Кодинцев А.Я.Высшие органы юстиции СССР и социалистическая законность в 30-х гг. ХХ века
Оригинал взят у d_v_sokolov в Кодинцев А.Я.Высшие органы юстиции СССР и социалистическая законность в 30-х гг. ХХ века
Один из моих читателей прислал несколько научных статей по теме советских репрессий 1930-х гг. Впервые опубликованы в российских научных журнала. Публикуем и здесь.
Вообще, много за минувшие месяцы прошло интересных материалов. В перспективе будет что изучить.
___
<Кодинцев А.Я.div style="text-align: center;">Высшие органы юстиции СССР и социалистическая законность в 30-х гг. ХХ века.
Принятие в 1936 г. Конституции СССР знаменовало окончательную победу сторонников идеи «законности» (группа Вышинского) над сторонниками идеи «упрощения права» (группа Крыленко). Новое ведомство - Наркомат Юстиции СССР (далее НКЮ CCCP) должно было сыграть свою роль в повышении значения права в советском обществе. Под «законностью» (в представлении Вышинского А.Я.) понимался, в сущности, все тот же репрессивный произвол правоохранительных органов, только закамуфлированный под правовую доктрину. Если раньше нарушение права происходило в грубой форме и с одобрения высших функционеров наркомата юстиции, то теперь оно должно было быть скрыто под слоем законов и патетической лжи о господстве права. В конце концов, сам Крыленко Н.В. принял идею о соцзаконности в своих «покаянных» статьях в Советской Юстиции осенью 1937 г.
В чем же проявилось осознание Крыленко «ошибочности» его положений? Иначе говоря, как в практической работе наркома отразился курс на «социалистическую законность»? Прежде всего, Крыленко не собирался соблюдать независимость судей, провозглашенную в Конституции СССР, и продолжал активно вмешиваться в вопросы судоустройства и судебного процесса. В 1936 г. Из 9 циркуляров НКЮ СССР 2 содержали прямые указания судам по применению норм уголовного права. В 1937 г. Из 46 секретных циркуляров вопросам уголовного процесса было посвящено 11, судоустройству 12 актов. Из 150 приказов наркома в 1937 г. 19 содержали прямые указания по гражданскому процессу, 15 по уголовному процессу, 15 (не считая ревизий судов) по судоустройству.
Приказ № 7 НКЮ СССР от 17.01.1937 г. напрямую предписывал судам квалифицировать дела по авариям на автотранспорте по ч.1 или ч.2 ст. 59-3 УК РСФСР. 7 июля 1937 г. вышел секретный совместный приказ Прокуратуры СССР № 12/015 113 и НКЮ СССР № 6. Согласно этому документу самовольное оставление трудпоселенцами места их обязательного поселения подлежало квалификации по ч.2 ст. 82 УК РСФСР, с применением санкции, предусмотренной ч.1 ст. 82 УК. Получается, что данное «дезертирство» было криминализовано решением двух ведомств! Вышло несколько секретных директив Крыленко, которые ориентировали суды квалифицировать должностные преступления по статье 58-7 УК РСФСР.
4 сентября 1937 г. вышел Циркуляр НКЮ СССР № 36-сс. Этот документ отменял разъяснение Верховного Суда РСФСР от 15.07. 1935 г. за № с - 61/3717 и вводил новые указания для судов о содержании приговоров по контрреволюционным преступлениям. В частности в приговорах не должно было указываться на связь осужденного с какими-либо официальными учреждениями государств, с которыми СССР находится в нормальных дипломатических отношениях. Указывать, на связь осужденных с фашистскими организациями было разрешено. Согласно приказу НКЮ СССР № 25-сп от 21.11.1937 г. осужденным не вручались обвинительные заключения по спецделам (контрреволюционным).
Наряду с этим «законные» решения принимал и Верховный Cуд СССР. Например, 7 марта 1935 года вышло директивное письмо ВС СССР № 13. Согласно письму частные определения о передаче контрреволюционных дел из спецколлегий в Особое Совещание НКВД, производилось в тех случаях, когда было недостаточно улик и доказательств о виновности лица, но были факты «свидетельствующие о социальной опасности обвиняемого в силу его связи с преступной средой». То есть дела не передавались на дополнительное расследование, а передавались в НКВД, где судьба несчастных была предрешена.
Вот такая вот «законность». По мнению Крыленко, высказанному им в переиздании «Советского правосудия» в 1937 г., «независимость судей не есть независимость их от политики государственной власти. Такой независимости, которая бы позволила им не считаться ни с чем, кроме своего усмотрения, нам не нужно». В одной из статей в 1936 г. Крыленко приводил слова Ленина о несменяемости: «На деле несменяемость провести в полном виде нельзя, да и нелепо защищать ее по отношению к негодным, небрежным, худым судьям».
С другой стороны нарушение соцзаконности в 1937 г. рассматривалось, уже, как вредительство. Председатель Верховного Суда СССР Винокуров А., выступая, на 57 пленуме выделил следующие виды вредительства в органах юстиции: использование органов юстиции в целях раздражения населения; искусственное создание высокой судимости; искривления в применении законов; игнорирование гражданских дел.
Крыленко в приказе № 19-СП от 01.10.1937 г. систематизировал виды вредительства. К ним относились, в том числе, сознательная дача заведомо вредительских директив; поощрение упрощенчества и произвола в судебной практике; «смазывание» (?) контрреволюционных дел; вредительское применение закона от 07.08.1932 г. Как оказалось: «Враги народа, как выявлено, вполне сознательно применяли закон…к мелким хищениям в массовом масштабе и не применяли его в отношении действительных врагов народа». На всякий случай Крыленко выделил еще один вид вредительства: «либеральные извращения в судебной практике». Приказ производит впечатление обвинительного приговора против Крыленко, который и совершал все вышеуказанные «вредительства».
Для исправления «искривлений» в сфере соцзаконности пункт 6 приказа предписывал «тщательный пересмотр дел за прошедшие годы». Выполнить такой приказ было невозможно, такая цель по-настоящему не была поставлена.
Справедливости ради надо отметить, что в отдельных случаях НКЮ СССР предпринимал робкие попытки к укреплению соцзаконности. Так на оперативном совещании № 6 от 22.12.1936 г. было принято решение разработать законопроект «О материальной компенсации осужденного просидевшего лишнее время в результате неправильного исполнения судебного решения, а также в случае явно неправосудного приговора». Разработка этого проекта впоследствии была поставлена в вину Крыленко. 09.10.1936 г. Крыленко отменил незаконный циркуляр НКЮ Таджикской ССР № 22 о борьбе с саботажниками хлебоуборочной компании, который повышал меру уголовной ответственности выше максимального уровня.
