Павел Нерлер. Шаламов и Мандельштамы
В издательстве НЛО вышла книга мандельштамоведа Павла Нерлера "Con amore. Этюды о Мандельштаме". Одна из глав называется "От зимы к весне: рассказы В.Т. Шаламова «Шерри-бренди» и «Сентенция» как цикл". Это слегка подремонтированный очерк Нерлера от 2007 года "От зимы к весне: на полях переписки Надежды Мандельштам и Варлама Шаламова", в нынешнем виде, т.е. в виде вошедшей в книгу главы, опубликованный в Шаламовском сборнике, выпуск 4, 2011.
Подремонтировать следовало бы капитальнее. Вот некоторые замечания, среди них серьезные.
1 Отношения Шаламова и Н. Мандельштам вовсе не так пасторальны, как представляет их Нерлер. Напротив того, драматичны. Известна запись Шаламова о том, что "знакомство с Н.Я." было "только рабством, шантажом почти классического образца". Запись несправедлива, как многое у Шаламова, но отчасти и справедлива, во всяком случае, дает пищу для размышления и работы, которой Нерлер решил себя не обременять.
2 Цитата: "Нина Владимировна Савоева, та самая «мама черная», докторша, что спасла от смерти самого Шаламова, как-то рассказала ему все то, что знала о смерти Мандельштама. А знала она, в сущности, все, поскольку ей рассказывали об этом надежнейшие из очевидцев - коллеги-врачи из пересыльного лагеря под Владивостоком, на руках у которых 27 декабря 1938 и умер поэт. Годом позже через этот лагерь проезжала и она, молодая и энергичная выпускница мединститута, - по дороге на Колыму, куда она добровольно решила и решилась поехать".
На самом деле Савоева знала о смерти Мандельштама по слухам, рассказали ей о ней не врачи, а повариха, причем поваров в пересыльном лагере, где умер Мандельштам, быть не могло, баланду доставляли готовой в походной кухне. И умер он не на нарах в бараке, как рассказывала и которые даже показывала Савоевой повариха, а в тюремной больнице. Эти слухи Нина Владимировна пересказала Шаламову, который положил их в основу рассказа совсем не документального, скорее медитации на тему лагерной смерти поэта, на месте которого мог оказаться - и в конце оказался - сам.
3 Цитата: "Мнения же о книге Н.Я. Шаламов не изменил...". Изменил и еще как. "Так же [как филолог-верхоглядка Зельма Руофф] стряпает свою роковую прозу Надежда Яковлевна" (запись в дневнике 1973 года). Звучит не слишком комплиментарно. Еще одна несправедливая оценка, но замалчивать ее не пригоже, иначе это не о Шаламове.
4 Цитата: "Оба «мандельштамовских» рассказа Шаламова - и «Шерри-бренди», и «Сентенция» - как бы навечно закреплены за «своими» книгами - «Колымскими рассказами» и «Левым берегом». И тем не менее они невольно образуют своеобразный цикл, или диптих. И дело, конечно же, не в том, что один посвящен Осипу, а другой - Надежде Мандельштам".
Следовало бы говорить не о диптихе (цикле), а о триптихе (цикле), поскольку неявно, но совершенно неоспоримо Надежде Мандельштам посвящен еще один рассказ Шаламова - "Воскрешение лиственницы" из одноименного сборника, Нерлер его, по-видимому, не читал.
В целом глава неряшливая и бездарно написана. То, что называется "лакировкой действительности", никого не обидеть, как будто это не люди, а куклы.
Подремонтировать следовало бы капитальнее. Вот некоторые замечания, среди них серьезные.
1 Отношения Шаламова и Н. Мандельштам вовсе не так пасторальны, как представляет их Нерлер. Напротив того, драматичны. Известна запись Шаламова о том, что "знакомство с Н.Я." было "только рабством, шантажом почти классического образца". Запись несправедлива, как многое у Шаламова, но отчасти и справедлива, во всяком случае, дает пищу для размышления и работы, которой Нерлер решил себя не обременять.
2 Цитата: "Нина Владимировна Савоева, та самая «мама черная», докторша, что спасла от смерти самого Шаламова, как-то рассказала ему все то, что знала о смерти Мандельштама. А знала она, в сущности, все, поскольку ей рассказывали об этом надежнейшие из очевидцев - коллеги-врачи из пересыльного лагеря под Владивостоком, на руках у которых 27 декабря 1938 и умер поэт. Годом позже через этот лагерь проезжала и она, молодая и энергичная выпускница мединститута, - по дороге на Колыму, куда она добровольно решила и решилась поехать".
На самом деле Савоева знала о смерти Мандельштама по слухам, рассказали ей о ней не врачи, а повариха, причем поваров в пересыльном лагере, где умер Мандельштам, быть не могло, баланду доставляли готовой в походной кухне. И умер он не на нарах в бараке, как рассказывала и которые даже показывала Савоевой повариха, а в тюремной больнице. Эти слухи Нина Владимировна пересказала Шаламову, который положил их в основу рассказа совсем не документального, скорее медитации на тему лагерной смерти поэта, на месте которого мог оказаться - и в конце оказался - сам.
3 Цитата: "Мнения же о книге Н.Я. Шаламов не изменил...". Изменил и еще как. "Так же [как филолог-верхоглядка Зельма Руофф] стряпает свою роковую прозу Надежда Яковлевна" (запись в дневнике 1973 года). Звучит не слишком комплиментарно. Еще одна несправедливая оценка, но замалчивать ее не пригоже, иначе это не о Шаламове.
4 Цитата: "Оба «мандельштамовских» рассказа Шаламова - и «Шерри-бренди», и «Сентенция» - как бы навечно закреплены за «своими» книгами - «Колымскими рассказами» и «Левым берегом». И тем не менее они невольно образуют своеобразный цикл, или диптих. И дело, конечно же, не в том, что один посвящен Осипу, а другой - Надежде Мандельштам".
Следовало бы говорить не о диптихе (цикле), а о триптихе (цикле), поскольку неявно, но совершенно неоспоримо Надежде Мандельштам посвящен еще один рассказ Шаламова - "Воскрешение лиственницы" из одноименного сборника, Нерлер его, по-видимому, не читал.
В целом глава неряшливая и бездарно написана. То, что называется "лакировкой действительности", никого не обидеть, как будто это не люди, а куклы.