Марина Голованева. Особенности диалога в пьесе Шаламова "Анна Ивановна"
Доклад на I Международной научной конференции «Гуманитарные науки и современность» (Москва, 10 июля 2011 г.). Опубликован у журнале «European Social Science Journal = Европейский журнал социальных наук», 2011, №2, Рига - Москва, Международный исследовательский институт, 2011. Электронная версия - на сайте журнала.
_________
Речевые особенности диалога в русской политической драме конца ХХ века (коммуникативно-когнитивный аспект)
Работа посвящена выявлению специфических черт организации драматургического диалога в русских политических пьесах конца ХХ века, которыми являются монологизированное реплицирование и завершённая реализация темы в репликах персонажей. При этом драматургический диалог как одна из структур в текстовой организации пьесы имеет большой коммуникативно-когнитивный потенциал во внешней драматургической коммуникации: с его помощью автором успешно реализуются коммуникативные стратегии по формированию заданных когнитивных образований в сознании читателя.
Драматургический диалог русской политической драмы конца ХХ века имеет специфические речевые особенности. Он проявляет классические диалогические закономерности, отмеченные в фундаментальных работах М.М. Бахтина2, В.В. Виноградова3, Г.О. Винокура4, Т.Г. Винокур5, Е.М. Галкиной-Федорук6, Н.Ю. Шведовой7, Л.В. Щербы8, Л.П. Якубинского9, а также в исследованиях последнего времени: И.Н. Борисовой10, Н.В, Глущенко Х.Г.11, Косогоровой12, А.Г. Мамаевой13, Е.Н. Румянцевой14, Е.Н. Ширяева15.
Однако нельзя говорить об окончательной изученности драматургического диалога, так как многообразие литературных течений и направлений обусловливает соответствующее многообразие его структурных организаций. Отсюда вытекает актуальность данной работы. Кроме того, цель исследования - выявление речевых структур, свидетельствующих об отличии драматургического диалога отграниченного периода, а, следовательно, тех особенностей речепорождения, которые влияют на дискурсивное пространство политической драмы, что объясняет рассмотрение диалогической драматургической коммуникации с позиций актуальной антропоцентрической коммуникативно-когнитивной парадигмы.
Конституируя собственную художественную реальность, драматургический диалог подчиняется основным требованиям диалогики: количество реплицирующих лиц не менее двух, они находятся в «центрированном взаимодействии», коммуникативная инициатива хотя бы один раз переходит от одного коммуниканта к другому, посредником в обмене выступает система языковых средств14. Д. Э. Розенталь, характеризуя разговорный диалог, отмечает его отличительные черты: «краткость высказываний (особенно в вопросно-ответной форме диалога), широкое использование внеречевых средств, большая роль интонации, разнообразие особых предложений неполного состава, свободное от строгих норм книжной речи синтаксическое оформление высказывания, преобладание простых предложений»15.
Специфическими в диалоге русской политической драмы конца ХХ века, отражающей объективную реальность социально-исторического слома, становятся следующие явления.
Монологичность реплицирования можно рассматривать как следствие духовной и политической разобщённости персонажей и преследования ими социально-политических целей. Исследуя художественный текст, М.М. Бахтин отметил особую роль диалогизации монологической речи в процессе привлечения автором читателя к дискуссии с целью сокращения дистанции между автором и читателем, в связи с чем актуализируются понятия когнитивно-речевого взаимодействия, сомышления литературных коммуникантов, «рубежа двух сознаний»16. В анализируемой нами ситуации противоположного процесса - монологизации диалоговыления, одинакового освоения коммуникативно-когнитивного пространства драмы автором и читателем. Широко известное утверждение Л.В. Щербы о том, что «монолог является в значительной степени искусственной языковой формой и <.> подлинное своё бытие язык обнаруживает лишь в диалоге»17, подтверждает мысль о коммуникативно-когнитивном вмешательстве автора в процессы восприятия дискурсивного продукта читателем драмы. Прагматическая цель авторской деформации реплики персонажа в сторону её пространственного увеличения - создание такой коммуникативной ситуации, когда пассивный коммуникант-персонаж и реципиент-читатель под воздействием распространённого экспликатива18 (с установкой на оценочное суждение и его обоснование) или нарратива (с установкой на повествование) полностью подчинены воле автора в формировании у них необходимой когнитивной базы и, как следствие, коммуникативно зависимы. При этом персонаж-слушатель в виртуальной, вторичной реальности драмы осуществляет диктуемые коммуникативно-когнитивной ситуацией действия, а читатель в первичной, объективной реальности терпит когнитивное влияние.
