о самопожертвовании, уверен был, что душевных сил моих хватит на большие дела. Скрытое от народа завещание Ленина казалось мне достойным приложением моих сил. Конечно, я был еще слепым щенком тогда. Но я не боялся жизни и смело вступил с ней в борьбу - в той форме, в какой боролись с жизнью и за жизнь герои моих детских и юношеских лет - все русские революционеры... Увы, все оказалось гораздо страшнее».
С Шаламовым обращались как с уголовником. Ему не дали возможности ни для политического диспута, ни для обличительной речи на суде. Он оказался среди арестованных уголовников и прошел пешим этап до лагеря в Вишере (тогда это был филиал Соловецких лагерей на Урале).
Шаламов избавлялся от иллюзий жестокой ценой. Однако не намерен был сдаваться. Следует сказать, что условия лагеря в 1929 году при всей их жестокости резко отличались от того, что воцарилось повсеместно в последующее время. «Лагерь блестел частотой». Заключенные пользовались некоторыми элементарными правами. Люди имели возможность проявить себя на работе, во внутри лагерной жизни. И Шаламов был вскоре выделен среди многих - своей смелостью, умом, принципиальностью. Жить было трудно, но все-таки можно. «В лагере никто не голодал. Тяжелых работ не было. На работу никто не понукал».
Но обстановка менялась на глазах. Сталинский террор в стране усиливался. «Население арестантское росло. День и ночь шли поезда, этап за этапом. 4-е отделение Соловков было преобразовано в самостоятельный лагерь УВИТЛ. Общее количество заключенных в нем к январю 1930 года достигло 60 тысяч. А в апреле, когда пришел наш этап, было только две тысячи». Ужесточались, становились все более бесчеловечными условия жизни заключенных, «мучеников, не бывших, не умевших и не способных стать героями». И Шаламов проклял лагерь. В отличие от Солженицына, который полагал, что страдания здесь могут быть катарсисом, очистить душу, Шаламов «считает лагерь отрицательным опытом для человека - с первого до последнего часа». Сталинская пропаганда без конца твердила о «перевоспитании» и «перековке» здесь людей. На самом деле люди превращались в рабов, и за счет массового рабского труда создавались гигантские стройки.
Но, как отмечает Шаламов, «на самом деле рабы не все». И он сам не стал рабом. Он оставался мужественным, принципиальным, несломленным.
Вспоминая пережитое, впоследствии он напишет: «Я и сейчас могу заставить себя пройти по горячему железу». Во имя справедливости и правды. Такое совершить и сказать мог только человек исключительной внутренней силы.
Вглядываясь в происходившее, он пытался понять, что это все значит и чем может кончиться. Он сохранял жгучий интерес к жизни, вступал в контакты со многими интересными людьми, и рассказы о них заполняют страницы «Вишеры». Это - видные чекисты Берман и Берзин. И полковник Ушаков, получивший за лагерную службу звание Героя Социалистического Труда. И балерина - арестантка Елена Шмидт, дочь знаменитого фабриканта, участника революции 1905 года. И князь Шах-Гирей, в прошлом начальник штаба корниловской «Дикой дивизии», перешедший на сторону Красной Армии, и Осипенко, бывший секретарь Распутина, служивший до ареста в ленинградской милиции. И красный командир Степанов, который отпустил взятого в плен главу тамбовского восстания Антонова, потому что они вместе с ним сидели при царском режиме в Шлиссельбургской крепости... И многие другие, о судьбах которых можно было написать по отдельной увлекательной книге. Шаламов оставил нам живые воспоминания о них. В его «Вишере» - дыхание истории.
Но особо ценно, что «Вишера» раскрывает многие черты самого автора... Заключенный Шаламов смело поднимает голос в защиту женщин в лагере. Совместно с еще одним мужественным человеком поздней осенью 1930 года «подали заявление в адрес правительства - нет, не просьбу о прощении, а протест по поводу положения женщин в лагерях. Положение женщин в лагерях ужасно. Ни в какое сравнение не идет с положением мужчин... Помимо наказания, определенного приговором суда или особого совещания, женщине в лагере приходилось нести унижение особого рода. Не только каждый начальник, каждый конвоир, но каждый десятник и каждый блатарь считал возможным удовлетворить свою страсть с любой из встречных заключенных».
Разумеется, такой протест не мог понравиться лагерному начальству. На Шаламова обрушились новые неприятности. Но он не мог поступить иначе.
Заключительные главы «Вишеры» рассказывают о вторичном аресте Шаламова, о страшной обстановке 1937 года.
