Наталья Травова. Автор, повествователь и герой в "Колымских рассказах"

Jul 01, 2015 23:25

Автор, повествователь и герой в "Колымских рассказах" Варлама Шаламова

Двадцатый век ознаменовал собой трагические утраты, связанные с появлением тоталитарных государств, фашистских и сталинских концлагерей.
Это было время попрания гуманистических ценностей, когда «реальность неожиданно оказалась фантастичнее вымысла, а факты красноречивее слов.
И здесь документ часто оказывался не только лучшим способом обнажения действительности, проникновения в нее и освоения ее изнутри, но и зачастую последним свидетелем совершающегося в истории» [Местергази, 2007, с. 3].
Возникла потребность в появлении литературы с главенствующим документальным началом, литературы «человеческого документа».
Принцип документальности Варлам Шаламов, бывший узник Колымы, считал главным принципом «новой прозы», делающим эту прозу «преображенным документом»: «Собственная кровь, собственная судьба - вот требование сегодняшней литературы» [Шаламов, 1998, т. 4, с. 360]. Это и обусловило особенности организации субъектного уровня «колымской эпопеи». «Под субъектом будем понимать того, кто изображает и описывает, воспринимает и оценивает» [Корман, 1977, с. 10].
Прежде чем говорить об особых отношениях автора, повествователя/рассказчика и героя в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова, состоящих из шести художественно-прозаических циклов (сборников), следует разрешить проблему терминологического характера. А именно - проблему употребления нами термина «рассказчик» наряду с термином «повествователь». Дело в том, что первичный субъект речи здесь берет на себя и функции рассказчика, принимающего черты конкретного персонажа, имеющего свою биографию, являющегося участником или свидетелем события, и функции всевидящего повествователя, не принимающего участия в событиях. Эти функции находятся в отношениях дополнительной дистрибуции, но и повествователь, и рассказчик по сути являются одной и той же сущностью, в которой угадывается сам автор, что, в свою очередь, обусловлено опорой на принцип документальности. Поэтому использование обоих терминов в отношении произведений В. Шаламова не должно вызывать противоречий.
В «Колымских рассказах» Шаламова действует так называемый «лирический герой», знаменующий собой тождество автора-повествователя/рассказчика-героя. Это образ самого автора в произведении, объективация и способ раскрытия реального авторского «я», своего рода художественный двойник автора.
И.В. Некрасова в монографии «Судьба и творчество Варлама Шаламова» отмечает: «В абсолютном большинстве его произведений, герой-повествователь по ряду биографических подробностей, а также внешне и хронологически максимально сближен с автором - Варламом Шаламовым.
<…> В кн. «Левый берег» и «Артист лопаты» наблюдается постепенное уточнение, проявление автора в герое - от внешних совпадений - через вымышленное имя - к прямой названности: Шаламов. Это произошло в рассказе «Мой процесс», где само название предполагает явную автобиографичность. Все же чаще герой-повествователь, равновеликий автору, или вовсе не поименован, или носит другие художественные имена - Крист, Голубев, Андреев» [Некрасова, 2003, с. 105].
Однако мы не согласны с исследователем в том, что герой-повествователь может носить имена Крист, Голубев и Андреев. Анализ текста показывает, что Голубев и Крист выступают в колымских циклах лишь в качестве героев, и никогда в качестве повествователей.
Голубев появляется в сборнике «Левый берег» в рассказах «Академик» и «Кусок мяса», причем в обоих рассказах повествование ведется от третьего лица. В других циклах Голубев не фигурирует. В рассказе «Академик» Голубев - журналист, за плечами которого лагерный опыт. Больной, глуховатый, он выглядит гораздо старше своего сверстника - академика.
Трудно поверить, что двадцать лет назад Голубев был выдающимся публицистом, за статьями которого, по словам академика, следили все молодые ученые. Но «тот Голубев умер в тридцать восьмом году» [Шаламов, 1998, т.1, с.  224]. А в рассказе «Кусок мяса» Голубев инсценирует приступ аппендицита, приносит кровавую жертву, как некогда сделал и сам Шаламов.
Несомненно, Голубев - литературная маска автора.
Знакомство читателя с Кристом тоже начинается со сборника «Левый берег». В нем Крист появляется в рассказах «Геологи», «Ожерелье княгини Гагариной», «Лида». В остальных циклах «колымской  эпопеи», за исключением сборника «Очерки преступного мира», Крист тоже присутствует. Мы встречаем его в рассказах «Почерк», «Артист лопаты», «В больницу» (сборник «Артист лопаты»), «Облава», «Смытая фотография» (сборник «Воскрешение лиственницы»), «Человек с парохода» (сборник «Перчатка, или КР-2»). Причем во всех этих рассказах, как и в случае с Голубевым, повествование ведется от третьего лица.
