Шаламов как истина о человечности в последней инстанции
Статья опубликована в культурологическом журнале «Опустошитель», №22, Хронос, Москва, июль 2017. Электронная версия - на сайте издательства Опустошитель Инверсия культуры.
Эпатажная трепотня в основном.
В качестве приложения - статья Максима Горюнова "Шаламов. Критика антропологии (не)насилия".
_________
Максим Горюнов, Жюли Реше
Иди и смотри
Говоря о советских войсках, вступивших в Восточную Пруссию, военный корреспондент Наталья Гессе, вспоминала: «Русские солдаты насиловали всех немок в возрасте от 8 до 80. Это была армия насильников»1. Многие немки, не имея возможности спрятаться или сбежать, просили их убить или сами убивали себя и своих дочерей.
С приходом советских войск насилие ни на секунду не прекратилось. Изменился только список жертв: на месте евреев, цыган и славян оказались немцы и прибалты. Разница в насилии была сугубо инструментальная - советские войска, если верить Гессе, действовали архаичнее. Суть осталась той же.
Когда мы говорим об освобождении Европы от фашизма, мы упускаем из виду, что именно эта реальность и была предельным выражением освободительного наступления: победившая сторона обновляла список жертв, считая его более справедливым.
Вообще, любой победитель - это новый список жертв, оправданный списком жертв проигравшего. Советские войска преследовали немцев, ссылаясь на преследование немцами советских людей. Немцы, до того, как усилиями союзников Германия была обращена в пепел, ссылались на якобы имевшее место преследование со стороны евреев.
Признав это, нам не уйти от вопроса о том, что же такое на самом деле человек, если борьба против насилия оборачивается насилием, которое также оборачивается насилием и так до бесконечности?
***
Фашистский режим указывает нам на тёмную сторону человека, о которой он не желает знать. Нечто, ужасающее нас в самих себе; что мы упорно, наплевав на логику, отказываемся признавать своим.
Фашизм до сих пор остается популярной темой для интеллектуальных рефлексий. Его популярность говорит о том, что несмотря на покой и моральную негу нашего времени, мы ощущает острую потребность в том, чтобы придумывать себе новые и новые способы как нам не узнать себя в убийцах, марширующих с факелами.
Почти все без исключения интеллектуалы, анализирующие фашистский режим, представляли его как чуждое нам явление. Только эти ненормальные немцы способны на две мировые войны и лагеря уничтожения. К нам, таким чистым, это не имеет никакого отношения. Мы, такие чистые, имеем полное право кидать в них камни.
Основной мотив этих реверсивных камланий - не допустить повторения. Интеллектуалами и их аудиторией движет наивная вера в собственную моральность. Якобы, за исключением немцев, человечество прекрасно и при свете разума не отбрасывает тени фашизма.
Усилия интеллектуалов направлены на изоляцию источника страха. Они помогают нам еще раз убедить себя в том, что у нас нет ничего общего с теми людьми в чёрной форме. Благодаря стараниям интеллектуалов, человечество научилось на уровне теории изолировать фашизм, приписывая его чьей-то конкретной злой воле: “Боже, как же ужасны эти немцы!”
Мы готовы на что угодно, лишь бы сохранить наши иллюзии о нашей безгрешности. Даже самые смелые признания интеллектуалов в том, что фашизм живет в каждом из нас, оказывались повтором ритуальной фразы “фашизм - это не я”. Эти признания лишь усугубляют нашу наивную веру в то, что возможно человечество, излучающее нравственность.
Кроме того, эти признания - попытка делиниации внутри конкретного человека. Предполагается, что выявленное фашизмом измерение не является проявлением фундаментального свойства нашей природы. Ни в коем случае! Фашизм - лишь одна из ее составных частей, которую возможно уничтожить. Если постараться, в человеке не останется ничего злого и он навсегда избавится от угрозы оказаться в строю эсэсовцев.
Интеллектуалы убеждают нас в том, что само наше нежелание узнавать себя в фашизме и наш ужас перед реалиями фашистского государства являются гарантией нашего иммунитета к пламенной речи Гитлера. Они говорят нам, что измерение человека, воплощенное в фашизме, можно вытравить. Трагедия человечества в том, что сама эта вера изобличает в нас фундаментальную мощь реальности, открытую фашизмом.
