Автор, повествователь и герой в "Колымских рассказах" Варлама Шаламова
Двадцатый век ознаменовал собой трагические утраты, связанные с появлением тоталитарных государств, фашистских и сталинских концлагерей.
Это было время попрания гуманистических ценностей, когда «реальность неожиданно оказалась фантастичнее вымысла, а факты красноречивее слов.
И здесь документ часто оказывался не только лучшим способом обнажения действительности, проникновения в нее и освоения ее изнутри, но и зачастую последним свидетелем совершающегося в истории» [Местергази, 2007, с. 3].
Возникла потребность в появлении литературы с главенствующим документальным началом, литературы «человеческого документа».
Принцип документальности Варлам Шаламов, бывший узник Колымы, считал главным принципом «новой прозы», делающим эту прозу «преображенным документом»: «Собственная кровь, собственная судьба - вот требование сегодняшней литературы» [Шаламов, 1998, т. 4, с. 360]. Это и обусловило особенности организации субъектного уровня «колымской эпопеи». «Под субъектом будем понимать того, кто изображает и описывает, воспринимает и оценивает» [Корман, 1977, с. 10].
Прежде чем говорить об особых отношениях автора, повествователя/рассказчика и героя в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова, состоящих из шести художественно-прозаических циклов (сборников), следует разрешить проблему терминологического характера. А именно - проблему употребления нами термина «рассказчик» наряду с термином «повествователь». Дело в том, что первичный субъект речи здесь берет на себя и функции рассказчика, принимающего черты конкретного персонажа, имеющего свою биографию, являющегося участником или свидетелем события, и функции всевидящего повествователя, не принимающего участия в событиях. Эти функции находятся в отношениях дополнительной дистрибуции, но и повествователь, и рассказчик по сути являются одной и той же сущностью, в которой угадывается сам автор, что, в свою очередь, обусловлено опорой на принцип документальности. Поэтому использование обоих терминов в отношении произведений В. Шаламова не должно вызывать противоречий.
В «Колымских рассказах» Шаламова действует так называемый «лирический герой», знаменующий собой тождество автора-повествователя/рассказчика-героя. Это образ самого автора в произведении, объективация и способ раскрытия реального авторского «я», своего рода художественный двойник автора.
И.В. Некрасова в монографии «Судьба и творчество Варлама Шаламова» отмечает: «В абсолютном большинстве его произведений, герой-повествователь по ряду биографических подробностей, а также внешне и хронологически максимально сближен с автором - Варламом Шаламовым.
<…> В кн. «Левый берег» и «Артист лопаты» наблюдается постепенное уточнение, проявление автора в герое - от внешних совпадений - через вымышленное имя - к прямой названности: Шаламов. Это произошло в рассказе «Мой процесс», где само название предполагает явную автобиографичность. Все же чаще герой-повествователь, равновеликий автору, или вовсе не поименован, или носит другие художественные имена - Крист, Голубев, Андреев» [Некрасова, 2003, с. 105].
Однако мы не согласны с исследователем в том, что герой-повествователь может носить имена Крист, Голубев и Андреев. Анализ текста показывает, что Голубев и Крист выступают в колымских циклах лишь в качестве героев, и никогда в качестве повествователей.
Голубев появляется в сборнике «Левый берег» в рассказах «Академик» и «Кусок мяса», причем в обоих рассказах повествование ведется от третьего лица. В других циклах Голубев не фигурирует. В рассказе «Академик» Голубев - журналист, за плечами которого лагерный опыт. Больной, глуховатый, он выглядит гораздо старше своего сверстника - академика.
Трудно поверить, что двадцать лет назад Голубев был выдающимся публицистом, за статьями которого, по словам академика, следили все молодые ученые. Но «тот Голубев умер в тридцать восьмом году» [Шаламов, 1998, т.1, с. 224]. А в рассказе «Кусок мяса» Голубев инсценирует приступ аппендицита, приносит кровавую жертву, как некогда сделал и сам Шаламов.
Несомненно, Голубев - литературная маска автора.
Знакомство читателя с Кристом тоже начинается со сборника «Левый берег». В нем Крист появляется в рассказах «Геологи», «Ожерелье княгини Гагариной», «Лида». В остальных циклах «колымской эпопеи», за исключением сборника «Очерки преступного мира», Крист тоже присутствует. Мы встречаем его в рассказах «Почерк», «Артист лопаты», «В больницу» (сборник «Артист лопаты»), «Облава», «Смытая фотография» (сборник «Воскрешение лиственницы»), «Человек с парохода» (сборник «Перчатка, или КР-2»). Причем во всех этих рассказах, как и в случае с Голубевым, повествование ведется от третьего лица.
