Марк Головизнин. "Чем болел Шаламов" (окончание)

Jan 10, 2018 00:31

(начало здесь)

Хорея Гентингтона - это наследственное, неуклонно прогрессирующее заболевание нервной системы, которое характеризуется распространенным хореическим гиперкинезом (непроизвольными и неконтролируемыми движениями) и имеющее неуклонно прогрессирующее течение. В классическом описании Гентингтон отметил три главных особенности заболевания: 1) наследственную природу; 2) позднее появление клинической симптоматики (в возрасте 40-50 лет); 3) развитие деменции. Классическая гиперкинетическая форма хореи Гентингтона начинается обычно на 4-7 десятилетии жизни. При значительной длительности заболевания из-за выраженных гиперкинезов больные теряют способность самостоятельно передвигаться и даже обслуживать себя. Врач невролог Михаил Иосифович Левин, лечивший Шаламова в 67-й больнице в феврале - марте 1979 года, оставил воспоминания о своем пациенте. Он сообщает, что общение с Шаламовым было затруднено из-за значительно сниженного слуха и зрения, кроме того, этому мешали судорожные движения в лице и бросковые судороги в руках и ногах. Шаламов поднимался и ходил с невероятным трудом, нуждался в помощи для передвижения. Примечательно, что на тот период у Шаламова не были выявлены типичные для болезни Меньера глазодвигательные симптомы и нистагм, зато отмечалась значительная патология поведения, проявляющаяся внезапными приступами агрессивности. Левин также упоминал, что «настроение Шаламова часто менялось от гордого, настойчивого, очень резкого в обращении, нетерпимого прямо к противоположному - мягкому, испуганному, жалобному «будто просящему милостыню». В публикации Левин специально пояснил: «Шаламов страдал не от болезни Меньера, а имел очень серьёзное неврологическое (не психоневрологическое, а именно неврологическое) заболевание с тяжёлым повреждением мозга, с непроизвольными движениями во всех конечностях. При такой болезни речь человека дизартрична. Болезнь Меньера же лечится отоларингологами, с ней люди живут и работают». К сожалению, о последних годах жизни Шаламова известно очень мало. Уточнение обстоятельств его болезни и трагической гибели должно стать задачей дальнейших исследований»24.
В современных условиях диагноз хореи Гентингтона подтверждается генетическим исследованием, которое тогда в условиях обычной городской больницы было нереальным, равно как и необходимая для уточнения диагноза магнито-резонансная томография головного мозга. Судя по тексту справки, который не лишен неточностей и небрежностей, диагноз хореи был установлен Шаламову клинически - методом исключения: инсульт можно было отвергнуть в связи с отсутствием т.н. очаговой симптоматики - параличей и парезов, а также сохранением долговременной памяти. Последнее также позволяет отвергнуть Болезнь Альцгеймера. Многолетнее медленно прогрессирующее течение болезни позволяло усомниться в диагнозе «опухоль мозга» или «опухоль мозжечка», отсутствие припадков дало возможность отвергнуть эпилепсию. Оставался еще «дрожательный паралич» - болезнь Паркинсона, но для нее характерен постоянный мелкоразмашистый тремор головы и конечностей, а у Шаламова, судя по справке, на первом плане были крупноразмашистые непроизвольные движения - гиперкинезы, нарушение речи и выраженная атаксия, проявившиеся, как указано в справке, примерно за восемь лет до настоящей госпитализации. Это подтверждается приведенными выше данными переписки писателя.
Вместе с тем, мемуары близких Шаламову людей позволяют сделать более определенные предположения о начале его болезни.  В этом отношении ценны свидетельства колымского фельдшера Бориса Лесняка, который состоял с Шаламовым в дружеской переписке и эпизодически встречался в Москве.  То, каким Лесняк увидел Шаламова в Москве во время первой их встречи в июне 1957 года, дает основание предполагать полное отсутствие у него видимых неврологических расстройств: «Навстречу мне шел легкой, пружинистой походкой рослый, по-летнему одетый мужчина. Возможно, я не задержал бы на нем взгляда и прошел мимо, если бы этот человек не раскинул широко руки и высоким, знакомым мне голосом не воскликнул: «Ба, вот это встреча!»25. Автор этих строк, общавшийся с Б.Н. Лесняком с 1992 года до самой его кончины, может свидетельствовать, что Лесняк был наблюдательным человеком и большое значение уделял деталям и частностям в описаниях. На наш взгляд детали и частности в поведении и привычках Шаламова, зафиксированные Лесняком в 60-е годы, могут быть интересны для реконструкции «анамнеза морби» и обсуждения предположительного диагноза хореи Гентингтона. Ниже мы попытаемся это сделать, используя принятый в естественнонаучных статьях метод сопоставления симптомов болезни с признаками, замеченными в воспоминаниях Лесняка.