***
Человечество отворачивается от того, что указывает на условность границы между ним и фашизмом. Одна из самых успешных попыток такого изобличения - книга Ханны Арендт “Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме», где она анализирует события Холокоста, пытаясь дать им беспристрастную оценку.
За свой беспристрастный взгляд Арендт поплатилась сполна. По утверждению Сьюзен Нейман, книгу Арендт “ругали больше, чем любую другую работу по моральной философии, вышедшую в 20 веке”2. Как утверждает Михаэль Дорфман: “После выхода книги Арендт большинство израильских друзей порвали с ней отношения [...]. Арендт в Израиле бойкотировали более 30 лет”3.
Реакция на книгу Арендт - это реакция защиты устоявшейся формы делиниации, гарантирующей, что фашизм - это не мы. В рамках этой формы единственными носителями зла оказались сторонники нацизма.
Арендт указывает на относительность такой делиниации. Ирония, выявленная Арендт, - в сходстве между нацистской идеологией и идеологией иудаизма. В их вере в свою исключительную ценность, обособленность, жесткое разделение на своих и чужих.
Арендт была достаточно смела, чтобы указать на массовое пособничество и вовлеченность евреев в события Холокоста. Больше того, она признает, что без их содействия случившееся было бы невозможно.
Суд над подполковником СС Адольфом Эйхманом, в сущности, повторяет преступление нацистов, так как заканчивается смертной казнью. То есть намеренным уничтожением человека человеком.
Как бы смела не была Арендт и как бы далеко она не зашла в утверждении неприемлемого, ее анализ нельзя назвать окончательным.
Показывая условность делиниации на жертв и палачей, она сохраняет более общую делиниацию. Как и у других интеллектуалов, у Арендт сохраняется желание изъять себя из анализируемого контекста, показать свою непричастность к выявленным фашизмом реалиям. Занимаемая ею позиция - это позиция того, кто изобличает зло в других.
Ее анализ - это попытка выяснить, что не так с людьми, по вине которых произошел Холокост. Сама постановка такого вопроса предполагает разграничение между позицией аналитика и анализируемым объектом.
Анализ Арендт преследует терапевтические цели, являясь попыткой защитить наше сознание от ужасающей истины о человеке, изобличенной фашизмом. Проблема в том, что даже анализ, который предоставляет Арендт, основан на вере в не-злое человечество. Арендт предполагает что возможно удаление опасных частностей нашей природы. И это удаление не предполагает ликвидации человечества как такового.
Желание избавиться от страха, которым руководствуется Арендт и другие интеллектуалы вводит их в порочный круг. Желание удалить “плохую часть” нашей природы, ее же и изобличает. Нужно раз и навсегда усвоить, что фашизм - не раковая опухоль. Фашизм - здоровая клетка человека. Боязнь признать фашизм своей сущностью ведет к обнаружению его в других и служит основой для оправдания необходимости нового и нового насилия.
***
Возможно, выход из порочного круга не в попытках убежать от фашизма, а, наоборот, в тотальном погружении в ужас перед ним и нами, изобличаемыми им? В признании человеческого в предельно бесчеловечном и нигде кроме как в нем?
В контексте этих размышлений интерес представляет другой автор - Варлам Шаламов. Опираясь на собственный опыт, он написал серию коротких рассказов о жизни заключенных лагерей ГУЛага. Его способ повествования о насилии и человеке радикально отличается от способа Арендт и других интеллектуалов, анализирующих пограничные проявления человеческого.
Шаламов не предлагает читателю сложных философских рефлексий. Из-за того, что в текстах Шаламова отсутствуют длинные морализаторские рассуждения, предполагается, что целью Шаламова было простое описание увиденного им в лагерях. Якобы, рефлексией должны были заняться интеллектуалы, как более сведущими в вопросах философии и критике идеологии. Что, разумеется, ошибка.
Рефлексивная пустота Шаламова - это прямое указание на его мнение о морали и человечестве: она - иллюзия, которая кружит нам голову.
