Л. Донатов (Леонид Финкельштейн) о шаламовском "Письме в ЛГ", Посев, июнь 1972
Отрывок из рецензии Л. Донатова (Леонида Финкельштейна) на книгу Лидии Чуковской "Спуск под воду" под названием "Дневник 194... года", напечатанной в июньской № 6 (1181) книжке журнала Посев от 1972 года. Электронная версия номера - на сайте Вторая литература.
Леонид Владимирович Финкельштейн - авиационный инженер, журналист, лагерник, в 1966 году остался на Западе, работал на Радио Свобода и Би-Би-Си, автор нескольких книг, переводчик книги Роберта Конквеста "Большой Террор". См. некролог на Радио Свобода. Происхождение псевдонима Финкельштейн объясняет так: "Псевдоним "Донатов" был взят, как поклон сидевшему тогда в лагере Андрею Донатовичу Синявскому".
Финкельштейн, по-видимому, неправ, утверждая, что "выселить из Москвы власти теперь не могут" - с потерей жилья на Хорошевской Шаламов лишался прежней московской прописки, и, в принципе, ничто мешало властям дать ему жилплощадь и прописать где-нибудь на самой окраине города если не за его пределами. Жилплощадь в СССР всегда была в ведении партии и правительства.
<...> Любовь или, во всяком случае, преданность из страха - интереснейший психологический феномен, очень помогающий диктаторам.
Возможно, они, диктаторы, про себя знают об этом феномене - и поэтому, например, диктатура обставляется всевозможными аксессуарами величия и пышности. Не только во внешних проявлениях, но и в искусстве, литературе, музыке.
Концепция раба, подчиняющегося и кое-как работающего, но остро ненавидящего хозяина, по-видимому, нуждается в пересмотре. Должно быть, только незаурядные люди, только очень немногие умеют, живя под постоянным прессом страха и пропаганды, рассмотреть ничтожество диктаторов и низость, примитивность их целей удерживать власть и пользоваться ее благами. Большинство угнетенных более или менее лояльны к «своей» диктатуре.
Самый свежий печальный пример такой с виду нелепой поддержки дитатуры со стороны одной из ее жертв - письмо Варлама Шаламова, опубликованное недавно в «Литературной газете». В. Шаламов - хороший поэт и превосходный, сдержанный прозаик. Его «Колымские рассказы», написанные, можно сказать, кровью каторжника, - сплошь маленькие шедевры. Шаламову заслуженно посвящена одна из самых сильных песен Александра Галича: «А ты стучи, Леха, а тебе Бог простит...»
И вот этот Варлам Шаламов, без всяких сомнений абсолютно все знающий и понимающий, больной 65-летний писатель, вдруг подписывает злобный протест против... публикации его «Колымских рассказов» за границей, хотя в его стране эти рассказы запрещены цензурой. Ну да, на него сильно нажимали, возможно пообещали кое-что из его стихов напечатать, - но ведь ни упрятать его обратно в лагерь, ни выселить из Москвы, ни даже отнять пенсию власти теперь не могут, - и он превосходно понимает все это. Но - подписал... Осуждать его теперь? Нет, я думаю книга Л. Чуковской запрещает его осуждать. Ведь ее Билибин сделал нечто гораздо худшее, чем Шаламов: он без всякого нажима властей написал роман о «передовой технике» на основе своих лагерных переживаний, он превратил заключенных шахтеров в вольных «передовиков», снабдил их нужными соц-реалистическими атрибутами и хочет этим «зарабатывать себе на хлеб с маслом». И он при этом совсем не чудовище, а усталый, довольно тонко чувствующий пожилой человек, определенно добрый к людям...
Ключ к «непонятному» поведению вымышленного Билибина и реального Шаламова следует искать не в натуре каждого из них, - он где-то вне душ человеческих. Он в воздухе сегодняшней России, в воздухе, отравленном бациллой страха. Когда-то, в те времена, когда арестовали Билибина и Шаламова, страх был смертелен. Сейчас он не смертелен, но достаточен для того, чтобы держать в узде большую часть интеллигенции, никогда не отличавшуюся смелостью.
