Юлий Шрейдер о поэзии Шаламова, 1994
На сайте shalamov.ru выложена рецензия (1994) Юлия Шрейдера на сборник "Колымских тетрадей", выпущенных Сиротинской в том же году в издательстве "Версты".
Несколько замечаний.
Ни Шрейдер, ни Сиротинская, ни редакция сайта, прекрасно знавшие и знающие, что сборник 1994 года представляет собой слегка отредактированное Шаламовым переиздание его собственного самиздатского двухтомника "Колымских тетрадей" 1966 года, включающего шесть канонических циклов, не упоминают об этом. Это намеренное введение читателя в заблуждение, продолжение все тех же манипуляций с шаламовским наследием.
Шрейдер задает риторический вопрос: "Был ли он верующим?" - и отвечает: "Не знаю", - несколькими строчками выше, однако, недвусмысленно приобщая Шаламова к христианству - аргументами типа "родился в семье священника" и "отпет православным священником". Родителей, как известно, не выбирают, а панихиду по Шаламову православный священник отслужил не по его воле, а по воле приписавшей ему это желание Елены Захаровой. На вопрос Шрейдера Шаламов дал совершенно однозначный ответ, исключающий саму постановку вопроса и разного рода благочестивые подтасовки: "Я не боюсь покинуть этот мир, хоть я - совершенный безбожник". Эта дневниковая запись сделана в 1978 году, на восьмом десятке лет, и подбивает не промежуточный, а окончательный мировоззренческий итог.
Поэзию создателя "Колымских тетрадей" Шрейдер опять же разного рода словесной эквилибристикой приобщает к Святому Духу и подает Шаламова как "поистине христианского поэта". Шаламов не только не был "христианским поэтом", но, более того, в письме автору рецензии от сентября 1975 года назвал поэзию "даром Дьявола, а не Бога" и утверждал, что поэт как таковой находится "в надежных руках Антихриста". Это, конечно, не вся правда Шаламова о поэзии, но обходить ее - "поистине" инфантильно, как бы ни хотелось верующему Шрейдеру адаптировать Шаламова к религиозному сознанию и возвысить его в глазах религиозных читателей. Шрейдер ошибается, полагая, что сознание атеиста или агностика не столь многомерно и полноценно, как сознание верующего. Все его рассуждения проникнуты тогдашним либерально-интеллигентским "духом времени", совсем не безобидным, как могло показаться, и уж менее всего благоприятным как среда обитания чего-то универсального.
И наконец. В противоположность утверждению Шрейдера о том, что Шаламов видел себя в первую очередь поэтом, а не прозаиком, смею предположить обратное. За границу для издания книгами Шаламов упорно посылал не "Колымские тетради", а "Колымские рассказы", которые, конечно, тоже поэзия, но формальным образом все-таки бесспорная проза.