"Письмо в ЛГ" или Рок
Можно ли сказать, что письмо Шаламова в Литературную газету от февраля 1972 года достигло цели? Сначала не мудрствуя лукаво определим цели Шаламова. Их было две - очень простых и внятных (все остальное было несущественным довеском, т.е. имело ничтожную значимость). Шаламов хотел а) излить свою справедливую ярость на обманувшую его русскую эмиграцию и б) наладить некоторое понимание с советским режимом, от которого зависело не просто его благополучие, а жизнь целиком. Обе цели были достигнуты, но с важными оговорками.
Советский режим признал его "советским писателем", вернее, поэтом, принял в ССП и позволил публиковаться в советских изданиях. Однако в отношении "Колымских рассказов" и всей прозы Шаламова он не сдвинулся ни на йоту, иначе говоря, примирение с режимом произошло не на условиях Шаламова (какие он в другое время и в других обстоятельствах мог бы выдвинуть - сейчас он никаких условий выдвигать не мог и, без сомнения, хорошо это понимал), а на условиях режима. По существу, это была безоговорочная капитуляция, сохранившая ему минимум жизненных благ, и это последнее дает право говорить о достижении цели - в том смысле, в каком победа бывает пирровой.
Второй цели он тоже достиг. Из того, что мне известно на сегодняшний день, русская эмиграция была чрезвычайно уязвлена содержанием письма и его тоном, и Шаламову впервые удалось сосредоточить на себе ее внимание, до сих отданное кому угодно, кроме него. Он многих задел за живое и сумел отомстить, совершенно в духе своего стихотворения "Славянская клятва": умыть руки вражеской кровью. Но было ли это в полной мере достижением цели? Нет, не было. Настоящий смысл его инвективы могли понять только несколько посвященных, и, адресуя его скопом всей "белогвардейской" эмиграции, Шаламов вместе с водой выплескивал ребенка. За катастрофу, постигшую в тамиздате "Колымские рассказы", не несли вины ни Посев, ни Грани, ни Русская мысль, вообще никто, кроме нескольких негодяев, растворенных Шаламовым в массе без вины виноватых и спрятавшихся от осуждения за их спинами. Вина, возложенная на всех, как всякая коллективная вина, виделась настолько вопиюще несправедливой, что исключала любую правоту обвинителя, а поиск объяснений необъяснимо-скандальным формулировкам письма логично приводил к "отречению", "сдаче", а то и "стукачеству". Шаламов отомстил, но отомстил не тем - те, кто заслуживал отмщения, ушли от его "бича" и даже, подобно Гулю, выступали в его защиту, являя миру благородство натуры.
К 1972 году Шаламов попал в ловушку, выхода из которой не было, а поскольку логика событий, приведшая к февралю 1972, неумолимо проистекала из обстоятельств, в которых Шаламов находился все предыдущие годы, можно сказать, что эта ловушка была предрешена самими безальтернативными обстоятельствами его жизни. Мы отучены мыслить такими бесчеловечными категориями как Рок, а Рок никуда не делся.
Советский режим признал его "советским писателем", вернее, поэтом, принял в ССП и позволил публиковаться в советских изданиях. Однако в отношении "Колымских рассказов" и всей прозы Шаламова он не сдвинулся ни на йоту, иначе говоря, примирение с режимом произошло не на условиях Шаламова (какие он в другое время и в других обстоятельствах мог бы выдвинуть - сейчас он никаких условий выдвигать не мог и, без сомнения, хорошо это понимал), а на условиях режима. По существу, это была безоговорочная капитуляция, сохранившая ему минимум жизненных благ, и это последнее дает право говорить о достижении цели - в том смысле, в каком победа бывает пирровой.
Второй цели он тоже достиг. Из того, что мне известно на сегодняшний день, русская эмиграция была чрезвычайно уязвлена содержанием письма и его тоном, и Шаламову впервые удалось сосредоточить на себе ее внимание, до сих отданное кому угодно, кроме него. Он многих задел за живое и сумел отомстить, совершенно в духе своего стихотворения "Славянская клятва": умыть руки вражеской кровью. Но было ли это в полной мере достижением цели? Нет, не было. Настоящий смысл его инвективы могли понять только несколько посвященных, и, адресуя его скопом всей "белогвардейской" эмиграции, Шаламов вместе с водой выплескивал ребенка. За катастрофу, постигшую в тамиздате "Колымские рассказы", не несли вины ни Посев, ни Грани, ни Русская мысль, вообще никто, кроме нескольких негодяев, растворенных Шаламовым в массе без вины виноватых и спрятавшихся от осуждения за их спинами. Вина, возложенная на всех, как всякая коллективная вина, виделась настолько вопиюще несправедливой, что исключала любую правоту обвинителя, а поиск объяснений необъяснимо-скандальным формулировкам письма логично приводил к "отречению", "сдаче", а то и "стукачеству". Шаламов отомстил, но отомстил не тем - те, кто заслуживал отмщения, ушли от его "бича" и даже, подобно Гулю, выступали в его защиту, являя миру благородство натуры.
К 1972 году Шаламов попал в ловушку, выхода из которой не было, а поскольку логика событий, приведшая к февралю 1972, неумолимо проистекала из обстоятельств, в которых Шаламов находился все предыдущие годы, можно сказать, что эта ловушка была предрешена самими безальтернативными обстоятельствами его жизни. Мы отучены мыслить такими бесчеловечными категориями как Рок, а Рок никуда не делся.