Например, в пьесе М. Шатрова «Брестский мир» персонаж Ленин в одиночестве ведёт борьбу за принятие большевиками политического решения подписания мира с Германией, что делает посредством частых и пространных выступлений, оформленных в пьесе как монологизированные реплики. Так, один из его инициальных речевых шагов (реплика, требующая реактивного речевого шага) составил длительный экспликатив с большим количеством аргументов иллюстративного и логического характера: призывая соратников к всестороннему рассмотрению вопроса о мире, персонаж обращается к эксперименту со стаканом. Приведём часть реплики. Завершение высказывания Ленина и реактивная реплика одного из слушателей были следующие:
Л е н и н. ... Хотите знать предмет - охватите его, изучите все его стороны, связи, опосредования, берите предмет в развитии, в его движении и так далее и так далее. И вот если мы подойдём с этих позиций к стакану и к Бресту, то выводы будут весьма любопытные. Но я не хочу Бухарина и всех вас лишить удовольствия сделать эти весьма увлекательные исследования самим. Большое спасибо за компанию. Приятного аппетита. (Быстро встаёт и стремительно идёт к выходу из столовой.)
Д з е р ж и н с к и й (с восхищением). А каков Старик! С каким блеском. А? И он и все вокруг радостно смеются.
Коммуникативная реакция оппонентов персонажа Ленина свидетельствует о консентной степени коммуникативной координации диалога (высшей ступени, заинтересованности); ремарки: с восхищением, радостно смеются - констатируют, что предстоящий коммуникативный положительный результат будет получен Лениным в модальной, информативной и практической сферах (эмоционально-оценочно, идеологически, практически бывшие оппоненты займут его сторону), что подтвердится в пьесе сюжетно. Прагматический эффект по завершении приведённого коммуникативного события достигается, благодаря развёрнутому гармонирующему (по типу согласования в интеракции) речевому макропоступку Ленина, содержащему в не приведённой здесь и в приведённой частях констативы, обоснования, вердиктивы, просьбы и т.д. Многообразие коммуникативных форм воздействия на слушателей, информативность высказывания, коммуникативная активность и коммуникативные усилия говорящего по удержанию коммуникативной инициативы на протяжении длительного речевого макропоступка (монологизированной реплики) обеспечили ответную подчинённость интерактантов. Квалитативный показатель свидетельствует в пользу правомерности утверждения, что монологизация реплик в русской политической драме конца ХХ века - явление типичное: во всех пьесах, привлечённых к анализу, имеются соответствующие примеры.
Завершённая реализация темы (эготемы, ситуатемы, текстотемы) в монологичных репликах служит задаче конечной реализации коммуникативно-когнитивного плана автора-творца, позиционирующего пьесу как «формат знания»19. Иллюстрацией служит фрагмент пьесы В. Шаламова «Анна Ивановна»:
Г р и ш а. Попросите, чтобы он с начальником прииска поговорил - вас бригадиром поставят. Всё не ворочать камни, не ишачить, не пахать.
В р а ч. Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. (1) Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность. На прииске золотой сезон начинает и кончает бригада Иванова. Через три месяца, в конце сезона, в бригаде остаётся только один бригадир, а остальные сменились по три, по четыре раза за эти летние месяцы. Одни ушли под сопку, в могилы, другие - в больницу, третьи стали неизлечимыми инвалидами. А бригадир жив! И не только жив, а раскормлен, получает «процент». Бригадир и есть настоящий убийца, руками которого всех убивают. Ведь это каждому ясно, кто видел забой.
Г р и ш а. Эх, Сергей Григорьевич, своя рубашка к телу ближе. Умри ты сегодня, а я завтра.
В р а ч. Нет, Гриша. Распоряжаться чужой волей, чужой жизнью в лагерях - это кровавое преступление. Руками бригадиров - если не считать блатных - и убивают заключённых в лагерях. Бригадир - это и есть исполнитель всего того, чем нам грозили в газетах. Начальник прииска ударит тебя по морде перчаткой, Гриша, да утвердит акт, а бригадир этот самый акт составит да ещё палкой тебя изобьёт - за то, что ты голодный, или - как он скажет начальству - ты лодырь и отказчик. (2) Бригадир много хуже, чем боец конвоя, чем любой надзиратель. Надзиратель по договору служит, конвоир - на военной службе, исполняет приказ, а бригадир, бригадир - твой товарищ, приехавший с тобой вместе в одном этапе, который убивает тебя, чтобы выжить самому.
Г р и ш а. А вы бы попроще на всё это дело смотрели, Сергей Григорьевич.