«Вишера» вышла с предисловием Олега Волкова, о котором тоже можно сказать - удивительная личность. Он отсидел в ГУЛАГе двадцать восемь лет. Ныне он в свои 90 лет много делает для нашей литературы, является автором ряда замечательных книг. Шаламова он хорошо знал и так пишет о заключительном периоде его жизни:
«Измученным инвалидом подошел он к концу своего трагического пути. Наконец забрезжили первые отсветы признания, был замечен его незаурядный талант. Он выстоял, у него хватило сил, чтобы остаться Человеком - вопреки ожесточавшим и принижавшим условиям. Однако ценой веры в возможность добра, ценой отчуждения от людей».
Перестройка открыла нам творчество Варлама Шаламова. Открываем мы его и как человека - противоречивого, сложного, но выдающегося по своим личным качествам. И становится понятно, почему он выжил и стал обличителем сталинской системы. Трудно предположить, что бы мог сделать Шаламов для литературы, если бы судьба его сложилась нормально. «Ненаписанные книги Варлама Шаламова стали бы жемчужиной литературы» - утверждает Олег Волков.
В. Аринин
«Не прошу мне верить…»
О «вишерском» автопортрете Варлама Шаламова
Каким он был человеком - Варлам Шаламов - по своему характеру, убеждениям, морали? Ныне о нем есть воспоминания, свидетельства современников. Но более всего об этом свидетельствует его проза, она автобиографична, исповедальна.
Шаламов сказал о себе так: «Я никого не прошу мне верить, и сам не верю никому». Это - горькие слова, сказанные человеком, перенесшим тяжкие страдания. И тем не менее я абсолютно убежден - Шаламову можно и нужно верить, он - абсолютно честен как человек и писатель. Шаламов способен открыто сказать о себе и своих близких то, чего обычно не говорят - о самом тяжелом, потаенном, «подпольном» (но Достоевскому). Он не боится этого, и некоторые его признания и высказывания поражают...
Читатели могут убедиться к этом, если внимательно вчитаются в «Четвертую Вологду» и другие прозаические произведения писателя. Правда, мы еще не имеем возможности читать полного Шаламова - издано из его прозы еще немного и с купюрами. Вряд ли многие смогут прочитать и его книгу «Вишера», вышедшую недавно в издательстве «Книга» (совместно с кооперативом «Арнон»). Но главное, что это уже издано. Что же это за произведение? В аннотации говорится так: «Цикл автобиографических рассказов и очерков он назвал «Вишерой» и определил его жанр - антироман (проза 1970 года). Да, антироман - в нем нет выдуманного сюжета и выдуманных героев, тщательно сведенных сводов сложной формы». Тем не менее это - литературное произведение, документальная проза. И разумеется, она заслуживает специального, подробного анализа, но, отступив от жанра традиционной рецензии, мне хочется сегодня попытаться выяснить, каким рисуется нам автор по его повествованию, каков его автопортрет.
Человек определяется прежде всего своими поступками. По ним мы о нем и судим. Какие же поступки совершает Шаламов, описывая свое прошлое в этом «антиромане»?
Повествование начинается так. «19 февраля 1929 года я был арестован. Этот день и час я считаю началом своей общественной жизни - первым истинным испытанием в жестких условиях».
Для большинства репрессированных арест - это страшный перелом, крах. Шаламов воспринимал арест иначе. «Мне подлежало испытать свои истинные качества… Никакой подавленности не было, точно все это -
и цементный пол, и решетки - все это было давно видено мной, испытано в снах и мечтах. Все оказывалось таким же прекрасным, как в моих затаенных сновидениях, и я только радовался».
Молодой Варлам Шаламов- натура деятельная, кипучая, был идеалистом. Его арестовали за то, что он примкнул к оппозиции, распространял завещание Ленина. Он являлся «представителем тех людей, которые выступали против Сталина... Со школьной скамьи я мечтал о самопожертвовании, уверен был, что душевных сил моих хватит на большие дела. Скрытое от народа завещание Ленина казалось мне достойным приложением моих сил. Конечно, я был еще слепым щенком тогда. Но я не боялся жизни и смело вступил с ней в борьбу - в той форме, в какой боролись с жизнью и за жизнь герои моих детских и юношеских лет - все русские революционеры... Увы, все оказалось гораздо страшнее».
С Шаламовым обращались как с уголовником. Ему не дали возможности ни для политического диспута, ни для обличительной речи на суде. Он оказался среди арестованных уголовников и прошел пешим этап до лагеря в Вишере (тогда это был филиал Соловецких лагерей на Урале).