Отметим, что сходные признаки у Шаламова замечал не только Лесняк. «Низкоамплитудные» гиперкинезы были также зафиксированы в конце 60-х годов литератором и врачом-психиатром Ю.Л. Фрейдиным, который писал: «Варлам Тихонович уже немолод и не очень здоров, приступы болезни, которую он считал болезнью Меньера, - не знаю, так ли это было на самом деле, - в общем, ему досаждали, конечно. … Это как-то влияло на общую его моторику, которая была немножко такой рваной, не плавной. Её хорошо показывала сама Надежда Яковлевна28. Эти особые жесты: руки вперёд». Всё, упомянутое здесь, равно как и усиление атаксии Шаламова в стрессе - при общении с милицией или водителями, подозревавшими его нетрезвое состояние, дает основание предполагать постепенное и неуклонное развитие неврологических расстройств с середины 60-х годов. Вероятно, после «меньероподобного» дебюта болезни в 1958 году у Шаламова был определенный светлый промежуток, когда симптоматика еще не прогрессировала. Кроме указанных гиперкинезов, Лесняк посчитал возможным остановиться и на изменениях личности Шаламова, а именно, на отрицательной динамики характерологических черт писателя: «Варлам Тихонович был уверен, что все его соседи по новой квартире стукачи, специально к нему приставленные, что за каждым его шагом следят, что телефон прослушивается и, вполне вероятно, комната тоже … Характер его стал несносен. Он подозрителен, всегда раздражен, нетерпим ко всем и всему, что противоречит его представлениям и желаниям. Он терроризирует продавщиц магазинов ближайшей округи: перевешивает продукты, тщательно пересчитывает сдачу, пишет жалобы во все инстанции. Замкнут, озлоблен, груб»29.
Возможно, эта характеристика, пересказанная Лесняком со слов бывшей супруги Шаламова О.С. Неклюдовой, сгущает краски, но, она также соответствует проявлениям хореи Гентингтона30: «У пациента наблюдаются резкие перепады настроения. Он может быть чрезмерно агрессивен, плаксив, возможны психические расстройства, обусловленные повышенной подозрительностью к окружающим людям и всем предметам, а также обоснованные сверхценными идеями»31 .
Надо сказать, что воспоминания Б.Н. Лесняка о Шаламове, в частности, не вполне осознанная детализация ряда признаков, являющихся, по-видимому, симптомами болезни, а также в ряде случаев - некоторый субъективизм автора, вызвали отрицательное отношение к его мемуарам. Как сказал в свое время известный ученый-языковед В.М. Алпатов, у нас «издавна существует неписаная традиция, в соответствии с которой биография … какого-либо заслуживающего внимания деятеля должна быть стопроцентно положительной. В чем-то эта традиция идет от жанра житий святых»32. В реальной жизни характер творческих личностей, включая таких гениев, как Пушкин и Лермонтов, даже в здоровом состоянии не отличался уживчивостью и коммуникабельностью, а в периоды творческого спада или болезни, негативизм у них резко обострялся. Впрочем, о негативных чертах характера Шаламова (эгоцентризм, резкость, категоричность) упоминали и другое его биографы, в том числе и друг писателя И.П. Сиротинская, правда, без детализации, считая их последствием лагеря. Лесняк придерживался этой же точки зрения. По крайней мере, я никогда не слышал от него предположений о диагнозе болезни Шаламова. Не имея специальных знаний в области неврологии, он, видимо, не осознавал патологический характер описанных им физических и личностных признаков. Но его описание на наш взгляд не имело цели принизить Шаламова как человека и как творца. У автора этих строк интерес и симпатии к личности и творчеству Шаламова формировались в ходе многолетнего общения именно с Б.Н. Лесняком и его супругой - врачом Н.В. Савоевой. На наш взгляд, Лесняк как мемуарист, в силу наблюдательности и прошлого медицинского опыта не испытывал «аллергии» к личностному негативу и не дистанцировался от отрицательных черт своего колымского товарища.
Несмотря на сказанное выше, мы далеки от мысли давать «клиническое» объяснение всем разногласиям и разрывам Шаламова с некогда близкими ему людьми. Из опубликованного мемуарного наследия писателя, например, очевидно, что его разногласия с Солженицыным носили реальный и мировоззренческий характер. Это подтверждается словами самого Солженицына, опубликованными в журнале «Новый мир» более 15-ти лет назад33.