В 1938 г. новый нарком юстиции СССР Рычков Н.М. осудил факты нарушения законности, которые допускало бывшее руководство наркомата. Приказ № 28 от 29.03. 1938 г. отменил 83 приказа и инструкции НКЮ СССР за 1936-1937 гг., т.е. почти половину. В 1938 г. был произведен пересмотр дел в отношении более миллиона людей осужденных в предыдущие годы. НКЮ СССР отменял незаконные приказы НКЮ союзных республик о дисциплинарных взысканиях в отношении судей. Например, было отменено решение наркома юстиции УССР № 11/38/357 от 23.10.1938 г. об отстранении председателя Днепропетровского областного суда. Приказ НКЮ СССР № 12 от 26.02.1939 г. строго запрещал НКЮ республик смещать судей и назначь наказания в нарушении ст.17 Закона о судоустройстве. Приказ НКЮ РСФСР № 17 от 26.02.1939 г. принятый в развитие предыдущего приказа отмечал, что факты снятия судей представителями НКЮ и наркомами юстиции АССР являются обычным делом. Кроме того, работники НКЮ давали судьям указания по конкретным делам, требовали у судов пересмотреть дела в порядке надзора. Незаконные приказы были отменены. Прямое вмешательство НКЮ СССР в судебный процесс в 1938 г. было минимальным.
Во время проведения правовых компаний НКЮ СССР и республик легко отступали от законности. Например, давление НКЮ на суды резко возросло во время проведений компаний 1940 г. по борьбе за трудовую дисциплину, против хулиганства, против мелких краж на производстве, против выпуска недоброкачественной продукции. Во время этих компаний по решениям ЦК партии, СНК СССР, постановлениям Верховного Суда СССР, приказам НКЮ СССР и Прокурора СССР уголовный процесс просто отменялся. В том числе, устранялись подготовительные заседания суда, отменялось предварительное следствие, количество материалов по совершенным «преступлениям» сводилось к минимуму, дела рассматривались заочно, закон применялся с обратной силой, не допускались ссылки на статьи 51 и 53 УК РСФСР, которые позволяли снизить меру наказания или отменить ее, все мягкие приговоры отменялись, осужденным отказывали в обжаловании приговоров. Судьи подвергались массовому давлению. Было отозвано и уволено 112 народных судей.
С переходом компании в спокойное русло среди работников юстиции усиливалась тяга к законности. 12 сентября 1940 г. на коллегии № 29 НКЮ РСФСР выяснилось, что, оказывается, есть много фактов «огульного осуждения, а также факты огульного подхода к определению мер наказания». Приказы об увольнении судей отменялись, заочное рассмотрение дел прекращалось, процесс частично восстанавливался.
Рассмотрение дел о контрреволюционных преступлениях в 1938-1941 гг. может служить примером «колебаний законности» в деятельности советской юстиции. После выхода постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» заканчивается «Большой Террор» и правоохранительные органы быстро «перестраиваются». Принимаются директивы и приказы, которые ориентируют органы юстиции на применение законов. 15 декабря 1938 г. НКЮ СССР и Верховный Суд СССР направили судам письмо, в котором указывали, «как правило, не принимать к своему производству дел, по которым выводы обвинения строятся исключительно на собственных признаниях обвиняемых, не подкрепленных никакими другими документами и возвращать такие дела на доследование» (п.1 письма). Такое письмо вполне соответствовало политики «законности» после Большого Террора. Но данный документ перечеркивал сотни тысяч уголовных дел сфабрикованных НКВД. 59-й Пленум Верховного Суда СССР (декабрь 1938 года) отменил свои предыдущие квалификации по делам о вредительстве.
Однако уже 10 января 1939 г. выходит телеграмма Сталина «О допустимости применения мер физического воздействия к арестованным». И работники юстиции тут же «дергаются» в другую сторону. 13 января Вышинский спешно посылает письмо Молотову и снимает с себя всяческую ответственность. По его мнению, письмо-приказ от 15 декабря «может давать только Пленум Верховного Суда СССР, а не Председатель. НКЮ вообще не может давать судам указания по существу их судебной деятельности». По его мнению, письмо предрешило решения декабрьского Пленума Верховного Суда СССР и подлежало отмене. СНК СССР рекомендовало отозвать письмо. 14 января 1939 г. выходит секретный совместный приказ Рычкова Н.М. и Голякова И.Т. № 16/5 (с редакцией Вышинского). Письмо от 15 декабря признавалось серьезной ошибкой. В частности было заявлено, что оно противоречило ст.58 УПК РСФСР (!?), «в которой сказано, что личное объяснение обвиняемых является одним из видов доказательств. Статья 319 УПК РСФСР устанавливает, что оценка имеющихся в деле доказательств, производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности. Следовательно, суд не вправе возвращать дело к доследованию без проверки этих документов в судебном заседании только на том основании, что выводы обвинения построены исключительно на собственных признаниях обвиняемого». Таким образом, судья, конечно, оценивает все обстоятельства дела, но он «не вправе». Одним из интересных следствий этой истории стало решение Политбюро ЦК об обязательном согласии Вышинского на принятия актов определяющих судебную политику. Впредь начальник правового отдела СНК СССР не соглашался принимать акты в сфере юстиции, если на них не стояла виза Прокурора СССР.
После письма Сталина (10 января 1939 года) и отмены секретного приказа № 16/4-с органы юстиции некоторое время проявляли рвение в ужесточение борьбы с контрреволюционными преступлениями. Так согласно директиве Рычкова (11 февраля 1939 г.) суды по-прежнему допускали некритичный подход к отказу подсудимых от показаний. Суд должен разоблачать такие попытки, а не поощрять их гласил приказ! В совместном директивном письме Прокуратура и НКЮ СССР № 16/13-сс от 22.03.1939 г. анализировали плохую работу судов по делам о контрреволюционных преступлениях. Судьи получали взаимоисключающие указания. С одной стороны предписывалась строжайшая борьба с нарушением процессуальных норм, с упрощенчеством. С другой стороны беспощадная борьба с контрреволюционными преступлениями.
Письмо предписывало судьям критично подходить к заявлениям подсудимых об отказе от показаний, данных на предварительном следствии. Эти заявления являются «нередко классовой вылазкой». «Имеется немало случаев, когда суды возвращают дела на доследование только по заявлениям обвиняемых на суде об отказе от своих показаний». Такая практика запрещалась. Адвокаты не имели права задавать вопросы об избиении обвиняемых и свидетелей на предварительном следствии. Судьи не должны были подводить свидетелей к отказу от своих показаний.
