Николай Ганущак. "Журналистская деятельность Варлама Шаламова"
Статья опубликована в сборнике "Словесное творчество: знак - образ - смысл : сб. ст. Всероссийской научно-практической конференции с международным участием (г. Сургут, 15-16 ноября 2013 г.)", Сургут : РИО СурГПУ, 2013. Электронная версия - на сайте Литература Урала.
___________
Журналистская деятельность Варлама Шаламова
Доказательств права на эпитет «великий» Шаламову давно не требуется. В советское время широкому читателю он был известен мало: ни один из его «Колымских рассказов» - а это, бесспорно, главное произведение писателя - не был напечатан при жизни. А рассказов сто тридцать. Как прозаика его почти не знали, более известен был Шаламов-поэт. При жизни он напечатал пять поэтических сборников, очень тоненьких. Да и они были сильно урезаны, своих редакторов Варлам Тихонович называл лесорубами. Так вот, несмотря на все это, многие, кто читал «Колымские рассказы» в самиздате, только за них называли Шаламова великим писателем. А среди первых читателей были известные и талантливые люди, настоящие ценители русской литературы. Например, замечательный прозаик, тоже бывший лагерник Юрий Домбровский. Режиссер Андрей Тарковский считал Шаламова равным Данте. На Западе, где проза Шаламова была напечатана раньше, чем в СССР, его тоже очень высоко ценили. Сегодня «Колымские рассказы» напечатаны в ведущих литературных сериях, а их автор по тиражам и признанию критиков входит в десятку лучших русских писателей, классиков XX в. Историки советской литературы часто ставят Шаламова рядом с Андреем Платоновым. Оба получили признание лишь после смерти.
Варлам Шаламов написал свои самые важные прозаические произведения после 1953 г., но есть основания считать, что он стал профессиональным прозаиком еще в тридцатые годы. В то время писательский талант выверялся на журналистском поприще.
Из биографии писателя известно, что он после первого срока в лагерях Вишеры работал в различных профсоюзных газетах и журналах - «За овладение техникой», «За ударничество», «Фронт науки и техники», «За промышленные кадры» (издавался с 1933 по 1937 г. НИИ промышленных кадров Высшего Совета Народного Хозяйства СССР и был печатным органом Главного управления учебных заведений Народного комиссариата тяжелой промышленности). Печатался в «Гудке», «Вечерней Москве», «Прожекторе», «Колхознике» и «Огоньке».
Это издания, которые относятся к массовым «тонким» иллюстрированным общественно-политическим литературно-художественным еженедельным журналам. Именно они положили начало образованию в системе партийно-советской печати самостоятельной группы изданий журнального типа универсального содержания, способных вести действенную пропаганду задач социалистического строительства, оперативно откликаться на актуальные вопросы общественно-политической и культурной жизни страны, выражать интересы широких трудящихся масс.
Цели и задачи, поставленные и успешно решенные редакционными коллективами «Красной нивы», «Прожектора» и «Огонька» в 20-30-е гг., во многом объясняют закономерность появления типа массовых журналов универсального содержания.
Больше 80 статей, заметок и очерков за подписью «В. Шаламов» увидели свет с 1932 по 1936 г. Журналистская работа была средством заработка, но она являлась и школой - точнее, продолжением школы «литературы факта», которую Шаламов начал проходить еще до первой ссылки у С. Третьякова в ЛЕФе. После ссылки он писал:
"Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжелой пробой - начиная с этапа из Соликамска на Север в апреле 1929 года, - один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу - физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь - это штука серьезная, но бояться ее не надо. Я был готов жить" [Шаламов 2004: IV, 443]1.
Позже, вспоминая, Шаламов писал, что в 1932 г. напечатал свой первый очерк в журнале московских профсоюзов «За ударничество». Он не помнил, о чем был очерк и чему посвящен. В этом двухнедельном журнале, редакцией которого он заведовал позднее, в журналах «За овладение техникой» и «За промышленные кадры» было напечатано большое количество очерков, статей и корреспонденции.
В редакциях этих журналов Шаламов работал с перерывами в 1932, 1933, 1934, 1935 и 1936 гг.
"В эти годы, мне кажется, в Москве и в Московской области не было ни одной фабрики или завода (кроме военных), ни одного рабочего общежития, ни одной заводской столовой, где бы я ни был и притом не один раз" [IV, 438].
В 1934 г. для «Прожектора» (был такой журнал, вроде нынешнего «Огонька») Шаламов написал очерк о Мичурине - «Мастер, переделывающий природу». Очерк был создан намного раньше широкой известности самого Мичурина.