Еще одно предположение о том, чем болел Шаламов в последние годы жизни, было высказано врачом из Рязани Н.Е. Ларинским - автором длинного ряда статей о болезнях знаменитых личностей прошлого и настоящего - от Ричарда III и Наполеона до Уго Чавеса. По мнению Ларинского, причиной тяжелых неврологических расстройств Шаламова была …. барбитуратная токсикомания34. Данное предположение Ларинский основывает на единственной цитате В.Т. Шаламова взятой им из контекста биографии писателя в ЖЗЛ, написанной В.В. Есиповым. «Я каждый день принимаю снотворное (нембутал) и не делал ни одного перерыва за восемнадцать лет... За эти восемнадцать лет я написал немало, и так как я никаких лекарств, кроме нембутала, не принимал и не принимаю, то все отношу на его благодетельный счет»35
Нембутал (пентобарбитал) -  снотворное средство на основе барбитуровой кислоты, действительно применялось Шаламовым, о чем свидетельствуют и воспоминания друзей, и переписка писателя. Вместе с тем аргументация Ларинского, изложенная в стиле - есть несколько мнений - моё и неправильные, вызывает существенные возражения. Во-первых, помимо указанной цитаты о «благодетельности» нембутала, обусловленной, по-видимому, некоторой бравадой Шаламова36, существуют его записи с куда более сдержанным отношением к этому препарату: «Нембутал я принимал двенадцать лет, каждый день не увеличивал дозы, хотя имею указание приема от профессора только увеличить, если надо. Но мне - не надо». Более того, в воспоминаниях Л. В. Зайвой содержится примечательное свидетельство: «А еще потом, когда я у него убиралась и открыла один из ящиков, я увидела там залежи нембутала. Он его и не пил»37. И.С. Исаев, в уже цитированных нами воспоминаниях пишет: «Шаламов, кажется, никогда не курил и не пил спиртного. Думаю, что это с его стороны не требовало никаких усилий воли. Просто он был человеком, не нуждающимся в подобных стимуляторах»38. При всей субъективности мемуаров и кажущейся объективности симптоматики, оставлять сказанное выше без внимания некорректно. Во-вторых, безапелляционно констатируя свой диагноз, Ларинский, похоже, не замечает, что противоречит самому себе. Барбитуратная интоксикация действительно вызывает в перспективе тяжелые нарушения психики и интеллекта у зависимых от нее людей, главным и ранним из которых является выраженная «апраксия» - невозможность совершать какую-либо деятельность, особенно интеллектуальную, не только из-за токсических свойств препарата, но и из-за постоянной сонливости. Поскольку прием барбитуратов не вызывает чувства удовольствия, то его предпочитают личности определенного склада характера - склонные к саморазрушению, что принципиально противоположно художественному творчеству. Если бы Шаламов был действительно физически зависимым от барбитуратов в течении 18 лет, как это пытается представить Ларинский, некритично оценивая мемуарные свидетельства, читатель вряд ли бы увидел стихи и прозаические произведения писателя, которые были написаны именно в этот период времени. Кстати, вопреки Ларинскому, Шаламов «ухитрялся диктовать» свои стихотворения не только в конце 70-х годов, но и в начале 80-х, уже будучи пациентом дома инвалидов. В-третьих - барбитуратная зависимость идет рука об руку с тяжелым абстинентным синдромом, вследствие которого большая часть токсикоманов не доживает до деменции, а погибает в результате суицидов. В последние годы жизни Шаламов часто и подолгу находился под наблюдением медиков в Ялте, Коктебеле и, наконец, в Москве. Если взять даже ограниченный период времени, описанный в мемуарах доктора Левина, когда Шаламов был на лечении в стационаре 67-й больницы Москвы и когда из-за тремора рук он не мог себя обслуживать и, следовательно, принимать таблетки самостоятельно, врачи не констатировали у него никаких признаков абстиненции. Нембутал в качестве назначенной терапии не фигурирует в выписке из московской 67-й больницы.  Как мы уже писали, биографические данные писателя не демонстрируют его склонности к суицидальным действиям39. В-четвертых, проанализированный нами ход болезни не позволяет категорически утверждать, что «резкое ухудшении состояния» произошло у Шаламова именно в 1977 году, после чего по Ларинскому он «резко интеллектуально деградировал». В 1977 году у Шаламова был издан его последний прижизненный сборник стихотворений «Точка кипения». Обсуждение процесса издания, распространения и откликов на него отражено в переписке писателя того периода. Одно из последних писем на эту тему было отправлено Шаламовым Ю.А. Шрейдеру из Ялты в конце сентября 1978 года. Одновременно с этим существующие свидетельства показывают медленное и неуклонное прогрессирование течение заболевания на протяжение двадцати лет.