Однако уже 5 апреля Политбюро приняло решение, согласно которому областные суды получили право снимать судимость по статье 58 УК, если лица не менее 3-х лет после освобождения не совершали новых преступлений (по просьбе Берия и Вышинского). После этого суды вновь ориентировали на восстановление правосудия. На эту тему вышла серия секретных приказов НКЮ союзных республик, НКЮ СССР и постановлений Пленума Верховного Суда СССР. Усиливаются репрессии в отношении сотрудников НКВД совершивших преступления против обвиняемых. В 1939 году многие из них были осуждены «за превышение должностных преступлений», а в 1940 году их дела вновь пересматривались и военные трибуналы осудили тысячи чекистов к высшей мере наказания. Таким образом, Сталин заметал следы своих преступлений, Вышинский усиливал влияние подопечных ведомств, а Берия чистил НКВД от людей Ежова. В таких условиях объем дел рассматриваемых в особом совещании резко сократился. Основную часть контрреволюционных преступлений рассматривали военные трибуналы и судебные коллегии по уголовным делам областных и верховных судов. В число новых жертв также попались члены парткомов, травившие сослуживцев. Пленум Верховного Суда СССР, прямо санкционировал начало массового пересмотра дел осужденных по 58 статье в 1936-1938 гг. В Правде была опубликована статься призывавшая арестовывать клеветников. Действительно многие дела были пересмотрены и многие доносчики были осуждены. Оправданных людей восстанавливали на прежней работе. Рожнева Ж.А. приводит пример из практики Новосибирского областного суда. 24-26 сентября 1939 г. выездная сессия Судебной коллегии по уголовным делам Новосибирского областного суда прово¬дила повторное слушание дела по обвинению группы колхозников (6 человек) из колхоза «Ленинский труд» Черепановского района, которые в 1938 г. были приго¬ворены по статьям 58-7, 58-10 к большим срокам лишения свободы. На суде было установлено, что никаких документов, подтверждающих обвинение, в деле не имелось, проводившие следствие сотрудники райотдела НКВД применяли меры насилия, как к обвиняемым, так и к свидетелям. Многочисленные факты якобы контрреволюционной деятельности подсудимых либо вообще не имели места, либо представляли извращенную интерпретацию событий, что делало обвинение абсолютно безосновательным. В результате суд оправдал всех обвиняемых.
На протяжении 1939 года сторонники Вышинского несколько раз предлагали начать массовый пересмотр приговоров по делам о контрреволюционных преступлениях. Подобный пересмотр мог сильно дискредитировать НКВД и Военную коллегию Верховного Суда СССР, поэтому они изо всех сил сопротивлялись. 3 декабря Рычков-Голяков-Панкратьев (нарком юстиции, председатель Верховного Суда, Прокурор СССР, и стоявший за их спиной Вышинский) направили на имя Сталина и Молотова письмо, в котором просили начать массовый пересмотр дел вынесенных Военной коллегией в годы Большого Террора. Голяков предлагал, минуя Пленум (из-за секретности) пересмотреть эти дела в узком составе - Никитченко, Ульрих, Панкратьев (другой вариант - Голяков, Никитченко, Ульрих, Панкратьев). Ульрих и Берия выступили резко против этого пересмотра. Сталина такой пересмотр тоже не устраивал, и предложение было отклонено. 13 декабря Панкратьев попытался вновь обратить внимание вождя к проблемам связанным с деятельностью НКВД. Органы прокуратуры накопили много данных об осуждении бывшими тройками и особым совещанием НКВД лиц к ВМН, при этом во многих приговорах не содержалось вообще никаких указаний на совершение каких-либо преступлений. В этой связи Прокурор СССР, предлагал поручить пересмотр таких дел только Особому совещанию. Решения троек подлежали отмене, состав преступлений мог быть переквалифицирован на другие виды деяний. Пусть: «Особое совещание выносит соответствующее решение и вместе с тем постановляет о неприведении в исполнение своего решения за смертью осужденного»! Помимо крайне странного способа для разрешения массовых нарушений закона принятие постановления по такому вопросу не только дискредитировало НКВД, но также снимало ответственность с органов юстиции и к тому же заставляло полицию позорным образом замазывать свои грехи. Если для Панкратьева мыслящего юридическими категориями такая странная конструкция была возможна, то у Сталина подобная казуистика, скорее всего, должна была вызвать раздражение. Постановление соответственно не было принято. Наконец 23 апреля 1940 года был подписан приказ НКВД/Прокуратуры СССР, согласно которому постановления бывших троек подлежали пересмотру только в Особом совещании.
Берия, используя дело Магера (история дела прекрасно описана в воспоминаниях Афанасьева Н.П.), он добился принятия решения Политбюро ЦК ВКП (б) по которому освобождение арестованных за контрреволюционные преступления производилось только с согласия органов НКВД. Вышинский едва успел присоединиться к этому решению, как только почувствовал отношение Сталина. Пленум Верховного Суда СССР и НКЮ СССР были вынуждены принимать позорные и противозаконные акты, подтверждающие это решение.
Согласно секретному приказу НКЮ СССР и Прокурора СССР № 058 от 20.03.1940 г. «О порядке освобождения из под стражи лиц, оправданных по делам о контрреволюционных преступлениях» оправданные лица не подлежали немедленному освобождению судами из-под стражи, а должны были направляться в те места заключения, откуда они были доставлены в суд. Суды обязаны предварительно выяснить в органах НКВД, не имеются ли с их стороны каких-либо возражений в отношении освобождаемых «независимо от вынесения по данному делу оправдательного приговора»?! «Освобождение из-под стражи указанных…лиц возможно лишь по получении от органов НКВД сообщения об отсутствии к тому каких-либо препятствий с их стороны»!!!
По этому приказу судье лучше всего было молча утверждать решения принятые в НКВД, чтобы не допустить большего позора. По совместному приказу Прокуратуры СССР и НКЮ СССР № 96/62 с от 09.05.1940 г. порядок освобождения из-под стражи указанный в приказе № 058 распространялся на все дела расследованные органами НКВД и переданными в суд. Приказ № 0160 от 01.08.1940 г. ограничил действие приказов №№ 058 и 96/62-с только делами НКВД (очевидно, имеется в виду следствие и специальные подразделения), исключив милицию и прокуратуру. 23 мая 1940 года вышло аналогичное постановление Пленума Верховного Суда СССР № 14/7/у/с. Текст Постановления казуистично выражался в таком духе, что, мол, оправданный может быть свободен по данному делу. А если целесообразно его оставление по другим делам? Постановление прямо предписывало: «При вынесении оправдательного приговора по делам НКВД о контрреволюционных преступлениях направлять подсудимого в место лишения свободы, где он содержался». Вот тебе и УПК!
Вообще суды совершали уйму нарушений при рассмотрении контрреволюционных дел. То, выносили оправдательные приговоры, то допускали адвокатов к секретным документам, то рассматривали дела свыше 20 дней. Иногда они выносили частные определения о привлечении к уголовной ответственности работников НКВД за применение неправильных методов следствия только по одному заявлению обвиняемых! Судьи стремились найти нормы, позволяющие несчастным людям избегнуть государственного террора. Судьи указывали на недостаточность доказательств, оправдывали подсудимых по ст.ст. 6,8 УК РСФСР, как утратившие общественно-политической значение, выносили краткосрочные меры наказания, Верховный Суд СССР отменял обвинительные приговоры, дела рассматривались долго, т.е. жертва могла прожить еще несколько месяцев.
Все эти действия были запрещены по приказу НКЮ СССР № 0117 от 28.06.1940 г. Пункт 6 приказа предписывал: «не ослабляя борьбы с неосновательным привлечением и осуждением, не допускать случаев вынесения оправдательных приговоров по мотивам недостаточности собранных по делу доказательств в отношении таких обвиняемых, личность которых по их прошлой деятельности требует дополнительной проверки дела либо в отношении которых могут быть приняты меры несудебного характера»! То есть жертва передавалась НКВД либо для «дополнительного расследования», которое могло продолжаться вплоть до похорон, либо для самостоятельной расправы НКВД над гражданином Страны Советов. В любом случае несчастный «контрреволюционер» не мог вырваться из машины НКВД.
