Заявление Андрея Пантюхова в ГУЛАГ МООП о работе Шаламова "во глубине руд" Дальстроя, 1964
Ниже копия заявления доктора Андрея Максимовича Пантюхова - нотариально заверенный оригинал ушел в этот самый ГУЛАГ МООП, где и ветшает в архиве, если еще не сгнил.
Здесь возникает частично мнимое, а частично реальное противоречие в свидетельствах двух близких в то время, да и в послелагерные годы друзей Шаламова - Андрея Пантюхова и Бориса Лесняка. Лесняк утверждает, что половину указанного периода Шаламов провел в больнице на Беличьей. "Мы познакомились с ним ранней весной 1944 года ... Помещение под лабораторию было отведено во втором терапевтическом отделении, где с диагнозом алиментарная дистрофия и полиавитаминоз находился Шаламов уже несколько месяцев ... Шаламов уже отоспался в больнице, отогрелся, появилось мясцо на костях ... [он] усиленно искал пути как-то зацепиться, задержаться в больнице, отодвинуть возвращение к тачке, кайлу и лопате как можно дальше. Как-то Шаламов остановил меня в коридоре отделения, что-то спросил, поинтересовался, откуда я, какая статья, срок, в чем обвинялся, люблю ли стихи, проявляю ли к ним интерес ... С Шаламовым мы сразу нашли общий язык, мне он понравился. Я без труда понял его тревоги и пообещал, чем сумею помочь". Ранняя весна - это март-апрель. Если Шаламов к тому времени провел в больнице уже несколько месяцев, значит, попал он туда где-то на рубеже 1942-43 гг. Дальше опять цитаты из мемуаров Лесняка. "На Беличьей Шаламов пробыл до конца 1945 года. Два с лишним года передышки, отдыха, накопления сил, для того места и того времени - это было немало ... В начале сентября наш главный врач Нина Владимировна [Савоева] была переведена в другое управление - Юго-Западное. Пришел новый главный врач - новый хозяин с новой метлой. Первого ноября я заканчивал свой восьмилетний срок и ждал освобождения. Врача А. М. Пантюхова к этому времени в больнице уже не было. Я обнаружил в его мокроте палочки Коха. Рентген подтвердил активную форму туберкулеза. Он был сактирован и отправлен в Магадан для освобождения из лагеря по инвалидности, с последующей отправкой на «материк» ... Первого ноября с маленьким фанерным чемоданчиком в руке я уходил из больницы в Ягодный получать документ об освобождении - «двадцать пятую форму» - и начинать новую «вольную» жизнь. До половины дороги меня провожал Варлам. Он был грустен, озабочен, подавлен. - После вас, Борис, - сказал он, - дни мои здесь сочтены. Я его понимал. Это было похоже на правду. Мы пожелали друг другу удачи". Цитируется по книге: Лесняк Б. Н. "Я к вам пришел!" - Магадан : МАОБТИ, 1998, она есть в любой электронной библиотеке.
Если считать с осени 1943 и даже с весны 1944 до ноября 1945 - то и получается не меньше полутора-двух лет. Пантюхов утверждает, что Шаламов в это время работал на подземных работах, и совершенно правильно делает - трудовых книжек на заключенных Дальстроя не заводили, а подземный стаж Шаламову был нужен для добавки к нищенской пенсии, прожить на которую невозможно. При начислении стажа исходили из свидетельств людей, заслуживающих, по мнению послесталинских советских властей, доверия, таких как врач Андрей Пантюхов.
Так где же был Шаламов эти два года? Вопрос важный - и не для того, чтобы уличить Пантюхова или Лесняка во лжи. Тут следует напомнить слова самого Шаламова: "Именно Лесняку и Савоевой, а также Пантюхову обязан я реальной помощью в наитруднейшие мои колымские дни и ночи. Обязан жизнью".