Здесь уместно сказать и об особенностях деменции больных хореей Гентингтона, которая формально указана в специальной литературе как исход данного заболевания. Источники уточняют, что интеллект и профессиональные навыки при этой болезни страдают в последнюю очередь, вслед за расстройствами движения, функции органов чувств и патологией черт характера. Значительная вариабельность проявлений деменции заставляет исследователей усомниться в том, что она имеет при хорее Гентингтона такой же принцип генетического наследования, как «гиперкинезы». Кроме того, добавим, что диагноз «деменции» - грубого интеллектуального дефекта -  может быть достоверно установлен при возможности адекватной коммуникации с пациентом, при условии, что он слышит вопросы врача и способен говорить - давать на них ответы. В этом отношении врачебная «экспертиза», ставшая поводом для перемещения Шаламова, страдавшего выраженными нарушениями слуха и речи в интернат для психохроников в январе 1982 года, имела, на наш взгляд, более чем формальный, необъективный характер. Подтверждением тому могут служить не только стихи, который писатель продолжал диктовать в последний период жизни, но и свидетельство врача-психиатра Д.Ф. Лаврова, приглашавшегося в дом инвалидов для диагностирования Шаламова. Его фраза: «Это не наш пациент» - более, чем красноречива
 В то же время одна из мыслей Ларинского заслуживает внимания.  Хорея Гентингтона - наследственное заболевание, наследуемое по т.н. «аутосомно-доминантному типу». Это означает, что наличие дефектного гена вызывает проявление заболевания у всех индивидов, которые его унаследовали - родителей, детей, внуков и т.д. Пользуясь этим, Ларинский критикует доктора Левина за то, что он якобы проигнорировал выяснение родословной Шаламова на предмет этой наследственной патологии. Как представляется нам, критика Ларинского и в этом аспекте страдает односторонностью. Отчетливо проследить семейную картину хореи Гентингтона возможно при том условии, если ее симптомы проявляются достаточно рано, а больные находятся в поле зрения квалифицированных неврологов. Чем позже и медленнее манифестирует болезнь, тем больше ее признаки (при отсутствии консультации специалиста) могут быть приняты за проявления типичных для пожилого возраста страданий: инсульта, церебросклероза, паркинсонизма и пр. Оба родителя Шаламова умерли в возрасте около 65 лет, а о последнем десятилетии их жизни мы знаем только то, что они были больны и беспомощны. Факт слепоты отца Шаламова от глаукомы, резко прогрессировавшей с 1920 г., может быть объяснен возрастом и перенесенным стрессом (после гибели сына Сергея). Поскольку писатель на склоне лет практически не поддерживал связи с родственниками, мы очень мало знаем подробностей о взрослой жизни его братьев, сестер, дочери.
Пристального внимания заслуживает письменное свидетельство, оставленное дядей писателя священником села Вотча края Коми Прокопием Шаламовым относительно своих родителей. Его отец, священник Николай Шаламов скончался в 1910 году. В некрологе Прокопий Николаевич оставил следующие слова: «Необходимо еще отметить великое испытание, посланное ему (Н.И. Шаламову -  М.Г.) Богом, в горе семейной жизни. Горячо любимая его супруга заболела сильным нервным расстройством. Этот тяжелый крест покойный многие годы, до гробовой доски нес с замечательным терпением, без тени ропота и досады, смиряясь, но, не падая духом под страшным ударом»41.   Если интерпретировать эти слова современным медицинским языком, то они говорят, - у бабушки В.Т. Шаламова возникло какое-то тяжелое, неизлечимое неврологическое заболевание, сделавшее ее полным инвалидом на долгие годы42. С учетом всего этого окончательный и категоричный ответ на вопрос болел ли Шаламов хореей Гентингтона или сходным с ней другим наследственным заболеванием можно получить только с помощью генетической экспертизы его родственников и их потомков, если таковая будет возможной43.