Одновременно с этим интересным приказом вышел приказ Прокурора СССР № 117/75 с от 27.06.1940 г. надзор за следствием по делам об измене, шпионаже, терроре и диверсиях возлагался на прокуратуру по спецделам, а утверждение обвинительного заключения и определение подсудности возлагалось на военных прокуроров! Вскоре надзор по спецделам превратился в «несуществующий надзор» (по выражению Афанасьева А.П.).
Следующие месяцы НКЮ СССР, тщательно контролировало исполнение приказа 0117. Его применение регулярно обсуждалось на коллегии наркомата, на совещаниях в верховных судах. При этом якобы работа предварительного следствия постоянно улучшалась. 27 сентября коллегия НКЮ СССР прямо обязал суды прекратить осуждение по контрреволюционным делам на короткие сроки. Началась проверка судебной практике по этим делам. Были проведены сплошные ревизии по всем республикам по сигналам НКВД. Было снято несколько судей, в том числе Даллякян (председатель Верховного Суда Армении). Осенью 1940 года была признана неудовлетворительной работа НКЮ РСФСР, НКЮ УССР и НКЮ УзбССР. Органы юстиции подвергались осуждению за большие остатки дел, нарушение сроков, либерализм.
Накануне войны расширяется круг лиц привлекаемых к ответственности по 58 статье. Выходит директива НКВД, НКЮ и Прокурора СССР № 87/06/пр/29 от 28 апреля 1941 г. согласно которой, побеги заключенных из лагерей должны были квалифицироваться по статье 58-14 УК РСФСР, то есть как контрреволюционный саботаж и могла применяться высшая мера наказания. Дело расследовалось в срок не более месяца. Приговор объявлялся заключенным лагерей. Вскоре (2 июля) эта директива была распространена на осужденных совершивших побег до издания директивы (то есть закону была придана обратная сила). Побеги несовершеннолетних должны были квалифицироваться по статье 82 УК РСФСР (побег).
В статье раскрыт правовой механизм осуществления социалистической законности в 30-е годы ХХ века. Автор показал на примере трех сюжетов (позиция руководителей органов юстиции, компании 1940 года и правовая политика в сфере контрреволюционных преступлений) в какой степени деятельность органов юстиции зависела, во многом, от сиюминутных устремлений руководства страны. Вынужденные участвовать в компаниях Сталина работники юстиции колебались от «террора» к «законности» и обратно. «Соцзаконность» использовалась как один из инструментов давления на судей. Руководство Юстиции изменял характер применения законности по отдельным категориям дел. Например, по делам о контрреволюционных преступлениях законность, как правило, отсутствовала вовсе. По остальным категориям дел, а также в сфере судоустройства предпринимались попытки обеспечить соблюдение закона. Во время крупных правоохранительных компаний эта «законность» быстро отбрасывалась в сторону и, давление на суд возрастало. Соцзаконность превращалась в политическую игру, в один из инструментов давления на судей, наряду с борьбой с «либеральными извращениями». Судья должен был угадывать, изменение политического сезона.
Иногда руководители органов юстиции отдавали взаимоисключающие указания об одновременной борьбе за законность и о борьбе с ней же (с либеральными извращениями). В таком случае они просто не были уверены, что знают истинное отношение Сталина к данному мероприятию.
ПРИМЕЧАНИЯ
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.151-182; Сырых В.М. Н.В.Крыленко - идеолог советского правосудия. М., 2003. С.324-368.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.17, л.23; оп.1А, д.1, л.29,34; ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, 37.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1А, д.2, л.150; ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, л.6.
ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, л.36.
Крыленко Н.В. О суде и праве в эпоху социализма // Известия. 1936. № 136. С.3; Крыленко Н.В. Советское правосудие. Суд и прокуратура в СССР. 2-е изд. М., 1937. С.12.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.12, л.51; оп.1А, д.3, л.78-96.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.1, л.8; д.11, л.3; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.235.
ГАРФ, ф. А-353, оп.13, д.7, л.38-41; д.10, л.56-64; ф. Р-9492, оп.1, д.27, л.47, 83-84,283; оп. 1А, д.4, л.157-162.
Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. ХХ век. 1937-1953 гг. М., 2001. С.207-210; Кожевников М.В. История советского суда. М., 1957. С.280-283; Постановление Пленума ВС СССР // СЮ. 1940. № 13. С.5-8; Постановление Пленума ВС СССР. 15 августа 1940 г. // СЮ. 1940. № 14. С.7-8; Постановление СНК СССР № 1679 // СЮ. 1940. № 17/18. С.3; Приказ НКЮ СССР и Прокурора СССР // СЮ. 1940. № 13. С.5; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.292-313; Справочник народного судьи. М., 1946. С.99,150,213-215; Хлевнюк О. 26 июня 1940 г.: иллюзии и реальности администрирования // Коммунист. 1989. №9. С.86-96; ГАРФ, ф. А-353, оп.13, д.10, л.135-138, 168, 175, 178, 181; д.14, л.67, 71-72,78,106, 137; оп.16, д.35, л.45; ф.Р-5446, оп.24а, л.152-154; оп.25а, д.375, л.83,95,100-102,105,108; оп.81а, д.357, л.113; ф.Р-9492, оп.1, д.42, л.27; д.47, л.303-305,346, 356,381-400,443,468; д.1538, л.175; оп.13, д.10, л.175-178; д.14, л.67,71-72,74-80,104-106,137.
Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002. С.291,292; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 248; ГАРФ, ф.Р-5446, оп.23а, д.316,л. 1-29; ф.Р-9492, оп.1А, д.5, л.27-28.
Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Досье на маршала. Из истории закрытых судебных процессов. М., 1996. С.127-129; ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1А, д.5, л.93-97.
Обухов В.В. Правовые основы организации и деятельности военных трибуналов войск НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (ист.-пр. исслед.). Кандидатская диссертация. М.,2002.Л.65-66; Пленум ВС СССР // Правда. № 262. С.64; Рожнева Ж.А. Политические судебные процессы в Западной Сибири в 1920-1930-е гг. Кандидатская диссертация. Томск, 2003. Л.192; РГАНИ, ф.89, перечень 73, д.5, л.1-3, д.6, л.1; д.7, л.1-3; д.164, л.1-2.
Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. ХХ век. 1937-1953 гг. М., 2001. С.180-183; Ушаков С.Ю., Стукалов А.А. Фронт военных прокуроров. М., 2000. С.84-89; ГАРФ, ф.А-428, оп.3, д.50, л.1-37; ф.Р-9492, оп.1А, д.63, л.46, 168; д.62, л.70.
ГАРФ, ф.Р-8131, оп.37, д.528, л.18; ф.Р-9474, оп.1, д.123, л.14; ф.Р-9492, оп.1А, д.62, л.7-14; ОГАЧО, ф.Р-1041, оп.4, д.6, л.70.
Романовская В.Б. Репрессивные органы и общественное правосознание в России ХХ века. Спб., 1997. С.358-359; Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С.36-37.
Один из моих читателей прислал несколько научных статей по теме советских репрессий 1930-х гг. Впервые опубликованы в российских научных журнала. Публикуем и здесь.
