Передавал ли Шаламов свой архив в ЦГАЛИ?
Вопрос звучит странно - конечно, передавал, мы же знаем это от Сиротинской. Проблема как раз в том, что мы знаем это исключительно от Сиротинской. Вот что она рассказывает:
"В апреле 1979 года он срочно вызвал меня, сказал, что собирается в пансионат и попросил взять весь архив, который оставался. «Воруют», - сказал он. Я взяла все. Он спросил: «Как твои дети?» Я промолчала. А он сказал: «Ты думаешь, мне это неинтересно». И заплакал. «Я думал, ты ко мне приходила. Показалось - звонят, я выскочил - никого. Я - к окну, и увидел женщину с двумя детьми. Мне показалось, что это ты зашла по дороге в зоопарк». Я говорю: «Мои дети уже выросли и не ходят в зоопарк. Они уже выше меня». Но он не поверил, для него я так и осталась молодой матерью, и малыши прижимались ко мне с двух сторон, держали меня за руки.
Я обратилась 17 мая 1979 года к тем, кто изъял часть архива В.Т., и они после переговоров 8 октября 1979 года вернули рукописи четырех сборников «Колымских рассказов» (все это было документировано)".
В другом месте она говорит, что приехала с какой-то женщиной, они погрузили коробки в машину и увезли. Ничего, кроме рассказа Сиротинской, у нас нет, а Сиротинская лжет как дышит. Две вещи, а именно, завещательное распоряжение Шаламова на имя Сиротинской от 1969 года и тот факт, что его архив оказался в ЦГАЛИ, образуют на первый взгляд очевидную, а на второй - вовсе не очевидную причинно-следственную цепочку: если завещал, то и передал, а промежуточным звеном служит бессодержательный, зато душещипательный мемуар Сиротинской. Но со времени написания завещания прошло больше десяти лет и утекло много воды. В частности, давно известно - кроме прочего, из слов самой Сиротинской - что значительная часть архива Шаламова хранилась у "тех, кто [ее] изъял", мы знаем, у кого - у Юлия Шрейдера и Людмилы Зайвой - и было возвращено (что значит, возвращено - Шаламову? Сиротинской? - но у Сиротинской никто никаких рукописей не забирал, так что слово "вернули" по обыкновению извращает положение дел, правильно: "отдали") после "переговоров". Что представляли собой эти "переговоры" в 1979 году, легко догадаться: не принесете добром, придем с обыском.
Оформление перевода Шаламова в дом престарелых шло через ССП, а ССП, особенно в случаях, подобных Шаламову - это в первую очередь информатор госбезопасности. Госбезопасность не только обо всем знала, но, пожалуй что, и курировала. И вот - а как же архив? Да никак, приедем и заберем, а чтобы без лишних формальностей и без протокола, в котором все-таки положено делать опись изъятого, возьмем с собой Сиротинскую, которая объяснит, что в дом престарелых с рукописями нельзя, поэтому, в виду ее и других нежной заботы о судьбе рукописей, их заберут на хранение в ЦГАЛИ.
Сиротинскую срочно вызвали, но не Шаламов, а вышестоящая организация. Сказали: Шаламова помещают в дом престарелых, рукописи могут пропасть или, хуже того, попасть не в те руки, лишнего шума нам не надо, поедете с нами, объясните Шаламову, что комната освобождается и единственная возможность сохранить архив для потомства - это отдать его в ЦГАЛИ.
Так я это вижу. А в девяностых Сиротинская сочинила лирический мемуар, как Шаламов срочно ее вызвал и попросил забрать весь архив, что она как верная подруга и сделала.
Если кто-то не согласен, пусть аргументированно растолкует, чем моя версия хуже версии Сиротинской.
Напомню, что до конца восьмидесятых годов архив Шаламова находился в спецхране и без описи, т.е. в полной недоступности для посторонних глаз, даже при наличии допуска. Потом он тоже был недоступен, но уже на других основаниях.
Вообще, мне представляется, должна быть какая-то бумажка в адрес ЦГАЛИ от хозяина архива с просьбой взять его на хранение, иначе как ты отличишь отданное добровольно, в здравом уме и твердой памяти от украденного сотрудниками архива или третьими лицами или конфискованного госбезопасностью? Есть такая бумажка за подписью Шаламова? Если есть, то почему до сих пор не обнародована? Ведь Сиротинская забирала архив не как наследница - никакой наследницей она тогда не была, а в качестве служащей Центрального государственного архива литературы и искусства СССР.
UPD
abirmahid внес ясность, спасибо ему:
"Как минимум, должен быть акт приёма-передачи дел. (Или - два таких акта, так как архив был разделён). Акты составляются в двух экземплярах, один - хранится в архиве, другой остаётся у сдающей стороны, с подлинными подписями.
Может быть, причина длительного хранения дел в неописанном виде - не в зловредности Сиротинской, а в бардаке, нищете и атмосфере неопределённости, царившей в архивной отрасли, не исключая федеральных архивов.
В 80-е гг. в ЦГАЛИ ещё лежали груды неописанных фондов, начиная с 20-х годов (в основном - фонды госучреждений).
И - да, там было много дел с грифами "Допуск ограничен" и "Особо ценные". Часть фондов была вообще закрыта и документы лежали на полках, в коробках, опечатанных сургучными печатями. Архивные "старушки" следили, чтобы "особо ценные" дела не попадали лишний раз на глаза архивной молодёжи, или, и тем более - непроверенным читателям".
Я, собственно, не настаиваю на своей версии. Если обнаружится, что все эти акты приема-передачи существуют и можно увидеть их сканы, значит, все в порядке - Шаламов действительно передал свой архив в ЦГАЛИ. Просто мемуар Сиротинской никакого отношения к реальным доказательствам не имеет, и на данный момент здесь обычное белое пятно, как на картах Ливингстона и Генри Стенли.