В 1935 г. в том же «Прожекторе» были опубликованы материалы, нечто вроде воспоминаний о Маяковском, к сожалению, сильно сокращенных О. М. Бриком. Для журнала «Колхозник», который редактировал А. М. Горький, Варлам Тихонович написал очерк особого рода («Картофель» - 1935, № 9). Предполагалось, что будет дана серия таких очерков: «Картофель», «Молоко», «Сахар» и т. д. На этот счет у Шаламова были письма от самого Горького. Очерки вышли, но редакция значительно сократила их.
По предложению журнала «Фронт науки и техники» в 1936 г. Шаламов написал большую статью «Наука и художественная литература».
"Статья эта, обзорного характера, вызвала интерес, и я был приглашен О. В. Рудаковой - актрисой ТЮЗа участвовать в создании театра русской сказки и фантастики. Театр этот не родился, но бесед было проведено много" [IV, 439].
В это же время молодой журналист начал свою литературную карьеру. Кроме стихов, которые он писал еще в 20-е гг., в этот период он очень много - «непрерывно», «день и ночь», по его выражению, - работал над формой небольшого рассказа, новеллы. Можно сказать, что он тоже боролся за овладение техникой - литературной. Добился немалых успехов: «нашел уже тон, зачин и стиль», появилась «уверенность, твердость руки»; все предложенное в редакциях «принимали безотказно», «готовилась книжка рассказов». За четыре года он написал более ста произведений малой прозы, основная часть которых, к сожалению, была сожжена семьей после его второго ареста в 1937 г. Уцелели только девять рассказов - те, что были напечатаны, либо отосланы в редакции: «Жена сохранила напечатанное и уничтожила все написанное. Кто уж так рассудил...», - с иронией замечал Шаламов в главе «Большие пожары» своих «Воспоминаний» [IV, 553].
"Рассказов я напечатал всего четыре. Я никогда не имел силы их перечесть. Ни раньше, двадцать пять лет назад, ни теперь. (Стихи напечатанные тоже перечитывать не могу.) Я пытаюсь вспомнить не содержание этих рассказов, а состояние, в котором они писались" [IV, 478].
Именно газеты и журналы, сотрудничество в них дали возможность Шаламову печататься как писателю. В газете «Ленинградская правда» осенью 1935 г. напечатан рассказ «Ганс» - о фашисте-шпионе. В журнале «Октябрь», в № 1 за 1936 год опубликован рассказ «Три смерти доктора Аустино» - о расстреле антифашиста. Журнал «Вокруг света» (1936, № 12) напечатал рассказ «Возвращение» - о революционере, потерявшем во время аварии память. Все эти три рассказа связаны с антивоенной, антифашистской темой и дышали тем воздухом, каким дышала вся страна и, пожалуй, весь мир.
"Было страстное желание выразить эту тему сжато, лаконично, сюжетно. Так все рассказы и писались. Сейчас их условный универсализм кажется мне плохим решением темы" [IV, 543].
Были рассказы и другого рода - на материале живой жизни. Таким был рассказ «Пава и древо», напечатанный в № 5 журнала «Литературный современник» за 1937 г. в Ленинграде. Это рассказ об ослепшей вологодской кружевнице, которой сделана операция. По мнению самого автора, рассказ был простеньким, отличался литературной наивностью. Неполный анализ этих рассказов дает представление о том, как из журналистских опытов, журналистской работы начинающий писатель переходил к художественной огранке своего литературного творчества. Влияние Шаламова-журналиста на Шаламова-писателя было взаимно направленным, хотя вывод, сделанный писателем позже, поставит писателя и журналиста на разные полюсы, которые никогда не сблизятся.
Параллельно с литературным творчеством происходило и становление журналиста «энциклопедического» масштаба. Интерес Шаламова к жизни, к тому, что происходит вокруг, к изменяющемуся миру, подтверждают и его материалы иного плана, отличающиеся от производственных агитаторских тем плакатного характера.
Так, например, первые публикации Шаламова-журналиста в газете «Вечерняя Москва» в 1935 г. посвящены шахматам. Все три заметки («64 поля», «Гроссмейстер в цейтноте» и к 8 марта - «Женщина и шахматы») связаны с проходившим в феврале Вторым московским международным турниром. Эти материалы восторженны по настроению и не лишены идеологического налета: «трагедия шахматной индивидуальности при капитализме», «для нас шахматы - полезнейшая игра, одно из орудий культуры масс» и т. п.
