Рецензии на спектакль по прозе Шаламова и Вячеслава Кондратьева, РАМТ
КАК НА ПЕРЕДОВОЙ…
«Жизнь одна» по прозе В. Кондратьева и В. Шаламова в РАМТе
Название этого спектакля сегодня, на фоне милитаристской риторики, транслируемой СМИ, звучит почти как вызов: «Жизнь одна». Спектакль о прошлом весь пропитан предчувствием будущего - предчувствием войны. О ней говорят случайные попутчики, ее запахом уже повеяло в безмятежном летнем воздухе, она поселилась в «нехороших» глазах людей, в которых проглядывает близкая гибель.
За пару месяцев до 70-летия Победы на Маленькой сцене РАМТа появился спектакль, который далек от пафоса настолько, насколько это вообще возможно. Узкое пространство - последняя пядь театральной земли. Шесть актеров на четырнадцать персонажей: Алексей Мишарин, Татьяна Веселкина, а четверо - Юрий Трубин, Изнаур Орцуев, Анастасия Прокофьева, Александра Аронс - буквально вчерашние выпускники Алексея Бородина (именно они приняли на себя основной «бой» за души зрителей). Никаких пространств для маневра, переодеваний, перевоплощений - накинул пиджак на гимнастерку, вот тебе и перевоплощение. Никаких прикрытий - как на передовой.
Владимир Богатырев, ученик легендарного Зиновия Корогодского, и сам уже давно мэтр, соединил «лейтенантскую прозу» Вячеслава Кондратьева («Асин капитан», «На станции Свободный», «Не самый тяжкий день») и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова («Серафим», «Мой процесс», «Сухим пайком», «Надгробное слово», «Ягоды»). Два потока, на которые разлилось народное море - брошенные в лагеря и брошенные в топку войны, соединились в этом спектакле. И тот, и другой поток был пересушен и отравлен бесчеловечной реальностью, уравнявшей жизнь и смерть. По Шаламову, «человек счастлив своим умением забывать. Память всегда готова забыть плохое и помнить только хорошее. Хорошего не было на ключе Дусканья, не было его ни впереди, ни позади путей каждого из нас. Мы были отравлены Севером навсегда, и мы это понимали». Вячеслав Кондратьев воевал подо Ржевом, был ранен, снова воевал и снова ранен, комиссован по инвалидности. Варлам Шаламов, «троцкистский шпион», 165 «антисоветчик», впервые сел в 1929-м, в 37-м получил новый срок, в 43-м - третий. Сограждане по родине, по времени, сородичи по писательскому признанию, искусственно разделенные в жизни, Кондратьев и Шаламов встретились в одном спектакле и даже в одних и тех же персонажах.
Молодой человек в поезде разговорился со случайной попутчицей, и эта встреча без продолжения оказалась для обоих моментом истины. О чем обычно говорят молодые люди во время случайной встречи? Да обо всем на свете. Но знойным летом 41-го люди с душой и совестью говорили о войне, торопясь выговориться, заговорить свой страх перед неизведанным. Молодой человек сошел на станции и вдруг увидел страшную картину: серое море зэков, передвигающихся на коленях, «чтоб не сбежали» - одной каплей такого же моря мог быть его отец-инженер. «Как же ты воевать-то будешь, с такими мыслями?» - казалось бы, более нелогичного вопроса, чем задала парню случайная сердобольная женщина, которая помогла ему прийти в себя, и придумать нельзя. Тем более что оба не знали - до войны оставалось девять дней. Но точнее вопроса и быть не могло - многие шли воевать за Родину, которая только что прошлась сапогом по их семьям, их судьбам.
А молодой человек из кондратьевского рассказа «На станции Свободный» наденет пиджак поверх гимнастерки и обернется шаламовским зэком-философом, возможно, как раз тем самым отцом - он сел за то же, за что и Шаламов: за признание Бунина великим писателем (Юрий Трубин даже внешне похож на молодого Шаламова). И будет развивать философию абсолютной свободы, свободы зэка, вызванной предельной притупленностью чувств, когда жизнь перестала иметь хоть какую-то ценность, сильно уступив в цене куску хлеба или сигарете.