Лесняк, по моим наблюдениям, старается добросовестно придерживаться дат, мест действия и объективного взгляда на происходящее, его раздражает мифотворчество автора "Колымских рассказов" и вольное обращение с фактами, он поверяет гармонию алгеброй. И Шаламов сам провоцирует на это своими рассуждениями о некоей "новой" художественной прозе, выстраданной как документ. Читатель до сих пор сбит с толку. Лесняк был сбит с толку и говорил: но ведь то, что описывается в рассказе "Облава", было совсем не так! "Потомок декабриста" - это клевета на Лунина, а "Спецзаказ" - клевета на медперсонал! С Лесняком понятно, ему претит господство эстетики над превращенными в персонажи реальными людьми и превращенными в потусторонний мир реальными топосами-локусами.
С Пантюховым тоже понятно. Пантюхов заведомо не мог лгать - он помогал Шаламову приобрести недостающие годы спасительного подземного стажа, здесь вопрос достоверности показаний попросту не уместен - горняцкий стаж для Шаламова - это как "мастырка" для заключенного, пытающегося попасть в лагерную больницу при том, что в обычных человеческих обстоятельствах его без всякой "мастырки" увезли бы на "скорой".
Непонятно другое, а именно, как все-таки быть с реальной колымской биографией Варлама Шаламова? Делать из нее дайджест "Колымских рассказов", чем и занимается популярное шаламоведение? Или все-таки искать и устанавливать достоверные факты - не для ГУЛАГ МООП, а для истории литературы, истории культуры, для понимания того, кем реально создается литература, что представляет собой человек, делающий мировую литературу и тем самым мировую культуру? Для постижения феномена вот этого конкретного гения и плодов его рук. Что, собственно, и придает занятиям филологией некоторую осмысленность.
Вот вопрос, который ставит такое во всех отношениях аутентичное, заверенное нотариусом свидетельство как заявление колымского доктора Андрея Пантюхова о стаже подземных работ своего колымского товарища Варлама Шаламова.
В ГУЛАГ МООП
от гр. Пантюхова Андрея Максимовича
прож. г. Павлодар, ул. I мая, 209, кв. 16
ЗАЯВЛЕНИЕ
Подтверждаю, что действительно гр. Шаламов Варлам Тихонович в период с 15 декабря 1942 года по 25 декабря 1945 года работал на подземных работах в шахтах приисков Северного Горно-промышленного Управления Дальстроя, а с 25 декабря 1945 года по 20 мая 1946 года на приисках Западного Горно-промышленного Управления Дальстроя. 20 мая 1946 года был направлен райбольницей ЗГПУ в Центральную больницу УСВИТЛ /23 км. Магаданской трассы/ с диагнозом "силикоз". Я в то время работал /1942-1945/ врачом прииска В. Ат-Урях СГПУ, врачом терапевтом райбольницы СГПУ /п. "Беличья"/ и в 1946 году врачом горбольниц Западного Горно-промышленного Управления /п. "Сусуман"/, что и подтверждаю.
12 июня 1964 года.
Согласно §98 Инструкции М.Ю. РСФСР по применению положения о госнотариате нотариус, свидетельствуя подлинность записи, не удостоверяет обстоятельства, изложенные в заявлении.
(Источник)
В официальной справке, выданной Шаламову в апреле того же года Министерством охраны общественного порядка (МООП, бывшее НКВД-МВД), сказано, что "сведений о характере работы, выполнявшейся (Шаламовым) в местах заключения, не сохранилось".
Ниже фрагмент биографии Шаламова за период с осени 1943 до конца 1946 на сайте Открытый список.
"1943, осень. - Болезнь. Пребывание в больнице «Беличья».
1943, декабрь - 1944, лето. - Прииск «Спокойный». Работа в шахте.
1944, лето. - Арест в Ягодном. Новое дело по доносам. Прииск «Спокойный». Использование на общих работах.
1945, весна. - Лесная «командировка» Ягодинского отдельного лагерного пункта (ОЛП).
1945, лето - осень. - Болезнь. Больница «Беличья». Работа культоргом больницы.
1945, осень. - «Командировка» лесорубов «Ключ алмазный». Побег. Ягодный. Новое дело без срока за побег. Штрафной прииск.
1945, зима. - Штрафная зона Джелгала. Общие работы.