В Кристе тоже прослеживаются автобиографические черты. К примеру, он работал санитаром (рассказ «В больницу»), а потом и фельдшером на Колыме (рассказы «Геологи», «Человек с парохода»). А еще Крист - бывший ученый, писатель, поэт, обладатель каллиграфического почерка (рассказ «Почерк»). Но главное - не совпадение биографических черт Криста и Шаламова, а то, что, пройдя один и тот же опыт, они мыслят и чувствуют одинаково, они рефлектируют - в этом и заключается проявление черт автора в его герое. Таким образом, Крист, как и Голубев, являются литературными масками Варлама Шаламова, но никогда не становятся «я» повествования.
Другое дело Андреев. С его именем «я» повествования непосредственно связано - в рассказах «Заговор юристов», «Потомок декабриста», «Инженер Киселев» и «Ключ Алмазный». Хотя повествование об Андрееве может вестись не только от первого, но и от третьего лица (рассказы «Тифозный карантин», «Ожерелье княгини Гагариной», «Иван Федорович», «Лучшая похвала»,  «Первый чекист», «Вейсманист», «Июнь», «Май»). Сам Шаламов подобное объяснял так: «Переход от первого лица к третьему, ввод документа. Употребление то подлинных, то вымышленных имен, переходящий герой - все это средства, служащие одной цели» [Шаламов, 1998, т. 4, с. 363].
Из очерка «Заговор юристов» мы узнаем, что Андреев родился в 1907 году и «собственно, не юрист, но учился в Московском университете на юридическом во второй половине двадцатых годов» [Шаламов, 1998, т. 1, с. 150]. А из рассказа «Иван Федорович» ясно, что Андреев после освобождения работал в одном из московских журналов. Вспомним факты биографии Шаламова. Он родился в  1907 году, а в 1926 поступил на факультет советского права, который, кстати, так и не окончил. После реабилитации, в 1956 году, Шаламов работал в журнале «Москва» внештатным корреспондентом. Кроме того, в рассказе «Потомок декабриста» Андреев - фельдшер в больнице для заключенных, к тому же «не природный москвич»  [Шаламов, 1998, т. 2, с. 253], как и сам Шаламов, родившийся в Вологде. Эти факты дают нам основания считать автора и героя-повествователя Андреева не противопоставленными друг другу. Но в очерке «Лучшая похвала» Андреев Александр Георгиевич появляется уже как самостоятельный персонаж наряду с автором-рассказчиком-героем, наряду с «я» повествования.
Так кто же он? Самостоятельный персонаж или литературная маска Автора-Шаламова? Судя по биографическим и идеологическим совпадениям, в Андрееве явно проявляется автор, но иногда Андреев выступает либо как знакомый автора-повествователя, либо как знакомый других персонажей или даже литературных масок Шаламова - например, Криста в рассказе «Ожерелье княгини Гагариной». Но в любом из этих случаев позиция автора и героя не противопоставлены.
 На самом деле, Александр Георгиевич Андреев был реальным человеком, с которым Варлам Шаламов познакомился в следственной камере Бутырской тюрьмы в 1937 году. И он действительно похвалил Шаламова словами, которые приведены в рассказе «Лучшая похвала»: «Вы - можете сидеть в тюрьме, можете. Говорю вам это от чистого сердца» [Шаламов, 1998, т. 1, с. 250].
Именно поэтому этот персонаж иногда действует как знакомый автора-повествователя Но сам автор будто растворяется в Андрееве, награждая его фактами своей биографии, своим личным опытом, своими мыслями, чувствами, говорит через него. Это двусторонний процесс: автор тоже берет кое-что от Андреева, не спроста ведь именно Андреев, а не другие литературные маски автора, становится героем-повествователем, а значит, и «лирическим героем» произведения (наряду с другим персонажем - Шаламовым). Андреев (и как реальный человек, и как персонаж) был близок и удобен Шаламову для высказывания авторских мыслей: «Андреев, тот знает какую-то истину, незнакомую большинству» [Шаламов, 1998, т.  1, с. 490].

Список литературы

1. Корман, Б. О. Практикум по изучению художественного произведения / Б. О. Корман. - Ижевск: УдГУ, 1977. - 72 с.
2. Местергази, Е. Г. Специфика художественной образности в «документальной литературе» / Е. Г. Местергази // Филол. науки. - 2007. - № 3. - С. 3-12.
3. Некрасова, И. В. Судьба и творчество Варлама Шаламова / И. В. Некрасова. - Самара : Изд-во СГПУ, 2003. - 204 с.
4. Шаламов, Варлам. Собрание сочинений: в 4 т. /  Варлам Шаламов. - М.:  Вагриус, 1998

Н.В. Травова, Волгоградский государственный университет

Опубликовано в сборнике "Интеграционные процессы в коммуникативном пространстве регионов. Сборник материалов международной научной конференции", Волгоград, изд. Волгоградского университета, 2010. Электронная версия на сайте университета.

Наталья Травова, литературоведение, искусство повествования, Варлам Шаламов, "Колымские рассказы", "новая проза"

Previous post Next post
Up