Шаламов демонстрирует и свое мнение по теоретическим вопросам, видимо, характерное для шахматной мысли того времени:
«Белые, имеющие преимущество первого хода, должны добиваться выигрышного по-ложения, а черные только равновесия в дебюте». Такое мнение существовало много лет. Но большинство партий Ласкера выиграно черными. Но ряд дебютов - «сицилианская», «Каро-Канн» - построен так, что преимущество первого хода нейтрализуется с самого начала. Чигорин напряженно думает за доской, рассчитывая игру на 10 ходов вперед. А Рихард Рети говорит, что шахматист должен определить только один ход - лучший в данной позиции, оценить позицию. Гениальный Брейер расставляет шахматы в боевой порядок к началу сражения и говорит: «Вот самая сложная позиция» [V, 231].
Вообще, текст заметок распирает изнутри от избытка чувств, от радости новизны и бесконечного оптимизма, пытающегося быть рассудительным.
С таким же душевным подъемом и нескрываемой гордостью написана в 1936 г. заметка «Победа Михаила Ботвинника» (опубликована в журнале «За промышленные кадры») по итогам Ноттингемского шахматного турнира, грандиозного состязания с участием пяти чемпионов мира.
Были материалы и иного плана. Не известно, как бы сложилась дальнейшая судьба Шаламова-журналиста, если бы не очередной арест, который превратился в долгие 17 лет страшных сталинских лагерей. Еще после первого ареста, вернувшись в Москву, Шаламов сделал для себя вывод, который озвучил только спустя долгие 20 лет:
"Я понял тогда, что газетная работа, журнальная работа и работа писателя - разные вещи. Это не только разные уровни - это разные миры, и ничего нет вреднее для писателя, ничего нет противоположней, чем газетная, журнальная работа. Газетная школа не только не нужна писателю, - она вредна.
Лучше писателю служить продавцом в магазине, чем работать в газете.
Писатель - судья времени. Газетчик, журналист - только подручный политиков" [V, 282].
Журналистская деятельность Шаламова изучена недостаточно: это только приближение к этой теме. Однако при первом беглом обзоре становится очевидным влияние журналистского опыта Шаламова на всю художественную манеру писателя, и в первую очередь на поэтику его «Колымских рассказов».
1 Далее тексты Шаламова цит. по данному изданию с указанием тома и страницы в скобках.
ЛИТЕРАТУРА
Шаламов В. Собр. соч. : в 6 т. М., 2004.
Ганущак Николай Васильевич, кандадат филологических наук, доцент, Сургутский государственный педагогический университет
___________
Журналистская деятельность Варлама Шаламова
Доказательств права на эпитет «великий» Шаламову давно не требуется. В советское время широкому читателю он был известен мало: ни один из его «Колымских рассказов» - а это, бесспорно, главное произведение писателя - не был напечатан при жизни. А рассказов сто тридцать. Как прозаика его почти не знали, более известен был Шаламов-поэт. При жизни он напечатал пять поэтических сборников, очень тоненьких. Да и они были сильно урезаны, своих редакторов Варлам Тихонович называл лесорубами. Так вот, несмотря на все это, многие, кто читал «Колымские рассказы» в самиздате, только за них называли Шаламова великим писателем. А среди первых читателей были известные и талантливые люди, настоящие ценители русской литературы. Например, замечательный прозаик, тоже бывший лагерник Юрий Домбровский. Режиссер Андрей Тарковский считал Шаламова равным Данте. На Западе, где проза Шаламова была напечатана раньше, чем в СССР, его тоже очень высоко ценили. Сегодня «Колымские рассказы» напечатаны в ведущих литературных сериях, а их автор по тиражам и признанию критиков входит в десятку лучших русских писателей, классиков XX в. Историки советской литературы часто ставят Шаламова рядом с Андреем Платоновым. Оба получили признание лишь после смерти.
Варлам Шаламов написал свои самые важные прозаические произведения после 1953 г., но есть основания считать, что он стал профессиональным прозаиком еще в тридцатые годы. В то время писательский талант выверялся на журналистском поприще.
Из биографии писателя известно, что он после первого срока в лагерях Вишеры работал в различных профсоюзных газетах и журналах - «За овладение техникой», «За ударничество», «Фронт науки и техники», «За промышленные кадры» (издавался с 1933 по 1937 г. НИИ промышленных кадров Высшего Совета Народного Хозяйства СССР и был печатным органом Главного управления учебных заведений Народного комиссариата тяжелой промышленности). Печатался в «Гудке», «Вечерней Москве», «Прожекторе», «Колхознике» и «Огоньке».
Это издания, которые относятся к массовым «тонким» иллюстрированным общественно-политическим литературно-художественным еженедельным журналам. Именно они положили начало образованию в системе партийно-советской печати самостоятельной группы изданий журнального типа универсального содержания, способных вести действенную пропаганду задач социалистического строительства, оперативно откликаться на актуальные вопросы общественно-политической и культурной жизни страны, выражать интересы широких трудящихся масс.