В спектакле Владимира Богатырева лагерь и война, любовь и смерть спрессованы с невероятной плотностью. Снят пиджак - и ты уже лейтенант, который возвращается недолеченным из госпиталя в часть сквозь мокрый лес и стучится, чтобы переночевать, а дверь открывает твоя первая, мимолетная, школьная, давно забытая любовь. Юрий Трубин, Изнаур Орцуев, Анастасия Прокофьева замечательно играют в этом странном любовном треугольнике то, как оттаивают души, как догоняет прошлое, принося с собой, казалось бы, такое ненужное сейчас, на краю почти гарантированной гибели, чувство вины, непоправимой утраты. А вместе с ним - восстановленную полноту жизни, точно успел примириться перед смертью с лучшим другом.
Владимир Богатырев поставил спектакль о поломанных жизнях, но сохранившихся душах - не отравленных, не сломанных, не подвергшихся коррозии: своего рода не«обыкновенную историю» в предлагаемых обстоятельствах обыкновенного ада. Точно отвергая две сегодняшние парадигмы - либо пафосно, с госразмахом гордиться своей историей, либо проклинать все, что в ней было, режиссер идет третьим путем, вынося обвинительный приговор системе и оправдательный людям. На них одна надежда. «Жизнь одна» означает здесь еще и - честь одна, достоинство одно. Сохранить их теперь трудно, но не труднее же, чем тогда - точно взывает к современникам режиссер и его молодая команда.
Ольга Фукс
Опубликовано в журнале Современная драматургия, №3, 2015
___________
Рецензия Ассоль Овсянниковой-Мелентьевой "Все хорошее нужно помнить сто лет, а все плохое - двести" в журнале Всероссийского театрального общества "Страстной бульвар, 10"
Рецензия на сайте театра: Татьяна Морозова, "Время Шаламова".
«Жизнь одна» по прозе В. Кондратьева и В. Шаламова в РАМТе
Название этого спектакля сегодня, на фоне милитаристской риторики, транслируемой СМИ, звучит почти как вызов: «Жизнь одна». Спектакль о прошлом весь пропитан предчувствием будущего - предчувствием войны. О ней говорят случайные попутчики, ее запахом уже повеяло в безмятежном летнем воздухе, она поселилась в «нехороших» глазах людей, в которых проглядывает близкая гибель.
За пару месяцев до 70-летия Победы на Маленькой сцене РАМТа появился спектакль, который далек от пафоса настолько, насколько это вообще возможно. Узкое пространство - последняя пядь театральной земли. Шесть актеров на четырнадцать персонажей: Алексей Мишарин, Татьяна Веселкина, а четверо - Юрий Трубин, Изнаур Орцуев, Анастасия Прокофьева, Александра Аронс - буквально вчерашние выпускники Алексея Бородина (именно они приняли на себя основной «бой» за души зрителей). Никаких пространств для маневра, переодеваний, перевоплощений - накинул пиджак на гимнастерку, вот тебе и перевоплощение. Никаких прикрытий - как на передовой.
Владимир Богатырев, ученик легендарного Зиновия Корогодского, и сам уже давно мэтр, соединил «лейтенантскую прозу» Вячеслава Кондратьева («Асин капитан», «На станции Свободный», «Не самый тяжкий день») и «Колымские рассказы» Варлама Шаламова («Серафим», «Мой процесс», «Сухим пайком», «Надгробное слово», «Ягоды»). Два потока, на которые разлилось народное море - брошенные в лагеря и брошенные в топку войны, соединились в этом спектакле. И тот, и другой поток был пересушен и отравлен бесчеловечной реальностью, уравнявшей жизнь и смерть. По Шаламову, «человек счастлив своим умением забывать. Память всегда готова забыть плохое и помнить только хорошее. Хорошего не было на ключе Дусканья, не было его ни впереди, ни позади путей каждого из нас. Мы были отравлены Севером навсегда, и мы это понимали». Вячеслав Кондратьев воевал подо Ржевом, был ранен, снова воевал и снова ранен, комиссован по инвалидности. Варлам Шаламов, «троцкистский шпион», 165 «антисоветчик», впервые сел в 1929-м, в 37-м получил новый срок, в 43-м - третий. Сограждане по родине, по времени, сородичи по писательскому признанию, искусственно разделенные в жизни, Кондратьев и Шаламов встретились в одном спектакле и даже в одних и тех же персонажах.