Вообще, много за минувшие месяцы прошло интересных материалов. В перспективе будет что изучить.
___
<Кодинцев А.Я.div style="text-align: center;">Высшие органы юстиции СССР и социалистическая законность в 30-х гг. ХХ века.
Принятие в 1936 г. Конституции СССР знаменовало окончательную победу сторонников идеи «законности» (группа Вышинского) над сторонниками идеи «упрощения права» (группа Крыленко). Новое ведомство - Наркомат Юстиции СССР (далее НКЮ CCCP) должно было сыграть свою роль в повышении значения права в советском обществе. Под «законностью» (в представлении Вышинского А.Я.) понимался, в сущности, все тот же репрессивный произвол правоохранительных органов, только закамуфлированный под правовую доктрину. Если раньше нарушение права происходило в грубой форме и с одобрения высших функционеров наркомата юстиции, то теперь оно должно было быть скрыто под слоем законов и патетической лжи о господстве права. В конце концов, сам Крыленко Н.В. принял идею о соцзаконности в своих «покаянных» статьях в Советской Юстиции осенью 1937 г.
В чем же проявилось осознание Крыленко «ошибочности» его положений? Иначе говоря, как в практической работе наркома отразился курс на «социалистическую законность»? Прежде всего, Крыленко не собирался соблюдать независимость судей, провозглашенную в Конституции СССР, и продолжал активно вмешиваться в вопросы судоустройства и судебного процесса. В 1936 г. Из 9 циркуляров НКЮ СССР 2 содержали прямые указания судам по применению норм уголовного права. В 1937 г. Из 46 секретных циркуляров вопросам уголовного процесса было посвящено 11, судоустройству 12 актов. Из 150 приказов наркома в 1937 г. 19 содержали прямые указания по гражданскому процессу, 15 по уголовному процессу, 15 (не считая ревизий судов) по судоустройству.
Приказ № 7 НКЮ СССР от 17.01.1937 г. напрямую предписывал судам квалифицировать дела по авариям на автотранспорте по ч.1 или ч.2 ст. 59-3 УК РСФСР. 7 июля 1937 г. вышел секретный совместный приказ Прокуратуры СССР № 12/015 113 и НКЮ СССР № 6. Согласно этому документу самовольное оставление трудпоселенцами места их обязательного поселения подлежало квалификации по ч.2 ст. 82 УК РСФСР, с применением санкции, предусмотренной ч.1 ст. 82 УК. Получается, что данное «дезертирство» было криминализовано решением двух ведомств! Вышло несколько секретных директив Крыленко, которые ориентировали суды квалифицировать должностные преступления по статье 58-7 УК РСФСР.
4 сентября 1937 г. вышел Циркуляр НКЮ СССР № 36-сс. Этот документ отменял разъяснение Верховного Суда РСФСР от 15.07. 1935 г. за № с - 61/3717 и вводил новые указания для судов о содержании приговоров по контрреволюционным преступлениям. В частности в приговорах не должно было указываться на связь осужденного с какими-либо официальными учреждениями государств, с которыми СССР находится в нормальных дипломатических отношениях. Указывать, на связь осужденных с фашистскими организациями было разрешено. Согласно приказу НКЮ СССР № 25-сп от 21.11.1937 г. осужденным не вручались обвинительные заключения по спецделам (контрреволюционным).
Наряду с этим «законные» решения принимал и Верховный Cуд СССР. Например, 7 марта 1935 года вышло директивное письмо ВС СССР № 13. Согласно письму частные определения о передаче контрреволюционных дел из спецколлегий в Особое Совещание НКВД, производилось в тех случаях, когда было недостаточно улик и доказательств о виновности лица, но были факты «свидетельствующие о социальной опасности обвиняемого в силу его связи с преступной средой». То есть дела не передавались на дополнительное расследование, а передавались в НКВД, где судьба несчастных была предрешена.
Вот такая вот «законность». По мнению Крыленко, высказанному им в переиздании «Советского правосудия» в 1937 г., «независимость судей не есть независимость их от политики государственной власти. Такой независимости, которая бы позволила им не считаться ни с чем, кроме своего усмотрения, нам не нужно». В одной из статей в 1936 г. Крыленко приводил слова Ленина о несменяемости: «На деле несменяемость провести в полном виде нельзя, да и нелепо защищать ее по отношению к негодным, небрежным, худым судьям».
С другой стороны нарушение соцзаконности в 1937 г. рассматривалось, уже, как вредительство. Председатель Верховного Суда СССР Винокуров А., выступая, на 57 пленуме выделил следующие виды вредительства в органах юстиции: использование органов юстиции в целях раздражения населения; искусственное создание высокой судимости; искривления в применении законов; игнорирование гражданских дел.
Крыленко в приказе № 19-СП от 01.10.1937 г. систематизировал виды вредительства. К ним относились, в том числе, сознательная дача заведомо вредительских директив; поощрение упрощенчества и произвола в судебной практике; «смазывание» (?) контрреволюционных дел; вредительское применение закона от 07.08.1932 г. Как оказалось: «Враги народа, как выявлено, вполне сознательно применяли закон…к мелким хищениям в массовом масштабе и не применяли его в отношении действительных врагов народа». На всякий случай Крыленко выделил еще один вид вредительства: «либеральные извращения в судебной практике». Приказ производит впечатление обвинительного приговора против Крыленко, который и совершал все вышеуказанные «вредительства».
Для исправления «искривлений» в сфере соцзаконности пункт 6 приказа предписывал «тщательный пересмотр дел за прошедшие годы». Выполнить такой приказ было невозможно, такая цель по-настоящему не была поставлена.
Справедливости ради надо отметить, что в отдельных случаях НКЮ СССР предпринимал робкие попытки к укреплению соцзаконности. Так на оперативном совещании № 6 от 22.12.1936 г. было принято решение разработать законопроект «О материальной компенсации осужденного просидевшего лишнее время в результате неправильного исполнения судебного решения, а также в случае явно неправосудного приговора». Разработка этого проекта впоследствии была поставлена в вину Крыленко. 09.10.1936 г. Крыленко отменил незаконный циркуляр НКЮ Таджикской ССР № 22 о борьбе с саботажниками хлебоуборочной компании, который повышал меру уголовной ответственности выше максимального уровня.
В 1938 г. новый нарком юстиции СССР Рычков Н.М. осудил факты нарушения законности, которые допускало бывшее руководство наркомата. Приказ № 28 от 29.03. 1938 г. отменил 83 приказа и инструкции НКЮ СССР за 1936-1937 гг., т.е. почти половину. В 1938 г. был произведен пересмотр дел в отношении более миллиона людей осужденных в предыдущие годы. НКЮ СССР отменял незаконные приказы НКЮ союзных республик о дисциплинарных взысканиях в отношении судей. Например, было отменено решение наркома юстиции УССР № 11/38/357 от 23.10.1938 г. об отстранении председателя Днепропетровского областного суда. Приказ НКЮ СССР № 12 от 26.02.1939 г. строго запрещал НКЮ республик смещать судей и назначь наказания в нарушении ст.17 Закона о судоустройстве. Приказ НКЮ РСФСР № 17 от 26.02.1939 г. принятый в развитие предыдущего приказа отмечал, что факты снятия судей представителями НКЮ и наркомами юстиции АССР являются обычным делом. Кроме того, работники НКЮ давали судьям указания по конкретным делам, требовали у судов пересмотреть дела в порядке надзора. Незаконные приказы были отменены. Прямое вмешательство НКЮ СССР в судебный процесс в 1938 г. было минимальным.