"В апреле 1979 года он срочно вызвал меня, сказал, что собирается в пансионат и попросил взять весь архив, который оставался. «Воруют», - сказал он. Я взяла все. Он спросил: «Как твои дети?» Я промолчала. А он сказал: «Ты думаешь, мне это неинтересно». И заплакал. «Я думал, ты ко мне приходила. Показалось - звонят, я выскочил - никого. Я - к окну, и увидел женщину с двумя детьми. Мне показалось, что это ты зашла по дороге в зоопарк». Я говорю: «Мои дети уже выросли и не ходят в зоопарк. Они уже выше меня». Но он не поверил, для него я так и осталась молодой матерью, и малыши прижимались ко мне с двух сторон, держали меня за руки.
Я обратилась 17 мая 1979 года к тем, кто изъял часть архива В.Т., и они после переговоров 8 октября 1979 года вернули рукописи четырех сборников «Колымских рассказов» (все это было документировано)".
В другом месте она говорит, что приехала с какой-то женщиной, они погрузили коробки в машину и увезли. Ничего, кроме рассказа Сиротинской, у нас нет, а Сиротинская лжет как дышит. Две вещи, а именно, завещательное распоряжение Шаламова на имя Сиротинской от 1969 года и тот факт, что его архив оказался в ЦГАЛИ, образуют на первый взгляд очевидную, а на второй - вовсе не очевидную причинно-следственную цепочку: если завещал, то и передал, а промежуточным звеном служит бессодержательный, зато душещипательный мемуар Сиротинской. Но со времени написания завещания прошло больше десяти лет и утекло много воды. В частности, давно известно - кроме прочего, из слов самой Сиротинской - что значительная часть архива Шаламова хранилась у "тех, кто [ее] изъял", мы знаем, у кого - у Юлия Шрейдера и Людмилы Зайвой - и было возвращено (что значит, возвращено - Шаламову? Сиротинской? - но у Сиротинской никто никаких рукописей не забирал, так что слово "вернули" по обыкновению извращает положение дел, правильно: "отдали") после "переговоров". Что представляли собой эти "переговоры" в 1979 году, легко догадаться: не принесете добром, придем с обыском.
Оформление перевода Шаламова в дом престарелых шло через ССП, а ССП, особенно в случаях, подобных Шаламову - это в первую очередь информатор госбезопасности. Госбезопасность не только обо всем знала, но, пожалуй что, и курировала. И вот - а как же архив? Да никак, приедем и заберем, а чтобы без лишних формальностей и без протокола, в котором все-таки положено делать опись изъятого, возьмем с собой Сиротинскую, которая объяснит, что в дом престарелых с рукописями нельзя, поэтому, в виду ее и других нежной заботы о судьбе рукописей, их заберут на хранение в ЦГАЛИ.
Сиротинскую срочно вызвали, но не Шаламов, а вышестоящая организация. Сказали: Шаламова помещают в дом престарелых, рукописи могут пропасть или, хуже того, попасть не в те руки, лишнего шума нам не надо, поедете с нами, объясните Шаламову, что комната освобождается и единственная возможность сохранить архив для потомства - это отдать его в ЦГАЛИ.
Так я это вижу. А в девяностых Сиротинская сочинила лирический мемуар, как Шаламов срочно ее вызвал и попросил забрать весь архив, что она как верная подруга и сделала.
Если кто-то не согласен, пусть аргументированно растолкует, чем моя версия хуже версии Сиротинской.
Напомню, что до конца восьмидесятых годов архив Шаламова находился в спецхране и без описи, т.е. в полной недоступности для посторонних глаз, даже при наличии допуска. Потом он тоже был недоступен, но уже на других основаниях.
Вообще, мне представляется, должна быть какая-то бумажка в адрес ЦГАЛИ от хозяина архива с просьбой взять его на хранение, иначе как ты отличишь отданное добровольно, в здравом уме и твердой памяти от украденного сотрудниками архива или третьими лицами или конфискованного госбезопасностью? Есть такая бумажка за подписью Шаламова? Если есть, то почему до сих пор не обнародована? Ведь Сиротинская забирала архив не как наследница - никакой наследницей она тогда не была, а в качестве служащей Центрального государственного архива литературы и искусства СССР.
UPD
abirmahid внес ясность, спасибо ему:
"Как минимум, должен быть акт приёма-передачи дел. (Или - два таких акта, так как архив был разделён). Акты составляются в двух экземплярах, один - хранится в архиве, другой остаётся у сдающей стороны, с подлинными подписями.
Может быть, причина длительного хранения дел в неописанном виде - не в зловредности Сиротинской, а в бардаке, нищете и атмосфере неопределённости, царившей в архивной отрасли, не исключая федеральных архивов.
В 80-е гг. в ЦГАЛИ ещё лежали груды неописанных фондов, начиная с 20-х годов (в основном - фонды госучреждений).
И - да, там было много дел с грифами "Допуск ограничен" и "Особо ценные". Часть фондов была вообще закрыта и документы лежали на полках, в коробках, опечатанных сургучными печатями. Архивные "старушки" следили, чтобы "особо ценные" дела не попадали лишний раз на глаза архивной молодёжи, или, и тем более - непроверенным читателям".
Я, собственно, не настаиваю на своей версии. Если обнаружится, что все эти акты приема-передачи существуют и можно увидеть их сканы, значит, все в порядке - Шаламов действительно передал свой архив в ЦГАЛИ. Просто мемуар Сиротинской никакого отношения к реальным доказательствам не имеет, и на данный момент здесь обычное белое пятно, как на картах Ливингстона и Генри Стенли.