Молодой человек в поезде разговорился со случайной попутчицей, и эта встреча без продолжения оказалась для обоих моментом истины. О чем обычно говорят молодые люди во время случайной встречи? Да обо всем на свете. Но знойным летом 41-го люди с душой и совестью говорили о войне, торопясь выговориться, заговорить свой страх перед неизведанным. Молодой человек сошел на станции и вдруг увидел страшную картину: серое море зэков, передвигающихся на коленях, «чтоб не сбежали» - одной каплей такого же моря мог быть его отец-инженер. «Как же ты воевать-то будешь, с такими мыслями?» - казалось бы, более нелогичного вопроса, чем задала парню случайная сердобольная женщина, которая помогла ему прийти в себя, и придумать нельзя. Тем более что оба не знали - до войны оставалось девять дней. Но точнее вопроса и быть не могло - многие шли воевать за Родину, которая только что прошлась сапогом по их семьям, их судьбам.
А молодой человек из кондратьевского рассказа «На станции Свободный» наденет пиджак поверх гимнастерки и обернется шаламовским зэком-философом, возможно, как раз тем самым отцом - он сел за то же, за что и Шаламов: за признание Бунина великим писателем (Юрий Трубин даже внешне похож на молодого Шаламова). И будет развивать философию абсолютной свободы, свободы зэка, вызванной предельной притупленностью чувств, когда жизнь перестала иметь хоть какую-то ценность, сильно уступив в цене куску хлеба или сигарете.
В спектакле Владимира Богатырева лагерь и война, любовь и смерть спрессованы с невероятной плотностью. Снят пиджак - и ты уже лейтенант, который возвращается недолеченным из госпиталя в часть сквозь мокрый лес и стучится, чтобы переночевать, а дверь открывает твоя первая, мимолетная, школьная, давно забытая любовь. Юрий Трубин, Изнаур Орцуев, Анастасия Прокофьева замечательно играют в этом странном любовном треугольнике то, как оттаивают души, как догоняет прошлое, принося с собой, казалось бы, такое ненужное сейчас, на краю почти гарантированной гибели, чувство вины, непоправимой утраты. А вместе с ним - восстановленную полноту жизни, точно успел примириться перед смертью с лучшим другом.
Владимир Богатырев поставил спектакль о поломанных жизнях, но сохранившихся душах - не отравленных, не сломанных, не подвергшихся коррозии: своего рода не«обыкновенную историю» в предлагаемых обстоятельствах обыкновенного ада. Точно отвергая две сегодняшние парадигмы - либо пафосно, с госразмахом гордиться своей историей, либо проклинать все, что в ней было, режиссер идет третьим путем, вынося обвинительный приговор системе и оправдательный людям. На них одна надежда. «Жизнь одна» означает здесь еще и - честь одна, достоинство одно. Сохранить их теперь трудно, но не труднее же, чем тогда - точно взывает к современникам режиссер и его молодая команда.
Ольга Фукс
Опубликовано в журнале Современная драматургия, №3, 2015
___________
Рецензия Ассоль Овсянниковой-Мелентьевой "Все хорошее нужно помнить сто лет, а все плохое - двести" в журнале Всероссийского театрального общества "Страстной бульвар, 10"
Рецензия на сайте театра: Татьяна Морозова, "Время Шаламова".