Во время проведения правовых компаний НКЮ СССР и республик легко отступали от законности. Например, давление НКЮ на суды резко возросло во время проведений компаний 1940 г. по борьбе за трудовую дисциплину, против хулиганства, против мелких краж на производстве, против выпуска недоброкачественной продукции. Во время этих компаний по решениям ЦК партии, СНК СССР, постановлениям Верховного Суда СССР, приказам НКЮ СССР и Прокурора СССР уголовный процесс просто отменялся. В том числе, устранялись подготовительные заседания суда, отменялось предварительное следствие, количество материалов по совершенным «преступлениям» сводилось к минимуму, дела рассматривались заочно, закон применялся с обратной силой, не допускались ссылки на статьи 51 и 53 УК РСФСР, которые позволяли снизить меру наказания или отменить ее, все мягкие приговоры отменялись, осужденным отказывали в обжаловании приговоров. Судьи подвергались массовому давлению. Было отозвано и уволено 112 народных судей.
С переходом компании в спокойное русло среди работников юстиции усиливалась тяга к законности. 12 сентября 1940 г. на коллегии № 29 НКЮ РСФСР выяснилось, что, оказывается, есть много фактов «огульного осуждения, а также факты огульного подхода к определению мер наказания». Приказы об увольнении судей отменялись, заочное рассмотрение дел прекращалось, процесс частично восстанавливался.
Рассмотрение дел о контрреволюционных преступлениях в 1938-1941 гг. может служить примером «колебаний законности» в деятельности советской юстиции. После выхода постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» заканчивается «Большой Террор» и правоохранительные органы быстро «перестраиваются». Принимаются директивы и приказы, которые ориентируют органы юстиции на применение законов. 15 декабря 1938 г. НКЮ СССР и Верховный Суд СССР направили судам письмо, в котором указывали, «как правило, не принимать к своему производству дел, по которым выводы обвинения строятся исключительно на собственных признаниях обвиняемых, не подкрепленных никакими другими документами и возвращать такие дела на доследование» (п.1 письма). Такое письмо вполне соответствовало политики «законности» после Большого Террора. Но данный документ перечеркивал сотни тысяч уголовных дел сфабрикованных НКВД. 59-й Пленум Верховного Суда СССР (декабрь 1938 года) отменил свои предыдущие квалификации по делам о вредительстве.
Однако уже 10 января 1939 г. выходит телеграмма Сталина «О допустимости применения мер физического воздействия к арестованным». И работники юстиции тут же «дергаются» в другую сторону. 13 января Вышинский спешно посылает письмо Молотову и снимает с себя всяческую ответственность. По его мнению, письмо-приказ от 15 декабря «может давать только Пленум Верховного Суда СССР, а не Председатель. НКЮ вообще не может давать судам указания по существу их судебной деятельности». По его мнению, письмо предрешило решения декабрьского Пленума Верховного Суда СССР и подлежало отмене. СНК СССР рекомендовало отозвать письмо. 14 января 1939 г. выходит секретный совместный приказ Рычкова Н.М. и Голякова И.Т. № 16/5 (с редакцией Вышинского). Письмо от 15 декабря признавалось серьезной ошибкой. В частности было заявлено, что оно противоречило ст.58 УПК РСФСР (!?), «в которой сказано, что личное объяснение обвиняемых является одним из видов доказательств. Статья 319 УПК РСФСР устанавливает, что оценка имеющихся в деле доказательств, производится судьями по их внутреннему убеждению, основанному на рассмотрении всех обстоятельств дела в их совокупности. Следовательно, суд не вправе возвращать дело к доследованию без проверки этих документов в судебном заседании только на том основании, что выводы обвинения построены исключительно на собственных признаниях обвиняемого». Таким образом, судья, конечно, оценивает все обстоятельства дела, но он «не вправе». Одним из интересных следствий этой истории стало решение Политбюро ЦК об обязательном согласии Вышинского на принятия актов определяющих судебную политику. Впредь начальник правового отдела СНК СССР не соглашался принимать акты в сфере юстиции, если на них не стояла виза Прокурора СССР.
После письма Сталина (10 января 1939 года) и отмены секретного приказа № 16/4-с органы юстиции некоторое время проявляли рвение в ужесточение борьбы с контрреволюционными преступлениями. Так согласно директиве Рычкова (11 февраля 1939 г.) суды по-прежнему допускали некритичный подход к отказу подсудимых от показаний. Суд должен разоблачать такие попытки, а не поощрять их гласил приказ! В совместном директивном письме Прокуратура и НКЮ СССР № 16/13-сс от 22.03.1939 г. анализировали плохую работу судов по делам о контрреволюционных преступлениях. Судьи получали взаимоисключающие указания. С одной стороны предписывалась строжайшая борьба с нарушением процессуальных норм, с упрощенчеством. С другой стороны беспощадная борьба с контрреволюционными преступлениями.
Письмо предписывало судьям критично подходить к заявлениям подсудимых об отказе от показаний, данных на предварительном следствии. Эти заявления являются «нередко классовой вылазкой». «Имеется немало случаев, когда суды возвращают дела на доследование только по заявлениям обвиняемых на суде об отказе от своих показаний». Такая практика запрещалась. Адвокаты не имели права задавать вопросы об избиении обвиняемых и свидетелей на предварительном следствии. Судьи не должны были подводить свидетелей к отказу от своих показаний.
Однако уже 5 апреля Политбюро приняло решение, согласно которому областные суды получили право снимать судимость по статье 58 УК, если лица не менее 3-х лет после освобождения не совершали новых преступлений (по просьбе Берия и Вышинского). После этого суды вновь ориентировали на восстановление правосудия. На эту тему вышла серия секретных приказов НКЮ союзных республик, НКЮ СССР и постановлений Пленума Верховного Суда СССР. Усиливаются репрессии в отношении сотрудников НКВД совершивших преступления против обвиняемых. В 1939 году многие из них были осуждены «за превышение должностных преступлений», а в 1940 году их дела вновь пересматривались и военные трибуналы осудили тысячи чекистов к высшей мере наказания. Таким образом, Сталин заметал следы своих преступлений, Вышинский усиливал влияние подопечных ведомств, а Берия чистил НКВД от людей Ежова. В таких условиях объем дел рассматриваемых в особом совещании резко сократился. Основную часть контрреволюционных преступлений рассматривали военные трибуналы и судебные коллегии по уголовным делам областных и верховных судов. В число новых жертв также попались члены парткомов, травившие сослуживцев. Пленум Верховного Суда СССР, прямо санкционировал начало массового пересмотра дел осужденных по 58 статье в 1936-1938 гг. В Правде была опубликована статься призывавшая арестовывать клеветников. Действительно многие дела были пересмотрены и многие доносчики были осуждены. Оправданных людей восстанавливали на прежней работе. Рожнева Ж.А. приводит пример из практики Новосибирского областного суда. 24-26 сентября 1939 г. выездная сессия Судебной коллегии по уголовным делам Новосибирского областного суда прово¬дила повторное слушание дела по обвинению группы колхозников (6 человек) из колхоза «Ленинский труд» Черепановского района, которые в 1938 г. были приго¬ворены по статьям 58-7, 58-10 к большим срокам лишения свободы. На суде было установлено, что никаких документов, подтверждающих обвинение, в деле не имелось, проводившие следствие сотрудники райотдела НКВД применяли меры насилия, как к обвиняемым, так и к свидетелям. Многочисленные факты якобы контрреволюционной деятельности подсудимых либо вообще не имели места, либо представляли извращенную интерпретацию событий, что делало обвинение абсолютно безосновательным. В результате суд оправдал всех обвиняемых.