Цели и задачи, поставленные и успешно решенные редакционными коллективами «Красной нивы», «Прожектора» и «Огонька» в 20-30-е гг., во многом объясняют закономерность появления типа массовых журналов универсального содержания.
Больше 80 статей, заметок и очерков за подписью «В. Шаламов» увидели свет с 1932 по 1936 г. Журналистская работа была средством заработка, но она являлась и школой - точнее, продолжением школы «литературы факта», которую Шаламов начал проходить еще до первой ссылки у С. Третьякова в ЛЕФе. После ссылки он писал:
"Что мне дала Вишера? Это три года разочарований в друзьях, несбывшихся детских надежд. Необычайную уверенность в своей жизненной силе. Испытанный тяжелой пробой - начиная с этапа из Соликамска на Север в апреле 1929 года, - один, без друзей и единомышленников, я выдержал пробу - физическую и моральную. Я крепко стоял на ногах и не боялся жизни. Я понимал хорошо, что жизнь - это штука серьезная, но бояться ее не надо. Я был готов жить" [Шаламов 2004: IV, 443]1.
Позже, вспоминая, Шаламов писал, что в 1932 г. напечатал свой первый очерк в журнале московских профсоюзов «За ударничество». Он не помнил, о чем был очерк и чему посвящен. В этом двухнедельном журнале, редакцией которого он заведовал позднее, в журналах «За овладение техникой» и «За промышленные кадры» было напечатано большое количество очерков, статей и корреспонденции.
В редакциях этих журналов Шаламов работал с перерывами в 1932, 1933, 1934, 1935 и 1936 гг.
"В эти годы, мне кажется, в Москве и в Московской области не было ни одной фабрики или завода (кроме военных), ни одного рабочего общежития, ни одной заводской столовой, где бы я ни был и притом не один раз" [IV, 438].
В 1934 г. для «Прожектора» (был такой журнал, вроде нынешнего «Огонька») Шаламов написал очерк о Мичурине - «Мастер, переделывающий природу». Очерк был создан намного раньше широкой известности самого Мичурина.
В 1935 г. в том же «Прожекторе» были опубликованы материалы, нечто вроде воспоминаний о Маяковском, к сожалению, сильно сокращенных О. М. Бриком. Для журнала «Колхозник», который редактировал А. М. Горький, Варлам Тихонович написал очерк особого рода («Картофель» - 1935, № 9). Предполагалось, что будет дана серия таких очерков: «Картофель», «Молоко», «Сахар» и т. д. На этот счет у Шаламова были письма от самого Горького. Очерки вышли, но редакция значительно сократила их.
По предложению журнала «Фронт науки и техники» в 1936 г. Шаламов написал большую статью «Наука и художественная литература».
"Статья эта, обзорного характера, вызвала интерес, и я был приглашен О. В. Рудаковой - актрисой ТЮЗа участвовать в создании театра русской сказки и фантастики. Театр этот не родился, но бесед было проведено много" [IV, 439].
В это же время молодой журналист начал свою литературную карьеру. Кроме стихов, которые он писал еще в 20-е гг., в этот период он очень много - «непрерывно», «день и ночь», по его выражению, - работал над формой небольшого рассказа, новеллы. Можно сказать, что он тоже боролся за овладение техникой - литературной. Добился немалых успехов: «нашел уже тон, зачин и стиль», появилась «уверенность, твердость руки»; все предложенное в редакциях «принимали безотказно», «готовилась книжка рассказов». За четыре года он написал более ста произведений малой прозы, основная часть которых, к сожалению, была сожжена семьей после его второго ареста в 1937 г. Уцелели только девять рассказов - те, что были напечатаны, либо отосланы в редакции: «Жена сохранила напечатанное и уничтожила все написанное. Кто уж так рассудил...», - с иронией замечал Шаламов в главе «Большие пожары» своих «Воспоминаний» [IV, 553].
"Рассказов я напечатал всего четыре. Я никогда не имел силы их перечесть. Ни раньше, двадцать пять лет назад, ни теперь. (Стихи напечатанные тоже перечитывать не могу.) Я пытаюсь вспомнить не содержание этих рассказов, а состояние, в котором они писались" [IV, 478].