В р а ч. (3) Не могу попроще, Гриша. Характер не такой. Что делать? Любую работу буду делать в лагере: тачки возить, говно чистить. Но бригадиром я не буду никогда.
Г р и ш а. Закон, значит, у вас такой.
В р а ч. Да. Закон совести.
В дверь стучат. Гриша выходит и сразу же возвращается.
Г р и ш а. Вас женщина дожидается, Сергей Григорьевич.
Для примера взята макроединица диалога - интенционально-тематический фрагмент (ИТФ), т.е. такой отрезок диалога, который имеет целостность денотативного пространства - единство темы. Известно, что единая тема включает в себя текстотему пьесы - в данном случае тему лагерного выживания. Как свидетельствует фрагмент, она реализуется в нём. Единая тема проводится также через ситуатемы - темы конкретных коммуникативных событий. В данном случае ситуатемой является обсуждаемая возможность для Врача выжить ценой игнорирования собственных жизненных принципов. Эготема Врача здесь - отказ от использования подобной возможности; эготема Гриши - уговаривание Врача сделать спасительный шаг. Именно реализация эготемы Врача создаёт такой речевой вклад, который по объёму двух основных реплик Врача превосходит все реплики Гриши. При этом отмечается непрерывность локальной прагматической связности между репликами обоих коммуникантов, что выделяет данный интенционально-тематический фрагмент из остальных коммуникативных событий диалога Врача и Гриши. Кроме того, отграничительными линиями ИТФ служат начало - инициативная реплика Гриши и заключительная реплика Врача: Да. Закон совести - что является немаркированным концом. Исчерпанность коммуникативной интенции говорящих подтверждается следованием за ремаркой новой инициативной реплики Гриши, тематически не связанной с ситуатемой.
В границах приведённого ИТФ разворачивается реализация ситуатемы посредством эксплуатации корпуса экспликатива - такого развёрнутого высказывания, в котором распределение ролей осуществляется с длительным удержанием коммуникативного лидерства одним из коммуникантов, в данном случае - Врача. Именно в двух основных репликах происходит раскрытие ситуатемы. Структура экспликатива вообще строится как полемика с тезисом, внесённым вторым инициирующим коммуникантом. Гриша предлагает Врачу занять определённое социальное положение в условиях лагеря. При этом пропозиции коммуникантов не совпадают: Гриша обосновывает возможность спасения для Врача тем, что истощённому интеллигенту не придётся физически работать: Всё не ворочать камни, не ишачить, не пахать. Для Врача должность бригадира обозначает необходимость воздействовать на солагерников всеми способами, вплоть до истребления, чтобы выслужиться перед начальством и самому остаться в живых. Инициативная первая реплика Гриши является толчком для формирования главного тезиса Врача: Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. Последующая часть экспликатива Врача включает в себя ряд доказательств: аргумент (1) развёрнуто подтверждает мысль об исполнительской карательной роли бригадира; аргумент (2) - о причинах повышенной агрессии бригадира в отличие от надзирателя и конвоира; аргумент (3) - о причине неприятия Врачом позиции бригадира-карателя. Заключительная реплика Врача перед ремаркой является одновременно третьим аргументом в концентрированном виде, дескриптором, и выводом к рассуждению, заключительной точкой экспликатива. Все реплики Гриши, помимо первой в границах ИТФ, являются эмоционально-экспрессивным реагированием второго коммуниканта, поддерживающим коммуникативную инициативу Врача, но не стремящимся к перехвату этой коммуникативной инициативы. Они играют роль коммуникативных «подпор» основных высказываний Врача, коммуникативных вставок, не допускающих перехода монологической речи Врача в автокоммуникацию. Слушатель становится респонсором, оказывающим говорящему речевую поддержку. При этом развитие текстотемы, ситуатемы и эготемы Врача получают, благодаря репликам Гриши, новое развитие. По признаку выраженности логической структуры аргументации данный экспликатив является экспрессивным вердиктивом, т. к. все аргументы Врача являются констатацией фактов в эмоциональной форме, например: Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность; Начальник прииска ударит тебя по морде перчаткой, Гриша, да утвердит акт, а бригадир этот самый акт составит да ещё палкой тебя изобьёт - за то, что ты голодный, или - как он скажет начальству - ты лодырь и отказчик. Кроме того, данное высказывание является выражением собственного мнения Врача, следовательно, это также и ассертив. Заключительное утверждение в ответ на догадку Гриши о том, что Врач руководствуется нравственным законом, представляется одновременно сильным аргументом и однозначным выводом из рассуждения в целом.