В этом смысле, конечно, Шаламов никакой не антисоветский автор. И не антифашист. Он мизантроп. Возможно, один из самых последовательных за всю историю человечества. В своей мизантропии он превзошел и Арендт, и других интеллектуалов: Шаламов смог преодолеть барьер, который мешает нам смириться с ужасающим нас в самих себе.
Описывая пограничные проявления человеческого - практики людоедства, изнасилований, скотоложства - Шаламов не говорит “это не я!”. Он говорит: “это мог быть и я, просто мне повезло не стать этим я”.
Анализ человеческого Шаламова не призван ослабить страх перед устрашающим в человеке. Наоборот, он призван его предельно усугубить, не оставляя шанса на не-узнавание.
***
Риторика фашизма не отличается от риторики его критики. И там, и там предполагается уничтожение одних во имя благополучия других. Ирония в том, что чем больше мы стараемся спасти себя от фашизма, тем больше мы в него погружается и тем отчетливее видна наша злая природа.
Отказываясь признавать себя фашистом, человек дробит себя и окружающую реальность, присваивая фашизм лишь части этой реальности и оправдывая таким образом ее уничтожение. Так человек спасает себя от самоуничтожения. Ведь если бы люди признали фашизм своим сущностным проявлением, чтобы избавиться от него, им пришлось бы уничтожить себя. Но человечество предпочитает выживать и уничтожать себя частями, растягивая во времени свою погибель.
Чтобы окончательно уничтожить фашизм в том смысле, в каком советские солдаты уничтожали фашизм в Кёнигсберге, насилуя немок, и американские летчики - в Мюнхене, сбрасывая бомбы на жилые кварталы, человечеству придется уничтожить себя.
Собственно, мы и выживаем за счет того, что уничтожаем себя частями. Мы обманываем себя тем, что якобы уничтожает фашизм, подобно тому, как хирург удаляет зараженный орган. В действительности, мы заражены с ног до головы, ничего, кроме болезни, из себя не представляя. И в этом смысле не ясно, болезнь ли это или вариант нормы?
1 Энтони Бивор «Они изнасиловали всех немок в возрасте от 8 до 80 лет», The Guardian, 2002.
2 “История и вина”/Aeon Magazine, Великобритания, 2013.
3 «Евреи и жизнь. Холокост - это смешно?», АСТ, М, 2009.
Эпатажная трепотня в основном.
В качестве приложения - статья Максима Горюнова "Шаламов. Критика антропологии (не)насилия".
_________
Максим Горюнов, Жюли Реше
Иди и смотри
Говоря о советских войсках, вступивших в Восточную Пруссию, военный корреспондент Наталья Гессе, вспоминала: «Русские солдаты насиловали всех немок в возрасте от 8 до 80. Это была армия насильников»1. Многие немки, не имея возможности спрятаться или сбежать, просили их убить или сами убивали себя и своих дочерей.
С приходом советских войск насилие ни на секунду не прекратилось. Изменился только список жертв: на месте евреев, цыган и славян оказались немцы и прибалты. Разница в насилии была сугубо инструментальная - советские войска, если верить Гессе, действовали архаичнее. Суть осталась той же.
Когда мы говорим об освобождении Европы от фашизма, мы упускаем из виду, что именно эта реальность и была предельным выражением освободительного наступления: победившая сторона обновляла список жертв, считая его более справедливым.
Вообще, любой победитель - это новый список жертв, оправданный списком жертв проигравшего. Советские войска преследовали немцев, ссылаясь на преследование немцами советских людей. Немцы, до того, как усилиями союзников Германия была обращена в пепел, ссылались на якобы имевшее место преследование со стороны евреев.
Признав это, нам не уйти от вопроса о том, что же такое на самом деле человек, если борьба против насилия оборачивается насилием, которое также оборачивается насилием и так до бесконечности?
***
Фашистский режим указывает нам на тёмную сторону человека, о которой он не желает знать. Нечто, ужасающее нас в самих себе; что мы упорно, наплевав на логику, отказываемся признавать своим.
Фашизм до сих пор остается популярной темой для интеллектуальных рефлексий. Его популярность говорит о том, что несмотря на покой и моральную негу нашего времени, мы ощущает острую потребность в том, чтобы придумывать себе новые и новые способы как нам не узнать себя в убийцах, марширующих с факелами.