1946, весна - декабрь. - Сусуман, малая зона. Общие работы. Встреча с А.М. Пантюховым. Направление на фельдшерские курсы при Центральной больнице для заключённых"
Здесь возникает частично мнимое, а частично реальное противоречие в свидетельствах двух близких в то время, да и в послелагерные годы друзей Шаламова - Андрея Пантюхова и Бориса Лесняка. Лесняк утверждает, что половину указанного периода Шаламов провел в больнице на Беличьей. "Мы познакомились с ним ранней весной 1944 года ... Помещение под лабораторию было отведено во втором терапевтическом отделении, где с диагнозом алиментарная дистрофия и полиавитаминоз находился Шаламов уже несколько месяцев ... Шаламов уже отоспался в больнице, отогрелся, появилось мясцо на костях ... [он] усиленно искал пути как-то зацепиться, задержаться в больнице, отодвинуть возвращение к тачке, кайлу и лопате как можно дальше. Как-то Шаламов остановил меня в коридоре отделения, что-то спросил, поинтересовался, откуда я, какая статья, срок, в чем обвинялся, люблю ли стихи, проявляю ли к ним интерес ... С Шаламовым мы сразу нашли общий язык, мне он понравился. Я без труда понял его тревоги и пообещал, чем сумею помочь". Ранняя весна - это март-апрель. Если Шаламов к тому времени провел в больнице уже несколько месяцев, значит, попал он туда где-то на рубеже 1942-43 гг. Дальше опять цитаты из мемуаров Лесняка. "На Беличьей Шаламов пробыл до конца 1945 года. Два с лишним года передышки, отдыха, накопления сил, для того места и того времени - это было немало ... В начале сентября наш главный врач Нина Владимировна [Савоева] была переведена в другое управление - Юго-Западное. Пришел новый главный врач - новый хозяин с новой метлой. Первого ноября я заканчивал свой восьмилетний срок и ждал освобождения. Врача А. М. Пантюхова к этому времени в больнице уже не было. Я обнаружил в его мокроте палочки Коха. Рентген подтвердил активную форму туберкулеза. Он был сактирован и отправлен в Магадан для освобождения из лагеря по инвалидности, с последующей отправкой на «материк» ... Первого ноября с маленьким фанерным чемоданчиком в руке я уходил из больницы в Ягодный получать документ об освобождении - «двадцать пятую форму» - и начинать новую «вольную» жизнь. До половины дороги меня провожал Варлам. Он был грустен, озабочен, подавлен. - После вас, Борис, - сказал он, - дни мои здесь сочтены. Я его понимал. Это было похоже на правду. Мы пожелали друг другу удачи". Цитируется по книге: Лесняк Б. Н. "Я к вам пришел!" - Магадан : МАОБТИ, 1998, она есть в любой электронной библиотеке.
Если считать с осени 1943 и даже с весны 1944 до ноября 1945 - то и получается не меньше полутора-двух лет. Пантюхов утверждает, что Шаламов в это время работал на подземных работах, и совершенно правильно делает - трудовых книжек на заключенных Дальстроя не заводили, а подземный стаж Шаламову был нужен для добавки к нищенской пенсии, прожить на которую невозможно. При начислении стажа исходили из свидетельств людей, заслуживающих, по мнению послесталинских советских властей, доверия, таких как врач Андрей Пантюхов.
Так где же был Шаламов эти два года? Вопрос важный - и не для того, чтобы уличить Пантюхова или Лесняка во лжи. Тут следует напомнить слова самого Шаламова: "Именно Лесняку и Савоевой, а также Пантюхову обязан я реальной помощью в наитруднейшие мои колымские дни и ночи. Обязан жизнью".
Лесняк, по моим наблюдениям, старается добросовестно придерживаться дат, мест действия и объективного взгляда на происходящее, его раздражает мифотворчество автора "Колымских рассказов" и вольное обращение с фактами, он поверяет гармонию алгеброй. И Шаламов сам провоцирует на это своими рассуждениями о некоей "новой" художественной прозе, выстраданной как документ. Читатель до сих пор сбит с толку. Лесняк был сбит с толку и говорил: но ведь то, что описывается в рассказе "Облава", было совсем не так! "Потомок декабриста" - это клевета на Лунина, а "Спецзаказ" - клевета на медперсонал! С Лесняком понятно, ему претит господство эстетики над превращенными в персонажи реальными людьми и превращенными в потусторонний мир реальными топосами-локусами.