Как демонстрирует пример, в трёх монологических фрагментах Врача изложена вся тематическая информация, относящаяся к заявленной обсуждаемой проблеме. Эксплицитными в процессе разворачивания экспликатива становятся все смыслы, требующие ообъективации.
Таким образом, тезис, аргументация и вывод, составляющие конституциональные элементы экспликатива, имели место при реализации текстотемы, ситуатемы и эготемы данного ИТФ, их содержательность и достаточные объёмы позволяют говорить о полной и завершённой тематической реализации. Эта особенность «выговоренности» всей информации в монологических репликах в большой степени присуща русской политической драме конца ХХ века и отличает её от других направлений. Данная черта обусловлена социально-политической проблематикой рассматриваемого драматургического пласта, его полемической и агитационной спецификой, необходимостью развёрнутых информационно-аналитических фрагментов, оказывающих массированное коммуникативно-когнитивное воздействие на читателя.
Реализуя с помощью монологизированного реплицирования и завершённой реализации темы в репликах персонажей в отношении читателя стратегии суггестии, формирования нового знания, формирования эмоционального настроя, контроля над темой, вовлечения в драматургический дискурс, привлечения внимания, в отдельных случаях - драматизации или патетизации, автор драмы достигает поставленных коммуникативно-когнитивных целей, т.е. объективации актуальных когнитивных структур при художественном отражении избранного социально-исторического контекста и успешного участия в образовании соответствующих когнитивных структур в сознании читателя (коммуникативного участия).
Таким образом, диалог русской политической драмы конца ХХ века отличается монологизированным реплицированием и завершённой реализацией темы в монологичных репликах персонажей, что влияет на коммуникативно-когнитивный потенциал драматургического диалога.
Библиографический список
1 Доклад на I Международной научной конференции «Гуманитарные науки и современность» (Москва, 10 июля 2011 г.)
2 Бахтин М. М. Проблемы содержания, материала и формы в художественном творчестве // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет М., 1975.
3 Виноградов В. В. Язык художественного произведения // Вопросы языкознания. 1954. № 5. С. 3-27; Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика М., 1963.
4 Винокур Г. О. О языке «Бориса Годунова» // О языке художественной литературы. М., 1991. С. 194-228.
5 Винокур Т. Г. Характеристика структуры диалога в оценке драматургического произведения // Язык и стиль писателя в литературно-критическом анализе художественного произведения: Сб. ст. Кишинев, 1977. С. 64-72.
6 Галкина-Федорук Е. М. Суждение и предложение. М.,1956.
7 Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи: Вопросы строения предложения: Автореф. дис. ... д-ра филол. Наук. М., 1958.
8 Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
9 Якубинский Л. П. О диалогической речи // Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986. С. 17-58.
10 Борисова И. Н. Русский разговорный диалог: Структура и динамика. 3-е изд. М., 2009.
11 Глущенко Н. В. Драматический диалог как дискурсивная практика: А. Н. Островский, А. П. Чехов, Д. Хармс: Дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2005.
12 Косогорова Х. Г. Коммуникативно-синтаксическая организация вопросно-ответных диалогических единств (на материале русской волшебной сказки): Дис. канд. филол. наук. Ярославль, 2006.
13 Мамаева О. С. Коммуникативные особенности организации семантически рассогласо-ванного диалога: Дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2004.
14 Румянцева Е. Н. Регулятивные речевые действия как фактор успешности диалога и компонент коммуникативной стратегии партнёров по общению: Дис. ... канд. филол. наук. Орел, 2004.
15 Ширяев Е. Н. Типы норм и вопрос о культурно-речевых оценках // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000. С. 13-21.
16 Schwitalla J. Dialogsteurung in Interviews: Ansatze zu einer Theorie der Dialogsteurung mit empirischen Untersuchungen. Munchen, 1979. С. 22. МипсЬеп, 1979. С. 22.
17 Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Справочник по русскому языку: Словарь лингвистических терминов. М., 2008. С. 70.
18 Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 432.
19 Падучева Е. В. Прагматические аспекты связности диалога // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 41. Вып. 4. 1982. С. 305.
20 В классификации речевых актов: Борисова И.Н. Русский разговорный диалог. М., 2009. С. 158.
21 Кубрякова. Е. С. О методике когнитивно-дискурсивного анализа применительно к исследованию драматургических произведений (пьесы как особые форматы знания) // Принципы и методы когнитивных исследований языка: Сб. науч. тр. Тамбов, 2008.