Шаламов избавлялся от иллюзий жестокой ценой. Однако не намерен был сдаваться. Следует сказать, что условия лагеря в 1929 году при всей их жестокости резко отличались от того, что воцарилось повсеместно в последующее время. «Лагерь блестел частотой». Заключенные пользовались некоторыми элементарными правами. Люди имели возможность проявить себя на работе, во внутри лагерной жизни. И Шаламов был вскоре выделен среди многих - своей смелостью, умом, принципиальностью. Жить было трудно, но все-таки можно. «В лагере никто не голодал. Тяжелых работ не было. На работу никто не понукал».
Но обстановка менялась на глазах. Сталинский террор в стране усиливался. «Население арестантское росло. День и ночь шли поезда, этап за этапом. 4-е отделение Соловков было преобразовано в самостоятельный лагерь УВИТЛ. Общее количество заключенных в нем к январю 1930 года достигло 60 тысяч. А в апреле, когда пришел наш этап, было только две тысячи». Ужесточались, становились все более бесчеловечными условия жизни заключенных, «мучеников, не бывших, не умевших и не способных стать героями». И Шаламов проклял лагерь. В отличие от Солженицына, который полагал, что страдания здесь могут быть катарсисом, очистить душу, Шаламов «считает лагерь отрицательным опытом для человека - с первого до последнего часа». Сталинская пропаганда без конца твердила о «перевоспитании» и «перековке» здесь людей. На самом деле люди превращались в рабов, и за счет массового рабского труда создавались гигантские стройки.
Но, как отмечает Шаламов, «на самом деле рабы не все». И он сам не стал рабом. Он оставался мужественным, принципиальным, несломленным.
Вспоминая пережитое, впоследствии он напишет: «Я и сейчас могу заставить себя пройти по горячему железу». Во имя справедливости и правды. Такое совершить и сказать мог только человек исключительной внутренней силы.
Вглядываясь в происходившее, он пытался понять, что это все значит и чем может кончиться. Он сохранял жгучий интерес к жизни, вступал в контакты со многими интересными людьми, и рассказы о них заполняют страницы «Вишеры». Это - видные чекисты Берман и Берзин. И полковник Ушаков, получивший за лагерную службу звание Героя Социалистического Труда. И балерина - арестантка Елена Шмидт, дочь знаменитого фабриканта, участника революции 1905 года. И князь Шах-Гирей, в прошлом начальник штаба корниловской «Дикой дивизии», перешедший на сторону Красной Армии, и Осипенко, бывший секретарь Распутина, служивший до ареста в ленинградской милиции. И красный командир Степанов, который отпустил взятого в плен главу тамбовского восстания Антонова, потому что они вместе с ним сидели при царском режиме в Шлиссельбургской крепости... И многие другие, о судьбах которых можно было написать по отдельной увлекательной книге. Шаламов оставил нам живые воспоминания о них. В его «Вишере» - дыхание истории.
Но особо ценно, что «Вишера» раскрывает многие черты самого автора... Заключенный Шаламов смело поднимает голос в защиту женщин в лагере. Совместно с еще одним мужественным человеком поздней осенью 1930 года «подали заявление в адрес правительства - нет, не просьбу о прощении, а протест по поводу положения женщин в лагерях. Положение женщин в лагерях ужасно. Ни в какое сравнение не идет с положением мужчин... Помимо наказания, определенного приговором суда или особого совещания, женщине в лагере приходилось нести унижение особого рода. Не только каждый начальник, каждый конвоир, но каждый десятник и каждый блатарь считал возможным удовлетворить свою страсть с любой из встречных заключенных».
Разумеется, такой протест не мог понравиться лагерному начальству. На Шаламова обрушились новые неприятности. Но он не мог поступить иначе.
Заключительные главы «Вишеры» рассказывают о вторичном аресте Шаламова, о страшной обстановке 1937 года.
«Вишера» вышла с предисловием Олега Волкова, о котором тоже можно сказать - удивительная личность. Он отсидел в ГУЛАГе двадцать восемь лет. Ныне он в свои 90 лет много делает для нашей литературы, является автором ряда замечательных книг. Шаламова он хорошо знал и так пишет о заключительном периоде его жизни:
«Измученным инвалидом подошел он к концу своего трагического пути. Наконец забрезжили первые отсветы признания, был замечен его незаурядный талант. Он выстоял, у него хватило сил, чтобы остаться Человеком - вопреки ожесточавшим и принижавшим условиям. Однако ценой веры в возможность добра, ценой отчуждения от людей».
Перестройка открыла нам творчество Варлама Шаламова. Открываем мы его и как человека - противоречивого, сложного, но выдающегося по своим личным качествам. И становится понятно, почему он выжил и стал обличителем сталинской системы. Трудно предположить, что бы мог сделать Шаламов для литературы, если бы судьба его сложилась нормально. «Ненаписанные книги Варлама Шаламова стали бы жемчужиной литературы» - утверждает Олег Волков.
В. Аринин