Тезисы доклада шаламоведа Марка Головизнина на международной конференции «Маргиналии-2014: границы культуры и текста», Елец (Липецкой обл. России), 5-7 сентября 2014
_______
ВАРЛАМ ШАЛАМОВ И БОРИС ЛЕСНЯК В ЖИЗНИ, В ПЕРЕПИСКЕ, В АФОРИСТИКЕ Великий русский писатель Варлам Тихонович Шаламов стал по-настоящему известен российскому читателю с начала 90-х годов, когда его проза, в первую очередь 'Колымские рассказы' были изданы вначале в виде сборников, затем, уже в нынешнем столетии, в виде собраний сочинений, которые включали также его стихи, эссе, мемуаристику. Крайне трагическая судьба В.Т. Шаламова, который, будучи обвиненным в 'контрреволюционной троцкистской деятельности' провел в сталинских лагерях 17 лет, естественно, вызывает интерес к биографии писателя и к людям, окружавшим его в тот период. Сам писатель, знавший изнутри ГУЛАГ 'Великого перелома', конца 30-х годов, военных и послевоенных лет сам много писал о людях, сыгравших в его судьбе и отрицательную и положительную роль. Среди последних он особо выделял двух человек - главного врача больницы Севлага Нину Владимировну Савоеву и ее друга, впоследствии мужа лагерного фельдшера Бориса Николаевича Лесняка, которые фактически спасли Шаламову жизнь, вылечив от тяжелого истощения, авитаминоза, нашли возможность освободить от лагерного забоя, оставив при больнице культоргом. Затем будущий писатель закончил фельдшерские курсы. Сам В.Т. Шаламов писал об этом в рассказе 'Перчатка' следующее: 'О Борисе Лесняке, Нине Владимировне Савоевой мне следовало написать давно. Именно Лесняку и Савоевой, а также Пантюхову обязан я реальной помощью в наитруднейшие мои колымские дни и ночи. Обязан жизнью. [:] я обязан реальной помощью, не сочувствием, не соболезнованием, а реальной помощью трем реальным людям 1943 года. Следует знать, что они вошли в мою жизнь после восьми лет скитаний от золотого забоя прииска к следственному комбинату и расстрельной тюрьме колымской :'. С Б.Н. Лесняком и Н.В. Савоевой, которых автору данных строк приходилось близко знать, у Шаламова продолжались отношения и после освобождения из лагеря. Об этом свидетельствует переписка, опубликованная в сочинениях Шаламова и в воспоминаниях Лесняка. Большая часть писем приходится на шестидесятые годы. Из переписки видно, что Шаламов много (практически в каждом письме) обсуждал с Лесняком теоретические и практические аспекты литературного творчества, выражая надежду, что его друг также рано или поздно возьмется за перо и станет серьезным прозаиком. Хотя этому не суждено было случиться, Б.Н. Лесняк нашел себя в жанре литературной афористики и только в конце жизни стал мемуаристом. На наш взгляд афоризмы Б.Н. Лесняка интересно сопоставить с краткими записями В.Т. Шаламова, сохранившимися в его 'записных книжках' 50-70-х годов. В них есть как общее, например, отпечаток медицинской профессии, так и немалые различия. Афоризмы Б.Н. Лесняка, подготовленные для печати, несут на себе все признаки законченной литературной обработки. 'Афоризмы' записных книжек Шаламова, по-видимому, не предназначались автором для публикации, вследствие чего, больше напоминают заметки на полях, выражение сокровенных мыслей, не всегда имеющих четкое начало и завершение.
И, наконец, немаловажное значение имеют мемуарные свидетельства Б.Н. Лесняка о Шаламове, которые вышли в свет в конце 90-х годов и неоднократно переиздавались. В отличие от других мемуаров, воспоминания Б.Н. Лесняка о Шаламове вызвали неоднозначную порой резко отрицательную оценку (См. в частности И.П. Сиротинская 'Нет мемуаров, есть мемуаристы' (электронный ресурс URL:
http://shalamov.ru/memory/37/5.html/). Действительно, в мемуарах Лесняка о Шаламове, наряду с положительной характеристикой его как человека и творца, содержатся негативные и достаточно резкие суждения об отдельных поступках и особенностях личности писателя. Сразу оговоримся, мы не разделяем точку зрения, что вышеуказанный негатив продиктован какими-то низменными чувствами Б.Н. Лесняка по отношению к Шаламову. На наш взгляд, будучи разными по многим аспектам людьми, они смотрели на мир 'разными глазами' (именно так называется одна из глав воспоминаний Б.Н. Лесняка). Во-первых, как представляется нам, Б.Н. Лесняк не принял (а, возможно, не до конца понял) концепцию шаламовской 'новой прозы', а вписывание Шаламовым некоторых реальных личностей в вымышленные сюжеты вызвало у него чувство протеста. Во-вторых, в 70-е годы между лагерными друзьями, по-видимому, произошли политические разногласия, связанные с эволюцией советского диссидентства от антисталинизма к либерализму. Шаламов, оставаясь на позициях, выработанных им в 20-е годы и во время участия в 'левой оппозиции сталинизму', категорически не принимал либерального диссидентства, все больше ориентировавшегося на Запад. Лесняк, напротив, в значительной степени акцептировал либеральные идеи, участвовал в распространении самиздатовской литературы. Более того, Шаламов не без основания считал, что либеральное диссидентство чем дальше, тем больше становится фигурой в игре советских и американских спецслужб. Сюжет, связанный с попыткой вербовки Б.Н. Лесняка магаданским КГБ описан Шаламовым в рассказе 'Вставная новелла'. Этот же сюжет затронут Б.Н. Лесняком и в собственных мемуарах. Однако, вся эта противоречивость, не только не отрицает, но подтверждает научность изучения аспекта биографии В.Т. Шаламова, поставленного в заголовке настоящего сообщения.
Головизнин Марк Васильевич, к. мед. н.
Московский государственный медико-стоматологический университет
им. А.И. Евдокимова