С Пантюховым тоже понятно. Пантюхов заведомо не мог лгать - он помогал Шаламову приобрести недостающие годы спасительного подземного стажа, здесь вопрос достоверности показаний попросту не уместен - горняцкий стаж для Шаламова - это как "мастырка" для заключенного, пытающегося попасть в лагерную больницу при том, что в обычных человеческих обстоятельствах его без всякой "мастырки" увезли бы на "скорой".
Непонятно другое, а именно, как все-таки быть с реальной колымской биографией Варлама Шаламова? Делать из нее дайджест "Колымских рассказов", чем и занимается популярное шаламоведение? Или все-таки искать и устанавливать достоверные факты - не для ГУЛАГ МООП, а для истории литературы, истории культуры, для понимания того, кем реально создается литература, что представляет собой человек, делающий мировую литературу и тем самым мировую культуру? Для постижения феномена вот этого конкретного гения и плодов его рук. Что, собственно, и придает занятиям филологией некоторую осмысленность.
Вот вопрос, который ставит такое во всех отношениях аутентичное, заверенное нотариусом свидетельство как заявление колымского доктора Андрея Пантюхова о стаже подземных работ своего колымского товарища Варлама Шаламова.
В ГУЛАГ МООП
от гр. Пантюхова Андрея Максимовича
прож. г. Павлодар, ул. I мая, 209, кв. 16
ЗАЯВЛЕНИЕ
Подтверждаю, что действительно гр. Шаламов Варлам Тихонович в период с 15 декабря 1942 года по 25 декабря 1945 года работал на подземных работах в шахтах приисков Северного Горно-промышленного Управления Дальстроя, а с 25 декабря 1945 года по 20 мая 1946 года на приисках Западного Горно-промышленного Управления Дальстроя. 20 мая 1946 года был направлен райбольницей ЗГПУ в Центральную больницу УСВИТЛ /23 км. Магаданской трассы/ с диагнозом "силикоз". Я в то время работал /1942-1945/ врачом прииска В. Ат-Урях СГПУ, врачом терапевтом райбольницы СГПУ /п. "Беличья"/ и в 1946 году врачом горбольниц Западного Горно-промышленного Управления /п. "Сусуман"/, что и подтверждаю.
12 июня 1964 года.
Согласно §98 Инструкции М.Ю. РСФСР по применению положения о госнотариате нотариус, свидетельствуя подлинность записи, не удостоверяет обстоятельства, изложенные в заявлении.
(Источник)
В официальной справке, выданной Шаламову в апреле того же года Министерством охраны общественного порядка (МООП, бывшее НКВД-МВД), сказано, что "сведений о характере работы, выполнявшейся (Шаламовым) в местах заключения, не сохранилось".
Ниже фрагмент биографии Шаламова за период с осени 1943 до конца 1946 на сайте Открытый список.
"1943, осень. - Болезнь. Пребывание в больнице «Беличья».
1943, декабрь - 1944, лето. - Прииск «Спокойный». Работа в шахте.
1944, лето. - Арест в Ягодном. Новое дело по доносам. Прииск «Спокойный». Использование на общих работах.
1945, весна. - Лесная «командировка» Ягодинского отдельного лагерного пункта (ОЛП).
1945, лето - осень. - Болезнь. Больница «Беличья». Работа культоргом больницы.
1945, осень. - «Командировка» лесорубов «Ключ алмазный». Побег. Ягодный. Новое дело без срока за побег. Штрафной прииск.
1945, зима. - Штрафная зона Джелгала. Общие работы.
1946, весна - декабрь. - Сусуман, малая зона. Общие работы. Встреча с А.М. Пантюховым. Направление на фельдшерские курсы при Центральной больнице для заключённых"