Почти все без исключения интеллектуалы, анализирующие фашистский режим, представляли его как чуждое нам явление. Только эти ненормальные немцы способны на две мировые войны и лагеря уничтожения. К нам, таким чистым, это не имеет никакого отношения. Мы, такие чистые, имеем полное право кидать в них камни.
Основной мотив этих реверсивных камланий - не допустить повторения. Интеллектуалами и их аудиторией движет наивная вера в собственную моральность. Якобы, за исключением немцев, человечество прекрасно и при свете разума не отбрасывает тени фашизма.
Усилия интеллектуалов направлены на изоляцию источника страха. Они помогают нам еще раз убедить себя в том, что у нас нет ничего общего с теми людьми в чёрной форме. Благодаря стараниям интеллектуалов, человечество научилось на уровне теории изолировать фашизм, приписывая его чьей-то конкретной злой воле: “Боже, как же ужасны эти немцы!”
Мы готовы на что угодно, лишь бы сохранить наши иллюзии о нашей безгрешности. Даже самые смелые признания интеллектуалов в том, что фашизм живет в каждом из нас, оказывались повтором ритуальной фразы “фашизм - это не я”. Эти признания лишь усугубляют нашу наивную веру в то, что возможно человечество, излучающее нравственность.
Кроме того, эти признания - попытка делиниации внутри конкретного человека. Предполагается, что выявленное фашизмом измерение не является проявлением фундаментального свойства нашей природы. Ни в коем случае! Фашизм - лишь одна из ее составных частей, которую возможно уничтожить. Если постараться, в человеке не останется ничего злого и он навсегда избавится от угрозы оказаться в строю эсэсовцев.
Интеллектуалы убеждают нас в том, что само наше нежелание узнавать себя в фашизме и наш ужас перед реалиями фашистского государства являются гарантией нашего иммунитета к пламенной речи Гитлера. Они говорят нам, что измерение человека, воплощенное в фашизме, можно вытравить. Трагедия человечества в том, что сама эта вера изобличает в нас фундаментальную мощь реальности, открытую фашизмом.
***
Человечество отворачивается от того, что указывает на условность границы между ним и фашизмом. Одна из самых успешных попыток такого изобличения - книга Ханны Арендт “Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме», где она анализирует события Холокоста, пытаясь дать им беспристрастную оценку.
За свой беспристрастный взгляд Арендт поплатилась сполна. По утверждению Сьюзен Нейман, книгу Арендт “ругали больше, чем любую другую работу по моральной философии, вышедшую в 20 веке”2. Как утверждает Михаэль Дорфман: “После выхода книги Арендт большинство израильских друзей порвали с ней отношения [...]. Арендт в Израиле бойкотировали более 30 лет”3.
Реакция на книгу Арендт - это реакция защиты устоявшейся формы делиниации, гарантирующей, что фашизм - это не мы. В рамках этой формы единственными носителями зла оказались сторонники нацизма.
Арендт указывает на относительность такой делиниации. Ирония, выявленная Арендт, - в сходстве между нацистской идеологией и идеологией иудаизма. В их вере в свою исключительную ценность, обособленность, жесткое разделение на своих и чужих.
Арендт была достаточно смела, чтобы указать на массовое пособничество и вовлеченность евреев в события Холокоста. Больше того, она признает, что без их содействия случившееся было бы невозможно.
Суд над подполковником СС Адольфом Эйхманом, в сущности, повторяет преступление нацистов, так как заканчивается смертной казнью. То есть намеренным уничтожением человека человеком.
Как бы смела не была Арендт и как бы далеко она не зашла в утверждении неприемлемого, ее анализ нельзя назвать окончательным.
Показывая условность делиниации на жертв и палачей, она сохраняет более общую делиниацию. Как и у других интеллектуалов, у Арендт сохраняется желание изъять себя из анализируемого контекста, показать свою непричастность к выявленным фашизмом реалиям. Занимаемая ею позиция - это позиция того, кто изобличает зло в других.
Ее анализ - это попытка выяснить, что не так с людьми, по вине которых произошел Холокост. Сама постановка такого вопроса предполагает разграничение между позицией аналитика и анализируемым объектом.