На протяжении 1939 года сторонники Вышинского несколько раз предлагали начать массовый пересмотр приговоров по делам о контрреволюционных преступлениях. Подобный пересмотр мог сильно дискредитировать НКВД и Военную коллегию Верховного Суда СССР, поэтому они изо всех сил сопротивлялись. 3 декабря Рычков-Голяков-Панкратьев (нарком юстиции, председатель Верховного Суда, Прокурор СССР, и стоявший за их спиной Вышинский) направили на имя Сталина и Молотова письмо, в котором просили начать массовый пересмотр дел вынесенных Военной коллегией в годы Большого Террора. Голяков предлагал, минуя Пленум (из-за секретности) пересмотреть эти дела в узком составе - Никитченко, Ульрих, Панкратьев (другой вариант - Голяков, Никитченко, Ульрих, Панкратьев). Ульрих и Берия выступили резко против этого пересмотра. Сталина такой пересмотр тоже не устраивал, и предложение было отклонено. 13 декабря Панкратьев попытался вновь обратить внимание вождя к проблемам связанным с деятельностью НКВД. Органы прокуратуры накопили много данных об осуждении бывшими тройками и особым совещанием НКВД лиц к ВМН, при этом во многих приговорах не содержалось вообще никаких указаний на совершение каких-либо преступлений. В этой связи Прокурор СССР, предлагал поручить пересмотр таких дел только Особому совещанию. Решения троек подлежали отмене, состав преступлений мог быть переквалифицирован на другие виды деяний. Пусть: «Особое совещание выносит соответствующее решение и вместе с тем постановляет о неприведении в исполнение своего решения за смертью осужденного»! Помимо крайне странного способа для разрешения массовых нарушений закона принятие постановления по такому вопросу не только дискредитировало НКВД, но также снимало ответственность с органов юстиции и к тому же заставляло полицию позорным образом замазывать свои грехи. Если для Панкратьева мыслящего юридическими категориями такая странная конструкция была возможна, то у Сталина подобная казуистика, скорее всего, должна была вызвать раздражение. Постановление соответственно не было принято. Наконец 23 апреля 1940 года был подписан приказ НКВД/Прокуратуры СССР, согласно которому постановления бывших троек подлежали пересмотру только в Особом совещании.
Берия, используя дело Магера (история дела прекрасно описана в воспоминаниях Афанасьева Н.П.), он добился принятия решения Политбюро ЦК ВКП (б) по которому освобождение арестованных за контрреволюционные преступления производилось только с согласия органов НКВД. Вышинский едва успел присоединиться к этому решению, как только почувствовал отношение Сталина. Пленум Верховного Суда СССР и НКЮ СССР были вынуждены принимать позорные и противозаконные акты, подтверждающие это решение.
Согласно секретному приказу НКЮ СССР и Прокурора СССР № 058 от 20.03.1940 г. «О порядке освобождения из под стражи лиц, оправданных по делам о контрреволюционных преступлениях» оправданные лица не подлежали немедленному освобождению судами из-под стражи, а должны были направляться в те места заключения, откуда они были доставлены в суд. Суды обязаны предварительно выяснить в органах НКВД, не имеются ли с их стороны каких-либо возражений в отношении освобождаемых «независимо от вынесения по данному делу оправдательного приговора»?! «Освобождение из-под стражи указанных…лиц возможно лишь по получении от органов НКВД сообщения об отсутствии к тому каких-либо препятствий с их стороны»!!!
По этому приказу судье лучше всего было молча утверждать решения принятые в НКВД, чтобы не допустить большего позора. По совместному приказу Прокуратуры СССР и НКЮ СССР № 96/62 с от 09.05.1940 г. порядок освобождения из-под стражи указанный в приказе № 058 распространялся на все дела расследованные органами НКВД и переданными в суд. Приказ № 0160 от 01.08.1940 г. ограничил действие приказов №№ 058 и 96/62-с только делами НКВД (очевидно, имеется в виду следствие и специальные подразделения), исключив милицию и прокуратуру. 23 мая 1940 года вышло аналогичное постановление Пленума Верховного Суда СССР № 14/7/у/с. Текст Постановления казуистично выражался в таком духе, что, мол, оправданный может быть свободен по данному делу. А если целесообразно его оставление по другим делам? Постановление прямо предписывало: «При вынесении оправдательного приговора по делам НКВД о контрреволюционных преступлениях направлять подсудимого в место лишения свободы, где он содержался». Вот тебе и УПК!
Вообще суды совершали уйму нарушений при рассмотрении контрреволюционных дел. То, выносили оправдательные приговоры, то допускали адвокатов к секретным документам, то рассматривали дела свыше 20 дней. Иногда они выносили частные определения о привлечении к уголовной ответственности работников НКВД за применение неправильных методов следствия только по одному заявлению обвиняемых! Судьи стремились найти нормы, позволяющие несчастным людям избегнуть государственного террора. Судьи указывали на недостаточность доказательств, оправдывали подсудимых по ст.ст. 6,8 УК РСФСР, как утратившие общественно-политической значение, выносили краткосрочные меры наказания, Верховный Суд СССР отменял обвинительные приговоры, дела рассматривались долго, т.е. жертва могла прожить еще несколько месяцев.
Все эти действия были запрещены по приказу НКЮ СССР № 0117 от 28.06.1940 г. Пункт 6 приказа предписывал: «не ослабляя борьбы с неосновательным привлечением и осуждением, не допускать случаев вынесения оправдательных приговоров по мотивам недостаточности собранных по делу доказательств в отношении таких обвиняемых, личность которых по их прошлой деятельности требует дополнительной проверки дела либо в отношении которых могут быть приняты меры несудебного характера»! То есть жертва передавалась НКВД либо для «дополнительного расследования», которое могло продолжаться вплоть до похорон, либо для самостоятельной расправы НКВД над гражданином Страны Советов. В любом случае несчастный «контрреволюционер» не мог вырваться из машины НКВД.
Одновременно с этим интересным приказом вышел приказ Прокурора СССР № 117/75 с от 27.06.1940 г. надзор за следствием по делам об измене, шпионаже, терроре и диверсиях возлагался на прокуратуру по спецделам, а утверждение обвинительного заключения и определение подсудности возлагалось на военных прокуроров! Вскоре надзор по спецделам превратился в «несуществующий надзор» (по выражению Афанасьева А.П.).