В Кристе тоже прослеживаются автобиографические черты. К примеру, он работал санитаром (рассказ «В больницу»), а потом и фельдшером на Колыме (рассказы «Геологи», «Человек с парохода»). А еще Крист - бывший ученый, писатель, поэт, обладатель каллиграфического почерка (рассказ «Почерк»). Но главное - не совпадение биографических черт Криста и Шаламова, а то, что, пройдя один и тот же опыт, они мыслят и чувствуют одинаково, они рефлектируют - в этом и заключается проявление черт автора в его герое. Таким образом, Крист, как и Голубев, являются литературными масками Варлама Шаламова, но никогда не становятся «я» повествования.
Другое дело Андреев. С его именем «я» повествования непосредственно связано - в рассказах «Заговор юристов», «Потомок декабриста», «Инженер Киселев» и «Ключ Алмазный». Хотя повествование об Андрееве может вестись не только от первого, но и от третьего лица (рассказы «Тифозный карантин», «Ожерелье княгини Гагариной», «Иван Федорович», «Лучшая похвала», «Первый чекист», «Вейсманист», «Июнь», «Май»). Сам Шаламов подобное объяснял так: «Переход от первого лица к третьему, ввод документа. Употребление то подлинных, то вымышленных имен, переходящий герой - все это средства, служащие одной цели» [Шаламов, 1998, т. 4, с. 363].
Из очерка «Заговор юристов» мы узнаем, что Андреев родился в 1907 году и «собственно, не юрист, но учился в Московском университете на юридическом во второй половине двадцатых годов» [Шаламов, 1998, т. 1, с. 150]. А из рассказа «Иван Федорович» ясно, что Андреев после освобождения работал в одном из московских журналов. Вспомним факты биографии Шаламова. Он родился в 1907 году, а в 1926 поступил на факультет советского права, который, кстати, так и не окончил. После реабилитации, в 1956 году, Шаламов работал в журнале «Москва» внештатным корреспондентом. Кроме того, в рассказе «Потомок декабриста» Андреев - фельдшер в больнице для заключенных, к тому же «не природный москвич» [Шаламов, 1998, т. 2, с. 253], как и сам Шаламов, родившийся в Вологде. Эти факты дают нам основания считать автора и героя-повествователя Андреева не противопоставленными друг другу. Но в очерке «Лучшая похвала» Андреев Александр Георгиевич появляется уже как самостоятельный персонаж наряду с автором-рассказчиком-героем, наряду с «я» повествования.
Так кто же он? Самостоятельный персонаж или литературная маска Автора-Шаламова? Судя по биографическим и идеологическим совпадениям, в Андрееве явно проявляется автор, но иногда Андреев выступает либо как знакомый автора-повествователя, либо как знакомый других персонажей или даже литературных масок Шаламова - например, Криста в рассказе «Ожерелье княгини Гагариной». Но в любом из этих случаев позиция автора и героя не противопоставлены.
На самом деле, Александр Георгиевич Андреев был реальным человеком, с которым Варлам Шаламов познакомился в следственной камере Бутырской тюрьмы в 1937 году. И он действительно похвалил Шаламова словами, которые приведены в рассказе «Лучшая похвала»: «Вы - можете сидеть в тюрьме, можете. Говорю вам это от чистого сердца» [Шаламов, 1998, т. 1, с. 250].
Именно поэтому этот персонаж иногда действует как знакомый автора-повествователя Но сам автор будто растворяется в Андрееве, награждая его фактами своей биографии, своим личным опытом, своими мыслями, чувствами, говорит через него. Это двусторонний процесс: автор тоже берет кое-что от Андреева, не спроста ведь именно Андреев, а не другие литературные маски автора, становится героем-повествователем, а значит, и «лирическим героем» произведения (наряду с другим персонажем - Шаламовым). Андреев (и как реальный человек, и как персонаж) был близок и удобен Шаламову для высказывания авторских мыслей: «Андреев, тот знает какую-то истину, незнакомую большинству» [Шаламов, 1998, т. 1, с. 490].
Список литературы
1. Корман, Б. О. Практикум по изучению художественного произведения / Б. О. Корман. - Ижевск: УдГУ, 1977. - 72 с.
2. Местергази, Е. Г. Специфика художественной образности в «документальной литературе» / Е. Г. Местергази // Филол. науки. - 2007. - № 3. - С. 3-12.
3. Некрасова, И. В. Судьба и творчество Варлама Шаламова / И. В. Некрасова. - Самара : Изд-во СГПУ, 2003. - 204 с.
4. Шаламов, Варлам. Собрание сочинений: в 4 т. / Варлам Шаламов. - М.: Вагриус, 1998
Н.В. Травова, Волгоградский государственный университет
Опубликовано в сборнике "Интеграционные процессы в коммуникативном пространстве регионов. Сборник материалов международной научной конференции", Волгоград, изд. Волгоградского университета, 2010.
Электронная версия на сайте университета.