Голованева Марина Анатольевна, Астраханский государственный университет, доцент кафедры современного русского языка, кандидат филологических наук
_________
Речевые особенности диалога в русской политической драме конца ХХ века (коммуникативно-когнитивный аспект)
Работа посвящена выявлению специфических черт организации драматургического диалога в русских политических пьесах конца ХХ века, которыми являются монологизированное реплицирование и завершённая реализация темы в репликах персонажей. При этом драматургический диалог как одна из структур в текстовой организации пьесы имеет большой коммуникативно-когнитивный потенциал во внешней драматургической коммуникации: с его помощью автором успешно реализуются коммуникативные стратегии по формированию заданных когнитивных образований в сознании читателя.
Драматургический диалог русской политической драмы конца ХХ века имеет специфические речевые особенности. Он проявляет классические диалогические закономерности, отмеченные в фундаментальных работах М.М. Бахтина2, В.В. Виноградова3, Г.О. Винокура4, Т.Г. Винокур5, Е.М. Галкиной-Федорук6, Н.Ю. Шведовой7, Л.В. Щербы8, Л.П. Якубинского9, а также в исследованиях последнего времени: И.Н. Борисовой10, Н.В, Глущенко Х.Г.11, Косогоровой12, А.Г. Мамаевой13, Е.Н. Румянцевой14, Е.Н. Ширяева15.
Однако нельзя говорить об окончательной изученности драматургического диалога, так как многообразие литературных течений и направлений обусловливает соответствующее многообразие его структурных организаций. Отсюда вытекает актуальность данной работы. Кроме того, цель исследования - выявление речевых структур, свидетельствующих об отличии драматургического диалога отграниченного периода, а, следовательно, тех особенностей речепорождения, которые влияют на дискурсивное пространство политической драмы, что объясняет рассмотрение диалогической драматургической коммуникации с позиций актуальной антропоцентрической коммуникативно-когнитивной парадигмы.
Конституируя собственную художественную реальность, драматургический диалог подчиняется основным требованиям диалогики: количество реплицирующих лиц не менее двух, они находятся в «центрированном взаимодействии», коммуникативная инициатива хотя бы один раз переходит от одного коммуниканта к другому, посредником в обмене выступает система языковых средств14. Д. Э. Розенталь, характеризуя разговорный диалог, отмечает его отличительные черты: «краткость высказываний (особенно в вопросно-ответной форме диалога), широкое использование внеречевых средств, большая роль интонации, разнообразие особых предложений неполного состава, свободное от строгих норм книжной речи синтаксическое оформление высказывания, преобладание простых предложений»15.
Специфическими в диалоге русской политической драмы конца ХХ века, отражающей объективную реальность социально-исторического слома, становятся следующие явления.
Монологичность реплицирования можно рассматривать как следствие духовной и политической разобщённости персонажей и преследования ими социально-политических целей. Исследуя художественный текст, М.М. Бахтин отметил особую роль диалогизации монологической речи в процессе привлечения автором читателя к дискуссии с целью сокращения дистанции между автором и читателем, в связи с чем актуализируются понятия когнитивно-речевого взаимодействия, сомышления литературных коммуникантов, «рубежа двух сознаний»16. В анализируемой нами ситуации противоположного процесса - монологизации диалоговыления, одинакового освоения коммуникативно-когнитивного пространства драмы автором и читателем. Широко известное утверждение Л.В. Щербы о том, что «монолог является в значительной степени искусственной языковой формой и <.> подлинное своё бытие язык обнаруживает лишь в диалоге»17, подтверждает мысль о коммуникативно-когнитивном вмешательстве автора в процессы восприятия дискурсивного продукта читателем драмы. Прагматическая цель авторской деформации реплики персонажа в сторону её пространственного увеличения - создание такой коммуникативной ситуации, когда пассивный коммуникант-персонаж и реципиент-читатель под воздействием распространённого экспликатива18 (с установкой на оценочное суждение и его обоснование) или нарратива (с установкой на повествование) полностью подчинены воле автора в формировании у них необходимой когнитивной базы и, как следствие, коммуникативно зависимы. При этом персонаж-слушатель в виртуальной, вторичной реальности драмы осуществляет диктуемые коммуникативно-когнитивной ситуацией действия, а читатель в первичной, объективной реальности терпит когнитивное влияние.
Например, в пьесе М. Шатрова «Брестский мир» персонаж Ленин в одиночестве ведёт борьбу за принятие большевиками политического решения подписания мира с Германией, что делает посредством частых и пространных выступлений, оформленных в пьесе как монологизированные реплики. Так, один из его инициальных речевых шагов (реплика, требующая реактивного речевого шага) составил длительный экспликатив с большим количеством аргументов иллюстративного и логического характера: призывая соратников к всестороннему рассмотрению вопроса о мире, персонаж обращается к эксперименту со стаканом. Приведём часть реплики. Завершение высказывания Ленина и реактивная реплика одного из слушателей были следующие:
Л е н и н. ... Хотите знать предмет - охватите его, изучите все его стороны, связи, опосредования, берите предмет в развитии, в его движении и так далее и так далее. И вот если мы подойдём с этих позиций к стакану и к Бресту, то выводы будут весьма любопытные. Но я не хочу Бухарина и всех вас лишить удовольствия сделать эти весьма увлекательные исследования самим. Большое спасибо за компанию. Приятного аппетита. (Быстро встаёт и стремительно идёт к выходу из столовой.)