Следующие месяцы НКЮ СССР, тщательно контролировало исполнение приказа 0117. Его применение регулярно обсуждалось на коллегии наркомата, на совещаниях в верховных судах. При этом якобы работа предварительного следствия постоянно улучшалась. 27 сентября коллегия НКЮ СССР прямо обязал суды прекратить осуждение по контрреволюционным делам на короткие сроки. Началась проверка судебной практике по этим делам. Были проведены сплошные ревизии по всем республикам по сигналам НКВД. Было снято несколько судей, в том числе Даллякян (председатель Верховного Суда Армении). Осенью 1940 года была признана неудовлетворительной работа НКЮ РСФСР, НКЮ УССР и НКЮ УзбССР. Органы юстиции подвергались осуждению за большие остатки дел, нарушение сроков, либерализм.
Накануне войны расширяется круг лиц привлекаемых к ответственности по 58 статье. Выходит директива НКВД, НКЮ и Прокурора СССР № 87/06/пр/29 от 28 апреля 1941 г. согласно которой, побеги заключенных из лагерей должны были квалифицироваться по статье 58-14 УК РСФСР, то есть как контрреволюционный саботаж и могла применяться высшая мера наказания. Дело расследовалось в срок не более месяца. Приговор объявлялся заключенным лагерей. Вскоре (2 июля) эта директива была распространена на осужденных совершивших побег до издания директивы (то есть закону была придана обратная сила). Побеги несовершеннолетних должны были квалифицироваться по статье 82 УК РСФСР (побег).
В статье раскрыт правовой механизм осуществления социалистической законности в 30-е годы ХХ века. Автор показал на примере трех сюжетов (позиция руководителей органов юстиции, компании 1940 года и правовая политика в сфере контрреволюционных преступлений) в какой степени деятельность органов юстиции зависела, во многом, от сиюминутных устремлений руководства страны. Вынужденные участвовать в компаниях Сталина работники юстиции колебались от «террора» к «законности» и обратно. «Соцзаконность» использовалась как один из инструментов давления на судей. Руководство Юстиции изменял характер применения законности по отдельным категориям дел. Например, по делам о контрреволюционных преступлениях законность, как правило, отсутствовала вовсе. По остальным категориям дел, а также в сфере судоустройства предпринимались попытки обеспечить соблюдение закона. Во время крупных правоохранительных компаний эта «законность» быстро отбрасывалась в сторону и, давление на суд возрастало. Соцзаконность превращалась в политическую игру, в один из инструментов давления на судей, наряду с борьбой с «либеральными извращениями». Судья должен был угадывать, изменение политического сезона.
Иногда руководители органов юстиции отдавали взаимоисключающие указания об одновременной борьбе за законность и о борьбе с ней же (с либеральными извращениями). В таком случае они просто не были уверены, что знают истинное отношение Сталина к данному мероприятию.
ПРИМЕЧАНИЯ
Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.151-182; Сырых В.М. Н.В.Крыленко - идеолог советского правосудия. М., 2003. С.324-368.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.17, л.23; оп.1А, д.1, л.29,34; ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, 37.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1А, д.2, л.150; ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, л.6.
ОГАЧО, ф.Р-916, оп.22, д.8, л.36.
Крыленко Н.В. О суде и праве в эпоху социализма // Известия. 1936. № 136. С.3; Крыленко Н.В. Советское правосудие. Суд и прокуратура в СССР. 2-е изд. М., 1937. С.12.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.12, л.51; оп.1А, д.3, л.78-96.
ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1, д.1, л.8; д.11, л.3; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.235.
ГАРФ, ф. А-353, оп.13, д.7, л.38-41; д.10, л.56-64; ф. Р-9492, оп.1, д.27, л.47, 83-84,283; оп. 1А, д.4, л.157-162.
Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. ХХ век. 1937-1953 гг. М., 2001. С.207-210; Кожевников М.В. История советского суда. М., 1957. С.280-283; Постановление Пленума ВС СССР // СЮ. 1940. № 13. С.5-8; Постановление Пленума ВС СССР. 15 августа 1940 г. // СЮ. 1940. № 14. С.7-8; Постановление СНК СССР № 1679 // СЮ. 1940. № 17/18. С.3; Приказ НКЮ СССР и Прокурора СССР // СЮ. 1940. № 13. С.5; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С.292-313; Справочник народного судьи. М., 1946. С.99,150,213-215; Хлевнюк О. 26 июня 1940 г.: иллюзии и реальности администрирования // Коммунист. 1989. №9. С.86-96; ГАРФ, ф. А-353, оп.13, д.10, л.135-138, 168, 175, 178, 181; д.14, л.67, 71-72,78,106, 137; оп.16, д.35, л.45; ф.Р-5446, оп.24а, л.152-154; оп.25а, д.375, л.83,95,100-102,105,108; оп.81а, д.357, л.113; ф.Р-9492, оп.1, д.42, л.27; д.47, л.303-305,346, 356,381-400,443,468; д.1538, л.175; оп.13, д.10, л.175-178; д.14, л.67,71-72,74-80,104-106,137.
Кудрявцев В.Н., Трусов А.И. Политическая юстиция в СССР. СПб., 2002. С.291,292; Соломон П. Советская юстиция при Сталине. М., 1998. С. 248; ГАРФ, ф.Р-5446, оп.23а, д.316,л. 1-29; ф.Р-9492, оп.1А, д.5, л.27-28.
Муранов А.И., Звягинцев В.Е. Досье на маршала. Из истории закрытых судебных процессов. М., 1996. С.127-129; ГАРФ, ф.Р-9492, оп.1А, д.5, л.93-97.
Обухов В.В. Правовые основы организации и деятельности военных трибуналов войск НКВД СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. (ист.-пр. исслед.). Кандидатская диссертация. М.,2002.Л.65-66; Пленум ВС СССР // Правда. № 262. С.64; Рожнева Ж.А. Политические судебные процессы в Западной Сибири в 1920-1930-е гг. Кандидатская диссертация. Томск, 2003. Л.192; РГАНИ, ф.89, перечень 73, д.5, л.1-3, д.6, л.1; д.7, л.1-3; д.164, л.1-2.
Звягинцев А.Г., Орлов Ю.Г. Приговоренные временем. Российские и советские прокуроры. ХХ век. 1937-1953 гг. М., 2001. С.180-183; Ушаков С.Ю., Стукалов А.А. Фронт военных прокуроров. М., 2000. С.84-89; ГАРФ, ф.А-428, оп.3, д.50, л.1-37; ф.Р-9492, оп.1А, д.63, л.46, 168; д.62, л.70.
ГАРФ, ф.Р-8131, оп.37, д.528, л.18; ф.Р-9474, оп.1, д.123, л.14; ф.Р-9492, оп.1А, д.62, л.7-14; ОГАЧО, ф.Р-1041, оп.4, д.6, л.70.
Романовская В.Б. Репрессивные органы и общественное правосознание в России ХХ века. Спб., 1997. С.358-359; Сборник законодательных и нормативных актов о репрессиях и реабилитации жертв политических репрессий. М., 1993. С.36-37.