«Закон сопротивления распаду» (Вместо послесловия)

Всемирно известный нидерландский художник Винсент Ван Гог был с детства слабым физически. В молодые годы, когда он начал писать картины, его мучили тяжелейшие приступы головокружения, которые сопровождались тошнотой, неукротимой рвотой, но чередовались со «светлыми» периодами, во время которых он был совершенно здоров. Считается, что тяжело страдая от частых приступов головокружения, сопровождающихся нестерпимым шумом в ушах, доводившего его до исступления, Ван Гог отрезал себе ухо. Несколько десятилетий спустя, когда его история болезни стала предметом анализа медицинских светил Европы, диагноз болезни Меньера был также среди предположений о том, чем страдал великий художник. Окончательного ответа на этот вопрос до сих пор нет. При жизни Ван Гога врачи подозревали у него эпилепсию, позже речь шла о шизофрении, а также об алкогольном поражении мозга вследствие его пристрастья к абсенту и даже о нейросифилисе, поскольку достоверно известно об общении Ван Гога с проститутками. Среди родственников Ван Гога со стороны матери были эпилептики. Эпилепсией страдала одна из его тёток. Важно то, что по воспоминаниям наблюдавших художника докторов, в те дни и часы, когда болезнь отступала, Ван Гог начинал работать от восхода до заката, писал упоенно и вдохновенно, по две-три картины в день. Примечательно, что даже те психиатры, которые были склонны констатировать у Ван Гога раннее начало шизофрении, не находили в его картинах характерных симптомов патологического творчества шизофреников: распада художественной формы, монохромии и т.д. В 1981 году Шаламов, будучи беспомощным пациентом дома инвалидов, диктовал следующие строки:

…Горсть драгоценных рифм
К твоему приходу готова,
Ртом пересохшим моим
Перешептано каждое слово.

Тонкой струей текут
Они в твои ладони:
Жизнь, упорство и труд,
То, что вовек не утонет44.

Это, как и все сказанное выше, заставляет вспомнить фразу Шаламова из его «Воспоминаний (о Колыме)», написанных в начале 1970-х годов: «Как вывести закон распада? Закон сопротивления распаду?» (Последняя фраза, между прочим, была использована в названии международной шаламовской конференции в Праге). Мы понимаем, что писатель вел речь о нравственном распаде людей, что он часто наблюдал в лагере.  Но можем ли мы сказать нечто подобное о самом Шаламове, даже судя по последним годам его жизни? По крайней мере, клинический термин «распад личности» [формулировка Сиротинской из интервью Джону Глэду, журнал Время и мы, №115, Нью-Йорк, 1992] здесь кажется абсолютно неуместным. Общий вывод напрашивается один: художественное творчество, условия реализации которого требуют целостности внутреннего мира художника и целостного восприятия им внешнего мира, является действенным препятствием на пути внешних и внутренних факторов, разрушающих личность человека.

1 История настоящего заболевания (лат.)  - Прим. автора.
2 Цит. По: Дружбинский В. // Болезнь и смерть Чехова. Электронный ресурс  http://chehov.niv.ru/chehov/bio/bolezn-i-smert.htm
3 Цит. По: Дружбинский В. // Болезнь и смерть Чехова. Электронный ресурс  http://chehov.niv.ru/chehov/bio/bolezn-i-smert.htm
4 Там же,.3, 374
5 Есть точная дата - 19 ноября,  зафиксированная  в дневнике писателя в  РГАЛИ: Ф.2596, оп.3, ед.хр.23, л.14об. Приступ начался в Ленинской библиотеке, где он работал, а пик пришелся, очевидно, на время дороги домой, в метро. - Прим. ред.
6 Там же,1, 409-410
7 Там же. 4, 56
8 Из черновиков «Четвертой Вологды» ( ВШ7, 7, 422). - Прим. ред.
9 Там же, 6, 547-548
10 Там же, 7, 75-76
11 Там же, 5, 259
12 Там же, 3,189
13 Это, в частности, следует из переписки В.Т. Шаламова с бывшим колымским врачом Ф.Е. Лоскутовым в 1958 году. Лоскутов высказывал Шаламову современные на тот момент представления о патогенезе  болезни Меньера и разъяснял смысл данных ему лечебных рекомендаций. (ВШ7,6,245-246)
14 Фотокопия справки хранится в фотоархиве сайта www.shalamov.ru https://shalamov.ru/gallery/9/23.html
15 Проект справки. /Крупно: Медицинская справка /Больной писатель Шаламов Варлам Тихонович, 1907 г.р. страдает (хронически болен) /Пропуск /Крупно: Расстройством вестибулярного аппарата, что проявляется в шаткой походке (неустойчивая), заикании, потере слуха, головокружении, тошноте./ Пропуск /Больной может ошибочно быть принят за пьяного. Заплетающаяся речь. Больной может внезапно упасть. В случае появления приступа на улице или в общественных местах просьба к гражданам оказать больному первую помощь: помочь лечь в горизонтальное положение, положить в тень, облить голову холодной водой, ноги согреть. /Пропуск /Вынести на свежий уличный воздух из душного помещения, только не на солнце. /Не усаживать и не поднимать головы. /Вызвать «Скорую помощь»! (ВШ7, 6, 353).
16 Есипов В. Шаламов. М.2012.ЖЗЛ. с.324
17 ВШ7, 6, 352
18 Зайвая Л.  Воспоминания о Шаламове. Цит. по: Электронный ресурс: https://shalamov.ru/memory/168/
19 ВШ7, 6, 336-338.
20 Исаев И.С. Первые и последние встречи. Шаламовский сборник. Вып. 2. Сост. В. В. Есипов. - Вологда: Грифон, 1997. - С.89-97.