Анализ Арендт преследует терапевтические цели, являясь попыткой защитить наше сознание от ужасающей истины о человеке, изобличенной фашизмом. Проблема в том, что даже анализ, который предоставляет Арендт, основан на вере в не-злое человечество. Арендт предполагает что возможно удаление опасных частностей нашей природы. И это удаление не предполагает ликвидации человечества как такового.
Желание избавиться от страха, которым руководствуется Арендт и другие интеллектуалы вводит их в порочный круг. Желание удалить “плохую часть” нашей природы, ее же и изобличает. Нужно раз и навсегда усвоить, что фашизм - не раковая опухоль. Фашизм - здоровая клетка человека. Боязнь признать фашизм своей сущностью ведет к обнаружению его в других и служит основой для оправдания необходимости нового и нового насилия.
***
Возможно, выход из порочного круга не в попытках убежать от фашизма, а, наоборот, в тотальном погружении в ужас перед ним и нами, изобличаемыми им? В признании человеческого в предельно бесчеловечном и нигде кроме как в нем?
В контексте этих размышлений интерес представляет другой автор - Варлам Шаламов. Опираясь на собственный опыт, он написал серию коротких рассказов о жизни заключенных лагерей ГУЛага. Его способ повествования о насилии и человеке радикально отличается от способа Арендт и других интеллектуалов, анализирующих пограничные проявления человеческого.
Шаламов не предлагает читателю сложных философских рефлексий. Из-за того, что в текстах Шаламова отсутствуют длинные морализаторские рассуждения, предполагается, что целью Шаламова было простое описание увиденного им в лагерях. Якобы, рефлексией должны были заняться интеллектуалы, как более сведущими в вопросах философии и критике идеологии. Что, разумеется, ошибка.
Рефлексивная пустота Шаламова - это прямое указание на его мнение о морали и человечестве: она - иллюзия, которая кружит нам голову.
В этом смысле, конечно, Шаламов никакой не антисоветский автор. И не антифашист. Он мизантроп. Возможно, один из самых последовательных за всю историю человечества. В своей мизантропии он превзошел и Арендт, и других интеллектуалов: Шаламов смог преодолеть барьер, который мешает нам смириться с ужасающим нас в самих себе.
Описывая пограничные проявления человеческого - практики людоедства, изнасилований, скотоложства - Шаламов не говорит “это не я!”. Он говорит: “это мог быть и я, просто мне повезло не стать этим я”.
Анализ человеческого Шаламова не призван ослабить страх перед устрашающим в человеке. Наоборот, он призван его предельно усугубить, не оставляя шанса на не-узнавание.
***
Риторика фашизма не отличается от риторики его критики. И там, и там предполагается уничтожение одних во имя благополучия других. Ирония в том, что чем больше мы стараемся спасти себя от фашизма, тем больше мы в него погружается и тем отчетливее видна наша злая природа.
Отказываясь признавать себя фашистом, человек дробит себя и окружающую реальность, присваивая фашизм лишь части этой реальности и оправдывая таким образом ее уничтожение. Так человек спасает себя от самоуничтожения. Ведь если бы люди признали фашизм своим сущностным проявлением, чтобы избавиться от него, им пришлось бы уничтожить себя. Но человечество предпочитает выживать и уничтожать себя частями, растягивая во времени свою погибель.
Чтобы окончательно уничтожить фашизм в том смысле, в каком советские солдаты уничтожали фашизм в Кёнигсберге, насилуя немок, и американские летчики - в Мюнхене, сбрасывая бомбы на жилые кварталы, человечеству придется уничтожить себя.
Собственно, мы и выживаем за счет того, что уничтожаем себя частями. Мы обманываем себя тем, что якобы уничтожает фашизм, подобно тому, как хирург удаляет зараженный орган. В действительности, мы заражены с ног до головы, ничего, кроме болезни, из себя не представляя. И в этом смысле не ясно, болезнь ли это или вариант нормы?
1 Энтони Бивор «Они изнасиловали всех немок в возрасте от 8 до 80 лет», The Guardian, 2002.
2 “История и вина”/Aeon Magazine, Великобритания, 2013.
3 «Евреи и жизнь. Холокост - это смешно?», АСТ, М, 2009.