Д з е р ж и н с к и й (с восхищением). А каков Старик! С каким блеском. А? И он и все вокруг радостно смеются.
Коммуникативная реакция оппонентов персонажа Ленина свидетельствует о консентной степени коммуникативной координации диалога (высшей ступени, заинтересованности); ремарки: с восхищением, радостно смеются - констатируют, что предстоящий коммуникативный положительный результат будет получен Лениным в модальной, информативной и практической сферах (эмоционально-оценочно, идеологически, практически бывшие оппоненты займут его сторону), что подтвердится в пьесе сюжетно. Прагматический эффект по завершении приведённого коммуникативного события достигается, благодаря развёрнутому гармонирующему (по типу согласования в интеракции) речевому макропоступку Ленина, содержащему в не приведённой здесь и в приведённой частях констативы, обоснования, вердиктивы, просьбы и т.д. Многообразие коммуникативных форм воздействия на слушателей, информативность высказывания, коммуникативная активность и коммуникативные усилия говорящего по удержанию коммуникативной инициативы на протяжении длительного речевого макропоступка (монологизированной реплики) обеспечили ответную подчинённость интерактантов. Квалитативный показатель свидетельствует в пользу правомерности утверждения, что монологизация реплик в русской политической драме конца ХХ века - явление типичное: во всех пьесах, привлечённых к анализу, имеются соответствующие примеры.
Завершённая реализация темы (эготемы, ситуатемы, текстотемы) в монологичных репликах служит задаче конечной реализации коммуникативно-когнитивного плана автора-творца, позиционирующего пьесу как «формат знания»19. Иллюстрацией служит фрагмент пьесы В. Шаламова «Анна Ивановна»:
Г р и ш а. Попросите, чтобы он с начальником прииска поговорил - вас бригадиром поставят. Всё не ворочать камни, не ишачить, не пахать.
В р а ч. Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. (1) Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность. На прииске золотой сезон начинает и кончает бригада Иванова. Через три месяца, в конце сезона, в бригаде остаётся только один бригадир, а остальные сменились по три, по четыре раза за эти летние месяцы. Одни ушли под сопку, в могилы, другие - в больницу, третьи стали неизлечимыми инвалидами. А бригадир жив! И не только жив, а раскормлен, получает «процент». Бригадир и есть настоящий убийца, руками которого всех убивают. Ведь это каждому ясно, кто видел забой.
Г р и ш а. Эх, Сергей Григорьевич, своя рубашка к телу ближе. Умри ты сегодня, а я завтра.
В р а ч. Нет, Гриша. Распоряжаться чужой волей, чужой жизнью в лагерях - это кровавое преступление. Руками бригадиров - если не считать блатных - и убивают заключённых в лагерях. Бригадир - это и есть исполнитель всего того, чем нам грозили в газетах. Начальник прииска ударит тебя по морде перчаткой, Гриша, да утвердит акт, а бригадир этот самый акт составит да ещё палкой тебя изобьёт - за то, что ты голодный, или - как он скажет начальству - ты лодырь и отказчик. (2) Бригадир много хуже, чем боец конвоя, чем любой надзиратель. Надзиратель по договору служит, конвоир - на военной службе, исполняет приказ, а бригадир, бригадир - твой товарищ, приехавший с тобой вместе в одном этапе, который убивает тебя, чтобы выжить самому.
Г р и ш а. А вы бы попроще на всё это дело смотрели, Сергей Григорьевич.
В р а ч. (3) Не могу попроще, Гриша. Характер не такой. Что делать? Любую работу буду делать в лагере: тачки возить, говно чистить. Но бригадиром я не буду никогда.
Г р и ш а. Закон, значит, у вас такой.
В р а ч. Да. Закон совести.
В дверь стучат. Гриша выходит и сразу же возвращается.
Г р и ш а. Вас женщина дожидается, Сергей Григорьевич.