Именно газеты и журналы, сотрудничество в них дали возможность Шаламову печататься как писателю. В газете «Ленинградская правда» осенью 1935 г. напечатан рассказ «Ганс» - о фашисте-шпионе. В журнале «Октябрь», в № 1 за 1936 год опубликован рассказ «Три смерти доктора Аустино» - о расстреле антифашиста. Журнал «Вокруг света» (1936, № 12) напечатал рассказ «Возвращение» - о революционере, потерявшем во время аварии память. Все эти три рассказа связаны с антивоенной, антифашистской темой и дышали тем воздухом, каким дышала вся страна и, пожалуй, весь мир.
"Было страстное желание выразить эту тему сжато, лаконично, сюжетно. Так все рассказы и писались. Сейчас их условный универсализм кажется мне плохим решением темы" [IV, 543].
Были рассказы и другого рода - на материале живой жизни. Таким был рассказ «Пава и древо», напечатанный в № 5 журнала «Литературный современник» за 1937 г. в Ленинграде. Это рассказ об ослепшей вологодской кружевнице, которой сделана операция. По мнению самого автора, рассказ был простеньким, отличался литературной наивностью. Неполный анализ этих рассказов дает представление о том, как из журналистских опытов, журналистской работы начинающий писатель переходил к художественной огранке своего литературного творчества. Влияние Шаламова-журналиста на Шаламова-писателя было взаимно направленным, хотя вывод, сделанный писателем позже, поставит писателя и журналиста на разные полюсы, которые никогда не сблизятся.
Параллельно с литературным творчеством происходило и становление журналиста «энциклопедического» масштаба. Интерес Шаламова к жизни, к тому, что происходит вокруг, к изменяющемуся миру, подтверждают и его материалы иного плана, отличающиеся от производственных агитаторских тем плакатного характера.
Так, например, первые публикации Шаламова-журналиста в газете «Вечерняя Москва» в 1935 г. посвящены шахматам. Все три заметки («64 поля», «Гроссмейстер в цейтноте» и к 8 марта - «Женщина и шахматы») связаны с проходившим в феврале Вторым московским международным турниром. Эти материалы восторженны по настроению и не лишены идеологического налета: «трагедия шахматной индивидуальности при капитализме», «для нас шахматы - полезнейшая игра, одно из орудий культуры масс» и т. п.
Шаламов демонстрирует и свое мнение по теоретическим вопросам, видимо, характерное для шахматной мысли того времени:
«Белые, имеющие преимущество первого хода, должны добиваться выигрышного по-ложения, а черные только равновесия в дебюте». Такое мнение существовало много лет. Но большинство партий Ласкера выиграно черными. Но ряд дебютов - «сицилианская», «Каро-Канн» - построен так, что преимущество первого хода нейтрализуется с самого начала. Чигорин напряженно думает за доской, рассчитывая игру на 10 ходов вперед. А Рихард Рети говорит, что шахматист должен определить только один ход - лучший в данной позиции, оценить позицию. Гениальный Брейер расставляет шахматы в боевой порядок к началу сражения и говорит: «Вот самая сложная позиция» [V, 231].
Вообще, текст заметок распирает изнутри от избытка чувств, от радости новизны и бесконечного оптимизма, пытающегося быть рассудительным.
С таким же душевным подъемом и нескрываемой гордостью написана в 1936 г. заметка «Победа Михаила Ботвинника» (опубликована в журнале «За промышленные кадры») по итогам Ноттингемского шахматного турнира, грандиозного состязания с участием пяти чемпионов мира.
Были материалы и иного плана. Не известно, как бы сложилась дальнейшая судьба Шаламова-журналиста, если бы не очередной арест, который превратился в долгие 17 лет страшных сталинских лагерей. Еще после первого ареста, вернувшись в Москву, Шаламов сделал для себя вывод, который озвучил только спустя долгие 20 лет:
"Я понял тогда, что газетная работа, журнальная работа и работа писателя - разные вещи. Это не только разные уровни - это разные миры, и ничего нет вреднее для писателя, ничего нет противоположней, чем газетная, журнальная работа. Газетная школа не только не нужна писателю, - она вредна.
Лучше писателю служить продавцом в магазине, чем работать в газете.
Писатель - судья времени. Газетчик, журналист - только подручный политиков" [V, 282].
Журналистская деятельность Шаламова изучена недостаточно: это только приближение к этой теме. Однако при первом беглом обзоре становится очевидным влияние журналистского опыта Шаламова на всю художественную манеру писателя, и в первую очередь на поэтику его «Колымских рассказов».
1 Далее тексты Шаламова цит. по данному изданию с указанием тома и страницы в скобках.
ЛИТЕРАТУРА
Шаламов В. Собр. соч. : в 6 т. М., 2004.
Ганущак Николай Васильевич, кандадат филологических наук, доцент, Сургутский государственный педагогический университет