21 Здесь «самой по себе» (лат.)  - (Прим. автора)
22 Так в документе. Правильно: Хорея Гентингтона  - (Прим. автора)
23 Фотокопия выписки хранится в фотоархиве сайта www.shalamov.ru https://www.shalamov.ru/gallery/21/1.html
24 Шаламовский сборник. Вып. 4. М. Литера. 2011. С. 61-77.(также см.: https://shalamov.ru/memory/169/)
25 Лесняк Б. «Я к Вам пришел». //Архивы памяти. Магадан, МАОБТИ, 1998 г., с. 217.
26 Сведения о хорее Гентингтона, полученные из различных специальных изданий, приведены в частности, на электронном ресурсе http://www.medlinks.ru/modules.php?op=modload&name=Forum&file=viewtopic&topic=57907&forum=82
27 Лесняк, указ. соч., с. 211-213.
28 Н.Я. Мандельштам  - (прим. автора)
29 Лесняк, указ. соч., с. 228.
30 См. приведенное выше описание поведения Шаламова в больнице, сделанное М.И. Левиным
31 Электронный ресурс https://medn.ru/statyi/Xoreyagentingtona.html
32 Алпатов В. //Николай-Николас Поппе. М., 1996, с. 3-4.
33 Подробнее об этом: Есипов В.Шаламов, ЖЗЛ,  с. 265-279, 290-309, Головизнин М. Шаламов и внутрипартийная борьба 1920-х годов//Шаламовский сборник, вып. 3, Вологда 2002, с. 160-168.
34 Здесь и далее см. Электронный ресурс http://uzrf.ru/publications/istoriya_i_bolezni/Nikolay-Larinskiy-ynizitelnaya-vesh-jizn/
35 Есипов В.Указ. соч. с.238
36 Как свидетельствуют данные литературы, барбитураты не вызывают у пациентов эйфории или творческого подъема - Прим. автора.
37 Зайвая Л. Указ. соч.
38 Исаев И. Указ. соч.
39 Упомянутая в воспоминаниях И.С. Исаева фраза Шаламова: «В богадельню не пойду, а насильно отправите - повешусь» больше свидетельствует не о суицидальных мыслях, а о самозащите - беспомощного человека против возможного насильственного переселения -  Прим. автора.
40 Видеозапись интервью с Д.Ф.Лавровым имеется в архиве международного «Мемориала». Во избежание кривотолков о том, что Шаламов в данном случае якобы стал жертвой «советской психиатрии», КГБ и т.д., необходимо подчеркнуть, что перемещение его в психоневрологический интернат было спровоцировано шумихой вокруг больного Шаламова, поднятой после публикации А. Морозовым его последних стихов на Западе в «Вестнике русского христианского движения» в 1981 г. Как замечала И.П.Сиротинская, «бедная, беззащитная его старость сделалась предметом шоу» (Сиротинская И. Мой друг Варлам Шаламов, М.,2006, С. 53). Без этой шумихи, по ее словам, не было бы никаких экстренных врачебных комиссий, и Шаламов бы мог спокойно дожить свою жизнь в доме престарелых - Прим. ред.
41 Шаламов П. Церковно-историческое описание Вотчинского прихода Усть-Cысольского уезда, Вологодской губернии. Цит. по: Электронный ресурс: http://parishes.mrezha.ru/library.php?id=37&pn=0
42 Непосредственным толчком к этому расстройству послужил, по-видимому, факт, что на ее глазах молнией убило одного из детей. (Есипов В. Шаламов. М.2012.ЖЗЛ. с.17). Для многих генетических, иммунных болезней, а также рака манифестация клинической картины после душеных потрясений является типичной. - Прим. автора.
43 В этом отношении заслуживает внимание информация о наличии непроизвольных гиперкинезов у одного из потомков П.Н. Шаламова при встрече с ним в начале 1990-х годов.  - Прим. автора.
44 Обращено к И.П. Сиротинской и записано ею (ВШ7,3,441)

Марк Головизнин, кандидат медицинских наук (Москва)

шаламоведение, Марк Головизнин, Варлам Шаламов, биография

Previous post Next post
Up