Для примера взята макроединица диалога - интенционально-тематический фрагмент (ИТФ), т.е. такой отрезок диалога, который имеет целостность денотативного пространства - единство темы. Известно, что единая тема включает в себя текстотему пьесы - в данном случае тему лагерного выживания. Как свидетельствует фрагмент, она реализуется в нём. Единая тема проводится также через ситуатемы - темы конкретных коммуникативных событий. В данном случае ситуатемой является обсуждаемая возможность для Врача выжить ценой игнорирования собственных жизненных принципов. Эготема Врача здесь - отказ от использования подобной возможности; эготема Гриши - уговаривание Врача сделать спасительный шаг. Именно реализация эготемы Врача создаёт такой речевой вклад, который по объёму двух основных реплик Врача превосходит все реплики Гриши. При этом отмечается непрерывность локальной прагматической связности между репликами обоих коммуникантов, что выделяет данный интенционально-тематический фрагмент из остальных коммуникативных событий диалога Врача и Гриши. Кроме того, отграничительными линиями ИТФ служат начало - инициативная реплика Гриши и заключительная реплика Врача: Да. Закон совести - что является немаркированным концом. Исчерпанность коммуникативной интенции говорящих подтверждается следованием за ремаркой новой инициативной реплики Гриши, тематически не связанной с ситуатемой.
В границах приведённого ИТФ разворачивается реализация ситуатемы посредством эксплуатации корпуса экспликатива - такого развёрнутого высказывания, в котором распределение ролей осуществляется с длительным удержанием коммуникативного лидерства одним из коммуникантов, в данном случае - Врача. Именно в двух основных репликах происходит раскрытие ситуатемы. Структура экспликатива вообще строится как полемика с тезисом, внесённым вторым инициирующим коммуникантом. Гриша предлагает Врачу занять определённое социальное положение в условиях лагеря. При этом пропозиции коммуникантов не совпадают: Гриша обосновывает возможность спасения для Врача тем, что истощённому интеллигенту не придётся физически работать: Всё не ворочать камни, не ишачить, не пахать. Для Врача должность бригадира обозначает необходимость воздействовать на солагерников всеми способами, вплоть до истребления, чтобы выслужиться перед начальством и самому остаться в живых. Инициативная первая реплика Гриши является толчком для формирования главного тезиса Врача: Нет, Гриша, бригадиром я быть не могу. Лучше умру. В лагере нет должности, нет работы подлее и страшнее, чем работа бригадира. Последующая часть экспликатива Врача включает в себя ряд доказательств: аргумент (1) развёрнуто подтверждает мысль об исполнительской карательной роли бригадира; аргумент (2) - о причинах повышенной агрессии бригадира в отличие от надзирателя и конвоира; аргумент (3) - о причине неприятия Врачом позиции бригадира-карателя. Заключительная реплика Врача перед ремаркой является одновременно третьим аргументом в концентрированном виде, дескриптором, и выводом к рассуждению, заключительной точкой экспликатива. Все реплики Гриши, помимо первой в границах ИТФ, являются эмоционально-экспрессивным реагированием второго коммуниканта, поддерживающим коммуникативную инициативу Врача, но не стремящимся к перехвату этой коммуникативной инициативы. Они играют роль коммуникативных «подпор» основных высказываний Врача, коммуникативных вставок, не допускающих перехода монологической речи Врача в автокоммуникацию. Слушатель становится респонсором, оказывающим говорящему речевую поддержку. При этом развитие текстотемы, ситуатемы и эготемы Врача получают, благодаря репликам Гриши, новое развитие. По признаку выраженности логической структуры аргументации данный экспликатив является экспрессивным вердиктивом, т. к. все аргументы Врача являются констатацией фактов в эмоциональной форме, например: Чужая воля, убивающая своих товарищей. Кровавая должность; Начальник прииска ударит тебя по морде перчаткой, Гриша, да утвердит акт, а бригадир этот самый акт составит да ещё палкой тебя изобьёт - за то, что ты голодный, или - как он скажет начальству - ты лодырь и отказчик. Кроме того, данное высказывание является выражением собственного мнения Врача, следовательно, это также и ассертив. Заключительное утверждение в ответ на догадку Гриши о том, что Врач руководствуется нравственным законом, представляется одновременно сильным аргументом и однозначным выводом из рассуждения в целом.
Как демонстрирует пример, в трёх монологических фрагментах Врача изложена вся тематическая информация, относящаяся к заявленной обсуждаемой проблеме. Эксплицитными в процессе разворачивания экспликатива становятся все смыслы, требующие ообъективации.
Таким образом, тезис, аргументация и вывод, составляющие конституциональные элементы экспликатива, имели место при реализации текстотемы, ситуатемы и эготемы данного ИТФ, их содержательность и достаточные объёмы позволяют говорить о полной и завершённой тематической реализации. Эта особенность «выговоренности» всей информации в монологических репликах в большой степени присуща русской политической драме конца ХХ века и отличает её от других направлений. Данная черта обусловлена социально-политической проблематикой рассматриваемого драматургического пласта, его полемической и агитационной спецификой, необходимостью развёрнутых информационно-аналитических фрагментов, оказывающих массированное коммуникативно-когнитивное воздействие на читателя.
Реализуя с помощью монологизированного реплицирования и завершённой реализации темы в репликах персонажей в отношении читателя стратегии суггестии, формирования нового знания, формирования эмоционального настроя, контроля над темой, вовлечения в драматургический дискурс, привлечения внимания, в отдельных случаях - драматизации или патетизации, автор драмы достигает поставленных коммуникативно-когнитивных целей, т.е. объективации актуальных когнитивных структур при художественном отражении избранного социально-исторического контекста и успешного участия в образовании соответствующих когнитивных структур в сознании читателя (коммуникативного участия).
Таким образом, диалог русской политической драмы конца ХХ века отличается монологизированным реплицированием и завершённой реализацией темы в монологичных репликах персонажей, что влияет на коммуникативно-когнитивный потенциал драматургического диалога.
Библиографический список
1 Доклад на I Международной научной конференции «Гуманитарные науки и современность» (Москва, 10 июля 2011 г.)
2 Бахтин М. М. Проблемы содержания, материала и формы в художественном творчестве // Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет М., 1975.
3 Виноградов В. В. Язык художественного произведения // Вопросы языкознания. 1954. № 5. С. 3-27; Виноградов В. В. Стилистика. Теория поэтической речи. Поэтика М., 1963.
4 Винокур Г. О. О языке «Бориса Годунова» // О языке художественной литературы. М., 1991. С. 194-228.
5 Винокур Т. Г. Характеристика структуры диалога в оценке драматургического произведения // Язык и стиль писателя в литературно-критическом анализе художественного произведения: Сб. ст. Кишинев, 1977. С. 64-72.
6 Галкина-Федорук Е. М. Суждение и предложение. М.,1956.
7 Шведова Н. Ю. Очерки по синтаксису русской разговорной речи: Вопросы строения предложения: Автореф. дис. ... д-ра филол. Наук. М., 1958.
8 Щерба Л. В. Избранные работы по русскому языку. М., 1957.
9 Якубинский Л. П. О диалогической речи // Избранные работы. Язык и его функционирование. М., 1986. С. 17-58.
10 Борисова И. Н. Русский разговорный диалог: Структура и динамика. 3-е изд. М., 2009.
11 Глущенко Н. В. Драматический диалог как дискурсивная практика: А. Н. Островский, А. П. Чехов, Д. Хармс: Дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2005.
12 Косогорова Х. Г. Коммуникативно-синтаксическая организация вопросно-ответных диалогических единств (на материале русской волшебной сказки): Дис. канд. филол. наук. Ярославль, 2006.
13 Мамаева О. С. Коммуникативные особенности организации семантически рассогласо-ванного диалога: Дис. ... канд. филол. наук. Тверь, 2004.
14 Румянцева Е. Н. Регулятивные речевые действия как фактор успешности диалога и компонент коммуникативной стратегии партнёров по общению: Дис. ... канд. филол. наук. Орел, 2004.
15 Ширяев Е. Н. Типы норм и вопрос о культурно-речевых оценках // Культурно-речевая ситуация в современной России. Екатеринбург, 2000. С. 13-21.
16 Schwitalla J. Dialogsteurung in Interviews: Ansatze zu einer Theorie der Dialogsteurung mit empirischen Untersuchungen. Munchen, 1979. С. 22. МипсЬеп, 1979. С. 22.
17 Розенталь Д. Э., Теленкова М. А. Справочник по русскому языку: Словарь лингвистических терминов. М., 2008. С. 70.
18 Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Эстетика словесного творчества. М., 1986. С. 432.
19 Падучева Е. В. Прагматические аспекты связности диалога // Изв. АН СССР. Серия лит. и яз. Т. 41. Вып. 4. 1982. С. 305.
20 В классификации речевых актов: Борисова И.Н. Русский разговорный диалог. М., 2009. С. 158.
21 Кубрякова. Е. С. О методике когнитивно-дискурсивного анализа применительно к исследованию драматургических произведений (пьесы как особые форматы знания) // Принципы и методы когнитивных исследований языка: Сб. науч. тр. Тамбов, 2008.
Голованева Марина Анатольевна, Астраханский государственный университет, доцент кафедры современного русского языка, кандидат филологических наук